– А еще… еще… у нас ребеночек будет! – выпалила снова Юля.
– Свершилось! – воскликнул мой тесть.
– Это точно, – брякнул я. – Если вспомнить себя, как Даниилыч советует, то… проходи Вениамин. Ты ведь зять теперь мне.
– А мне кто? – всхлипнула Ира.
– Это уж от тебя зависит, дочка, – сказал Ире отец.
– А я в разряд прабабок перехожу что ли? – вскинула руки Кира Захаровна. – Неужели дожила?
– Ну, а свадьба? – спохватилась Ира.
– Да ну ее, свадьбу эту, мам, – махнула рукой Юля. – Чего формализмом заниматься?
– Как?..
28. – Давайте эти вопросы на потом оставим, – предложил Даниилыч. – Сядем вот сейчас дружно за стол и…
– Мы, вроде, чай собирались пить, – косо посмотрела на мужа Кира Захаровна.
– И чай будем. А как же? Парню стресс надо снять.
– А тебе?
– И мне. Всем. Налетели, понимаешь. Венька, садись со мной рядом. Я тебя в обиду никому не дам.
– Я люблю тебя, дедуля, – чмокнула в щеку деда Юля.
– Без суеты давайте. Первые такие минуты ой, как важны, – сказал Даниилыч. – А ты что молчишь, Семен?
– Перевариваю.
– Ну-ну…
В общем, засиделись мы не просто за полночь, а почти дождались утра. А потом еще укладывались…
Вениамин, конечно, остался. Ира как-то стеснительно устроила его с Юлькой в отдельной комнате. Разобрались, короче говоря. А разобравшись, забылись крепким богатырским сном – благо, воскресенье настало, и некуда спешить, и устали очень. Сами понимаете, столько событий в один день.
Но, что сделано, то сделано – обратно не вернешь. Обскакала Юлька старших братьев. Что ж…
«Бабуля, дедуля» – откуда это у нее?» – было последней мыслью перед тем, как я погрузился в сон…
29. Когда я проснулся, то долго не мог понять, что же было вчера. В голове роилась куча звучащих картинок с примесью еще не совсем ушедшего сна. Бывает же такое – ничего, ничего, а потом все сразу в один день.
Я повернулся к окну. Шторы были плотно задернуты. Что сейчас: утро, полдень, вечер? По привычке протянул руку к будильнику, чтобы узнать который час. Будильника на месте не оказалось. И тут только я осознал, что нахожусь в своем кабинете.
Приподнялся, оглянулся. Никого. Опустил ноги на пол. Бр-р-р. Стряхнул остатки сна, где я летел-не летел, а падал куда-то вниз. Куда? Откуда?
Встал. Подошел к окну, раздвинул шторы. В глаза ударил яркий свет до зажмурения.
«Юлька беременная. Замуж вышла. Тихо-то как. Где все? Неужели все спят?» – проплыло в голове.
30. Я приоткрыл дверь в зал и увидел, как «мои» сидят за столом и разговаривают шепотом. Вениамин тоже сидел, но молчал. Открыл дверь шире.
– А чего так тихо разговариваете? – негромко спросил я, высунув голову.
Все обернулись разом в мою сторону, а потом… загоготали.
– Отец, ты бы как-то… а то… – сказала мне Ирина, продолжая смеяться.
– А-а, ну, да, – опомнился я и прикрыл за собой дверь.
Голоса стали громче и оживленнее. Минут пять приводил себя в порядок. Вышел в зал.
– Который час? – спросил я.
– Четыре, в смысле, шестнадцать ноль-ноль, – подмигнула мне дочь.
– Вот это я оттянулся, – усмехнулся я.
– Мы вот тоже завтрак с обедом совмещаем, – кивнул мне Даниилыч, приглашая к столу.
– Я сейчас, только в ванную сбегаю.
– Думаю, не помешает. Только быстренько, как снежком когда-то, помнишь?
31. Я елозил зубной щеткой и смотрел на свое отражение в зеркале с полным ртом белой пены. И тут как шандарахнет:
– Артем! – стукнул я себя по лбу. – Я же утром должен был заехать к нему. Тьфу ты, черт!..
Быстро закончил «обеденный» туалет. Вышел и, подходя к свободному стулу, достаточно непринужденно так:
– И когда я буду дедом, Юля?
Она посмотрела на меня, улыбнулась.
– Вообще-то, мы еще не решили. Но не в ближайший год или два – это точно. Подожди, успеешь «состариться», – ответила дочь.
Я посмотрел на нее удивленно. Потом на Вениамина. Потом на остальных.
– Что? – спросила моя жена.
– Юля, вы с Вениамином в загсе расписывались?
– Расписывались, па.
– Так. А когда ты в прихожей…
– Да, в прихожей я и объявила об этом, – согласилась дочь.
– Вот. А сразу после этого ты сказа-а-ала…
– Я и не упомню уже, па. Честно.
– Ты разве не ждешь ребенка?
– Откуда ты взял? Я ж не такая дура, чтоб сразу залетать.
– Моя школа, – хмыкнул Даниилыч.
– Твоя, твоя… – подтвердила моя теща.
– Странно, а мне показалось, что…
– Может, приснилось? – спросила Ирина.
– Ладно… Я отлучусь на часа три?
– Куда это? Вроде не горит ничего.
– Ты что, не помнишь? В больницу мне надо.
– К Мишке что ли? Так ты у него вчера только был.
– Да не к Мишке, а к Артему. Ты же с ним по телефону еще говорила.
– Я?
– Вчера.
– Ты ничего не путаешь? Именно вчера?
– Стоп. Мы сейчас в трех соснах заблудимся. Ну вот, я же эту фразу…
– Эту фразу ты очень часто употребляешь, – заверила моя жена.
– По дороге прикупишь кое-чего?
– Куда ж денешься? – развел я руками. – Я быстро… постараюсь… На метро поеду.
– Машина под боком почти.
– На метро будет быстрее.
– А сумки с продуктами дотянешь?
– Дотяну.
– Ты не заболел, Семен? – спросила теща.
– А давайте за продуктами я с Венькой сбегаю? – предложила Юля.
– Вот, помощь вовремя подоспела, – обрадовался я. – А налегке я мигом обернусь. Все, полетел.
– Мишке «привет» передай от всей нашей команды.
– Передам…
– И бананов по дороге прихвати. Мишка бананы очень любит.
– Кто, Мишка? Он шашлыки любит, курочек-гриль и…
– Так Мишка же вегетарианец, – удивилась Ира.
– Даже я об этом знаю, да-а, – сказал мой тесть.
– Слушай, может тебе не ехать, а? Ты как-то… Ты какой-то не такой…
– Успокойтесь, мобильник при мне, – улыбнулся я. – А с остальным, я думаю, разберусь. «Бананы», говорите?.. Пока.
32. «Что за путаница в голове? – вопрошал я себя, спускаясь по эскалатору. – И метро другим кажется. Хотя, когда я последний раз в метро ездил? Года два назад?.. Больше…»
Когда я сел в поезд, и он тронулся, то как-то сразу из глубин памяти всплыло давнее ощущение юности, когда Ира и я вечерком мчались по подземному лабиринту сквозь толщу болотистой тверди навстречу киношным героям.
33. Несмотря на то, что добрая половина мест в вагоне была свободна, мы стояли в углу, прижавшись друг к другу.
Я не знаю почему, но слова – те, что звучат – нам были совсем не нужны. Но мы говорили, говорили на другом языке, находясь в другой системе координат, говорили молча, не слыша и не видя ничего вокруг, существуя в этот момент параллельно. Единое и неделимое «мы» и все остальное. Такое несущественное, такое незначительное, почти неосязаемое, похожее на выдумку, нашу выдумку.
Сильный толчок в плечо. Я с трудом выныриваю в слепящий искусственный свет шелестящего и повизгивающего вагона.
Поворачиваюсь. Черное вытянутое пятно передо мной снизу довер… нет, светлая с рыжинкой округлость и… черный кусок разъединенности, болтающийся, раскачивающийся над пятном. Шапка. Ну да, шапка. Зимняя шапка. Мужская. Военная. Морская.
Начинаю вглядываться. «Светлая округлость» превращается в улыбку. Глаза и растянутые, обнажающие зубы губы. И… все равно…
– Семчик! – слышу я как-будто бы знакомый голос. – Сема!
