– Убеждён, он не льстит, – откусив край пирога и зажмуривая от удовольствия глаза, произнёс Гаспар.
– А хотите, я и вам спою? – подскочив на стуле, вдруг оживлённо спросила она.
– Спрашиваешь?! – вытаращив на неё свои карие глаза, сказал Гаспар.
Пышка, словно на крыльях, выпорхнула из комнаты и тут же вернулась, сжимая в руках мандолину. Приняв артистичную позу и игриво посмотрев на Гаспара, она заиграла. Комната наполнилась мелодичной грустью.
Гаспар глубоко втянул носом воздух и, прикрыв веки, стал слушать. Она запела. Голос Даримы, льющийся, звонкий и чистый, тронул его до глубины души.
Дарима пела о любви, грустной и неразделённой. Ей удалось задеть его за живое. Гаспар с трудом сдержал слёзы. С годами он становился всё сентиментальнее, и это ему в себе не нравилось.
Когда Дарима умолкла, он протянул руку и, взяв её ладонь, нежно поцеловал запястье.
– Это было божественно, – со вздохом признал он.
– Благодарю. Мне безумно приятно, – смущённо ответила она.
– Дарима-а-а-а!!! – раздался чей-то голос в прихожей.
– Ой, ну всё! Я побежала. Без меня на кухне уже беда, – взволнованно и суетливо сказала она и, по-детски помахав Гаспару рукой, скрылась за дверью.
Крестоносец выдохнул и, с хрустом расправив плечи, поднялся с кровати. Слегка прихрамывая, он подошёл к столу, у которого на стуле была приготовлена чистая одежда. «Моя, должно быть, вся в грязи и крови». Одевшись, Гаспар взглянул на слегка короткие рукава и, ухмыльнувшись, завернул их до локтя.
Тело Гаспара уже окрепло, и находиться в кровати он уже не мог. Выйдя во внутренний двор, крестоносец осторожно прислушался. Никаких подозрительных голосов, только кудахтанья кур и хрюканье свиней, доносившиеся из хлева.
Обойдя двор по кругу, рыцарь вдруг услышал чей-то торопливый топот, раздающийся за высоким деревянным забором.
Выглянув, Гаспар увидел мальчугана, резво вбегающего на крыльцо дома. Отворилась дверь, парнишка что-то передал Дариме и тут же шмыгнул в подворотню. Через несколько минут девушка показалась в дверях, выходящих во внутренний двор.
– Господин Гаспар, вам письмо, – сказала Дарима, протягивая крестоносцу клочок бумаги.
– Мне? – удивлённо глядя на письмо, спросил Гаспар.
Бегло прочитав несколько строчек, Гаспар нахмурился.
– Что-то случилось? – взволнованно спросила Дарима.
– Где сейчас Годо? – строго спросил он.
– Он с нашим конюхом на рассвете уехал на ярмарку в город. Затемно должны вернуться.
Гаспар обернулся и взглянул на огромную ветряную мельницу, медленно вращающую свои жернова на дальнем холме.
– Господин Гаспар, ради бога, скажите, что стряслось?
– Это письмо от господина Годо. Он просит прийти меня в старый амбар, за мельницей на холме. Сегодня в пять вечера, – теребя край потрёпанного листка, ответил рыцарь.
– Что он там забыл? – недоумённо спросила Дарима.
– Должно быть, возникла проблема с телегой. Нужно помочь, – ответил Гаспар, убирая письмо за пазуху.
Дарима задумчиво закивала.
Рыцарь, конечно, так не думал, но Дариму тревожить он не хотел.
Всё это казалось ему чертовски подозрительным. Скорее всего, Годо вынудили написать это и в старом амбаре Гаспара уже ждут. Он был обязан старику, и сейчас для крестоносца было делом чести сделать всё, чтобы спасти трактирщика.
– Не переживай, Даримушка, сейчас дойду, посмотрю, что у них там приключилось. А что у нас сегодня на ужин? – уводя разговор в сторону, спросил он.
– Тушёные овощи со свининой, – растерянно ответила она.
– Ну, ступай, голубушка. Увидимся за ужином, – положив ей на плечо свою большую и тёплую ладонь, произнёс он.
– Берегите себя! Пожалуйста! – вдруг взяв Гаспара за рукав рубахи, воскликнула она.
Гаспар улыбнулся и, похлопав её по плечу, прихрамывая пошёл в дом.
Украдкой прошмыгнув в подвал, крестоносец отыскал в углу свой старый кольчужный хоуберк. Накинув на себя броню, крестоносец вздохнул, расправил плечи и направился на скотный двор. Выдернув из огромного засаленного пня широкий топор, Гаспар снова взглянул на мельницу.
– Господь всемогущий, Господь всемилостивый. На тебя уповаю в пути своём. Благослови верного воина твоего на дело правое. Во имя чести и справедливости. Даруй силу и не покинь в меня в самый тёмный час, когда всякие светила угаснут, – припав на колено, прошептал Гаспар.
Поднявшись и заткнув топор за пояс, крестоносец хромая направился в сторону мельницы.
Глава 5
Сырое подземелье ознобом пробиралось под кожу Эстебана. Открыв глаза, он с досадой и злобой вспомнил, что произошло накануне того, как потерял сознание.
Хотелось спать, есть и пить. Голова пульсировала от боли. Двое стражников молча стояли напротив. Эстебан потянул цепи. «Крепкие. Не порвать», – угрюмо подумал он.
Тело экзекутора уже вынесли, и о нём напоминали лишь две кровавых полосы, тянущиеся к лестнице.
«Чёртов ублюдок, – зазвенев цепями, подумал гладиатор. Перед глазами всплыло лицо комиссара, наглые серые глаза, глубокие, как ущелья, морщины на лбу, искривлённый в злорадной усмешке рот. Гадёныш оказался хитрее и опаснее, чем думал Эстебан. – Недооценивать врага – непростительная ошибка не только на арене, – подумал он. – Старею».
Тем временем Кобылин, потирая вспотевшие ладони, расхаживал в приёмной коменданта. Высокие двери отворились, и на пороге показался писарь.
– Входите! Господин Коррадо ждёт вас, – холодно и монотонно произнёс писарь, потрясая в воздухе бумагой со свежими чернилами.
Комиссар едва слышно вздохнул и вошёл внутрь. Комендант встретил гостя строгим и недовольным взглядом, от которого у Кобылина на лбу выступил пот.
– Как это произошло?! – спросил комендант.
– Чёртов зверь! – переменившись в лице, начал Кобылин. – Я спускался по лестнице, когда увидел, как этот черномазый дьявол душит дознавателя. Я бросился вниз, пытался помочь, но ублюдок ударил меня так, что я полетел обратно. Я позвал на помощь, но там, наверху, словно оглохли, тогда я вспомнил про сигнальный колокол дознавателя и забил тревогу. Когда подоспела охрана, это животное уже задушило несчастного, – состроив печальную мину, процедил сквозь зубы Кобылин.
– С какой стати заключённому было убивать того, кто собирался его освободить?! – откинувшись на спинку стула, спросил комендант.
– Кто знает, что у этого дикаря на уме? – ответил Кобылин. – Да и дознаватель был человеком крутого нрава, мог и сам напроситься, – пожимая плечами, добавил он.
Комендант, молча постукивая пальцем по столу, испытывающее смотрел на комиссара.
– Мне нужно было, чтобы этот чернокожий вышел отсюда живым и невредимым, – вдруг прервав напряжённое молчание, произнёс комендант.
– Господин Коррадо, при всём уважении, мне кажется, вы поспешили отпустить это животное, – нервно облизывая губы, сказал Кобылин.
Удар кулака о стол заставил комиссара вздрогнуть и замолчать.
– Мне насрать на твоё мнение! – вскрикнул комендант. – В городе действует чёртово подполье! Как они там себя называют? Ах да, «Оплот». Умалишённые фанатики, возомнившие, что грядёт конец света и что они вправе устраивать самосуд над грешниками. Городские улицы провоняли трупами насильников, педофилов и убийц.
–Что же в этом плохого? Они же не знать режут, – помявшись, спросил Кобылин.
– А то, что завтра в их списке можем оказаться и мы с тобой, идиот! Или ты святой?! – сдвинув брови, зыркнул комендант.
Кобылин поёжился.
– Этот проповедник на площади наверняка был одним из них. Чернокожий мог вывести нас на их логово, – недовольно выдохнув, произнёс комендант.
– Ну и пускай катится, я прослежу за ним, – разведя руками, сказал Кобылин.
–Да ты и впрямь дурак! Отпустить?! После того, что он сделал?! Хочешь, чтобы мои люди устроили мятеж??? – глядя на комиссара с прищуром, спросил комендант.
Кобылин побледнел и опустил глаза.
– Так, вот что. Ступай в подвал и выбей из этой скотины всё, что он знает. Только не переусердствуй там! – поглаживая короткую бороду, произнёс комендант.
– Будьте уверены, господин Коррадо, он заговорит, – с улыбкой в заблестевших глазах сказал Кобылин.
– Проваливай. Тебе сутки, чтобы развязать ему язык.
– Будет сделано! – вдохновенно кивая, произнёс комиссар и поспешил к двери.
Спускаясь по лестнице в сырые застенки, Кобылин что-то громко напевал, нарочно фальшивя. Приблизившись к заключённому, комиссар сделал жест охране, и те удалились.
– Ну что, дорогой? Поговорим? – заглядывая в измученные глаза Эстебана, спросил Кобылин.
Подвешенный на цепях гладиатор опустил голову. Потирая сквозь расстёгнутый ворот волосатую грудь, комиссар подошёл к печи и стал раздувать меха.
– Слышишь, как гудит пламя? – задыхаясь от усердия, сказал Кобылин. – Молчишь? Ну ничего. Сейчас ты станешь более словоохотливым.
– Чего тебе от меня нужно? – усталым басом вдруг спросил Эстебан.
– Где твои дружки? Что ты знаешь об «Оплоте»? Где собираются эти подпольщики?! – взглянув на узника, ответил вопросом на вопрос Кобылин.
– Тебе придётся пытать меня до смерти. Мне нечего тебе сказать, – со вздохом сказал Эстебан.
– Все так говорят. Пока я не делаю вот так… – произнёс Кобылин и, развернувшись к несчастному, приложил к его ноге раскалённый добела прут.
Эстебан, зазвенев цепями, дёрнулся. Скрежет зубов и звериный рык эхом заметались по темнице.
– Что ты знаешь об «Оплоте»?! Кто им руководит?! – брызгая слюной, зашипел Кобылин.
– Я никогда не слышал ни о каком «Оплоте». Я в городе только четыре дня. Проснулся у фермы в стоге сена. Неподалёку от кладбища. Клянусь, я не знаю, о чём ты спрашиваешь! – тяжело дыша, сказал Эстебан.
Кобылин сунул прут обратно в печь. Обойдя узника, он с силой потянул на себя рукояти деревянного колеса, после чего цепи натянулись, чуть не вывернув руки Эстебана из суставов.
Гладиатор глухо застонал.
– Говори, тварь! Не то до смерти замучаю! – обтирая кепкой мокрое от пота лицо, произнёс комиссар.
– Я не знаю, о чём ты меня спрашиваешь, – тяжело проглотив комок боли, снова ответил гладиатор.
Кобылин подошёл к печи и снова взял прут. Вернувшись к узнику, он приложил раскалённый металл к его груди и стал медленно выводить на ней алую звезду.
Эстебан вздрагивал и ревел, отчего связанные за его спиной руки всё больше выкручивались.
– Мельница! – закричал Эстебан. – Мельница за деревней! За ней старый дом с проваленной крышей. В его подвале они собираются каждый вечер… – обессиленно произнёс Эстебан и повесил голову.
–Уже лучше, – сплёвывая на пол, сказал Кобылин. – Живи пока. Ну а это тебе за время, которое ты у меня отнял, – добавил он и несколько раз ударил Эстебана прутом, с шипением оставляя на его теле широкие красные полосы.
Швырнув прут на пол, комиссар пошёл наверх, оставив потерявшего сознание гладиатора висеть на натянутых цепях. Выйдя на улицу, Кобылин высморкался прямо под ноги стражникам и, обтерев нос рукавом, кивнул на дверь темницы.
– Снимите эту мразь! – сквозь зубы процедил он и отправился в комендатуру.
Глава 6
Трактир галдел. На столах гремели игральные кости. Отовсюду доносился пьяный смех.
– И тут я ору ему: «Уводи вправо! Прижимайся к скалам!» А вражеский галеон за нами так и идёт, ну и пропорол брюхо на рифах! Ха-ха-ха!!! – хлопнув кружкой об стол, рассмеялся Барт.
– Чёртов лис! – звонко шлёпнув ладонью по колену и покачивая головой, произнёс Веласкес.
– Кажется, я обожрался, приятель, – откинувшись на стуле и тяжело выдохнув, признался пират.
–Точно тебе говорю, местный повар продал душу дьяволу, – прижимая указательный палец к губам, сказал конкистадор. – Я ничего вкуснее этих пирогов не ел, даже при дворе королевы! Клянусь тебе, – поглаживая кирасу, добавил он.
К столику подошёл неприметного вида горожанин с кружкой, в которой бряцали игральные кости.
– Почтенные господа, не желаете сыграть? – переводя взгляд с Хуана на Барта, спросил тот.
