Тим Барроуз "ДУМ-ДУМ"

– Ты чё втыкаешь? – выводит меня из ступора Биль.

– Да так, думаю о пожаре мировой революции и о том, как из искры возгорится пламя.

– А-ааа, понятно… – кивает он как баклан и усмехается, как Шерлок Холмс над тупицей Ватсоном. – Завидно, да?

– За-а-а-видно, мля, – передразниваю я. – Пойдём чё попроще поищем…

Решаем идти к «Эстраде». Несколько рядов деревянных скамеек и заброшенная, обветшалая сцена со следами былого величия в виде обколупанной зелёной краски. Эстрада функционирует по праздникам, вроде Дня города, как площадка для фольклорных ансамблей и поп-звёзд локального масштаба. Надо же отделу культуры отчитываться перед городским начальством.

Обычно люд собирается на Эстраде перед танцами: мужики накачаться купленным заранее бухлом, чтобы не переплачивать, бабы – подснять кого-нибудь, чтоб явиться на дискотеку уже со свежим кавалером, а не стоять по углам, изображая из себя по статистике 10 девок на 9 ребят.

Дискотека с экзотическим названием «Доски» находится тут же, в Горсаду. Название оправдывает. На огороженном, как в зоопарке, пространстве, с танцполом из истертых ногами досок, клубится пара сотен гопников со своими прошмандовками. Гопники, само собой, не танцуют, зато уходят в отрыв их пьяные в хлам половины, которых они подцепили на один вечер тут же, на Эстраде. На территории, работает бар с запредельными ценами и обслугой, из которой любой мог бы сыграть главную роль в блокбастере «Алкоголь и его влияние на оседлые народы».

К полуночи на танцполе вспыхивают драки. Гопники выясняют, у кого жопа ширше и «кто наступил на ногу моей жабе». Частотность драк возрастает во время эротического шоу, когда жалкая бабёшка лет сорока с торчащими рёберными дугами и остервенелыми от водки глазами демонстрирует урле красное кружевное бельё и прочие телесные эскапады. Люди приличные сюда не ходят. Но, если зубов не жалко…

Усаживаемся на свободные места на скамейках перед Эстрадой. Вокруг почти та же картина, что и на Трёхе. Но большинство из присутствующих озабочено кроме выпивки и другой проблемой – кому присунуть. Краем глаза засекаю двух мокрощелок ряда через 3. Одна – рыжая, в очках, но ей идёт, а вторая с волосами, в мрачном готическом стиле английской группы «Siouxi & The Bansheеs». О чём эта дурёха и не подозревает. Сидят – напротив. Рыжая – спиной. Готка вперилась пустыми рыбьими глазищами в нас. Обе лакают через соломинку блевантин «Джин-тоник «Вереск». Понятно, экономят на выпивке. Наш класс, маргинальный. Но одеты прилично: расписные, с вышивкой, клёшики, золотишко, туфли с острыми носами, какие носили при дворе Владимира Красно Солнышко и т. д.

Костик-с-Мариной толкают меня в бока:

– Ну действуй, Казанова!

– Болезного пошлём для затравки. Туповатые с виду. Он с ними как раз споётся.

– Да пошёл ты, – огрызается Болезный. – И пойду!

– Иди-иди, – подзуживают его Костик-с-Мариной. М-да… им бы сутенёрами пахать.

– Мы позже дойдём, а пока посмотрим, как тебя, красавца, отшивать будут, – нервно реагирую я на то, что Болезный оказался храбрее.

Все хлещут пойло и с интересом наблюдают, как Болезный, ощерив гнилые зубы, подсаживается к клюшкам. Клюшки реагируют приятственно. Слышен смех. Болезный довольно жестикулирует костлявыми руками у перед лицом, натягивает бейсболку глубже на лоб. По ходу впарил им анекдот из своего НЗ…

– Наша очередь, – бросаю я Билю и, обхватив в карманах банки с пивом, перескакиваю через разложенные на скамьях выпивку и снедь гопников.

Гопники недовольно вякают вслед, но утихают. По фигу. Главное сегодня – зацепить этих жаб, и, возможно, я наконец сброшу с усталых чресл груз эротических проблем…

***

Вот сука рыжая! Гнида хитрожопая! Уже полчаса стоим возле бабского сортира, а они ни сном, ни духом. Даже если у них там диарея, и то уже можно было задохнуться от миазмов и выйти воздуху свежего глотнуть. Знаю этот общественный сральник.

– Эх, мужики-и-и… – обращаюсь я к Болезному и остальным. – Нас и вправду киданули, как салаг малолетних.

– Хм… – лепит невнятицу Болезный.

– Может, ещё поищем? – с необычайным оптимизмом отзывается Биль.

Его мысль звучит свежо. Особенно после того, как мы битый час обрабатывали этих кошёлок. Рыжая оказалась не такой уж дурой – психфак, 3-й курс. Даже помнит, что «Героя нашего времени» написал чёрт по фамилии Лермонтов. С «готкой» дело хуже – у Льва Толстого знает только один, по её выражению, рассказ: «Кажыца, вайнаимир». Всё остальное время выдавала коронку из арсенала Эллочки Людоедочки: «Ой, какие они смешные, мля! Я простаааа не ма-агуууу!» – всё это с драматическими поворотами головы и бросанием взглядов в небо. Рассчитано на невидимых театральных зрителей.

Моя мишень была – Рыжая. Я вился вокруг неё хитрющим лисом; парил в поднебесье белоголовым орланом; плясал скоморохом, невзначай поправляя незримые складочки на её брюках; сдувал пылинки с её красных туфель; голосил одуревшим от спермотоксикоза трубадуром; скакал упитым поручиком Ржевским, жаждущим отыметь в жопень своего боевого коня; растекался остромыслею по древу; шутил, как Вахтанг Кикабидзе на грузинском застолье; вешал лапшу на уши, как Вовка Путин; стрелял глазами, как Робин Гуд, и вертел языком, как заправский Джакомо Казанова во время тренировок в искусстве куннилингуса на своей 13-летней племяннице… У-ф-фффффф!!!

И теперь Биль предлагает мне пойти и снять кого-то ещё! Да я готов придушить их клуш! Надо додуматься: «Мы пойдём пописать, а вы нас подождите минут 10». Нет, чтобы заподозрить неладное. Я настолько был уверен в триумфе, что мы решили подождать (когда положенные 10 минут истекли) возле общественного сортира.

Двигаем назад к Эстраде. Делаю ещё пару-тройку вялых попыток. У одних – с испитыми лицами профессионалок и источающих магические лучи для определения, сколько у тебя наличных, – всё на комм-основе. Другие – соорудив на пеньке шведский столик с банками пива, чипсами и сушёной корюшкой в пакетиках – сказали сразу: «Мы бы рады ребята потусить, но места заняты». И точно. Минут через 5 к ним подкатил динозаврьих размеров Mitsubishi, из которого вывалил целый чучмекский аул. Со всеми атрибутами: гортанная «мать-перемать» и спортивные сумки, набитые пышущими жаром шашлыками на вертелах. А потом, спрашивается, откуда самолёты в небоскрёбы втыкаются? И откуда сироты чернявые по детдомам Руси?..

***

Шагаем по улице Советской. Под ногами плитка в виде тетраэдров. От злости считаю тетраэдры, пьяно пыхчу и бодаю лбом влажный вечерний воздух. Остальные едва поспевают.

Костя-с-Мариной попрощались и ушли на ночной покой. Этим хорошо. Точно сегодня жариться будут. Костик жук ещё тот. Живёт на квартире у Маринкиной мамы, питается на халяву. Мамашу тёщей уже называет и жрёт их фирменный борщ с говядиной. А мы тут страдай за всю мужскую половину Земли.

Вижу, как навстречу идут две кошёлки. Ладно, последний шанс. Пусть уродины, пусть ляди – всё равно выдеру!

– Дамы, вы не спешите?

– Спешим…

– А можно мы поспешим с вами? – направляю я оглобли прямиком к ним и, развернувшись, семеню ногами вспять. Меня встречают улыбки на довольно приличных фэйсах.

Что ни говори, а бабы всегда в душе предпочитают наглого, пьяного ухажёра перспективе одиноко шлифовать клитор в ночи. Хотя бы просто для того, чтоб на минуту и почувствовать себя царицей Савской. С мужиками, в общем-то, так же…

– Мадам, у вас дырочка на плече, – тыкаю я пальцем в синюю кофточку, еле прикрывающую молочные железы той, что ниже.

– Ой, правда! – останавливается она, тормозяя кокетливым локотком подругу.

Подруга – ничего себе! Мой размерс-с-сик! Короткая стрижка «под мальчика», русые волосы и фигура призёрши чемпионата по бальным танцам. Затянута в переливчатые бежевые штанцы. Тонкая, изящная шея уточки-беляночки, плавно переходящая в треугольный, как бокал для мартини, вырез блузки. Блузка просвечивает кружевным бюстгальтером. Чуть прыщеватое личико умело припудрено. Глаза синие-пресиние… Потянет!

– Дамы, мы пребываем в гневе и неодолимом отчаянье. Помочь сможете только вы. Мы сегодня уже 8 раз за вечер пытались познакомиться – и всё без толку…

– А почему вы решили, что сейчас получится? – не без ехидства улыбается синеглазая.

– Потому что слышал, что 2 знакомства из 10-ти обязательно состоятся. Статистика такая. Так что вам, дамы, придётся её оправдывать. Иначе весь штат российских социологов придётся определять на свалку. Меня вот, к примеру, Тимом зовут. Старинное греческое имя. Означает «славящий бога». А вас?

Похоже на бред параноика, объятого либидо-суицидальными тенденциями, но в целом – пойдёт. В одном пассаже – и наличие мозгов, и юмора, и самоиронии, и явная заинтересованность. А что ещё бабе надо для знакомства?! Это потом из тебя начнут верёвки вить. Скалку под рукой держать…

– Галя…

– Мария…

(Аплодисменты за кадром!!!)

– Мария, насколько я помню, имя с древними корнями, – начинаю я расставлять охотничьи силки. – Кажется, древнеримское?

– Ну да, я, вроде, тожеслышала… – с симпатией отвечает выбранная.

На заднем плане тоже слышны коммуникации. Это Болезный и Биль, наконец, выпростались из тупняка и перестали изображать медленный газ. Дуют что-то в уши той, что покороче. Фоном пошёл за спиной ухажёрский звездёж и смешки объекта вожделения. Идём обратно, в сторону Горсада. Вот герои нашего времени – паразитируют на мне, как мандавохи на старой, изъеденной триппером манде представительницы древнейшей! И так по жизни. Я что, Александр Матросов на амбразуры кидаться?!

Наш с Марией тандем на ощупь прокладывает фарватер в дебрях гендерного пустотрёпа:

– А можно узнать, куда вы с подругой держите путь?

– Эта подруга – моя сестра, а идём мы в «City».

– В «City»?! М-да… неплохое местечко. Но мне больше «Колба» нравится.

На самом деле ни в каком «City» я ни разу не был. Но по слухам знаю, что этот клуб скорее смахивает на подпольный публичный дом для представителей нацменьшинств, чем на цивильное заведение. Самые отмороженные девки нашего города, которые ещё не опустились до откровенного проституирования прелестями на окружной автостраде, но уже навсегда расстались с девичьими мечтами о русских прынцах в берестяных доспехах, собираются там на воскресные «аукционы». Там соревнуются в том, кто больше разведёт очередного «ашотика» на халявную бухло и хавку, а под утро их развозят по саунам и блатхатам, где сначала чуреки устраивают ритуал ухаживания по-быстренькому – лезгинка & армрестлинг, а далее всё перетекает в масс-порево.

– А всё-таки, почему вы в отчаянии? – возвращает меня Маша на грешную землю. – Неужели, с такими интересными молодыми людьми никто не хочет в пятницу знакомиться?

– Ну, знаете, слово такое есть «отЧАЯние». От другого слова образовано. От слова «чай».

– А-аа… понятно, – говорит она, снова демонстрируя мне улыбку с идеальным белым забором зубов. – А ты не хочешь познакомить меня с друзьями?

– Эт можно…

Я оборачиваюсь к арьергарду:

– Эй, мучачос, дама желает познакомиться. И вообще, что вы тащитесь в хвосте? Не отрываться от коллектива!

– Это кто коллектив? – кривит рожу Болезный. – Меня зовут Гранин Никита Сергеевич, в честь известного секретаря ЦК КПСС.

Этот придурок строит из себя Че-Гевару-Предводителя-Команчей-Защитника-Униженных-Оскорблённых. Вечно носит майку с портретом Мао Цзедуна, штаны с серпом-молотом и прочую бунтарскую атрибутику.

– Да какой он, на хрен, Никита Сергеевич. Зовите его просто Болезный, – опускаю я ниже ватерлинии уличного партайгеноссе.

Сами знаете, в любви как на войне: кто не дерётся, тот писями не трётся…

– А я Нельсон, – мяукает Биль. – А с Галей мы уже наладили ка-а-а-нтакт.

Так мля, ещё один Король Горы. Пьянь подзаборная. Уже лыка не вяжет. Известную присказку про «Ты кто? – Капитан Кусто!» я решил не озвучивать.

За разговором приходим к Тверскому драмтеатру. Ещё метров 100 и дойдём до этого грёбаного «City». Надо решать. Вон, на той стороне площади, уже мерцает светом его неоновая вывеска. Самое время для жестов в духе семейки Рокфеллера и фокусов, от которых упадёт в обморок дрищ Дэвид Копперфильд. Но я лишь простой карельский пацак с планеты Земля, 13-й по счёту в Тентуре…

Нужно дождаться, когда спадёт автомобильное движение по улице, и мгновенно пересечь её по еле видным полоскам зебры. Все послушно останавливаются у бордюра и ждут, когда можно перейти дорогу под сигнал светофора. Но мне ждать некогда. Пилиться надо. И давить бабам на психику…

В каком-то пьяном угаре я, не дожидаясь, когда сплошная жёлто-оранжевая ревущая стена машин пронесётся мимо, ступаю на зебру. Прогулочным шагом, как самый не-долбаться-в-рот умный пешеход, который знает, что по правилам машины должны встать,

перехожу на ту сторону. Уже постфактум, мурашками на спине, ощущаю подобие громовых раскатов, которые оставляет после себя сверхзвуковой самолёт и автомобильные гудки. Привычным движением среднего пальца правой руки не глядя выбрасываю «фак». Мои на той стороне выдают индейское улюлюканье и ободряющие визги. Хорошо, что скорость движения здесь слишком высока, иначе не миновать мне тотального причащения монтировками по кумполу от водил.

***

Автостоянка возле клуба забита машинами. Из распахнутых дверей вырывается в парной воздух раскатистый, долбящий сабвуферами хаус. Как будто кто-то забрался ко мне в черепную коробку и устроил там избиение младенцев с помощью бейсбольной биты. Стайки размалёванных девиц, за стальным забором на открытой летней площадке, выпускают из сложенных трубочками губ струйки табачного дыма. Сидя за столиками, потягивают из высоких стаканов свои хайболлы и текилы. Склонив набок насаженные на беззащитный S-образный изгиб шеи головки, делают вид, что слушают сидящих напротив чернявых кабальерос.

Вот он Рио-де-Жанейро, где люди ходят в белых штанах! Сейчас и наши, с таким трудом снятые бабы, сгинут в этом водовороте из музыки, жеребячьей похоти и показных банкнот. Мама, роди меня обг`атно девочкой и научи заг`абатывать собственной мандятиной!

Я втихаря сцеживаю через ноздри дешёвую пивную отрыжку и поворачиваюсь к своим:

– Девушки, а как насчёт того, чтобы просто пойти попить с нами пива? Погуляем по ночному городу, полюбуемся мерно бегущими водами Матушки-Волги со Старого моста, а?

– Да нет, наверное, не получится… у нас встреча в клубе…

– Машк, ну может правда погуляем? – вступается за мои истерзанные полугодовым воздержанием тестикулы старшая сестра Галя. – Пока в маршрутке ехали 3 раза какие-то уроды знакомились, а тут – нормальные вроде парни…

– Нет, – обрубает Мария, точно тесаком серийного убийцы по мизинчику трёхмесячного грудничка.

Сразу становится ясно, кто в детстве кушал перловку из самой красивой фарфоровой миски, которую тётя привезла из сказочной страны Японии.

– Ну хорошо, а во сколько эта ваша встреча заканчивается?

– Ну, мы туда не только из-за встречи идём, – начинает Мария устраивать курс актёрского мастерства для безнадёжных имбецилов. – Потанцевать, отдохнуть, со знакомыми пообщаться.

Прикидываю, что у тебя там за знакомые. Леди в кевларовых панталонах. Ещё посмотрим, кто кому первый пятки лобызать будет. После того как обкончается раз 14. Когда я тебе запердолю по самое не балуйся. Тоже мне, Шина Королева джунглей. Я ведь тоже этим воздержанием сыт по горло. Истерика это называется, понятно?! ИС-ТЕ-РИ-КА!!! Пожалей паренька! Дай хоть на ползалупки, ёшть!!!

– Усёк, – говорю я и начинаю телепатически сверлить ей лобик с целью вложить в её мозг несколько эротических гравюр. В частности, как мы с ней предаёмся плотскому греху на лесной поляне усеянной золотом-брильянтами. Может, хоть это пересилит чары кавказских джиннов и бегемотов-братков, увешанных пудовыми голдами.

– Так что… если вы не с нами, то пока! – нагленько продолжает она в том же духе.

– Тогда может я тебя буду ждать на выходе, когда ты домой пойдешь? – обращаюсь я лично к ней, предпочитая персональную битву двух генералов, а не массовое кровопролитие наших войск.

– А зачем это тебе?

– Ну мало ли. Времена сейчас смутные. А вы девушки симпатичные, вдруг какой маниак на вас засмотрится, на меха захочет порезать.

– Ты сам на меня как маньяк смотришь.

– Хм-м… поговаривают, женщины от моего взгляда могут забеременеть.

– Надеюсь, у меня всё рассосётся.

– А во сколько это примерно будет? Ну, в смысле во сколько вас примерно ждать.

– Ну-у… часов в 5–6 утра.

– Хоккей… Вот здесь же и буду стоять! В 4 утра! На этом самом месте! Как солдатик оловянный! – начинаю я заводиться на весь продажный бабий род и тыкать указательным пальцем в асфальт у себя под ногами.

– Стой… – уже погрустневшим голосом лепечет она, не ожидая такого романтизма в такой нелепой оболочке.

Я тихонько подбираюсь к ней вплотную и осторожненько так поправляю ей пальцем сбившуюся на бок чёлку. Опять влюбляюсь, ёшть…

– Ну, до встречи на заре… что ли…

Тут же разворачиваюсь к ней спиной, точно Железный Дровосек на своих промасленных шарнирах. Уверенной походкой гарлемского сутенёра, только что давшего втык своей подопечной, шагаю прочь. Пройдя метров 50 оборачиваюсь и вижу, как моя победоносная армия ещё пытается вести переговоры с поверженной стороной.

«Бильярдо, мля. Никитос! Вы скоро там?» – кричу я им. Но, похоже, придётся вернуться. Вот тупоголовые! Не дадут мне эффектно покинуть поле боя. Бестолочи. Её же как раз это и завело – мой показной похеризм. И мне проверка на вшивость: приду не приду? Фрейда на вас нет. Это ж тонкая чуйств работа, а не пипиську в клозете дёргать.

– Ну, девушки, это нонсе-е-енс какой-то. Пожалейте молодого человек-а-а-а. Ну куда он пойдёт в 4 утра?! Давайте, правда, лучше пойдём пива попьё-о-ом… – жалестно так, как профессиональная деревенская кликуша, всё ещё ноет Биль, когда я подхожу.