– В секции закаливания, – ответил Александр.
– Мне, что ли, туда записаться? Кто она такая, где живет, кем работает?
Александр ответил.
– У-у! – произнес значительно Гарри. – Ну, ты, Сашка, молодец, не теряешься!
– А чего теряться?
– Ну и как у вас дела?
– Не знаю пока – ее понять надо.
– Ясно… А первые впечатления?
– Благоприятные.
– Сколько ей лет?
– Почти столько же.
– Замужем не была?
– Была.
– Разведенка, стало быть… Дети есть?
– Есть. Мальчик.
– Ну и спи с ней, замуж не бери!
– Могу и взять.
– А дите? Зачем тебе обуза?
– Дите не виновато.
– Ну, смотри… Ты что – ее любишь?
– Пока не знаю… Но она очень интересная женщина. И, что самое главное, чувствительная. Плакала из-за меня. Разве есть сейчас подобные натуры? Ты ведь знаешь, Гера, что я всегда любил чувственных…
– Ну-ну!
ЭТОТ ВОПРОС
После бассейна они выходили на улицу с просветленными душами, словно бы вместе с водой смывались накопившиеся неурядицы. Тело приятно взбодрено физическими упражнениями, плаванием, контрастным душем. Тоньше воспринимается окружающий мир. Все предметы выделяются своими формами: кажется, что даже двери осязаемы, проходишь сквозь них уже не механически, а словно бы чувствуя их. Мозг промыт, и в нем пространство для впечатлений. После яркого вестибюля чуть притушенный ночной эфир, в котором бесконечное море звезд, тоже словно бы очистившихся, и поблескивающих как драгоценные камни. Окна в домах светятся приятным душе покоем, навстречу движутся добрые люди, а снег искрится в мягком свете уличных фонарей. Умиротворенность заполняет душу, и радостно внутри – оттого, что рядом такой же просветленный человек, чистый душой и телом.
Приятно неторопливо идти под руку по вечернему городу, идти домой, в теплый уголок, где ждет горячий кофе, а если нет мамы, то и свежая хрустящая постель, где в чистой любовной неге сольются два молодых тела, что особенно приятно после бассейна – тело воздушно, невесомо, истома наполняет каждую клетку; поцелуй сладок, поцелуи в шею, грудь – все доставляет истинное удовольствие, и она отвечает взаимностью, нежными, замедленными движениями и ласками и оттого особо чувственными.
Александр всегда желал и жаждал такой любви. Он забывался в эти минуты и облагораживал каждый жест Елены, каждое ее движение. Старался ни о чем не думать и потому, наверное, не испытывал раздражения. Казалось, мир значим и высок, и всеми силами способствует тому, чтобы два существа познали его глубинный смысл.
Оттого, что их близость была желанна, а не случайна и впопыхах, то чувство неприятия, которое у него прежде включалось от близости с нелюбимой женщиной, перестало включаться. Александру было хорошо, Елене тоже. Она всегда отвечала согласием на его предложение, порой даже сама начинала любовную игру, а это особенно нравилось, потому как показывало, что она искренна в своем чувстве, а не делает поблажку его похоти.
Елена не была равнодушна в постели. Была иногда не очень активна от усталости, но никогда – невнимательна. «Что ты, мой миленький, все в порядке, – отвечала она на его случайное беспокойство, – что ты, мой хороший, мне всегда с тобою так хорошо, даже очень». И словно в подтверждение глаза ее делались умиротворенно-счастливыми, сама она становилась тихой и нежной, а на ее щеках загорался, от прилившей крови, румянец. Она была в эти минуты как робкая, но бесконечно счастливая девочка, которая только что испытала блаженное чувство. Она была беззащитно счастлива, и любое его движение в сторону воспринимала с испугом, тихо просила:
– Не уходи, милый. Мне хочется быть близко…
И он потакал ей, гладил ее волосы, целовал ее затихшее тело, ее полуприкрытые глаза. Было хорошо и чисто.
Когда они вставали – Александр стеснялся ее наготы, не смотрел прямо. Елена не стеснялась. Она быстрее его адаптировалась и даже спокойно рассуждала об эротических вещах и позициях.
– А ты как любишь? – спросила она как-то.
Он, дабы не открывать свою слабую подготовку, ответил:
– Мне не хочется вычурного…
Впрочем, первый же контакт с ней заставил его прибегнуть к помощи литературы. Александр открыл для себя вопрос поз. Дело в том, что до сих пор он, кроме позы «муж сверху», все остальные считал развратными. В литературе же говорилось, что в постели дозволяется многое, приводились конкретные примеры; так некоторые южные народы издревле пользовались позой «муж сзади», но, впрочем, лишь для верности зачатия. В общем, хотя он и успел познать кое-что теоретически, практически не был готов к экспериментам, которые, благодаря ее инициативе и его непротивлению, последовали.
– А так я не люблю, – говорила она. – А так редко соглашаюсь. А вот эту с зеркалом хорошо…
Вот и весь сказ. То, что он напоролся на опытную женщину, уже не вызывало сомнений. Лишь с большим сожалением Александр подумал, что красивые женщины рано становятся такими. Но ему хватило благоразумия развить эту мысль дальше: «Но благодаря кому? Благодаря нам, мужчинам. Это мы с детства оказываем исключительное внимание смазливым девочкам. Это мы дерем их за косы, дабы не заподозрили нас в иных чувствах. Пишем им любовные записки, посвящаем стихи, дарим цветы. Мы приучаем их к своему вниманию. Мы же потом предлагаем им первый бокал шампанского и сигарету. Мы деремся из-за них, берем их осадой, а то и силой, увлекаем в соблазн и разврат, а затем, испытав чувство пресыщения, бросаем на произвол судьбы. А они, привыкшие к вниманию, находят новых из нас; и снова они ненадолго любимы, и снова им обещают расстелить мир под ногами, снова поят, «любят» и… бросают. Кто же виноват? Мы сами! Мы не ценим их, но пользуемся ими. Как мухи слетаемся к сладкому угощению, и так же, как мухи, чистим затем задними лапками свои крылья, утешая себя мыслью, что уж мы-то не такие, мы-то хорошие…»
На что Александр был малоопытен в подобных делах, и то мог припомнить примеры подобного отношения к женщине. Как жить, как быть? Какой выбрать курс для своего корабля? Хочется идти прямо, но жизнь заставляет лавировать, плыть на рифы, в надежде проскочить.
Он начал интересоваться этим вопросом. Вопросом пола. До сих пор его для Александра как бы не существовало. Женщины либо вызывали в нем платонические чувства, либо, если и материальные, то таковые не затягивались по причине духовной неудовлетворенности. А как обстоят эти дела окрест – его тоже особенно не беспокоило. Видимо, пока конкретно это тебя не коснется, оно существует так, как существует, а потому и судить-то особо нельзя – как оценить костюм, не примерив его?
Конечно, он слышал об этом многое. В компаниях вспоминали случаи из своей и чужой практики. Слышал рассказы о том, как несколько мужчин спали с одной женщиной и наоборот. Сам еще в армии был свидетелем того, как в казарму притащили пьяную девицу, уложили ее в каптерке и заходили туда по одному. Понятно, что солдат голоден, но почему так?
Впрочем, эта история его тогда конкретно не коснулась. Был в нем все же некий предохранительный клапан, но, впрочем, не совсем безотказный. В ином случае и он, наверное, не отказался бы от женщины, которая, как запретный плод, желанна, а уж тем более, когда не знаешь вкуса этого плода. По-видимому, это просто юношеское бездумье, желание мальчика стать мужем. До морали ли тут? Это все понимаемо… Но не понимаемо одно: почему к этому, в общем-то, естественному процессу, всяк приходит по-своему, подчас втихаря и нечисто, приобретая опыт в обществе общих женщин, либо стажируясь на чужих женах. А ведь первое общение с женщиной, наверное, накладывает отпечаток на дальнейшее твое отношение к ней. Наверное, все-таки должна быть какая-то культура пола?
А где грань дозволенного в половых отношениях? Нормально ли иметь нескольких партнеров? Нормально ли изменять супругу, когда тот приелся, а рядом новый интересный человек? Такие вопросы разом встали перед Александром, стали тревожить его, заставлять искать на них ответы.
Он обратился, помимо книжной, еще и к народной морали, к житейской мудрости. Начал прислушиваться к разговорам на эту тему. Иногда он как бы случайно вставлял свои вопросы, будто бы само собой разумеющиеся и вытекающие из сказанного, а на самом деле – намеренно подготовленные. Ему было интересно, кто и как смотрит на это, что допускает и насколько далеко. Например: возможны ли извращенные отношения между супругами? И что такое вообще извращение? Тем более что даже в специальной литературе говорится, что в постели все можно.
Кстати, в одной из подобных книг он нашел определение, заставившее вполне успокоиться насчет Елены. Там говорилось, что неопытные мужчины, столкнувшись с такой женщиной, чаще всего подозревают ее в порочности, хотя и напрасно, и добавлялось, что опытная женщина далеко не всегда проститутка, а подчас бывает и так, что девственница оказывается более распущенной.
Однажды, в разговоре с такой опытной женщиной (как полагал Александр), он и попытался узнать у нее о границе дозволенного. Он откровенно признался:
– Меня заботит один вопрос: где грань дозволенного в половых отношениях? Где проходит та граница, за которой начинаются разврат и пошлость?
– Ну, что ты, Саша, – ответила та весьма соучастливо к его проблеме, – в этом деле никаких границ не существует.
– Значит, можно иметь любовников и при живом супруге?
– Я думаю, в том греха нет, если иногда, для разрядки, встретишься с приятным тебе человеком.
– А вот бывает так, когда женщина за оказанные ей услуги расплачивается собой – что это?
– Это – смотря по обстоятельствам. Если человек тебе не противен и действительно сделал важное – то почему бы и нет?
– А вот бывает, когда двое мужчин с одной женщиной и наоборот…
– Не придавай этому значения, Саша. В этом деле все допустимо. Каждый поступает так, как хочет…
Вывод: а как же семья? Сохранится ли она и будет ли здоровой? Или это можно делать лишь до создания ее? Но, испытав раз, хочется еще и еще. Хочется по-разному, всеми доступными и недоступными способами. И тот обычный, естественный, который предназначен природой для продолжения рода, начинает не удовлетворять; хочется так и этак, хочется коллективно, хочется в шкафу, на шкафу и черт те знает где и как. Как было в одном французском фильме: в гамаке и на лыжах.
И хочется ли потом скромнягу-мужа, который и за свои-то действия робеет? Хочется ли? Да нет! Лишь иногда, ностальгически, от естественного желания иметь чистые отношения, которые, несмотря на соблазн, все-таки существуют; но, раз вкусив от греховного яблока, хочется кусать еще и еще… Тем более что это происходит скрытно – кто видит? А потом уже наплевать – пусть видят! Почему так?
А ведь, положа руку на сердце, хочется иногда чего-то такого? Признайтесь, когда по телевизору показывают девицу с распущенными волосами, почти раздетую, с этакой похотливостью в глазах и экспрессивными телодвижениями, напоминающими апофеоз чувств – не возжелали ли вы ее хотя бы на миг? Реальность обладания, естественно, мала, но как велика реальность помысла! Этакий черт всегда сидит в нас! Или это не правда? Или этого вопроса вовсе не существует, и лишь один дурак мучается над его разрешением?
Как-то после бассейна Елена осталась у него на ночь. Александр слегка заволновался. Но не потому, что впереди ждала целая ночь утех и услад, а главным образом, оттого, что ее сын Дениска остался дома один. Александр сказал Елене, что, мол, пока не поздно, лучше бы съездить, предупредить его. На что она ответила:
– Уже поздно – он спит. Я всегда, когда прихожу домой с занятий, застаю его в постели. До утра он обычно не просыпается. А завтра я пораньше поеду, чтобы в школу собрать.
«Что же, в этом есть логика», – подумал Александр. Но все же тревожно было у него на душе: уж больно обыкновенно Елена пошла на это. Словно бы и впрямь в том ничего особенного нет, если мама не придет домой ночевать.
Эта ночь не была какой-то особо сладострастной. Александр пытался, но Елена ответила, что ночью она плохая женщина, лучше уж тогда утром. В общем, действительно, ночью она была плохой женщиной, по обязанности. От первой их «брачной» ночи осталось ощущение усталости; к тому же Елена, как выяснилось, любила спать под ватным одеялом, чего Александр терпеть не мог. Спать вдвоем было жарко и тесно. Ко всему, утром их застукали. Мама неожиданно рано вернулась с дежурства.
«Что же поделать? – подумал Александр. – Ведь не дети уже…» Елена прошептала ему на ухо: «Ой, стыд-то, какой!» Но особого страха в ее голосе не было. Александр же воспринял ситуацию спокойно: «Ну и что тут такого? В конце концов, я давно уже взрослый. Да и мама догадывалась о наших с нею отношениях. Может быть, я с будущей женой сплю?»
Собрались, попили чаю. Елена пошла прямо на работу, домой она уже не успевала. Александр проводил ее до остановки.
– Что маме скажешь? – хитро спросила она.
– Скажу, что это ты меня соблазнила, – ответил он в том же тоне.
– Мол, сама взяла, уложила в постель, и начала со мною что-то делать, так? – продолжила иронию Елена.
– Да.
– А ты сам ничего не понимал?
– Конечно!
Они рассмеялись.
– А серьезно, она, наверное, обо мне плохо будет думать?
– Нет, хорошо.
– Не иронизируй.
– Я не иронизирую. Она даже будет рада тому, что наконец-то со мною женщину увидала.
– А так она тебя за мальчика держала?
– Разумеется…
И они снова рассмеялась.
– А у меня на работе ты всем понравился. Скромный, говорят, серьезный. Знали бы они, какой ты скромный!
– А я че? Я ниче! – ответил Александр.
Вот так… Она хорошая, Елена? Конечно. «Ее понять нужно, – как-то сказал Александр своему другу Гарри. – Она особого внимания требует…» А про себя подумал: «Куртизанка». Он явно ощущал ее любовь к сему предмету. Что же в этом плохого? Еще Пушкин писал: «Пьяной горечью Фалерна чашу мне наполни, мальчик. Так Пестумия велела – председательница оргий…» Так-то оно так, даже красиво, когда отвлеченно, когда непосредственно тебя не касается. Впрочем, даже если и касается, опять же от разных причин зависит. Например, как ты относишься к данной женщине. Ведь отношения с будущей супругой или с той, с которой решил погулять – разные.
КАПРИЗ
Надвигался праздник – Новый год – и хандрить по такому случаю было непозволительно. В принципе, все было хорошо. Нормально. К тому, что Елена в своих откровениях порой заходила за черту, Александр чуть-чуть да привык.
Видимо, сказка детства уходит вместе с самим детством, а то, что во взрослой жизни – то изведано, видано, и ничего в себе уже не таит. Черствеет душа, узнавая что по чем. Не оттого ли и Новый год становится таким заурядным праздником? Но все равно какая-то маленькая надежда на чудо, похожая на неказистую елочную игрушку, упрятанную вглубь ветвей, живет в нас…
Праздник отмечали всей секцией, для чего заказали кафе. Александр встретился с Еленой за час до начала – нужно было помочь в подготовке вечера. Елена пришла… другая. Если до сих пор Александр привык видеть ее одетой просто, что соответствовало, как он думал, ее характеру, то теперь, в новом виде, она показалась ему чужой и незнакомой. Красный пиджак стиля деловой женщины, который более пристоен торжественным собраниям, нежели таким беспечным праздникам как Новый год. На лацкане – брошка-бабочка, смотрящаяся на серьезном фоне довольно нелепо. К тому же, перебор косметических средств. Все это придавало Елене какой-то парадно-вульгарный вид.
Александр всегда плохо относился к пиджакам в женском туалете – словно бы они лишали их обладательниц своей женской сути. Он считал, что одежда должна подчеркивать исключительность человека, а не наоборот. Этот же костюм словно бы сокрыл все достоинства озорной души Елены и сделал ее старше и недоступнее.
«Ну, да ладно, в конце концов, дело вкуса», – отметил Александр. Но все же ощутил некий психологический барьер, а потому спросил:
– Мы как будем?
– В каком смысле?
– Будем вместе, или?.. Ведь у тебя до сих пор был муж – все это знают.
– Ну и что?
– Значит, никаких проблем?
– Какие должны быть проблемы?
Этот странный диалог не привел Александра к какой-либо определенности. Как-то все-таки отчужденно отвечала Елена. Он так и не понял, в какой степени следует показывать уровень их отношений. То ли они случайно оказались вместе, и он, как джентльмен, оказывает даме внимание, то ли они хорошие друзья, и могут позволить себе некоторую вольность; или же – чего уж скрывать! – веселиться на всю катушку, не опасаясь недоброго глаза.
В общем, с самого начала вечера возникла странная неопределенность. И Елена была не такой, и свою роль по отношению к ней Александр не осознал. Но, поскольку она его ничем не связала, то Александр решил, что все будет так, как будет, а значит, можно делать, что заблагорассудится: танцевать, шутить, петь – ведь праздник.
Уселись за стол, подняли бокалы с шампанским: за спортивные успехи, за старый уходящий год. Начало празднику было положено. Вскоре объявили первый танец – вальс. Александр обратился к Елене. Хотя он и был танцором так себе, но не стеснялся, потому как всегда извещал партнершу о том, что если возникнут какие-либо неприятные моменты с ее обувью, то он заранее просит прощения. Вот и сейчас, желая задать тон, чтобы сразу стало весело, и вечер прошел безо всяких натяжек, он и захотел пойти первым. На что Елена неожиданно ответила отказом:
– Я не умею… Я не пойду…» – произнесла она.
Это было неприятно. Но не успел еще Александр обидеться, как его пригласила женщина, стоявшая рядом и слышавшая их диалог. Она словно бы продолжила его:
