Мила Маце "Случайные"

Примерный на первый взгляд семьянин Вадим узнает в подруге дочери представительницу сложной профессии. Перед ним встает непростой выбор: узнать обо всем у взрослой дочери и раскрыть свои унизительные увлечения перед ней и женой или же самому отправиться на поиски девушки в черном парике, что несколькими ночами ранее вскружила его голову.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006004207

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 19.05.2023

ЛЭТУАЛЬ

– Ой, мамочка твоя совсем плоха, совсем плоха. Артемку зовет и ждет, бедная сгорит она так, -сказала женщина, продолжая выкладывать бутылки на ленту. При очередном ее движении за бутылкой, свет от потолочной лампы блеснул на серьгах в ушах Тамары Сергеевны. Ксюше показалось будто кто-то вылил ей на плечи ведро кипятка. В ушах соседки блестели серьги ее матери.

– Помрет твоя мать тут скоро одна, – закончила свою фразу женщина и посмотрела на девушку. Та стояла молча, на лице немой вопрос: За что? Почему? Всю жизнь через забор жили, Ксюша с Жориком не играла в детстве: нечего было взрослому пацану с малюткой таскаться. Но Тамара Сергеевна дружила с родителями Ксении столько лет. Помогали друг другу, выручали…

– Ты че?, – не выдержала молчания Ксении стареющая алкоголичка.

– Красивые на Вас серьги, Тамара Сергеевна…

Глаза женщины блеснули злобой, она резко отвернулась от Ксении, начала пихать сына, чтобы тот скорее сложил бутылки в пакеты и, оплатив все наличными купюрами, Тамара Сергеевна поспешила с сыном покинуть магазин, гремя бутылками в пакетах. Ксения осознала, каким способ соседка оплатила свой сегодняшний нехитрый шопинг…

– Пробивать будете? Девушка?

– Что?

– Я говорю: пробивать будете? Вы мне сейчас очередь на кассе соберете!

Ксюша будто ото сна очнулась. Посмотрела на торопящую ее кассиршу в фирменном магазинном галстуке, на свою тележку с продуктами, на дверь, из которой сейчас вышла соседка в серьгах.

– Да, я возьму вот это и это, – сказала Ксюша выкладывая на ленту колбасу и хлеб с сыром, -остальное не буду брать.

Кассирша сделала недовольную гримасу, но молча пробила продукты. Ксюша вышла из магазина. Положила пакет в салон своей машины и закурила. В ее голове были страшные мысли. Нет, она слышала и читала о подлости и алчности людей, тем более людей с зависимостями… Сигарета дотлела. Ксюша зашла в магазин хозтоваров и купила самый дешевый обогреватель. «Держите его подальше от мягкой мебели, когда включаете!» – предупредила симпатичная девушка на кассе. Ксения молча кивнула.

«Откуда такие мысли?! Разве у хорошего человека они могут возникнуть?!» Ксения ехала в раздумьях. Отец, пока был жив, вел с ней и братом много бесед: какой человек хороший, какой нет. И она всегда старалась быть хорошим человеком: искренне дружить, не обманывать, честно зарабатывать деньги, не иметь вредных привычек и не связываться с плохими людьми. С момента как Ксения начала танцевать в СинСити, сама себя она вычеркнула из списка хороших людей. Ей казалось, что где-то там, на небесах, отец с укоризной смотрит на нее и абсолютно разочарован. Но ведь и Тема не был хорошим, в последние месяцы перед смертью уж точно… но отец так любил его, так пытался спасти… Вот и дом показался. Она вышла из авто, прислонилась к переднему крылу машины и снова закурила… Этот дом… Старый, деревянный, покосившийся. Железную крышу уже латали несколько раз, но нужно просто поменять на новую, поднять фундамент, поменять сломанное отопление, поменять забор, что местами просто отсутствует, почистить территорию от старых болезненных или давно высохших деревьев и кустов. На это все нужно время и деньги. Или проще все… А за забором тут останутся те же пьющие Тамара Сергеевна с Жориком. И будут они ходить к матери Ксении, что теряет рассудок, врать ей в лицо, что Тема скоро придет, что нужно ради этого отдать все ценное. Даже картошку из кладовки… Тлеющий фильтр обжег пальцы Ксении. Она ойкнула и выкинула окурок, наступила н него ногой, чтобы вдруг не загорелись сухие листья на земле и усмехнулась. Может так было бы даже проще, но ей надо отдохнуть перед долгой дорогой. Нужно поспать. Она вошла с продуктами и обогревателем в дом. Мать еще спала. Девушка включила в ее комнате обогреватель «Пусть поспит спокойно», хотя глаза у самой уже слипались. Она прошла в свою комнату, усталость и бессонная ночь давали о себе знать. Ксюша в одежде легла на кровать и сразу уснула.

11.

Ксюша открыла глаза… комнату заливал свет, на улице установилась ясная и солнечная погода. Ее голова была тяжелой, так часто случалось при резких переменах погоды. Она села на кровать. Пытаясь облегчить свое состояние разминанием висков руками, но тщетно. Она прислушалась. В доме была абсолютная тишина, только едва слышалось тикание настенных часов из кухни. Посмотрела на экран телефона-почти половина второго. Ксения спрыгнула с кровати и прошла в комнату матери: кровать была пуста. Сердце девушки забилось чаще, она вышла на кухню, там матери тоже не было, она прошла в прихожую-дверь дома была не заперта.

– Мама! -крикнула Ксюша в ужасе.

Она обулась в калоши, что были у дверей и выскочила на улицу. Старая деревянная калитка болталась на ветру… «Мама!» -снова крикнула Ксения. Но никто не отозвался. Она выбежала из двора. Но куда бежать? Куда бежать за женщиной, что всё ожидает прихода сына, который давно на небесах? «Мост!» -промелькнуло в голове Ксюши! Она побежала, что есть силы в лес сторону старого железнодорожного моста. Калоши не по размеру скользили по влажной земле, присыпанном желтыми листьями. Тонкие уже облетевшие сучки деревьев больно хлестали по лицу. Дыхание сбивалось: Мама! Мама!

Ксюша вышла к мосту… на нем стояла фигура женщины в одной ночнушке.

– Мама! – со слезами облегчения крикнула Ксюша. Валентина не оборачивалась.– Мам, ну ты чего здесь. В ночнушке и босая! Пойдем, отведу тебя домой… – Ксюша задыхалась от ужаса и пробежки.

– Его же здесь наши, да? – не поднимая взгляда со старых железнодорожных путей под мостом, спросила женщина.

Ксения встала возле матери, схватила за перила обеими руками, повторяя позу матери. К горлу подкатил ком. После смерти Тёмы и отца, они вместе никогда не ходили на этот мост.

– Да, – едва слышно ответила Ксения, – сейчас ей не хотелось врать матери, даже в попытке избежать очередной приступ. – У тебя ноги, наверное, замерзли. Почему не обулась?

– Некогда было. Тёмочка так быстро сюда побежал, ну я за ним и рванула в чем была.

По щекам Ксюши побежали горячие слезы. На минуту ей казалось, что сейчас они поговорят о Тёме, о том, что случилось и где. И почему он больше не вернется и папа тоже. После их смерти у маленькой Ксюши не было момента обнять мать и оплакать убитых любимых. Эта дыра в сердце не была заполнена слезами скорби. С годами и взрослением боль притупилась, но пустота в сердце Ксюши осталась. А мать переживала своего горе иначе. В тишине, без эмоций. Уже не выяснить: утрата сказалась так плачевно на психическом состоянии матери или предпосылки к ранней деменции были и ранее. Но как бы больно не было Ксении за личность матери, что стала пленницей заболевания, она осознавала- мать опасна для себя самой. Решение Ксения уже приняла окончательно.

Они стояли на мосту. Две женщины, что потеряли здесь самых близких и родных. Стояли долго и молча. Вдруг налетел сильный порыв ветра. Мост весь загудел, затрясся. Валентина сильнее вжала руки в старые перила и зарыдала. Ксюша обняла мать, поцеловала ее в макушку головы и повела в сторону дома. Дома она помыла ноги матери в теплой воде, снова одела ее в теплую одежду. Сделала бутерброды и налила горячий чай.

– Мам, давай в Москву со мной поедешь, в санатории побудешь, сил наберешься.

– Может с Тёмой лучше?

– Да, он потом подъедет к тебе, – Ксюша поджала нижнюю губу. Она сама не замечала, что делала так, когда лжет.

После еды, Ксюша посадила мать с телефоном, смотреть ток-шоу в прайм-тайме, так детей усаживают родители, чтобы те не мешали. А сама взяла сумку и пошла собирать вещи матери в ее комнату. Она собрала всё: документы, одежду, историю болезни, таблетки матери. Вынесла сумку в машину, одела мать и посадила ту на пассажирское кресло спереди. Женщина слушалась дочь и молча села, сложив руки на коленках.

– Мам, я забыла кое-что. Сейчас вернусь.

Ксюша вошла в дом. Дом, где она родилась, где был отец, брат, здоровая мать… где была ее семья, прошло счастливое детство, счастливое до трагедии… Она прошла в комнату брата. Остановилась перед стеной с фотографиями. Вот она жизнь в моментах. Счастливые лица и улыбки. Если бы кого-то попросили рассказать об их семье, смотря только на эти фотографии, то человек бы заключил, что это была очень счастливая и дружная семья. Что все в их жизни было светло и радостно, что не было наркотиков и того ржавого железнодорожного моста… Деменции. Одиночества молодой девушки и отчаянных попыток помочь матери, что стала заложницей недуга. Что дом, да пусть небогатый, но полный любви и тепла, будет разваливаться от старости и обкрадываться ближайшими соседями… Нет, всего этого по этим фотографиям не скажешь, не подумаешь… Пусть так и останется… как на этих фото! Ксюша быстрыми движениями рук сняла все рамки с фотографиями по стены, сложила их стопкой и ухватила рукой, прижимая к себе. Она прошла в комнату матери, включила обогреватель, накидала вокруг него постельное белье с кровати матери, а сверху накрыла обогреватель пледом, как раз поверх предупреждающей наклейки «НЕ НАКРЫВАТЬ!».

– Всё взяла? – спросила Валентина дочь, когда та садилась в машину и положила фотографии на заднее сидение.

– Теперь да.

– Ну с Богом, – тихо сказала женщина и перекрестилась.

12.

Через два часа пути, из динамика телефона Ксении верещал пьяный голос Тамары Сергеевны.

– Сгорел ваш домик! И беда! Беда! Сгорела моя пристройка летняя и часть забора у вашей стороны! Мой мальчик обжег свою руку пока выносил свои ящики со стеклотарой из пристройки! Когда приедете нам забор чинить?

– Никогда… Ксения не стала дожидаться ответных воплей соседки, повесила трубку и заблокировала ее номер.

Теперь Ксюша позвонила Сабише и объяснила той, почему Валентина пока поживет у них…

Сабиша встретила их в воскресенье вечером дома. Она приготовила к их приезду ужин и заварила свежий чай. Тепло и уважительно поприветствовала Валентину Михайловну и даже пыталась начать с ней какой-то диалог о том, как прошла дорога и давно ли женщина была в Москве в последний раз, но та что-то бесконечно бормотала и единственное, что можно было расслышать это имя «Тема».

Ксюша провела мать в свою комнату, уложила в постель и включила той канал со старыми советскими фильмами. А сама пошла прибираться на кухне после ужина.

– Она совсем плоха…, -сказала вошедшая на кухню Сабиша Ксюше, что крутилась у раковины.

– Да, я знаю. Она и раньше уходила в себя, но вернуть ее было проще, и она не теряла так часто и так подолгу связи с реальностью. Болезнь усугубилась, я не могла оставить ее там одну, среди этих людей, они могли обидеть ее, побить или что еще хуже, – голос девушки звучал уверенно, но сама она тряслась, на глазах навернулись слезы. Домыв посуду, она повернулась лицом к подруге.

– Я понимаю все, правда. Моя прабабушка была в деменции, это было страшно… нам, близким. А сама она не понимала своего положения и может это было благом для нее. И она тоже уходила так, как твоя мама и блуждала по селу, мы находили ее, приводили в порядок. А на следующий день, все повторялось. Просто запереть ее дома не было безопасным и потому с ней всегда кто-то оставался дома, так мы прожили восемь лет, – закончила свой рассказ Сабиша, садясь за стол и держа в руках лист бумаги.

Ксения села напротив подруги.

– Не пойми меня неправильно, не подумай, что я не вижу твоей любви и заботы о матери… и я понимаю, что возможно, ты сегодня приняла впервые в своей жизни такое сложное решение. Но жить с ней мы не сможем. Она опасна для себя и даже для нас. Она может спалить нас ночью… – Ксюша вздрогнула, ее подбородок задрожал и по щекам понеслись слезы. Сабиша взяла подругу за руку и вложила той лист бумаги с написанным от руки адресом.

– Брат отца, что жил в Москве на тот момент, устроил бабушку в геронтологический центр. Там есть очень хорошие палаты на платной основе. Центр находится в Подмосковье, вокруг лес, природа. О бабушке там хорошо заботились. Она провела там последние пять лет жизни, пока не скончалась от сердечного приступа в почтенные девяносто два года. Мы приезжали навещать ее, – погромче сказала Сабиша, заметив как у Ксюши округлились глаза от предложения подруги.

– Подумай, находясь постоянно с ней ты не сможешь работать, не сможешь учиться. Не будешь работать не сможешь оставаться в городе, не будешь учиться-не выберешься из СинСити… да и возвращаться, некуда, – продолжила говорить Сабиша. Огромные серо-голубые глаза были очень серьезны, а тонкие аккуратные брови изогнуты в напряжении.

– Совсем некуда, – поникла Ксюша.

– Это реально выход в твоем случае… Ты будешь ездить к ней, там о ней позаботятся, там отличные условия и врачи… специалисты, что знают, как справляться с подобными болезнями… Не обижайся, но я им уже позвонила. Вас завтра к одиннадцати часам ждут…, в огромных серо-голубых глазах Сабиши выступили слезы. Она опустила взгляд куда-то себе на колени и крупные капли упали на ее домашние розовые шорты, – Я не могу предложить тебе другой своей помощи.

Ксения молча подсела к подруге и обняла ту за плечи. Вот и сидели они вдвоем: молодые и красивые женщины, с порванными душами и поломанными судьбами. И не было никого роднее в тот момент…

Вскоре, успокоившись и приняв душ, Ксюша легла в кровать к матери. Она не спала рядом с мамой с момента, когда отец погиб, через пару недель после смерти Темы. Ксюше было лет восемь. Тогда мама перестала есть, выходить на улицу и просто лежала и выла. Не плакала, а выла, как раненный зверь, что попал лапой в капкан и сейчас медленно умирает, истекая кровью. И маленькая девочка не знала, что делать с мамой, как ей помочь. Своей утраты она еще не осознавала и оттого понять состояние матери ребенку было невозможно. Маленькой Ксюше было страшно, но еще страшнее было оставлять маму одну. Потом пришла учительница из школы, Ксюша пропустила много уроков и, застав голодных Валентину и Ксюшу, в холодном доме, обратилась в опеку. Дальше присоединились другие службы, вскоре Валентину поставили на учет в Психо-неврологический диспансер, она прошла кучу врачей, много проводила время в областном центре у психиатра, тот прописал ей лекарства и ее состояние более-менее выровнялось… Ксюша не хотела всего этого вспоминать, но сейчас, лежа, рядом с мамой, ее память сама пустила ее по своим волнам… Валентина крепко спала. Ксюша обняла мать так, как маленькие дети жмутся к своим мамам в момент страха или волнения. Дыхание Валентины было ровным и спокойным. Какой фокус сейчас проворачивает ее сознание? Может сейчас во сне она с отцом и Темой… Ксюша думала и думала, сон к ней не шел, несмотря на усталость и долгую дорогу за рулем. Она обнимала маму и задавалась вопросом: то, что она сделает завтра предательство? Она бросает мать? Спасает? Когда она потом еще будет лежать с ней и ощущать ее тепло и радоваться ровному дыханию? Но это были все вопросы о душе… был еще один вопрос. Самый частый в человеческой жизни: осилит ли Ксения в одиночку содержание матери в клинике финансово…

13.

В понедельник, утром, как было назначено в одиннадцать часов, Ксения и Валентина уже были внутри кабинета с табличкой «Психиатр Юрова Светлана Константиновна». Худая возрастная, но очень статная женщина в бордовом пиджаке, с белым жабо на воротнике такого же цвета блузки, женщина, с лицом покрытым мелкими морщинками, с очками в тонкой изящной оправе и строгим пучком из русых прямых волос сидела на огромном коричневом кожаном кресле за большим деревянным столом. Она вчитывалась в медицинские документы Валентины, что Ксения прихватила с собой из дома. При этом действии врач то и дело вытягивала губы в трубочку, то щурила глаза… Ксения, чтобы не пялиться вплотную на столь занимательного врача, решила оглядеть просторный кабинет. Он был выдержан в строгом стиле в зелено-коричневых тонах, светильники на стенах были белого и золотого цветов, на большой стене без окон поверх зеленых обоев в рамках висели дипломы доктора Юровой и фотографии с разными светилами психиатрической науки современности.

– Я поняла, – голос врача заставил Ксению снова вернуть взгляд на нее, – судя по всему речи уже не идет о пограничном состоянии, а если исходить из частоты эпизодов и их продолжительности, о которых вы мне рассказали, то можно говорить о сильных патологических изменениях сосудов головного мозга и в будущем полной потери когнитивных функций. Речь идет о состоянии младенца в теле пожилого человека, – завершила свою речь врач, положив документы на стол, и подняв взгляд на Ксению. А та смотрела на мать. Валентина будто была не с ними. Нет, она сидела здесь на соседнем стуле напротив врача, но будто не понимала, что речь идет о ней или не хотела понимать…

– Ксения Владимировна, вы ждете ее реакции на мои слова?

Девушка посмотрела на Юрову.

– Она Вам ее не даст… вообще, если судить о результатах последних двух исследований мозга вашей мамы, ждать от нее адекватных реакций на происходящее вокруг, на людей, события, случаи опасности-бессмысленно. Она не осознает своего состояния. Ее мозг восстал против нее и практически полностью сам стер свою личность.

У Ксении вспотели руки, но они были абсолютно холодные и дрожали.

Юрова встала и сделала полукруг вокруг своего стола и присела на его край возле Валентины. Взяла ту за подбородок, чтобы приподнять абсолютно безэмоциональное лицо женщины и заглянуть той в глаза. В серых глазах Валентины была пустота…

– Нам, тем кто был рядом с ними, кто помнит их другими, здоровыми… очень сложно осознать, что несмотря на то, что человек сидит перед тобой, его уже на самом деле практически и нет…

Ксения поднесла руку к лицу в попытке то ли сдержать слезы, то ли скрыть их. Юрова отошла от Валентины, прошла к своему креслу и села на него. Теперь она смотрела на Ксению вплотную.

– Я предлагаю Вам поместить ее у нас. У нас тут вроде детского сада для людей в состоянии забвения себя, но поместить ее не в отдельной комнате, а в парной. Чтобы у нее всегда было ощущение человека рядом. Мы тут их кормим по часам, поим, одеваем и выводим на прогулки, пытаемся играть в настольные игры, устраиваем подвижные игры и укладываем спать. Лечения как такого нет, потому что его на данный момент не существует, но есть поддерживающая терапия. Ваша мама будет тут в безопасности. Вы сможете навещать ее в определенные часы, забирать на выходные и праздники, если курирующий врач будет не против. Для некоторых пациентов поездки домой сильное эмоциональное потрясение.

Ксюша плакала, она обхватила голову руками и смотрела куда-то в пол. «Оставить тут-это как выкинуть на улицу?!» Валентина же все также неподвижно сидела молча. Юрова смотрела на Ксюшу. На морщинистом лице читалась жалость к молодой девушке, сидящей перед ней.

– Мы позаботимся о вашей матери, – сказала Юрова, будто сумев прочитать мысли Ксении, – поверьте, каждый рубль, оплаченный родственниками на содержание пациента, расходуется целевым методом. Давайте пройдем, покажу комнату для вашей мамы и весь корпус с кухней.

Ксения послушно встала, как по команде за дочерью это же сделала Валентина и они направились за врачом, что уже прошла вперед, и открыла перед ними дверь своего кабинета.

Они прошли за Юровой в лечебный корпус из административного здания, по длинному светлому коридору с ярким освещением. Пока шли, врач рассказывала о распорядке дня пациентов, о массажах и ванных с лечебными и расслабляющими составами. Показала большую светлую столовую, пояснила, что можно составить отдельное индивидуальное меню исходя из гастрономических предпочтений Валентины. Показала игровой зал и мягкий зал для аэробики, бассейн для плавания. Везде были старики и старушки ухоженного вида, разбитые по небольшим группам, вокруг них суетился медперсонал из мужчин и женщин в белых халатах. Наконец пришло время осмотреть комнату для Валентины. Ксюша прошла в нее одна, Валентина осталась стоять у двери. Комната была, как и все показанное до: чистой, светлой, со свежим ремонтом. Две односпальные кровати с мягкими подголовниками стояли по бокам у окна с белой решеткой, на подоконнике была полка с книгами в мягких переплетах, большой телевизор висел на стене напротив кроватей. В одном углу стоял двухсекционный шкаф для одежды жителей комнаты, в другом стол с кроссвордами раскрасками и с двумя стульями вокруг него.

Ксюша подошла к окну и посмотрела через решетку: красивый осенний лес чуть затянутый еще влажной дымкой, небольшой ухоженный пруд с деревянными лавочками вокруг и домиками для уточек. Юрова подошла к ней и встала рядом.

– Сейчас, Антонина Львовна на аквааэробике. Она понимает мир и свое состояние получше вашей матери. Им вместе будет комфортно, – Ксюша в ответ закивала головой и тяжело выдохнула. Ее сердце бешено билось.

– Давайте мы для начала поместим Валентину в наш центр временно, – продолжила Светлана Константиновна, – не оплачивайте год вперед. Пусть попробует пробыть тут три месяца и, исходя из ее состояния и вашего, – это слово Юрова особенно выделила своим голосом, – примете окончательное решение.

– Хорошо, – едва слышно ответила Ксюша.

– Где касса, чтобы подписать договор и оплатить его, Вам объяснит охранник у лестницы, – вдруг торопливо заговорила врач, – Вам сейчас нужно сказать матери, что она останется здесь и вы будете к ней приезжать при хорошем ее поведении. Александр поможет ей разобрать вещи, – в комнату прошел крепкого телосложения светловолосый мужчина в белом халате.

– Добрый день! Вот и соседка у Антонины Львовны появилась! Надеюсь, вы хорошо играете в переводного дурака, бабу Тоню никто еще не смог переиграть, – смеясь сказал мужчина и перехватил у Ксении сумку с вещами матери.

Ксюша была в ужасе от предстоящего прощания. Она оставляла маму врачам, да, профессионалам, но абсолютно посторонним людям. Она вышла к матери в коридор и обняла ее. Валентина обняла дочь в ответ, но была в ее объятиях отрешенность. Руками она не прижимала дочь к себе, а будто просто использовала дочь, чтобы обессиленные тощие руки не упали плетями вдоль тела.

– Чем дольше прощания, тем сложнее… – предупредила Юрова, – все как с детьми: строго и четко.

– Мама, мамочка, тут о тебе позаботятся, – заговорила Ксения, продолжая обнимать мать, и целуя ее в щеку. Слезы лились по щекам девушки. Ее голос дрожал и срывался. – Я буду ездить, часто ездить, как смогу. Мамочка, прости меня… я буду ездить.

Валентина силой убрала руки дочери с себя: оттолкнула ту. Рыдания Ксении в момент прекратились от шока: ее мать так сильно оттолкнула ее от себя.

– Мам?

– Дрянь! Лживая дрянь, так и знала, что не к Теме меня везешь, – Валентина была в ярости, сухие черты лица приобрели устрашающий вид, тонкие губы изогнулись в злобе, – А я стою, молчу, жду, когда уже мы с ним увидимся- заорала не своим голосом Валентина, сияя ненавистью в глазах, – ты, ты не даешь мне с ним увидеться, ты! – орала Валентина, показывая на дочь костлявым пальцем руки, – Я иду к Теме, – с этими словами она еще раз толкнула Ксению так, что та ударилась о стену спиной и затылком, а после быстрым шагом направилась вдоль по коридору. Александр поднял к лицу рацию с пояса:

– 217 приступ. Срочно! -тут появились мужчина и женщина в белых медицинских костюмах и перехватили Валентину у лестницы. Она взяли ее подруки, не давая идти дальше. Валентина начала орать и вырываться, падать на колени и резко вставать. Медперсонал еле мог удержать ее. Ксюша наконец-то пришла в себя:

– Что вы делаете, что вы делаете? Оставьте, оставьте! Не Трогайте! – она попыталась помочь матери высвободиться из рук врачей, но тут ее за сзади за плечи схватила Юрова.

– Так происходит почти со всеми, когда они начинают понимать, что останутся здесь.

Валентина продолжала кричать и вырываться, вокруг начали выглядывать из своих комнат и суетиться, у кото-то из постояльцев на фоне криков Валентины, начался приступ паники и они начали кричать вместе с ней, будто пытаясь переоератьее. Коридор охватил страшный шум.

– Лучше поскорее уходи! – Юрова продолжала держать Ксюшу за плечи и пыталась вести к лестнице.

– Нет, нет! Я так не могу!

– А иначе не получится!

Юрова вела Ксению к лестнице, а медперсонал Валентину в комнату, в моменте, когда они поровнялись в коридоре, Валентина схватилась руками за шею Ксении поверх горловины ее свитера, пытаясь задушить, и в самое ее лицо прокричала:

– Лучше бы это ты умерла! Лучше бы тебя с моста того скинули! Не моего Темочку! Тебя!

Персонал вырвал из рук Валентины Ксению. У той подкашивались ноги и застучали виски. Если бы Юрова не продолжала держать Ксюшу и не быстро среагировавший персонал, то она бы упала на пол под таким натиском матери.

– Идем, идем же! – прокричала Юрова и увела Ксюшу на первый этаж. Валентина все также пыталась вырваться и кричать.

Юрова посадила Ксюшу на лавочке на первом этаже у поста охраны и налила ей стакан воды из кулера.

Ксюша молча взяла протянутый стакан. Ее голова вся гудела, она тряслась будто от холода, шея болела от сильного давления рук матери.

– Я сказала тебе: личности твоей мамы в том теле уже нет. Редко, когда она снова всплывает, но это может проявляться такими приступами агрессии, – сказала Светлана Константиновна, поправляя свое жабо на блузке, – иди живи свою жизнь в своем уме. Мать оставь нам, тебе с ней не справиться. Не забудь пройти в кассу, – Светлана Константиновна поправила рукав пиджака и ушла наверх по лестнице, кивнув Ксюше вместо прощания. Та сидела со стаканом в руке. Слезы высохли на щеках и от соленой воды кожу будто стянуло и сейчас она кололась. Ксюша отпила из стакана, глоток воды причинил боль. Все таки, мама слишком сильно сдавила ей шею. Ксюша инстинктивно потрогала свою шею. Она выкинула стакан в мусорку и прошла внутрь помещения за дверью с табличкой «Касса». Подписала договор. Оплатила все 180 тысяч за три месяца содержания и вышла из здания. Сев в свою Нексию, упав грудью на руль, она снова зарыдала.

14.

Вадим вернулся домой в субботу поздно ночью. Сергей в тот вечер в СинСити смог узнать имя девушки, что танцевала для них: «Оксана». Заказать ее приватный танец у друзей не получилось, девушка исчезла. А администратор сказала: приходите завтра вечером, но на следующий день Оксаны они снова не застали. Если с мыслями и желаниями Сергея все было понятно, то Вадим был в смешанных чувствах. Девушка оба раза перед ним была в разных образах и скорее всего оба раза в париках, но он точно мог сказать, что видел ее. И не факт, может правда не в живую. Выходной день начался с напряженного молчания: они с Анной так и не помирились. Она сделала ему завтрак и вскоре уехала в свой салон красоты. Маринка то и дело мелькала рядом, что-то рассказывала, вызывала искренний смех у Вадима. Ему нравилась живость души и движений дочери, ее мимика и смех. Веселый и несерьезный разговор, начавшийся с шутки, перешел на важную тему. Разговор на важную тему для Марины, но для Вадима, который пусть еще молодой, но все таки отец, такой нежеланный. Она сказала отцу, что хочет окончательно съехаться с Андреем.

– Ты беременна? – с изумлением на ее просьбу спросил Вадим.

– Пап, ну блин, -Марина смутилась, – Это не единственная причина, по которой люди съезжаются.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом