И только в этот миг медленное распознание заканчивается молниеносным узнаванием. Черное пятно, улыбка и зимняя шапка собираются в образ курсанта военно-морского училища.
– Степа! Обалдеть! – кричу я на весь вагон. – Вот это номер!
– Да, номер…
– Две тысячи километров, четыре миллиона жителей, метро, вечер и такая встреча. Невероятно!
– А если учесть, что мне два месяца увольнительную не давали…
– А если добавить к этому, что я сегодня не думал вообще вылезать из общаги.
Вот, она во всем виновата, – повернулся я к Ире, и шутливо указывая на нее пальцем, ничего не понимающую и хлопающую часто-часто длинными ресницами. – Она.
Это мой однокашник Степан, – представляю я ей высокого курсанта.
– Ира, однокурсница, – ухмыляется она. – Значит, «встреча на Эльбе»?
– Если ее переименовали в Неву, – шутит Степа.
Мы смеемся.
34. Пузырьки шампанского щиплют нос. Тепло в кафе. И мороженое в вазочках.
– Интересный рецепт – шампанское напополам с апельсиновым соком, – говорит Степа.
– В фильме «Чествование» подглядели, – признается Ира, – по-моему, «Двадцатый век Фокс». А вприкуску с мороженым – вообще, обалдеть.
– Спасибо «Фоксу», – улыбается Степан. – Ты, Сема, хочешь спросить, как я оказался в училище, несмотря на… то, что…
– Вообще-то…
– Желаете сохранить в тайне сведения, которые являются изъянами?
Ира, дело в том, что я – дальтоник. Да-да. И ничего не вижу в этом странного. Сочувствовать не надо.
– Первый раз вижу живого дальтоника, – удивляется Ира.
– Разочарую, Ира, тебя сразу – я не различаю только оттенки. А с цветами все в порядке. Но это стало препятствием к осуществлению моей мечты. Когда на медкомиссии в военкомате узнали, куда я хочу поступать после школы, то сразу же отсоветовали, мол, все равно «забракуют». Помнишь, Сема, как я переживал?
– Помню.
– Но, однако, безо всяких афер мне удалось попасть туда, куда я хотел. А оттенки эти оказались не так уж и важны. И вообще, цвета в природе не существует.
– Как это? – удивляюсь я.
– Цвет, – говорит Степа, – это лишь наше мнение. Нечто, условно принятое за реальность. А на самом деле всего лишь иллюзия. Но не буду морочить вам головы разными научными изысканиями в этой области, а то наша неожиданная встреча может превратиться в лекцию или того хуже – в диспут.
– А насчет «иллюзии» ты прав, Степа. Долго ты не «проявлялся» в моем сознании – там, в метро. Как заело что-то в мозгу, а?
– Мнение врачей было и для меня поначалу непреодолимым барьером. Но когда я понял, что мнение – это только мнение, а не окончательный приговор, то… и вот… Авторитет хорош тогда, когда понимаешь его относительность, а не абсолютность…
35. Моя спина подалась вперед. Сзади протиснулось чье-то массивное тело с отдышкой. Поезд вынырнул на станцию со своим привычным тормозяще-грубеющим «у-у-у-у-у»…
Я снова вернул свой взгляд на то место, где только что стояла юная парочка. Мимо мелькнуло черное пятно. Парня и девушки не было.
– Осторожно, двери закрываются, – услышал я. – Следующая станция… – И стало понятно, что я проезжаю свою остановку. – «А был ли мальчик? – подумалось мне. – Или все эти ощущения – результат толчка в спину? И все они довольно плотно уместились в тот миг, когда мое тело качнулось вперед?.. И девочка тоже?..»
36. – Мужчина, у вас скоро все из пакета вывалится, – подергала меня за рукав женщина, стоящая на эскалаторе двумя ступеньками ниже.
– Что?
– Переложите пакет в другую руку, а то держитесь за поручень и сумка ваша с… с… трется о борт.
– Какой «аборт»? Вы о чем, собственно?
– Вон и банан из дырки показался.
Да, действительно, на большом пальце моей руки, лежащей на поручне, висел пакет, шелестя по панели и «спотыкаясь» об алюминиевые вертикальные планки.
– Спасибо, – поблагодарил я. – «Откуда эти бананы? Не помню. Может, купил их на «автопилоте»? Так ведь тоже бывает.
Миша – вегетарианец, – усмехнулся я. – Посмотрим, какое он «травоядное», – последняя мысль перед зубьями, под которые уходили разложившиеся в ленту ступеньки.
37. Войдя в больницу, я, первым делом, поднялся в реанимацию к Артему. Мишка может и подождать. Подошел к незнакомой медсестре. Представился.
– Мне бы к Артему, проведать, – обратился я к ней.
– Ар-те-му, – растянула она, открывая журнал. – Фамилия какая у него?
– Извините, не знаю…
– Идете проведывать и не знаете? – посмотрела на меня медсестра.
– Ну у вас же не сто Артемов? Он во-он там лежит, – указал я рукой. – Меня еще Вячеслав Георгиевич вчера оставил здесь посидеть с Артемом, подежурить что ли, поддержать.
– А вы что?
– А я ушел.
– Так-так…
– В смысле, отправил меня Артем, отпустил, понимаете?
– Может, просто не очень рад был вас видеть?
– Это долгая история. Я вместо себя диктофон ему оставил, чтобы… Боже, как вам все это объяснить?
– А вы не нервничайте, не надо. У нас тут тишина и покой должны соблюдаться. Тишина и покой, – повторила медсестра.
– Я понял. Просто…
– Знаете, что?
– ???
– Я сейчас позову Вячеслава Георгиевича, пусть он решает. Вы мне что-то не внушаете доверия. Бананы для Артема принесли?
– Нет, для Миши.
– А Миша ваш где?
– Этажом ниже.
– Странный вы какой-то. Сейчас, одну минуточку… – Медсестра набрала номер. – Вячеслав Георгиевич?.. Мария, да… Подойдите, если возможно. Здесь один посетитель… э-э-э… да… про диктофон какой-то рассказывает и Артема проведать хочет, а фамилии не знает… Да, жду… – повесила трубку. – Идет, – многозначительно зажмурила глаза.
38. Через пару минут своей быстрой походкой подошел врач.
– А-а-а, стары-ый знако-омый, – пропел он. – Семен, если не ошибаюсь?
– Да, он самый, Вячеслав Георгиевич. Вот, заминочка вышла…
– Зами-иночка, – повторил он, ощупывая свой подбородок. – Побриться бы надо… Да, так?.. – Он посмотрел мне в глаза.
– К Артему я…
– К Арте-е-ему… Понятно… Видите ли, Семен, как бы вам это объяснить…
– Что? С ним что-то случилась?
– Вы не волнуйтесь, пожалуйста… Артема – того, кого вы ищете здесь – у нас нет.
– Как нет? А где же он?
– Его не было вообще, понимаете?
– Как это?
– Позвольте вас спросить: вы на учете в психиатрическом диспансере не состоите? Только честно.
– Нет, конечно.
– И не состояли?
– А почему вы задаете этот странный вопрос?
– Я, конечно, не психиатр, но…
– Послушайте, может, вернемся к Артему. Мне очень надо его увидеть.
– Мы и пытаемся к нему возвратиться.
– А причем здесь психиатрия?
– Я надеюсь, вы, Семен – разумный человек, и мне не придется вызывать охрану.
– Вот и объясните мне в чем дело, а то я уже совсем запутался.
– Тогда слушайте. Только спокойно.
– Хорошо.
– Это ваш диктофон? – Врач вынул из своего кармана мою вещь.
– Да, мой, наверное…
– Вы вчера действительно были в нашем отделении дважды. Первый раз просто прошли по коридору, остановились на некоторое время у стекла, а потом, когда вас окликнула медсестра, то пошли дальше и спустились вниз через запасной выход.
– На этаж я спустился, один…
– Не перебивайте… Второй раз вы появились у нас через часа полтора. Зашли без разрешения в палату, подошли к женщине, которая находилась в коме, взяли ее за руку и назвали Артемом. К вам подошла медсестра, а потом я. Вы вложили в руку нашей больной свой диктофон и ушли. Это, если вкратце.
– Странно.
– Вот и мне странно. Я послушал немного ваши записи. В них и правда от имени Артема ведется занимательный рассказ. Насколько я понимаю, вы – писатель.
– Скорее, литератор.
– Это тонкости профессии… Да… Тридцать часов записей.
– Тридцать?
– Для творческих людей, да и не только, свойственно… э-э-э… влезать время от времени в чужую шкуру, вживаться в образы. И тогда вы – вроде и не вы, а совсем другой человек.
– Вячеслав Георгиевич, вы на шизофрению намекаете?
– Вижу, поняли вы меня. Вторая сигнальная система, к сожалению, дает нам не только радости бытия, а и раздвоение личности. Это и меня касается, и всех, всех, всех.
Но бывают случаи, когда человек уже не может выйти по своему желанию из примерянного образа. И тогда, несомненно, необходима помощь со стороны, медицинская.
