В итоге Стен на виду у всех вылил половину бутылки на Василину, которая была в тот раз в главной роли. Имитация всем понравилась. А ещё в тот съёмочный день, когда мы играли в изнасилование, Василина отбивалась так, что мы все потом были в ссадинах, а ещё не рассчитав силы, она так вре?зала Студенту в грудь, что он свалился с кровати.
– It’s all? – Кричал Стен. – Take. Take. А вы трясите своими гениталиями/ словно это сделали вы.
Оливер что-то ещё прокричал и Стен, не переходя на английский, кричал на русском.
– Что ж, звони, звони ему. Надоела эта дешёвая фигня. Достал.
Француз сдался, скрестив руки на груди, но вот Стен не отступал.
Если бы не их крики получилось бы очень смешно. Лежавшая уже на полу возле кровати Василина почти от плеч до колен была покрыта липким слоем миндального сиропа. По её словам, она долго ещё потом отмывалась:
– Но кожа? прямо сахар, – смеялась она. По-моему, это была её последняя съёмка, да потому что потом мы уже перешли на «Ваниль», а там её не было.
Тот же вечер завершился ещё одной бучей и триумфом Стена.
«Перемены начались»
Француз, конечно же, не стал никому звонить, но вечером приехали продюсеры, уж не знаю, было это его желание или Стене, но Оливер был уже изрядно выпивший, сербу это явно не понравилось. Режиссёр не жил в студии, но бывали вечера, когда он даже не мог подняться по ступеням в комнату Сергея и спал на диване в холле всё большее, теряя авторитет в наших глазах. По сути, всем рулил Стен, в тот вечер мы окончательно в этом убедились.
Нас всех собрали вместе в студии, на полу всё ещё был липкий слой сиропа, кровать перенесли в спортзал для следующей съёмки. Наутро должны были снимать «изнасилование в спортклубе». От слова изнасилование нас уже тошнило всех и не только девушек.
Стен молча сидел, поджав руки пока говорил француз. Содержимое полушепотом пересказывал студент, порой он делал едкие комментарии, Настя смеялась, говоря периодически «ну ты дурак», а Маша стала переводить нам, лишь изредка спрашивая студента, что сказал Француз.
Его речь была, прямо скажем глупая, про тренды, про профессионализм, про то, что он знает, что делает и всё в таком духе.
Продюсер развёл руками и тут оборону взял Стен. А тот продюсер, что с бородавками, хотя он больше похож на водителя, чем на продюсера, начла вторить французу. Третий же, тот, что Родион и вовсе махнул руками, сказав, что всё должен решать режиссёр, с чем и намеривался уйти, но тут поднялся наш директор.
– Смысл тогда во всём этом? Мы уже сняли восемнадцать роликов с изнасилованием, где одни и те же парни, насилуют одних и тех же девушек. – Стен встал напротив француза. – Понимаю, может у него неприязнь к женскому полу, но мы не сможем это потом реализовать. Если вы хотите просто снимать, ради того, чтобы снимать и имитировать работу. Хорошо! Давайте! Но, зачем тогда оскорблять актёров и орать, что они не могут обильно кончить в третий раз за день. Притом, что они делают это самое изо дня в день, шесть дней в неделю. Они чисто физиологически не могу делать этого больше и обильней.
Все замолчали.
– Виталик, – повернулся он к тому, что в бородавках. – Мы готовы брать ещё штат актёров, а этих тогда распускать?
Мы все тут же напряглись. Виталик молча закачал отрицательно головой.
– Мы не будем менять штат. – Сказал Олег и у меня отлегло. После прошлого воскресенья, когда я спустил на одежду все деньги, а во вторник ещё занял у Пашки денег на кроссовки, которые мы заказали по интернету. Я даже сигареты экономил, правда, я ещё их экономил, потому что в Австрии они стоят по десять евро за пачку, так что как в России не покуришь одну за одной. Но сейчас не об этом. Олег сказал, что штат они менять не будут. Отлегло, но нервное ощущение осталось. Неприязнь к французу у нас крепла всё сильней. Из-за его глупости мы могли все вылететь отсюда уже сегодня. Но…
– Нет, не будем. – Кивнул в такт Родион. Его имени тогда никто из нас не знал.
– Что ж, будем вместо семенной жидкости использовать миндальный сироп, можно, конечно, ещё для разнообразия кокосовый попробовать. – Монотонно, но с толикой сарказма, как только он умел, изрёк Стен сев на кресло и как, обычно закинул ногу на ногу. А тот, что с бородавками засмеялся, уханьем филина.
– Нет, конечно. Ты прав. – Родион полистал что-то в телефоне.
– Что тогда делать? Сделать перерыв? Сценария нет, идей нет. Одно лишь изнасилование. – Стен протянул ему наш график. – Кому это нужно? Может, только ему, – кивнул он куда-то в сторону. – Он просто кайфует от всех этих изнасилований. Если перезапускать, то что? Есть идеи?
Все молчали, гулко, долго, минут пять, а может, десять, казалось, что вечность.
– Давай как-нибудь без выходных. – Олег перехватил протянутые листы. – Придумай что-нибудь, пожалуйста! Я прошу тебя! Ты же директор, этой богадельни.
– Ну, я действительно директор, но не богадельни, а порностудии. Придумывать не моя задача.
– Мы договоримся. – Кивнул серб и сдвинулся в сторону Стена, оставшись сидеть лишь на краешке дивана.
– Поддерживаю. О деньгах не думай. – Родион скрестил руки, и мы все смотрели как они с минуту, а то и две смотрят друг другу в глаза.
Собрание завершилось. Двое ушли, серб остался, почти прижав Стена, шепча что-то на ухо, долго не мог оторваться. Мы всё понимали, что директор одержал триумфальную победу. Режиссёр уже сидел на кухне и бухал. Мы же сидели на веранде притихшие, в ожидании, а на следующий день началась новая эпоха, которую мы назвали «ванильные будни».
На следующий день съёмок не было, зато в студии устроили внеплановый клининг день, а нас вывезли на двух минивэнах в клинику, проверить на всякий случай. Думаю, Стен просто тянул время, чтобы перестроить события и работу, написать сценарии собственного сочинения.
К слову, австрийская клиника мне понравилась, чистота скрипела под пальцами и когда я проговорил об этом вслух, рыжая хмыкнул, что и в России коммерческие клиники не хуже, только ценник там ужасающе скрипит количеством нулей.
– Надеюсь, стоимость этих процедур не вычтут из наших гонораров. – Ухмыльнулась она, а внутри всё обдало холодом ещё одной утраченной зарплаты, если это окажется правдой.
«Венский штрудель, изменивший мечты»
Вечер мы провели в городе, все разбрелись по городу, на внеплановый увольнительный, словно в армии. Гулять по городу не хотелось, слишком уж помятым было настроение. Наткнулся на небольшой бутик sale цен, так что теперь брожу увешанный пакетами с футболками, носками, только что купленными со значительной скидкой. Моя гордость джинсы Tommy Hilfiger, точно, как у нашего студента, ещё кеды Lacoste. Для меня это было почти пределом мечтаний. Почему почти? Я до Вены и не знал об их существовании. Как-то листал журнал и оказалось, что крокодил – символ одного из весьма крутых брендов, а не только заголовок советской юмористической газеты. Убираем иронию и в чистом остатке, мечты сбываются. Разве я не грезил жить в Европе, покупать брендовые вещи, кичится лейблами, ходить в кафе, покупать одежду в торговых центрах, а не в само возведённых рынках второсортных китайских товаров и отмечать сие событие под пиво с соседом во дворе родной пятиэтажки.
Кафе, ещё один пункт моего списка. Буду честным, для меня зайти в кафе сродни испытанию. Ощущение, что ты проник в чужой мир, словно зашёл креститься в мусульманскую мечеть. Словно ты чуждый в этом пространстве. По сути, всем должно быть всё равно, но это как синдром «выглядеть глупо», также смертельно как для человека, который воспитан вбитой в голову фразой: «Что люди подумают?». Всё же переступил порог, но с мыслью «развернуться и уйти, оставив это событие на потом».
Знакомое лицо полосонуло словно вспышка, замер. Маша сидела, растягивая глубокими затяжками сигарету.
– Можно?
Она лишь кивнула, рассеянно, озираясь поёжившись.
– Ты почему одна? – Первое, что пришло в голову, в этом вся моя проблема, рот выпускает слова быстрее, чем мозг понимает смысл.
– А ты?
Оставалось лишь подёрнуть плечами и улыбнуться.
– Я с тобой. – На мой столь резвый ответ, она мила улыбнулась, пододвинув распечатанный лист меню. Я ткнул пальцем в нарисованную чашку кофе, на этом мой заказ состоялся. Он что-то начал меня спрашивать, я качал головой. Какого чёрта ему надо? Принеси кофе, и всё.
– Он спрашивает, сахар, молоко нужно?
– Нет, спасибо. – Она перевела мой ответ, он опять загудел.
– Спрашивает, может десерт?
– Нет, просто кофе. – Я уже злился. Она ответила, он опять что-то пробубнил, улыбнулся и ускакал.
– Ты знаешь австрийский? – Я был удивлён, это всё же должно быть редкий язык для русских.
– Он говорил на английском. – Она уже вовсю улыбалась, явно смеясь надо мной, я стерпел, хотя это меня немного и задело.
– А сигареты здесь не те. – Решил поддержать разговор в ожидании кофе. – Но зато можно курить где угодно.
Собеседница снова лишь подёрнула плечами, сделав глоток. Минут через пять мы уже обсуждали наш странный быт и обитателей студии. Не то, чтобы сплетничали, она не похожа на озлобленную дамочку, костерившую всех и каждого, просто обсуждали повадки, комичные поступки и просто это было единственное, что нас хоть как-то единило.
– Как ты попала в эту историю? – Мне действительно было интересно, но моя собеседница, полосонув хмурым взглядом, увильнула, процедив банальное:
– Как, и всё…
– Но ты не такая!
– Такая, не такая… – Выдохнула Маша, подкурив следующую сигарету. – Такая, такая!
– Нет, – я даже попытался улыбнуться. Она уже хотела было что-то выдохнуть, но пауза нависла необычайной долготой, пришлось судорожно имитировать светскую беседу, поинтересовавшись, как ей Вена? Как кофе? Пробовала ли яблочный штрудель?
Она выдавила улыбку, пожав плечами в очередной раз, сказала, что Вена ей так себе, кофе как кофе.
– А штрудель? – Это мне Оксанка сказала: «будешь гулять в воскресенье, попробуй штрудель. Обязательно! Это австрийский десерт. Яблочный пирог с тонким тестом и обязательно с шариком мороженого. Если не будет мороженого это не штрудель, то просто яблочный пирог».
На мой вопрос Маша заулыбалась.
– Ты не пробовала? – Я сымитировал удивление. Хотя и сам не пробовал, потому что обходил все эти заведения стороной, а питался лишь в фастфудах, где всё было легко и просто.
Я уже готов был заказывать штрудель, но она категорично попросила этого не делать, отмахиваясь от моего порыва, словно я предложил пойти пешком в Антарктиду.
Пришлось ограничиться заказом ещё по чашке кофе, ей капучино, себе американо, но я схитрил. В последний момент, когда я, коверкая слова, заказывал капучино, американо, сказал штрудель. Официант нахмурил брови и переспросил. Вроде бы он меня понял.
Мария запротестовала. Я кивнул ему. Ну вот опять, он что-то промурлыкал, и я ничего не понял.
– Он спрашивает какое мороженое?
– Обычное.
– Может, не нужно?
– Я очень хочу попробовать. Наши говорили, нужно обязательно, это австрийский национальный десерт. Я правда очень хочу попробовать, а одному мне страшно опозориться. Я не ел пирог с мороженым.
Она заулыбалась и просто сказала: классик.
По отношению к ней у меня всё это время, что мы знакомы, возникает ощущение робости, возможно, из-за её молчаливости и отстранённости. Трудно, когда ты сомневаешься в себе, но при этом ещё и не понимаешь как реакция у твоего собеседника.
После оплаты счёта предложил пройтись. Был уверен, что она придумает причину отказаться и уже решил, что прогуляюсь по набережной, заодно найду, где купить сигарет сразу на всю неделю, ведь непонятно, когда мы выйдем в следующий раз. Вполне возможно, что следующее воскресением мы будем отрабатывать внеурочный выходной. Но она согласилась, и мы отправились бродить по городу вместе. К студии мы добрались, когда уже совсем стемнело, но, как оказалось, ни мне, ни ей заходить не хотелось, судя, потому что она очень даже благосклонно приняла предложение купить и кофе навынос в «Аделаида» и засесть в сквере напротив двери, пока стрелки не подкрадутся к одиннадцати часам.
– Тебе не кажется, что вся эта «компания» странноватая? – Отважился всё же на откровенный разговор.
Она подёрнула плечами, помолчала, но всё же кивнула, подкрепив фразой: «есть немного».
– У нас, ну, в России как-то по-другому, здесь же… Зачем вся эта общага, правила…
– А где бы ты жил? – Вот, в этот момент я и растерял все свои доводы. Действительно, ответить было нечем, пришлось выкурить вторую сигарету подряд.
– Но им то это зачем? – Рассуждал вслух.
– Мы явно обходимся дешевле, чем европейцы. – Её логика была неоспорима. – Боимся потерять это место, потому что нужны деньги, а платят вполне хорошие деньги особенно по сегодняшнему курсу. Опять же, мы соглашаемся на все сценарии и готовы на всё, лишь бы остаться.
– Ну а француз? То же экономия? – Я не сдавался в своих попытках улучить всю эту историю в чём-то потаённом, не столь банальным, чем деньги.
– Думаю, да! Он явно не из списка востребованных. Ну, и Маритн говорил, что они в Праге работали также на иксовой[8 - Иксовый – от ххх, символично означает скрытый, заменённый на общественно не озвучиваемый.] студии. – Стрелки неумолимо приближались к одиннадцати, а она впервые улыбнулась.
– Я не берусь оценивать, но, мне кажется, он не из этой истории. Мне вообще кажется, что он гей. – Проговорил, равнодушно пожав плечами, даже это для меня стало уже нормой, а она опять рассмеялась и потянула меня за руку вставать с бордюра, на которым мы сидели.
«Какая к черту любовь?»
Если пятничный день мы провели вполне обыденно, поменяюсь лишь в сценарий и отсутствие ворчащего с глубокого похмелья режиссёра. А вот утром в субботу последовали снова странные события. С самого утра нас потребовали всех собраться вместе. Сергей что-то бурчал. Вместо, привычного холла или студии нас всех собрали в том зале, который был у входа. У меня от прошлого собрания, пока ещё стресс не прошёл, а тут снова.
Все собрались кто в чём. Пижамы, халаты, растянутые футболки не первой свежести, Студент в спортивном намокшем от пота костюме, Серёга в классических российских семенниках, Стен в спортивном костюме, с мокрыми волосами, будто бегал всё утро.
– Василина? – Спросил Олег с акцентом. – Это правда?
– Что правда? Вы о чём? – Оля ёрзала, словно её это касалось прежде всего.
Василина пожимает плечами.
– Какой срок? – На этой фразе все дружно ахнули почти хоровым возгласом.
– Срок чего? – Заскулил Валентин, моргая своими грустными глазками, словно вот-вот расплачется…
– Беременности, – выдохнула Настя, поджав скрещённые руки на животе.
– Может, сифилиса, – гаркнула опять рыжая, окинув всех ухмылкой.
– Ты в уме? – Настя усмехнулась. – Сама, что ли, принесла.
– Молчим всё. – Стен в капюшоне выглядел как сельский гопник. – Олег, срок чего? Скажите, пожалуйста.
– Пусть сама скажет.
– Беременность, – выдохнула Василина, и слезу покатились по щекам.
– Кто-то из нас? – Мне стало не по себе. Я был с ней паре несколько раз, и вроде ничего не получилось, а мало ли, говорят же, даже если, завершать не вовнутрь, то это не гарантия беременности.
Все заёрзали. Мы много раз снимали без презерватива. Один только Студент, всегда сто процентов натягивал резинку.
