Души одобрительно зашумели.
Виктор почувствовал, что теряет нить происходящего. Пока он пребывал здесь, на Земле прошло два часа. Он даже чувствовал, как затекли его ноги, как ныло уставшее от однообразной позы тело. Наставник понимал, что скоро проснутся Даша и Марина, и Виктор не узнает главного. Поэтому все дальнейшее Виктор видел схематично
Публиус тут же взмахнул рукой. На сцене появилась карта. Замелькали различные местности, города Земли. Причем после каждого региона он указывал на какую-либо душу.
«Задания раздает», – понял Виктор.
Затем докладчик метнул ему какой-то листок, который тут же оказался у Виктора в руках, несмотря на то, что сидел он довольно далеко. Виктор увидел изображенную на старой пожелтевшей бумаге географическую карту Кавказа, а точнее Дагестана. Глава указал на него вновь. Виктор утвердительно кивнул, чтобы показать, что согласен, а затем подписался внизу листка. Перо само оказалось в руке. Это действие по смыслу напоминало подписание контракта или дополнительного соглашения к нему.
После этого наставник положил Виктору руку на плечо, и они оказались снова среди звезд.
«Зона убытия», – сразу узнал Виктор место рядом с вратами.
– Почему опять скачками-то? – завелся он. – То медленно, то опять рывками какими-то.
– А потому, что ты не можешь в этой своей жизни целыми днями медитировать, – с жаром включился наставник.
– Тебе еще жить, собственно. Нужно, семьей заниматься, работать. Ты же кайф ловишь от всего потустороннего. Вот я что могу тебе показать, что успеваю – показываю. Да не злись, ты же все понял.
– Да, – сразу скис Виктор. – Цель ясна. Дагестан.
– Точнее, Хасавюрт, – перебил учитель.
– Сон – возможный теракт?
– В точку, – подтвердил наставник.
– Сиять лучше через день? – продолжал Виктор.
– Можешь раза два в неделю. Времени хватает. Да не кисни. Справимся быстро, нам посерьезнее что-нибудь подкинут, – весело подмигнул наставник.
– Ага, Третью Мировую останавливать, – сострил Виктор. – Ладно, давай. До встречи.
Они обнялись. Виктор развернулся и тут же пулей нырнул сквозь врата в тоннель. Пока он спускался, услышал, как проснулась и заплакала Дашка. Как встала Марина и позвала его. Виктор быстро спускался вниз, скользя по серебряной нити, связывающей душу с телом. Порвать ее было нельзя до смерти, а растягивать можно до бесконечности. По молодости Виктор экспериментировал с нитью достаточно часто и убедился в этом на опыте.
Когда Марина позвала его в третий раз, он уже встал, чуть не упав из-за затекших ног. Ударившись в темноте о стену головой, открыл дверь и, раздраженно щуря глаза от света, вышел из ванной.
Следующей ночью наставник пришел к нему во сне.
Виктор стоял посреди сада в деревне у деда. Того самого, из своих детских воспоминаний. Он хорошо его помнил, потому что в деревне у деда и бабки ему очень нравилось. Старый яблоне-вишневый сад, наполненный запахом фруктов, ягод и мяты. Там было спокойно и тихо. Когда Виктор попадал в этот сад, он всегда оказывался в атмосфере всеобъемлющей, вселенской любви к себе. В детстве он почти каждое лето проводил у бабушки с дедом. Там ему всегда были рады.
Виктор стоял посреди этого сада, смотрел в звездное августовское небо и наслаждался тишиной, запахом свежей листвы и ночью. Он радовался саду и понимал, что этого сада давно уже нет, его продали вместе с домом через год после смерти деда, бабушка умерла за три года до этого. Виктор смотрел на звезды и понимал, что все это ему снится.
Вскоре рядом появился наставник.
– Привет, сынок, – услышал Виктор и обернулся.
Одетый в белый широкий плащ с капюшоном в лунном свете стоял Зоран.
– О! За мной Ку-клукс-клан пожаловал?
Наставник улыбнулся и снял капюшон.
– Я ценю твою веселость, но хочу сказать сразу – ты отнесись серьезнее к нашему заданию. Это не просто шанс. Это вызов как для тебя, так и для этого мира, – произнес торжественно наставник.
– Не понял? Что за мессианство такое? – удивился Виктор.
– Ты, пойми, если мы с тобой начинаем серьезно практиковать «излучение» энергии любви и «трансляцию» этой энергии через места силы, то своими действиями ты приведешь в движение целый комплекс сил и энергий в этом мире, и мир начнет меняться. Чем серьезнее ты, молодой самовлюбленный балбес, к этому отнесешься, тем больше реальных жизней мы вместе сможем спасти, тем сильнее изменится вселенная.
– С сиянием понятно, а вот с местами силы? – перебил Виктор. – Ты мне даже не рассказывал про это!
– Это следующий шаг, скоро узнаешь. Пока я прошу тебя максимально серьезно отнестись к своим полетам и выходам из тела, – наставник говорил властно и уверенно, весь его облик сиял в лунном свете, и вся природа, деревья и сад словно откликались на его слова. Ветер усилился, по небу понеслись редкие обрывки облаков, местами скрывавшие сияние звезд. Виктор напрягся и пристально посмотрел на наставника, слушая его очень внимательно.
– Старайся, но перегружаться и зацикливаться также нельзя. Весь секрет в том, что каждому своему делу нужно отдаваться полностью, но ничему без остатка, – наставник продолжал свою речь. – На работе в своих бесконечных командировках не думай о своих полетах и своей второй, скрытой жизни. На работе – работай! Ищи клиентов, налаживай с ними отношения. Ты работаешь в достаточно гармоничной организации и, продавая медицинское оборудование, помогаешь людям лечиться и укреплять здоровье, – глаза наставника сияли, усилившийся ветер трепал его седые волосы. Ветви старых деревьев качались и оглушительно скрипели. Виктор был заворожен увиденным, и слова наставника проникали вглубь сознания, растворяясь в нем.
– Дома полностью отдавайся семье и ребенку, помни, что другого детства у твоей дочери не будет! Ну а когда сияешь – сияй! Забудь обо всем и открой свое сердце! В конечном итоге мы все живем ради того, чтобы испытать любовь в тех или иных формах!
Вдруг все стихло. Сад замер. Небо вновь оказалось чистым. На востоке появилась тонкая, едва различимая полоска зарождавшейся зари. Виктор сделал шаг навстречу наставнику. Тот улыбнулся. Вдруг все исчезло. Будильник. Заиграла знакомая мелодия телефона.
– Спасибо за сад, – спросонья пробормотал Виктор.
– Сад? Какой сад? – спросила Марина, позевывая.
Виктор улыбнулся и поцеловал ее.
– Сад деда приснился. Помнишь, я тебе рассказывал?
Анна
Каре светлых волос обрамляло ее немного бледное, без морщин, лицо. Маленький, чуть вздернутый нос, темно-голубые глаза и рот, всегда готовый улыбнуться. Она выглядела лет на пять-семь моложе своего возраста. Всегда тонко шутила, свободно говорила на четырех языках.
Такой Виктор узнал свою двоюродную сестру, когда ей было уже сорок пять. Раньше они не имели возможности общаться, поскольку она жила очень далеко.
Анна родилась в Амурской области, в Благовещенске. Из всех мест, в которых она жила, этот город запомнила меньше всего. Воспоминаний детства было немного. Часто было холодно, шел снег. Она жила с бабушкой, которая не чаяла в ней души – часто играла с ней и много читала. Еще она хорошо помнила бабушкин дом – тогда он казался огромным – большую русскую печь, черного в белых пятнах кота Мурлыку, старую развесистую яблоню у крыльца, корову Зорьку.
Другое сильное воспоминание из детства – как она плакала по ночам, скучая по родителям.
С двух до семи лет Анна жила с бабушкой. Ее молодые родители сначала учились в институтах, затем, перебравшись во Владивосток, поступили в аспирантуру, там у них родился еще один ребенок – сын. Аню забрали к себе только перед самой школой, когда Диме исполнилось два года. Аня сначала очень злилась на брата за то, что он жил с родителями, а она нет; потом, когда ее забрали, простила его. Он был совсем маленьким и все равно еще ничего не понимал.
Во Владивостоке Анна закончила школу, получила первое высшее образование на факультете иностранных языков, встретила своего мужа Николая. У них родилась дочь. Затем наступили тяжелые времена: страна развалилась и Дальний Восток стал ей совсем не нужен, точнее, новой власти было не до него. Тогда Николай предложил переехать в Китай.
Они прожили в Китае три года, за которые Анна родила еще одну дочь и успела выучить китайский. Но хорошей работы они найти не могли, а с бизнесом не ладилось. Сказался отличный даже не от русского, а от европейского вообще менталитет китайцев. Иногда Анне казалось, что китайцы и не люди вовсе, а представители инопланетной цивилизации, случайно оказавшиеся на Земле, настолько отличались их привычки, традиции, поведение. Но несомненным плюсом для Анны стало то, что она увлеклась ушу, медитацией, различными оздоровительными практиками и прониклась культурой Востока.
В конце концов Николай нашел достойную работу, но для этого пришлось вновь вернуться во Владивосток, где его взяли на кафедру химии. Жалование было мизерным, но он смог продолжать заниматься наукой. Через два года он выиграл международный конкурс и заключил контракт. Новое место работы находилось в Японии. Они вновь переехали – в Йокогаму. Снова жизнь Анны кардинально изменилась Легче было только из-за того, что они с мужем знали японский и уровень жизни у них был теперь гораздо выше, чем в России или в Китае.
Анна радовалась за мужа: он работал химиком в крупной корпорации, но сама не могла устроится на хорошую работу. Приходилось довольствоваться случайными переводами и небольшими деньгами, поскольку русская диаспора была маленькой и заказов найти удавалось немного.
В это время Анна впервые столкнулась с депрессией. Муж пропадал на работе, дома она была только с детьми, друзей и тем более родственников у них здесь не было. Даже созванивались с родными редко – переговоры стоили дорого. В какой-то момент Анна почувствовала себя в вакууме. Конечно, у нее была квартира, хоть и служебная, предоставленная работодателем мужу, но она могла считать этот дом своим. Дети учились в японской школе и свободно общались со сверстниками, у мужа на работе все было хорошо и начальство ценило его. В Японии существует особая корпоративная культура общения. Считалось обязательным после работы проводить время вместе с коллективом. Всем отделом сотрудники ходили в кино, караоке, бары. Компании специально выделяют на эти мероприятия достаточно большие деньги и отказываться от их посещения не принято. Нельзя тем самым показать неуважение. Совместный отдых сплачивал коллектив, сотрудники становились не только друзьями, они становились настоящей семьей. Эффективность и работоспособность росла.
Николай уходил утром, а возвращался около десяти вечера, иногда в двенадцать. Анне временами казалось, будто она уперлась в невидимую стену. Она вдруг осознала, что у нее нет цели в жизни, а просто растить детей и ждать дома мужа Анна уже не могла.
Эти мысли боролись в ней с любовью к семье и чувством долга. Ей казалось, что она, вроде бы, не одинока, но одна, окружающим словно не до нее, и она так и просидит в четырех стенах все свои лучшие годы. А может они уже давно прошли, а она их просто не заметила.
С каждым днем ей становилось все тяжелее прятать за улыбкой грусть, смеяться вместе с мужем и детьми, когда так хотелось заплакать. Она не могла сказать, что ей хочется в Россию. Она любила свою родину, но время, проведенное там, нельзя было назвать ни счастливым, ни лучшим в жизни.
С родителями и братом Анна поддерживала отношения, но близкими их назвать было сложно, хотя она их искренне любила. Может, сказалось то огромное расстояние, которое разделяло их, может, просто не сложилось из-за детских переживаний.
Вскоре у нее нарушился сон, она стала худеть, пришлось обратиться к врачу, но от прописанного снотворного лучше не становилось.
Помог случай. Одна знакомая рекомендовала ее как переводчика для одной фирмы, и вскоре Анне поступил крупный заказ. Ей предстояло перевести несколько книг. Заказчиком выступала Протестантская церковь, точнее, издательство, в котором местное отделение церкви решило их напечатать. Сначала ее попросили перевести на японский с английского, а через пару месяцев и на русский. Потом были еще заказы.
Через некоторое время Анну вместе с семьей пригласили на торжественный вечер, посвященный презентации серии книг, среди которых были и те, что переводила она. На празднике было несколько русскоязычных семей, выходцев из бывшего Советского Союза. Вечер прошел легко и весело, они много общались, к Анне многие подходили и благодарили за ее участие. Атмосфера единения, общей радости и одного общего, такого хорошего и такого нужного для всех дела захлестнула ее и, точно бальзам, пролилась на душу. Так спокойно, радостно и хорошо она давно себя не чувствовала. Вернувшись домой, они с мужем еще долго смеялись, вспоминая вечер, обсуждая, делясь впечатлениями о новых знакомых и том месте, где они побывали.
Николай был так рад, что у Анны снова загорелись радостным огоньком глаза. Он вновь узнавал в своей жене ту девушку, с которой встретился во Владивостоке.
Незаметно Анна все чаще и чаще стала общаться с членами протестантской церкви в Йокогаме, как русскоязычными, так и местными. Все они оказались милыми, искренними, готовыми всегда прийти на помощь людьми. Постепенно Анна все больше окуналась в жизнь церкви и, все больше отогреваясь, искренне уверовала. Это не знакомое ранее чувство, родившееся в ней здесь, в Японии, переполнило ее.
Сначала было похоже на то, что внутри нее, где-то в области сердца открыли кран или забил родник, только вместо воды сердце переполняла любовь и тихая спокойная радость. Любовь к Богу переходила в любовь к окружающим и ко всему миру вокруг. Наконец она обрела то, что так долго искала. Она будто бы вновь родилась. И эта новая жизнь для нее стала другой, наполненной смыслом, радостью и любовью. Теперь Анна совсем по-другому смотрела на свои заботы по дому. Даже в повседневной рутине она нашла удовлетворение, реализуя через мелкие домашние дела свою любовь к мужу и детям, а через них, свою любовь к Богу.
У нее прибавилось работы и друзей. Дни больше не тянулись уныло и однообразно. Они были заполнены радостью, общением и трудом, стремительно пролетая.
Через несколько месяцев она забеременела и в положенный срок родила сына Василия, который стал для нее символом окончательного преодоления кризиса и внутреннего, духовного возрождения.
Виктор
С детства Виктор чувствовал и видел не так, как все. В одно время ему казалось, что он ненормальный. Но природа наградила его крепкой психикой, а Бог – терпимыми и внимательными родителями. Поэтому Виктор не свихнулся, когда ночью ему периодически стали являться умершие родственники, и не загремел в психушку, когда стал рассказывать об увиденном родителям.
Сначала они относились к рассказам сына, как к плодам разыгравшейся фантазии пятилетнего ребенка, но, когда Витя начал упоминать о деталях и вещах, о которых не мог ничего знать, и стал передавать родителям советы от умерших прабабушки и прадедушки, те не на шутку испугались за сына.
Как-то раз отец даже устроил Вите экзамен, пытаясь найти в рассказах мальчика какие-то слабые места. Но после того, как Витя в мельчайших деталях рассказал о том, как отец чуть не утонул и как его спас дед, а потом отцу долго снился один и тот же сон, в котором дед бежит по бесконечно длинному деревянному помосту и не успевает его спасти, родители убедились, что их сын обладает определенными способностями. Отец сам забыл об этой истории, поскольку произошла она в раннем детстве и память заблокировала воспоминания о шоковой ситуации. Он даже маме о ней никогда не рассказывал.
Родители сразу же строго-настрого запретили сыну распространяться о своих необычных способностях. Особенно следила за этим мама. Практически каждый день она напоминала сыну о том, чтобы он ни с кем не разговаривал на потусторонние темы и вел себя как все. Его даже наказывали, если он забывался и чем-либо в играх или общении выдавал себя. Родители переживали и боялись, что воспитатели, а позже педагоги, сочтут сына сумасшедшим, или над ним будут издеваться сверстники.
Но Витя и сам все прекрасно понимал. Повышенное внимание родителей к необычным способностям сына постепенно сформировало в нем определенную замкнутость, закрытость. Постоянно ему приходилось контролировать свои слова и поведение, думать о возможной реакции окружающих. Самое главное качество, которое ему прививали с детства, – самоконтроль – с одной стороны формировало его волю, а с другой – делало его жизнь намного сложнее.
После, вспоминая свое детство, он часто ловил себя на мысли, что больше всего был похож на разведчика. Такой маленький Штирлиц, старающийся быть как все, скрывавший от окружающих свою непохожесть, свою вторую «потустороннюю» жизнь.
Он нелегко входил в новый коллектив, заводил друзей, или просто знакомился. Ему всегда было сложно сделать первый шаг, начать общение. Поэтому частенько он играл один, и ему не было скучно. Неосознанно стараясь отгородиться от возможного внимания со стороны окружающих, он занимал себя сам, и одиночество формировало в нем самодостаточность. Кроме того, его обособленность и, как следствие, почти отсутствие влияния улицы, а точнее сверстников на этой улице, привело к формированию нестандартного мышления, богатого воображения и фантазии, что во многом способствовало в дальнейшем еще большему развитию дара.
Но с самого детства Витя тяготился своими способностями и относился к ним как к «клейму», не дающему ему жить нормальной жизнью обычного человека. Он страдал, но не мог себя переделать. Несколько раз ему снился один и тот же сон.
Лето, яркое солнце, на небе ни тучки, он во дворе хочет поиграть с другими детьми, но они избегают его. Он что-то говорит им, улыбается, старается быть приветливым, но они все, как один, отворачиваются, спешат уйти. Они все его знают, потому что живут в его дворе, но никто не хочет с ним играть. Вдруг одна девочка – соседка из его подъезда – соглашается поиграть, но к ней тут же подбегает парень. Он чуть старше Вити и живет в доме напротив. Он быстро берет девочку за руку и уводит, четко и громко, чтобы слышал Витя, произнося лишь одну фразу:
– Пойдем, пусть он и дальше остается в своем тесном мирке!
Витя всегда просыпался после этих слов, и всегда его охватывал липкий, холодный страх – страх одиночества.
– Нет! Этого не будет! – твердил он сам себе, пытаясь успокоиться. – Этого не будет!
Постепенно Витя научился пользоваться своими способностями скрыто, не выдавая себя, ни с кем об этом не разговаривая.
Витя ощущал себя тем самым гадким утенком из сказки. Почему-то он знал, что способен на большее. Знал, что когда-нибудь по-настоящему раскроется и станет самим собой.
Закончив школу, Виктор отправился в Омск – поступать в Медицинскую академию. Он решил, что, став врачом, сможет использовать свои способности на благо людям. Кроме того, он рассчитывал, вырвавшись из привычной среды, начать, наконец-то, жить так, как он хочет. Время, проведенное в школе, не принесло ему счастья, и он надеялся получить свое в академии.
Поначалу родители были против и не хотели отпускать сына из родного Нижневартовска, но Витя был настойчив и всегда находил нужные слова. Дольше всего сопротивлялась мама, но и она, в конце концов, поняла, что у сына нет особых перспектив в родном городе.
Витя отправился поступать в Омскую медицинскую академию вместе с другом Мишкой. Тот тоже хотел стать врачом. Последний год они усиленно готовились к поступлению. Именно Мишка уговорил друга поступать на стоматологический факультет. Парни часто мечтали, как уедут в другой город и заживут новой, взрослой, жизнью, будут хозяевами сами себе.
Но Мишка завалил химию, а Витя выдержал все экзамены и был зачислен на факультет стоматологии. Мишке пришлось вернуться домой, а Витя остался один в незнакомом городе.
«Ну и ладно, – думал он. – Пусть так. Новый город – жизнь с чистого листа».
Виктор старался быть максимально общительным и веселым. Он специально поселился в общежитии, хотя родители предлагали ему снять квартиру. Он захотел изменить себя и начал с самого для себя тяжелого. Каждый день ему приходилось знакомиться с огромным, по сравнению с его прошлой жизнью, числом людей. Он еле успевал запоминать имена новых знакомых. Поначалу Виктору было тяжело, он стеснялся, тянуло снова замкнуться в себе, но постепенно, постоянно находясь на виду, контролируя себя, стараясь преодолеть свою скованность, он стал вдруг замечать, что ему начинает это нравиться. Понемногу он стал получать удовольствие от общения. Постепенно количество перешло в качество. Его манера держаться, шутки, смех – все стало более естественным. Виктор даже стал ловить на себе взгляды сокурсниц, чего раньше с ним никогда не было. Он понял, что находиться на правильном пути.
«Гадкий утенок становится лебедем!» – повторял он все чаще.
Постепенно Виктор обзавелся большим количеством друзей, не только в меде, но и в располагавшихся неподалеку политехе и автодорожном институте. Он был вхож в несколько абсолютно разных компаний, и в каждой его принимали за своего, в каждой он находил что-то интересное для себя. Ему нравилось общаться с разными людьми, он, словно губка, впитывал те качества и навыки, которых ему не доставало. Даже в одну не самую хорошую компанию вписался. Причем, чтобы занять в ней свое место, ему приходилось частенько драться, что в свою очередь вылилось в увлечение армейским рукопашным боем.
В меде круг его общения был более интеллектуальным и для того, чтобы соответствовать уровню, помимо учебы приходилось много читать, потому что именно книги и, пожалуй, шахматы сближали его с одногруппниками.
В общежитии несколько человек проявляли интерес к эзотерике. Виктор и с ними очень быстро нашел общий язык
Кифа
Свеча давно погасла, и в келье стало темно. Огонек лампады, мерно подрагивая, освещал лики икон, чуть рассеивая мрак. Схимонах Кифа стоял на коленях и молился, посматривая то на дрожащее пламя, то на образы Христа и Богородицы, тускло освещенные этим слабым огоньком и от этого казавшиеся еще более реальными, почти живыми. Он молился, раз за разом повторяя одни и те же имена…
Тело его было сейчас здесь, в келье, но мыслями он был далеко. Такое часто с ним бывало. Молясь он вдруг чувствовал, как начинало петь сердце. Он испытывал огромный прилив любви. Он будто парил над монастырем, и любовь щедрыми потоками проливалась на монастырь и братию, на мирян, живущих в деревне неподалеку от монастыря, даже на их скот. Он любил каждую живую душу в этот момент, и с каждым желал поделиться той благодатью, которая заполняла его сердце. Он мысленно обнимал лес, реку, поля и летел дальше, дальше во все стороны, испытывая щемящее, безразмерное, вселенское чувство любви к родной стране и всему мирозданию.
Так он молился по несколько часов, почти каждую ночь, словно по спирали поднимаясь все выше и выше, усиливая поток любви, исходящий из сердца. Он молился и благодать, царящая в его душе, щедро заполняла все вокруг.
По щекам текли слезы, но душа его, тронутая той красотой, той гармонией окружающего мира, которая раз за разом ему открывалась во время молитвы, сияла улыбкой. Он молился, благодаря Господа, за то, что тот дал ему возможность познать эту великую тайну бытия. Больше всего он боялся при мысли, что когда-то мог пройти мимо этого чуда. И чаще всего просил Создателя об одном – чтобы Господь даровал каждому жителю земли возможность испытать эту безграничную божественную любовь, которую Кифа чувствовал в своем сердце. Ведь если каждый, хотя бы на долю секунды, почувствует, поймет, насколько велика любовь творца ко всему живому, не станет больше места для ненависти и страха. Тогда каждый сможет внутренним зрением увидеть красоту этого мира и красоту собственную. Ту красоту, которую видел сейчас Кифа. Он ощущал себя пускай маленькой, но частицей мироздания, маленьким цветным камушком в потрясающе красивой мозаике этого мира, а значит частицей Божьего замысла. Он молился, поднимаясь все выше и выше…
Жизнь монаха кажется однообразной. Она состоит из молитв, послушаний, церковных служб, а также сна и еды в небольшом количестве – вот все внешнее ее проявление. Но многие люди делают в своей жизни такой выбор – становятся монахами.
Монахи всю свою жизнь заняты одним важным делом – постоянной молитвой, ходатайствуя перед Творцом за всех живущих людей и весь мир. В этом их сверхзадача и служение Всевышнему, в этом их предназначение, а все остальные занятия и дела необходимы для поддержания этого бесконечного потока обращений.
