Их беседу прервал шум в предбаннике. Вскоре оттуда появился Пал Тимофеевич, а за ним – две очень высокие девушки, уже раздевшиеся, набросившие на себя простыни и заправлявшие их над грудью под широкими плечами.
– Так, мальчики, что тут у вас есть выпить? – сказала одна из них низким мужским голосом, по-молодецки хлопнув в ладони. Егор буквально оторопел, глядя на эти ладони, которые были раза в полтора больше, чем его собственные.
«Ни хрена себе телки! – подумал он. – Что эти мужичонки собираются с ними делать? Бегать по ним и кричать: „Неужели это все мое?“»
Но Сан Саныч совершенно не выглядел смущенным и обескураженным. Напротив, с неподдельным интересом разглядывал мощных красавиц.
Выпив и закусив, девочки пошли погреться в сауну, а Сан Саныч обратился к Пал Тимофеичу:
– Я не понял: а себе ты не взял, что ли?
– Ну, так две же? – удивился Пал Тимофеич.
– Две – это мне, ты же знаешь!
– Забирай обеих, я сегодня не в настроении!
– Ну, смотри! – Сан Саныч повернулся к Егору. – Наливай!
Пока они выпивали, девочки успели и попариться, и проветриться.
– У вас тут такие комары! – сказала одна из них, вернувшись с улицы, – они меня всю сожрали!
– Кого? Тебя? – усмехнулся захмелевший Пал Тимофеевич. – Да ты такая здоровенная, что на тебя никаких комаров не напасешься!
Что делал Сан Саныч с двумя такими красотками, Егор так и не узнал. Решив, что все хорошо в меру, он поблагодарил за угощение и откланялся. Когда он одевался, внутри бани раздался оглушительный хлопок. Егор, у которого в голове все еще переваривалась информация о возможных провокациях и терактах, испуганно заглянул в предбанник, где увидел всех четверых живыми и здоровыми, выскочившими голышом из сауны со смехом и матом. Оказывается, Пал Тимофеевич решил поддать на камни спиртовой настойки калгана – есть такой целебный корешок. Спирт дотек до раскаленных тэнов и взорвался.
Больше Егор никогда не встретится с двумя этими генералами. Кто они, из какого ведомства – так и останется для него нераскрытой тайной.
Через пару лет с Пал Тимофеичем случится несчастье, причем именно в этой баньке. Будучи сильно пьяным, он отошлет свое сопровождение, заявив, что останется ночевать на базе, и заснет в сауне с включенными тэнами. К утру его тело высохнет настолько, что кожу можно будет проткнуть пальцем.
Но Егор об этом уже не узнает. А пока, вернувшись из сауны после знакомства с такими любопытными персонажами, он укладывался спать, размышляя над словами Сан Саныча.
«Действительно, какой сложный и ответственный момент для страны! Оказывается, мы вообще готовы были отказаться от этой Олимпиады. Надо же! – размышлял он, лежа в тишине, заложив руки за голову и глядя на блик света, брошенный на потолок уличным фонарем сквозь неплотно зашторенное окно. – И вот, когда несмотря ни на что, все-таки решились и уже вышли на финишную прямую, угораздило же нас вляпаться в эту войну! В античной Греции на время Олимпиады все войны прекращались, а у нас – наоборот! Совсем кремлевские старцы из ума выжили. Такой козырь противникам дали – грех не воспользоваться». Он знал о том, что президент Картер недавно выступил с призывом бойкотировать московские Игры.
Через много лет, когда в Сочи пройдет уже вторая в стране Олимпиада, кстати, с тем же номером XXII, только зимняя, Егор, вспоминая и сравнивая их, невольно будет задаваться вопросом: как получилось, что две попытки нашей державы показаться миру с самой лучшей стороны, попытки затратные и пафосные, обе обернулись долгими незатухающими войнами, международными скандалами и общим ухудшением политического и экономического положения страны? Почему наш успех, наш праздник, который мы вроде бы предлагали всем разделить – наоборот, вызвал раздражение и озлобленность? Неужели и здесь в основе – все та же простая человеческая зависть? Помнится, Глеб Родионович однажды обмолвился: делиться радостью можно только с тем, кто способен ее воспринять как свою.
Еще за два года до московской Олимпиады английская «Таймс» писала: «Западу необходимы рычаги для оказания давления на Советский Союз, и Олимпийские игры очень подходят для этих целей». В ход предлагалось пустить все: и массовый срыв поставок оборудования, и отказ рекламодателей, и судебные иски от телевизионных и других компаний, и меры по резкому сокращению числа туристов, делающие бессмысленными колоссальные затраты СССР на строительство олимпийского комплекса. Среди историков есть мнение, что бойкот Олимпиаде был бы объявлен независимо от того, вошли бы мы в Афганистан, или нет.
Увы, руководство СССР угодило в расставленную афганскую ловушку со всей медвежьей неуклюжестью. Владимир Путин учтет этот опыт в 2014 году, и сочинские Игры пройдут под мирным небом, без бойкотов и вторжений. Но Майдан во время Олимпиады уже будет скакать. Пройдет совсем немного времени, и все вернется на круги своя: будут и санкции, и вторжения. Почти склеенная хрупкая чаша мира снова расколется по старым трещинам.
– Почему англичане нас так не любят? – спросил когда-то Егор у Глеба Родионовича.
– А за что им нас любить? – рассмеялся старый геолог. – Слишком уж заметна роль России в том, что из империи, крупнейшей за всю историю человечества, они превратились в небольшое островное государство.
Бойкот московской Олимпиады поддержали 65 стран. Даже социалистический Китай. Но спортсмены из более, чем восьмидесяти государств все-таки приехали. Соревнования дали хороший урожай рекордов: больше семидесяти олимпийских и почти сорок мировых. Побеждать на такой Олимпиаде было не стыдно. Наши футболисты, правда, умудрились проиграть в полуфинале сборной ГДР. В 2014-м будет чем-то похожая ситуация с хоккеем, когда наша сильнейшая команда упустила почти состоявшуюся победу над американцами. В момент решающего гола вдруг оказалось: ворота соперника сдвинуты. Это породило популярный мем: «Проигрываешь? Сдвигай ворота!» Но в целом на обеих Олимпиадах в командном зачете мы уверенно победили. Западная пресса объяснила такой успех в первом случае – отсутствием сильнейших атлетов мира, а во втором – допингом.
Во время одной из вылазок с базы в Москву накануне Олимпиады Егор не узнал столицу. Всегда шумящая и запруженная народом Москва превратилась в тихий городок. Магазины, полные товаров – и никаких очередей. Сервелат, сосиски, баночное пиво и самое немыслимое – вежливые, улыбающиеся продавцы! Многие продукты – соки, йогурты, нарезки – имели маркировку: г. Турку, Финляндия. Как-то ни до, ни после Олимпиады об этом продовольственном монстре Егор не слышал.
В метро и наземном транспорте – пусто. Преступность – ноль. Запомнился обрывок разговора двух стариков:
– Слушай, ловлю себя на мысли: в своем ли я отечестве? Вот, оказывается, что надо было сделать, чтобы город стал образцовым!
Антон Антонович, пообщавшись с какими-то друзьями из «органов», рассказывал Егору:
– Москва переведена на особое положение. Въезд жителям других регионов закрыт. Все командировки в Москву отменены. Дороги перекрыты. Поезда идут по обходным веткам, самолеты облетают город десятой дорогой! Москвичей завалили льготными путевками куда хочешь: в пионерлагеря, дома отдыха, даже за границу! Мне экспедицию подписали – на раз! Всех уголовников, спекулянтов, диссидентов, психов и проституток собрали и отправили за 101-й километр. Щелоков – знаешь, кто это?
– Нет.
– Министр внутренних дел. Говорят, приказал задержать и доставить к нему двадцать самых известных воров в законе и попросил их, чтобы они там у себя разобрались и на все время Олимпиады не было никакого криминала. Вот даже какие каналы задействованы.
В день открытия Игр одновременно с тем, как в Лужниках вспыхнул олимпийский огонь, недалеко от Кремля – на территории британского посольства – загорелся другой. По распоряжению премьер-министра Маргарет Тэтчер, этой «железной леди», сотрудники посольства напоказ жгли свои билеты на Олимпиаду. Это должно было отвлечь часть журналистов и туристов от главного события.
Группа прогрессивных американцев в знак протеста против бойкота пожелала совершить забег на одну милю по набережной Москвы-реки. КГБ было в ужасе, потому что место, выбранное для забега, оказалось рядом с правительственной резиденцией. Мало ли что!
Отменять мероприятие не стали, но перенесли на шесть утра, когда резиденция пустовала. Объяснили, что днем, дескать, бежать жарко. Когда американцы стартовали, к ним неожиданно присоединилась группа советских бегунов. Впереди двигалась машина с телекамерами. Американцам и в голову не пришло, что роли спортсменов и телеоператоров исполнили офицеры КГБ.
Возникли проблемы с заполнением трибун, потому что многие зарубежные зрители все-таки не приехали. Но выход нашелся. Билеты, стоившие 25 рублей, пустили в свободную продажу по 30 копеек. Трибуны забились до отказа.
Для охраны олимпийских объектов и патрулирования московских улиц со всей страны были собраны лучшие сотрудники КГБ и МВД. Чтобы не создавать ощущения полицейского государства, большинство было в штатском. Воинские посты по периметрам объектов стояли с оружием, но боевых патронов никому не выдавали. Было принято решение: в местах массового скопления людей оружие не использовать. На всю столицу из всей многотысячной армии представителей госбезопасности и органов правопорядка только 16 человек были вооружены пистолетами с боевыми патронами.
3 августа Игры успешно завершились. На церемонии закрытия, правда, пришлось поволноваться за огромного олимпийского мишку, который должен был полететь на воздушных шарах под звуки финальной песни, но во время репетиций то заваливался на бок, то клевал носом. Однако в нужный момент все-таки полетел, как надо.
По общему признанию, своей организацией и красотой проведения московская Олимпиада далеко превзошла все предыдущие. Слезы грусти и умиления у зрителей финальной церемонии были вполне искренними. И если успех нашей сборной в 2014 году повторить удастся, то такого же эмоционального накала при закрытии Олимпиады, увы, уже не получится.
Егор, правда, смотрел Игры 1980-го только по телевизору. Как раз в день их начала он вместе с Антоном Антоновичем вылетел в Мурманск – организовывать новую экспедицию.
Аэропорт, где они приземлились, оказался довольно далеко от города. Оно и понятно: поди, найди подходящую площадку тут, среди сопок да болот. Но дорога в город была хорошая, солнышко светило приветливо, а камни да лишайники по обочинам напоминали Приэльбрусье. И даже цвет неба был тут какой-то темно-синий, как в горах. В принципе, слой воздуха на севере действительно тоньше, чем в южных широтах. Атмосфера ведь вращается вместе с Земным шаром, и центробежная сила стягивает весь воздух к экватору, обнажая полюса.
Проехали поселок Мурмаши, потом Колу, самое древнее поселение в этих местах, по имени которого назван весь полуостров, и, наконец, за поворотом распахнулась широкая панорама города.
Шестьдесят девятая параллель. Крупнейший в мире населенный (https://ridero.ru/link/NX0J9m9LcB3Fj4nACFNAm) пункт за полярным кругом (https://ridero.ru/link/uuEZ9qYdafddtyB2ID9Tu). Самый северный незамерзающий порт планеты. Последний город, основанный Российской империей: в 1916 году, под именем Романов-на-Мурмане.
Поселились шеф с Егором в ДМО – Доме междурейсового отдыха моряков. Это было интересное здание. Оно включало в себя комнаты для проживания, буфет, столовую, которая вечером работала как ресторан, библиотеку, игровую комнату, спортзал, радиорубку для связи с кораблями в море и даже, в подвале, спортивный плавательный бассейн.
Антону Антоновичу по распоряжению начальства выделили отдельную комнату, а Егора поселили в двухместную. Располагаясь, он видел в шкафу чьи-то вещи, но сосед пока отсутствовал.
День прошел в знакомствах. Егор сопровождал Антона Антоновича во время визитов в организации с весьма интересными названиями, например: «Севрыбпромразведка». Они ходили по кабинетам, представлялись, рассказывали о себе, выясняли обстановку, прощупывали почву для сотрудничества. Потом шеф отбыл куда-то с начальством, и Егор наконец-то освободился.
– Какой долгий утомительный день! – подумал он, взглянув в сторону залитого солнцем окна. – Еще даже не вечереет, а я что-то прямо вымотался.
Потом он посмотрел на часы.
– Елки-палки! Одиннадцатый час! Это ж полярный день, забыл, ёханый бабай! То-то я смотрю: жрать и спать хочется, как в армии!
Хорошо, что он запасливо прихватил из Москвы кое-что перекусить. В такое время – где поешь? Разве только на вокзале дрянь какую-нибудь!
Ключа от его комнаты у горничной не было. Толкнув дверь, Егор увидел невысокого плотного мужчину с широким мясистым лицом, маленьким носом-пуговкой и мелкими блестящими карими глазками. Незнакомец сидел на кровати, одетый в треники и майку-алкоголичку неопределенного цвета, туго натянувшуюся на его упитанном животе. Сдвинутые вместе два стула были уставлены бутылками с пивом, на газетке разлеглись белые с розовинкой аппетитные куски какой-то жирной рыбы.
– О! Наконец-то! – с нетрезвым восторгом воскликнул мужчина. – Сосед?
– Сосед, – улыбнулся Егор.
– Садись. Пивка попьем. За знакомство. А то я тут уже жду-жду, ёксель-моксель! Вижу, что поселился – и не идешь, бляха-муха. Как зовут?
– Егор.
– Держи лапу, Егор. А я – Володя. Ты в каком флоте ходишь, траловом или Мурманрыброме?
– Я не во флоте. Я в экспедиции.
– А! Промразведка?
– Ну, в общем, да. Почти.
– А я – стармехом хожу в траловом. Садись. На, держи пиво, не стесняйся. Бери, вон, хочешь, палтус – пожирнее, хочешь, желтоперочка – посуше, бляха-муха.
Егора долго уговаривать не пришлось – был голодным, как собака. Добавив к импровизированному столу свои припасы, он подсел поудобнее. Палтуса он еще никогда не пробовал, рыба ему очень понравилась.
– Где такую можно купить? – наивно спросил он Володю.
– Херушки ты теперь его просто так купишь, – хохотнул стармех. – Это я по талонам отоварился. Есть специальная база, где морякам, пришедшим из рейса, отпускают, чтобы могли семьям гостинец повезти.
– Жалко… – расстроился Егор, со смаком выгрызая жирок со шкурки.
– Сам-то откуда? – спросил Володя.
– Сейчас из Москвы. А вообще – с юга.
– Женат?
– Нет.
– Молодец! И не торопись с этим делом.
– Почему?
– Я вот поторопился – и теперь, гляди! У меня ведь тут, в Мурманске, и жена, и дочка, и квартира, а я, видишь, в ДМО, с тобой. А почему?
– Почему?
– Потому, что все они, бабы – суки конченные. Понял?
– Ну, уж, прямо – все?
– Все.
Утвердительно кивнув на слове «все», Володя для убедительности закрыл свои маленькие карие глазки. Чтобы открыть их снова, ему потребовалось заметное усилие. Он потянулся к очередной бутылке. Пиво было, на удивление, неплохим. Как потом узнал Егор, тут сошлись два фактора: мягкая вода в местных источниках и главный технолог на пивзаводе в городе Кола – чех по национальности.
– Понимаешь, они – наркоманки хреновы! – продолжал Володя, размахивая полупрозрачной тушкой желтоперки. – Вот, трахнешь ее, и, пока твоя сперма в ней бродит, она – золотая. И ты у нее – самый лучший. А, как только у нее там это дело рассосется – всё, бляха-муха! Сразу ты – подонок, испоганил ей жизнь, и она, оказывается, всегда тебя ненавидела. Да! И вообще, типа, давай бабки и пошел вон! Вот так! Лярвы – одно слово! Я своей так и говорю. У тебя, говорю, вход в душу – только между ног, и никаких обходных путей нет!
– А где твоя жена работает?
– Официанткой в ресторане «Дары моря». Я с ней там и познакомился.
– Ну, может, тебе просто не повезло? Может, ты не там искал? Ресторан все-таки – не институт благородных девиц.
– Ой, Егор! Наивный ты человек! Молодой еще! Поживи с мое. У меня вон дочке уже – пятнадцать! Выросла, пока я был в море. И кем выросла? Проституткой. Я жене говорю: «Кого ты мне, бляха-муха, воспитала? Потаскуху, такую же, как ты сама?» Пришел с рейса, только прилег – звонят в дверь. Открываю. Стоит такой дядя – старше меня: «Тома дома?» Я говорю: «Она тебе нужна? Забирай! Только, чур – в один конец. Мне она тут на хрен не сдалась!». Стоит, лупает глазами, мудак. Давай, Егор! Пошли они все, бляха-муха! Твое здоровье!
Володя пытался успокоиться, но душа его бурлила и требовала словесного излития.
– Я же, знаешь, в море двигаешься мало, пузо стало расти. Ну, дома вчера утром встал, взял гантели – поразмяться хоть чуть-чуть. Так жена с таким отвращением на меня посмотрела и говорит: «Чего ты фигней занимаешься, лучше бы меня лишний раз трахнул!» А я ей: «Ты, бляха-муха, о чем-нибудь другом, вообще, можешь думать?» По молодости-то я, бывало, как приду с моря, изголодаюсь – жарю ее день и ночь. У нее еще фигурка была – супер! А теперь – как в том анекдоте: глаза голубые, а все остальное – жопа. Морду пропила, синяя вся, потасканная. Я говорю: «Тебя теперь только с огоньком трахать надо!» Она: «Это как?» «А так, – говорю. – Берешь журнал „Огонек“, бляха-муха, с симпатичной мордашкой на обложке и кладешь тебе на харю, а то ж на тебя как глянешь – так все сразу падает!» Ой, как она взвилась! А я вещички собрал – и сюда. В управление зашел, попросил, чтоб на первый же пароход и сразу в море. Там оно как-то понятнее, бляха-муха.
Они убрали мусор со стульев, составили бутылки в угол к урне и стали укладываться.
– А вообще, – сказал Володя, когда уже задернули шторы (это вместо выключения света, потому что солнце продолжало сиять и после полуночи), – вот вернусь, разведусь, попрошу квартиру, пусть хотя бы однокомнатную, бляха-муха, мне много не надо. Не откажут. Я в траловом флоте девятнадцать лет, и ничего никогда не просил. И буду искать девочку. Вот – как можно моложе. Такую, чтобы только не статья. Восемнадцать лет, бляха-муха. Спишусь на берег и буду сам ее воспитывать. Чтобы я любил ее, а она – меня.
Егор не удержался и вставил в монолог соседа свои «пять копеек»:
– Мне, Володя, бабушка говорила, что ребенка надо воспитывать, пока он поперек кровати спит. А, когда уже вдоль ляжет, тогда поздно.
– Нет, бляха-муха, – убежденно возразил Володя, выказав на своем мясистом лице солидную уверенность. – Девки, пока молодые – они природой созданы подстраиваться. Это потом, когда закостенеет, корова упрямая, ее ни в какое стойло уже не поставишь – все ей не так, бляха-муха.
– Где же ты найдешь такую девочку? Их, наверное, теперь уже и не бывает. Сам же про дочку рассказывал.
– Ничего. Буду искать. Чтоб чистая была, бляха-муха. Только моя!
– По этому поводу есть анекдот, – вспомнил Егор историю, услышанную еще в лаборатории республиканской больницы в Нальчике. – Мужик приходит в аптеку. «Дайте, – говорит, – пузырек зеленки». Взял, отошел в сторонку, отвернулся, штаны от живота оттопырил и – бултых туда всю зеленку из пузырька. Посмотрел – и опять к прилавку. «Дайте, наверное, еще один!» «Мужчина, а что Вы там такое лечите?» «Я не лечу, я крашу». «Красите? Зачем?» «Да, хочу жениться – чтоб обязательно на невинной девушке». «А зеленка тут причем?» «Ну, как? Есть у меня невеста, утверждает, что девочка. Сегодня у нас свидание. Вот я ей его и покажу. И, если спросит, почему он зеленый – набью морду и выгоню – а, где, ты, сука, другой видела?»
– Вот зря ты, бляха-муха, смеешься, – назидательно сказал Володя. – Да. Вот, погоди, придет твое время жениться – еще задумаешься. Вспомнишь меня тогда.
– Хорошо, вспомню, – согласился Егор и перевернулся на живот, обняв подушку. Глаза у него слипались.
