Анна Томченко "Над пропастью во лжи"

Над пропастью во лжи
Анна Томченко

Он – парень моей сестры. А я настолько неправильная, что все равно шагнула за границу дозволенного. Влюбилась в очаровательного горячего писателя. Разорвала собственную помолвку, сбежала из дома, бросила работу. Все ради того, чтобы быть с ним. С парнем моей сестры. Жаль, я поздно узнала, что он ее никогда не разлюбит.

Анна Томченко

Над пропастью во лжи

Пролог

Хорошие девочки не садятся в машину к незнакомцам. Но блондинка в красной юбке, видимо, была недостаточно хороша.

– Сколько тебе лет, ребёнок? – я убавил музыку и боковым зрением наблюдал за попутчицей.

– Что, примеряешься, не посадят ли тебя, если трахнешь меня на заднем сидении? – девушка проследила за моими глазами, что злобно сверкнули из-под затемнённых очков.

– Прикидываю, сколько ботокса ты забила в носогубку и лоб, чтобы выглядеть на чужие восемнадцать.

– Мне – двадцать шесть.

Я стянул очки, прошёлся взглядом по светлым волосам с оттенком серебра, идеальному носу, ровным бровям, пухлым губам, и с сомнением покачал головой.

– У меня есть права! – зачем-то стала оправдываться девица.

– Подарили? – ехидно уточнил.

– Ага, – красная юбка не скрывала коленей, и укором на правом был синяк. Девушка одернула ткань. – Папа.

– Папа или папик? – и столько в этом моем «папик» было паскудства, что блондинка запсиховала.

– Да ты задрал намекать на эскортницу!

– Я тебя ещё не драл.

– Но мечтаешь? – прищур голубых глаз и сжатые пальцы на ремне безопасности.

– Нет, прокрастинирую.

А ещё пристально изучаю, ища знакомые черты. Зря, к слову.

Замолчали. Гравийка вывела на разбитый асфальт.

– Как тебя зовут? – не утерпела девушка.

– Я обычно сам прихожу, – уголок губ дёрнулся в усмешке.

– Но имя у тебя есть?

– Безусловно… – она настолько мила, что говорить с ней – одно удовольствие. Правда, с немного мазохистским послевкусием.

– И ты мне его не скажешь?

– Оно слишком знаменито, чтобы называть его… – патетично заявил, интригуя, и заметил, как она надула губки. Ещё и дышать стала так, словно у ребёнка отобрали любимую конфету.

– Мне величать тебя Лютиком? – припомнив такой же момент в нашумевшем фэнтези, уточнила блондинка.

– Лучше уж Васильком.

– Хорошо, Василёк. Кто ты?

– Мизантроп, фаталист, гений… – пустился в перечисления и заметил ледяное пламя в голубых глазах.

– Ого! А тебе венец уши не натирает? – голос у неё мелодичный. Почти уверен, она очень хорошо поёт. Намного лучше половины нашей эстрады.

– Нет, он вечно съезжает набекрень. А кто ты, ребёнок?

– Можно я опущу все свои регалии?

– Мне интересно познать тебя всю…

– Но-но-но! – Покачала указательным пальцем девушка и сложила руки на груди. – Ты мне это брось, познаватель!

– Я бы сказал, дознаватель.

– Серьезно? Ты настолько умён, что по пятнадцатиминутному диалогу смог всё обо мне узнать?

– Не всё, но я к этому стремлюсь. Например: папа купил права, значит, не последнюю горбушку доедает. Ты шлёпаешь в летний полдень на каблуках и в мини по просёлке, а могла бы ехать на машине. Купил права, купил и тачку, аксиома. Ты либо паршиво водишь, либо отобрали права, либо папочка отобрал машину. Мы в богом забытой деревне, ставлю на третье. Тебя что, сослали?

– Угу, в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов, – фыркнула девица, неумело цитируя Грибоедова. – Ещё скажи, послали…

– Нет, послала, скорее всего, ты. И это не единственная оплошность. По складу ума, характеру и повадкам, ты не приспособлена для серьёзной работы, хотя образование высшее, наверно, есть. Бухгалтерия там, или юрфак, а на деле ты – фрилансер. С литературой у тебя беда, значит, не пишешь. Глядя на мордашку, можешь быть моделью или новым видом бездельников – блогером.

– Я – фотограф!

– Да какая разница? – я махнул рукой, и девчонка заворожёно проследила, как ударились друг об друга медальоны на чёрных кожаных шнурках.

– А чем ты занимаешься?

– Я – пишу…

– О-о-о! Вот это вот «Над пропастью поржи»…

– Во ржи. Книга, из-за которой убили Джона Леннона, называется «Над пропастью во ржи».

– Да какая кому разница? – оскалившись, передразнила блондинка.

Глава 1

Аэропорты.

Это как телепорты, только дольше. Это как трансгрессировать, только без волшебной палочки. Это почти как магия, только механика.

Я шла к ленте выдачи багажа с дурацкой улыбкой, которая может быть только у человека, что впервые за шесть лет собрался в отпуск. Долгожданный. Сначала я училась в дорогой, во всех смыслах, столице. Потом не хватало денег. А сидеть на шее у родителей… Такое себе занятие, согласитесь. Тем более, ба всю жизнь повторяла мне одну проповедь, что не надо просить ничего у сильных мира сего. Сами придут, сами дадут. А уж по шее, щам или для профилактики – как повезёт. Но в везение я верила ещё меньше, чем коуч по похудению в целебное голодание. Поэтому добивалась всего сама. Или добивала…

Я пошла работать на полставки в ресторан, хостес. Дальше, в закромах вещей нашла старенькую зеркалку, и всё закрутилось так, что на учебу – плевать, на общепит – с ещё большей колокольни. Потому что я нашла себя!

И стала фотографом. До мозга костей. До бессонных ночей с фотошопом. До стёртых коленей, потому что супружескую пару снимала на пляже и половина ракурсов требовала коленопреклонения. До истеричных всхлипов девочек, что попадали в объектив моей камеры. До скупой похвалы матери невесты, которая у меня на фотках даже улыбалась. До матюгов именем двойной экспозиции и открытой диафрагмы. До первой топовой строчки в списке молодых специалистов, у которого в портфолио звёзды шоубизнеса, мировые бренды и благотворительные акции.

Я – Вероника Озёрская, по паспорту Дальнозёрова. И я в отпуске!

Если честно, в творческом. Я не бронировала на эти два месяца съёмки, потому что хотела побыть с семьей в родном городе, успеть слетать в Испанию и посмотреть работы Гауди. Саграда Фамилия, Дом Мила, парк Гуэля. Побывать в музее Пикассо или Миро. И я туда полечу.

А сейчас – семья… Родители. Папа обещал встретить. Мама, как обычно, флегматично будет страдать, что дочь не хочет рожать наследников. Сестра… Вот по ней я скучаю сильнее всего. Это же моя Ася-сяй! Знаю, глупо так называть взрослую девицу, но это из детства. Я страшно картавила и «л» проглатывала, поэтому разбила имя на две части. Так и прижилось.

Возле багажной ленты толпился народ… В ручной клади у меня была камера, несколько объективов, световой фонарь вместо вспышки, два запасных аккумулятора, набор флешек… Ценный груз, короче. Я стояла в отдалении, не решаясь ввинтиться в толпу. Какой бы ударопрочной не была сумка, но лучше перестраховаться. С нынешними ценами и старый мануальный объектив Гелиос влетит в копейку, молчу про мою Сигму.

Притопывать в такт играющей в наушниках Dancing girl было весело. Я залипла на синхронизации мелодии и картинки. Потом очнулась и, заметив спад толчеи, наклонилась за своим чемоданом.

Тётку, что подвернулась мне под руку, я не увидела, хотя такие габариты сложно пропустить мимо глаз. Но это ж я! Она пихнула меня упитанным задом настолько сильно, что моя тощая конструкция рассыпалась бы к чертям, если бы не мягкая стенка позади.

Я пожелала, чтобы на каждой фотке у бабы по три подбородка было, и, уперевшись локтем в стену, оттолкнулась. Сзади заматерились. Я резко крутанулась, саданула высокого мужчину в очках своей сумкой. Чуть не взвыла: там же мои «стёкла»! Мужик постарался отмахнуться и, поскольку был выше меня ростом, получил под дых моим запястьем, что останавливало полёт кейса с оборудованием. То ли я не рассчитала силы, то ли сильный пол прикидывался сильным, но попутчик охнул и попытался отстраниться. В попытке отступления уже он задел меня, точнее очки, что сидели на лбу. Я, как факир, у которого последняя бутылка спирта, стала жонглировать окулярами, стараясь удержать их. Это ведь «Хлоя»! Я копила на них! Пока махала руками, ещё раз выписала тычок в рёбра мужчине, и он не выдержал.

– Да вы успокоитесь? – почти рявкнул он, сдерживая мне обе руки одной своей. Широкой. С нитями прорисованных вен на запястье. – Прекратите!

– Извините, – покаялась, держа указательным и большим пальцем за дужку очки.

– Нет! – зло выплюнул мужик с русыми волосами и следами первой седины в них. Ему шло. Такой гедонистический образ немолодого повесы.

В своей жизни мужчин я делила на три категории: хахаль обычный, хахаль экзотический и выхухоль. Первый отличался романтичными порывами между «привет, красотка, как дела» и «идём, перепихнёмся». Вторые были настолько непредсказуемы и горячи, что однажды я оказалась с утра на тусовке свингеров. А вот третьи… Выхухоль – зверь чудной и придурковатый. Сначала его трудно отличить от номера один моего списка Шиндлера. Но при ближайшем рассмотрении, вы точно поймёте, что перед вами именно он, ещё не исчезнувший, поругайте теорию Дарвина, вид. Так Костика, который был нормальным и по свиданиям таскал, как престарелая куртизанка свою болонку Мальтезе по кулуарам, и цветами заваливал, я бы не заподозрила, но когда во время секса он зажал мне рот и стал шептать, чтобы я не орала, а то маму разбужу… Не виделась я больше с Костиком… А его мама ещё дважды звонила мне и сетовала, что не успела познакомиться со мной поближе. Куда уж ближе?! И так носами возле ванной столкнулись, и ещё неизвестно на чьей психике был отложен отпечаток моральной травмы.

– А почему? – мне на самом деле было любопытно. А ещё интересно, к какой категории относился мужчина. Очень яркий типаж. Вроде бы ничего необычного: хорошо сложенный, высокий, мышцы в нужных местах, но без фанатизма. И лицо очень харизматичное: очки, щетина, седина в стильной стрижке – это словно винтики одного механизма. Я пустила слюни, потому что заполучить такую модель очень сложно. Это вам не штамповка, тут уникальный объект. Потёртые джинсы и футболка с рваным воротом только ярче подчёркивали его необычность.

– Вы получите индульгенцию, а мне безболезненней от этого не станет, – он подхватил спортивную сумку с ленты. Я наклонилась за своим чемоданом.

– Тогда, кофе? – глаза у него карие. Интересный оттенок расплавленного янтаря. При должной обработке в фотошопе, эти глаза станут наваждением девиц от тридцати до восьмидесяти.

– Не стоит.

– Почему? – не сдавалась я, все ещё веря в свою коммуникабельность, что поможет раскрутить его на съёмку.

– Боюсь, вы меня добьёте. Придёте с молотком, например, чтобы уж наверняка…

Вот осел!

Я посмотрела вслед мужчине и сдула с глаз локон. Ну, ничего. От меня ещё никто не сбегал. Бывало, уползали, хромали, один сиганул с лестницы, но побегом никто не отделался.

Чемодан на колёсиках затормаживал погоню. После эскалатора я заприметила знакомую фигуру и стартанула к отцу на третьей космической скорости. Повиснув у него на шее и триумфально дёргая ногами, я ещё видела, как у информационной стойки необщительный осёл копался в телефоне. Но тут вежливое покашливание со стороны заставило отвлечься, и я упёрлась взглядом в коренастого парня с копной каштановых волос. Он мило улыбался.

– Ники! – папа отпустил меня и, придерживая за руку, повернул к спутнику. – Познакомься, это Матвей. Сын моего хорошего друга…

Это очень мило, что у родителя полно времени для светских расшаркиваний. Но у меня там модель сваливает.

– Рад знакомству, – учтиво протянул парень и попытался облобызать мою конечность. Я не далась, только мужественно пожала протянутую ладонь и со скорбным видом признала:

– Соболезную…

Мужчины натянуто засмеялись, сглаживая конфуз. А я, уже не слушая их, потопала вслед за незнакомцем, как за Гамельнским крысоловом. Что-то в нём было необычное. Такое, что все мои инстинкты кричали, чтобы я не смела его упускать. И его глаза… Что в них было помимо цвета? Усталость, раздражение, недовольство. Интереса не было. Ко мне интереса не было.

Я нагнала добычу, когда оная садилась в такси и не придумала ничего лучше, чем вытащить телефон и сделать пару кадров. Даже номер машины засняла. Вдруг пригодится? А если поиск по изображениям будет в пролёте, размещу на всех своих страницах в соцсетях мольбу о помощи найти этого человека.

Отец со своим знакомым как раз догнали меня, и мы втроём погрузились в машину. Я была так озадачена мужчиной, который пренебрёг моим вниманием, что дальнейший диалог в авто звучал для меня, как из мультика про Дракулу: «…бла, бла-бла, бла-а-а-а-а…».

А когда двери лифта сомкнулись за нашими с отцом спинами, я услышала шипение.