Рамзан Саматов "Амурский сокол"

grade 4,2 - Рейтинг книги по мнению 10+ читателей Рунета

Молодой амурец Сергей Лысенко успешно оканчивает гимназию. Впереди светлая, обеспеченная жизнь у крёстного отца в Харбине. Но судьба вносит свои коррективы… Российская империя перестает существовать – в Петрограде революция, начинается Гражданская война. Благовещенск под угрозой оккупации японцами. Нужен человек, который вывезет из города золотой запас Дальнего Востока. Выбор падает на Сергея. Он не по годам дерзкий, волевой, хорошо подготовленный физически. Но справится ли он?

date_range Год издания :

foundation Издательство :"Издательство "Интернационального союза писателей"

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-6049095-3-9

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 03.05.2023

Никодим вскочил с крыльца и в пояс поклонился Марье.

– Не ошибся в тебе, Марьюшка! Правильно батюшка подсказал. Дай Бог здоровья! Век буду молиться за тебя! А мальчишку я не брошу. Он мне теперь как родной сын…

Глава 2. Марья

После отъезда Никодима женщина закрыла калитку и направилась в дом, удовлетворённо взглянув на ладную дверь сарая. Вот что значит мужские руки! А что взять с похабника Василия?.. У того одно на уме: дай кого потискать в тёмном углу. Как пить дать, явится вечером. А ей не до мужиков сейчас – года не прошло, как похоронила Мишеньку.

К тому же благодаря Никодиму забот прибавилось. «Тяжело одной, конечно, но Серёженькин крёстный обещал свою помощь, да и Мишенька оставил кое-какие средства. Ничего… Проживём, Бог даст…»

С такими мыслями она суетилась по хозяйству, пока малыши сопели в люльке, наводила чистоту в каждом уголке и без того уютного жилища. Что говорить, любила Марья свой дом, сама придумала окрасить его в яркие цвета. Раньше ведь у неё своего угла не было. В девичестве проживала у купца Афанасьева вместе с матерью, царствие ей небесное, пока не приметил Михаил Васильевич…

Супруг Марьи был старше её на десять годков – солидный, степенный, не то что баламут Василий. Уважала она своего Мишеньку. Любить не любила, но уважала. Сам выбился в люди, дом построил с резными наличниками и… любил её очень. Целый год приглядывался к ней, пока не посватался.

К тому времени Марья уже жила в одиночестве. Не выдержало сердце матери тяжёлого труда прачки. Так что Михаил Васильевич со своим сватовством ко времени пришёлся. Куда деваться бедной одинокой девушке?! Неужто тоже коротать жизнь в прачечной купца?.. Как справила годовщину смерти матери, так и пошла под венец.

Ни разу не пожалела. Очень хорошим и добрым человеком был её муж. Никогда супружницу не обижал. Вот так бы жить да жить до глубокой старости.

Жаль, сгубила Михаила Васильевича страсть к охоте. Днями и ночами пропадал он иной раз с купцом на заимке. И вот однажды привезли Мишеньку, завёрнутого в окровавленный тулуп, – «Медведь задрал…» – вот и весь ответ, да утешенье в придачу: «Ты крепись, Марья! Я тебя в беде не оставлю. Михаил был для меня что родной. Да и ты, чай, не чужая».

И действительно, после отпевания Афанасьев самолично привёз солидную пачку денег и вещи её мужа из заимки: ружьё-курковку, серебряный портсигар и охотничий нож, инкрустированный серебром. Кроме того, привели Мишиного коня. Но Марье его норов давно не нравился – неуправляемый, нервный, поэтому она немедля продала лошадь заезжим цыганам за хорошую цену.

…Прервав её воспоминания, проснулись малыши: сначала дочка заревела в голос, от её рёва заворочался и Серёженька, но плакать не стал, ограничился кряхтеньем и хныканьем. Марья проверила пелёнки – не мокрые ли? – затем, взяв обоих на руки, дала грудь. Слава богу, ей стало легче: раньше по ночам просыпалась из-за мокрой от молока сорочки, теперь есть кому скармливать лишнее.

Марья невольно сравнила ребятишек: Серёженька такой серьёзный – сосредоточенно сосёт грудь, изголодался; а Дашенька привередничает – она повзрослее на месяц, может себе позволить капризы на правах старшей. Марья тихонечко засмеялась от этой мысли: «Старшая!»

– Кушайте, кушайте, мои хорошие! – сказала ласково. – Растите большими, умными и добрыми. Ты, доченька, станешь красавицей, а ты, Серёженька, – богатырём. Кушайте…

Мальчик насытился первым и уснул от усталости – как-никак только первый день жизни, сосать молоко для него – пока ещё нелёгкое занятие. Марья перенесла его в люльку и занялась дочкой: поменяла пелёнки, покачала немного на руках и, заметив её сонливость, положила рядом с молочным братцем, нежданно-негаданно обретённым.

Так бы и любовалась Марья своими ангелочками до очередного кормления, если бы не отвлекли её тревожные мысли…

Надо что-то решать с Василием. Что ни вечер, приходит и, позоря перед соседями, блажит под окном: мол, пусти, разговор есть. А что у него за разговоры – всё одно и то же. Вот давеча, например…

– Марья, жизни без тебя нет. Выходи за меня замуж! Ведь я тебя всегда любил… Хотел посвататься.

– Раз хотел, что ж не посватался?

– Кто я был тогда? – спросил Василий и сам же ответил: – Мальчик на побегушках. Ты и не смотрела тогда в мою сторону…

Марья засмеялась:

– Я и сейчас не смотрю! Ты найди себе другую, Вася. Не пара я тебе – горькая вдова с грудным ребёнком… А ты себе найди девушку молодую… Правда, Василий, не ходил бы ты сюда! Перед людьми неудобно.

– Да что мне люди! – хорохорился Василий. – Я никого не боюсь!

– Ты-то не боишься, а меня бесславишь, порочишь перед людьми! Сам подумай, ну кто я тебе?

– Я на тебе женюсь!

– А ты меня спросил? Женится он… Может, я вовсе не хочу замуж?!

– А вот и спрошу! Марья, будь моей женой!

– Экий ты, пристал как банный лист! Отстань! Уходи! И не приходи больше!

Но разве он нормальный язык понимает… Евсей Петровичу, что ли, пожаловаться?.. Сегодня опять явился – пришлось огреть его кулаком, когда полез обниматься. Ни стыда ни совести у человека. Но у Марьи кулаки крепкие: так саданула, что сбежал не попрощавшись.

Женщина снова улыбнулась своим мыслям, вспоминая, как Василий упал от её неожиданного удара, опрокинув кадку с водой. Сбежал, чёрт кудрявый, да ещё на Никодима нарвался.

А Никодим-то ничего – видный мужчина, за таким как за каменной стеной.

Хотя Маша и сама не промах. А что, покойный Михаил Васильевич учил её и кулачному бою, и стрельбе из ружья, показал, как шашку держать да нагайкой управляться – они же почти все здесь потомственные забайкальские казаки. Покойная матушка рассказывала, что она вместе с родителями была среди первых пересыльных казаков, которые основали Усть-Зейскую станицу, впоследствии ставшую Благовещенском.

Только вот у самой матушки судьба не сложилась: муж, отец Маши, рано помер, дочь она растила одна. В конце концов пришлось идти в услужение к купцу. Тяжела доля одинокой женщины… Но зато дочь вырастила на зависть всем.

Марья накинула на плечи цветастый платок и, подойдя к зеркалу, стала отыскивать на лице несуществующие морщинки. Затем повела плечами – хороша, ничего не скажешь, слава богу.

Хлопнула калитка во дворе, в сенях послышались шаги, и спустя некоторое время в дверях появилось смешливое женское лицо:

– Хлеб да соль вашему дому!

– А-аа, Глашенька, заходи. Как раз трапезничать собралась, – отозвалась Марья.

Но Глафира не вошла в избу, а буквально пулей влетела. В этой худощавой (в отличие от Марьи), небольшого роста женщине энергия била ключом, она постоянно находилась в движении.

– Благодарствую, Марья, – затараторила Глафира. – Ой, чо-то, я смотрю, сегодня у тебя народу. То один, то другой… Дай, думаю, сама зайду спросить, пока поселковые сплетницы небылицы не принесли.

– Да, соседушка, вот смотри, кто у меня тут, – сказала Марья, показывая рукой на люльку.

Глафира посмотрела в указанную сторону, вытянув шею, и заулыбалась.

– Знамо кто, дочка твоя – Дарьюшка!

– Да ты погляди, погляди! – сказала Марья с хитринкой в улыбке.

Пары стремительных шагов Глафире оказалось достаточно, чтобы всё хорошенько разглядеть и всплеснуть руками.

– Бат-т-тюшки-и! У тебя ещё один ребёнок?! – не то спросила, не то удостоверила с удивлением. – Боюсь сглазить…

– Иди к рукомойнику и садись за стол, – сказала Марья. – За трапезой расскажу. Был ребёнок – не знал пелёнок, стар стал – пеленаться стал! – проговорила она и, достав из печи чугунок, выставила на середину стола.

По дому разнёсся аромат наваристой тыквенной каши с галушками.

– Угощайся, Глафира! Сейчас самовар закипит и будем чаёвничать с ватрушками.

– Ой, Марья, я страсть как люблю ватрушки!

За чаем Марья поведала соседке все дневные происшествия. Не забыла и про Василия рассказать.

– Надоел он мне – хуже пареной репы… Не знаю, как отвязаться от него.

– А что ж ты Евсей Петровичу не пожалуешься? Скажи ему, пускай приструнит кобеля своего!

– Пожалуй, придётся, Глаша. Проходу не даёт. Каждый вечер под окнами торчит.

– Да чёрт с ним, с кобелём этим, – махнула рукой Глафира и, подмигнув, заговорщически прошептала: – А что этот Никодим-то, хорош?..

– Да ну тебя, Глаш! У тебя одно на уме…

Та с хрустом потянулась, раскинув красивые, как у барыни, руки.

– Э-эх! А что? Имею право! Я тоже вдовая!

Глафира уже пять лет как лишилась мужа. Он погиб в стычке с китайцами: с отрядом казаков, охраняющих добытое на Амуре золото, нарвался на разбойников, захотевших прибрать к рукам ценный груз, приготовленный к отправке. В неравной схватке золото отстояли, но потеряли трёх казаков, в том числе и мужа Глаши.

Так тридцатилетняя красавица осталась с тремя детьми на руках – дочерью Фёклой и двумя сыновьями. Правда, девочке уже исполнилось двенадцать – она стала большой помощницей матери и тоже часто наведывалась к соседке, чтобы поиграть с Марьиной дочкой.

– Пришлёшь завтра Фёклу за моими присмотреть? – попросила Марья Глафиру. – Схожу до Афанасьева. Авось не прогонит. Если Василий сегодня опять будет домогаться – точно пойду!

– О чём ты говоришь, Марья? Я сама пригляжу, только кликни! Тем более у тебя теперь двое, Фёкла не справится…

Однако в тот день случилось такое, что Марья решила отложить визит к купцу.

Вечером, как и ожидалось, пришёл Василий. Был он, по обыкновению, развязен и слегка пьян. Она его впустила в дом, чтобы окончательно раскусить ухажёра и пригрозить, если понадобится, жалобой его хозяину.

– Здравствуй, Марья! Ожидала меня? Знаю, что ожидала!

– Не шуми, детей разбудишь! Да, ожидала. Только не потому, что ты думаешь!

Марья укуталась в большой платок, пока Василий приходил в себя от её сообщения, отодвинула лавку от стола и села, обняв себя за плечи. Приказчик осмотрелся по сторонам и спохватился:

– Погоди, ты сказала: «детей». Глашины, что ль?

– Нет, мои! У меня теперь двое.

– Ничегошеньки не понимаю… – гость помотал кудрявой головой.

– А тебе не обязательно понимать. Василий, давай договоримся: ты пришёл ко мне в последний раз! Ещё раз хочу сказать, что я тебя не люблю и замуж за тебя не пойду. Больше я тебя к себе не пущу! Заруби это себе на носу. Иначе завтра же пойду к Афанасьеву и пожалуюсь на тебя.

Мужчина ещё раз помотал головой – похоже, хмельного выпил лишка. Запустил пятерню левой руки в свои кудрявые волосы и, со злостью их подёргав, попросил:

– Дай квасу!

Жадно отпив несколько глотков, да так, что капли усеяли одежду, отдышался, снова отпил, затем, будто успокоившись, сказал ровным голосом:

– Афанасьеву, говоришь?! А ты знаешь, что это он сгубил Михал Василича? А?! Это они, не поделив на заимке бабу, стали стреляться. Вот Афанасьев удачливее оказался, застрелил Мишу.

– Что-о?! – протянула Марья, прикрыв рукой рот. Кровь схлынула с её лица. – Врёшь, поди?!

– Вот те крест! Сам видел! Сначала они долго ссорились, кричали друга на друга. Про какое-то золото говорили. Михал Василич утверждал, что тот благодаря ему стал купцом. А Евсей Петрович ему: «Ты на мои деньги живёшь! Я их приумножил!» В общем, всё вспомнили. Затем вздумали стреляться из охотничьих ружей, пьяные уже были. Оба – отменные стрелки. Только Михал Василич не стал в него палить, лишь прицелился, затем взял в сторону и влепил картечь в соседнее дерево. Ну, расстояние было небольшим, а потому не было осыпи дроби – ни одна картечина не задела. А Афанасьев вскинул ружьё, тут же выстрелил и попал прямо в грудь. Разворотило Михал Василичу рёбра, будто медведь лапой ударил. Вот и придумали для всех, что его медведь задрал…

– Зачем ты мне это рассказал, Василий? – спросила Марья, тяжело вздохнув.

– Хочу, чтобы знала, кто тебя вдовой сделал. Я скоро уйду от него – это страшный человек. Когда-нибудь он и со мной так поступит. Если уж Михал Василича не пожалел…

– Ты же говоришь, что им было чего делить?.. А с тобой – что? Аль придумал в отместку мне эту историю?!

Василий посмотрел пристально в глаза Марьи и медленно перекрестился; затем, достав из-за пазухи нательный крест, поцеловал его.

Глава 3. На китайской стороне

Вернувшись из Верхне-Благовещенска, Никодим первым делом направился к губернатору. Он уже по дороге домой узнал, что войско собирается в поход на китайскую сторону.

Решил тоже принять участие – авось следы Ликин обнаружатся.

Подождал у дверей, пока закончится совет, разойдутся приглашённые начальники, и постучал в дверь.

– Ваше высокопревосходительство, позвольте войти?

– А, Никодим! Заходи. Что опять случилось?

– Ничего, Константин Николаевич, слава богу. Ваше высокопревосходительство, прошу позволения записаться в поход. Хочу вас сопровождать.

– Ну, положим, меня есть кому сопровождать. А твоё желание похвально. Скажу атаману, чтобы тебя записали в десятники. Удаль казацкую не растерял ещё на губернаторских харчах?

Никодим приосанился и сказал:

– Никак нет, ваше высокопревосходительство!

– Ну, ступай тогда! Готовься. Послезавтра выступаем. Коня подбери себе из моей конюшни. Разрешаю. А оружие и амуницию получишь в полку.

Но на следующий день город был атакован китайцами, перебравшимися на русский берег при восемнадцати орудиях.

Их сначала встретили огнём крестьянские дружины, а затем в помощь подошла сотня Амурского конного полка. Общими усилиями китайские солдаты были вытеснены с русской территории.

Генерал-лейтенант Грибский решил изменить первоначальный план и атаковал правый берег большими силами.

Ночью полторы сотни казаков переправились через Амур и напали на цинских солдат[5 - В этот период в Китае правила династия Цин (1662–1911), соответственно, армия называлась Цинской.]. Самое узкое место Амура располагалось возле Верхне-Благовещенска. Переправлялись с помощью лодок, переданных атаманом посёлка.

Но эта вылазка для казаков оказалась неудачной: натолкнувшись на ожесточённое сопротивление, в короткой схватке они потеряли сотника Юрковского, командира отряда. Было решено вернуться обратно.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом