– Ты дурак, Костя, да? – впервые в жизни нахамила Лида старшему брату. – Совсем, да? Ты чего такое говоришь?!
– А вообще, Сонька, мы их мигом разгоним, этих немцев, – спохватился Костя. – Так что не реви. У нас вон страна какая огромная, сколько народу живет! Куда им до нас! Так что победа будет за нами! – повторил он слова народного комиссара иностранных дел Вячеслава Молотова.
Мама с папой шли чуть позади, мама молчала, а папа говорил ей примерно то же самое, что Костя девочкам – пару месяцев, и фашисты будут разбиты! К осени о них уже забудут! Наше дело правое, победа будет за нами!
– А на лодочке мы так и не покатались – тоскливо сказала Соня.
– Ничего, сестренка, вот разобьём и прогоним эту нечисть, и на лодочке покатаешься, и на каруселях! – весело ответил Костя. Лида, внимательно слушавшая брата, отметила, что улыбается от только для виду, а глаза у Кости были тревожные, задумчивые.
– Нет, Костя, не покатаюсь, – вдруг серьёзно, совсем не по-детски, пробормотала Соня. – Они придут и всех нас из пистолетов расстреляют.
– Слушай меня внимательно, Соня! – старший брат присел на корточки и, глядя в зарёванные глаза сестренки, громко сказал:
– Никогда, Соня, слышишь, никогда им не добраться до Ленинграда! Мы не позволим им дойти до нашего города! – подхватил сестрёнку на руки, прижал к себе и зашагал дальше. Лида молча шла рядом.
Она тоже была уверена, что до Ленинграда фашистам ни за что не добраться, через две-три недели их просто размажут, как кашу. Вот только почему и у папы, и у Кости, такие серьёзные глаза, такие встревоженные лица?
На улицах царила неразбериха. Кто-то куда-то бежал, кто-то стоял, собрав вокруг себя народ и что-то громко говорил. И только глаза у всех были одинаковые, невидящие, обращённые внутрь… Каждый думал о чём-то своём.
Добравшись до дому, Богдановы, не сговариваясь, сели на большой диван в гостиной. Диван был новенький, совсем недавно купленный, с полочкой наверху. На полочке стояло стадо слонов. Точнее, семь штук, с поднятыми кверху хоботами. Слоники были разной величины, с самым большим иногда разрешалось поиграть Сонюшке.
Мама слоников очень любила, часто мыла их и аккуратно протирала мягкой тряпочкой. А папа слоников терпеть не мог, надеялся, что они когда-нибудь разобьются, и называл их «мещанством в квадрате». Слова были непонятные, но Лида, один раз услышав их, так звонко и весело рассмеялась, что и папа, и мама, замолчали и с удивлением глядели на дочку. Папа сделал страшные круглые глаза, но не выдержал и рассмеялся сам. Мама пожала плечами и принялась за третьего слона.
– Да ну вас, – только и проговорила она. – Не понимаете ничего.
А Лида представила, как папа ночью подкрадывается к дивану с маленьким молоточком, и каждого слоника по голове – тюк. Тюк. Тюк. Такая уморительная и забавная получилась картинка, что Лида досмеялась до слёз, и потом ещё долго хихикала.
Но смешно было тогда, раньше. Сейчас все сидели притихшие, Лида прижимала к себе Сонюшку, все молча смотрели на папу.
– Мама, папа, я сейчас пойду в военкомат. – решительно сказал Костя.
Он приготовился спорить и что-то доказывать, но отец неожиданно сказал:
– Вместе пойдем, Костя. Ждать повестку бессмысленно, она придет через день-два, так к чему это бестолковое ожидание?… В общем, так, девочки мои. Сидите дома, никуда ни шагу, мы с Костей вернёмся быстро.
Папа порылся в ящике комода, вытащил свои и Костины документы. Немного постоял посреди комнаты, о чём-то задумавшись. Потом кивнул сыну головой и они вышли из квартиры.
Быстро у них не получилось. Все военкоматы были забиты добровольцами, все мужчины города рвались на фронт. Военкомы гоняли своих подчинённых с разными бумагами из кабинета в кабинет. Наконец настала очередь отца и сына Богдановых.
Только к вечеру они вернулись домой.
– Мама… Девочки… – сказал Костя хриплым голосом. – Я уезжаю сегодня ночью. В двенадцать часов надо быть на вокзале.
– Ты уезжаешь на войну, Костя? – встревоженно глядя на брата, спросила Сонюшка.
– Да, карапузка, на войну. Но вы не волнуйтесь. Я быстро вернусь. Вот разгоним эту дрянь, и я вернусь. Мамочка, родная, не плачь и не волнуйся, тебе нельзя!
Ольга удивленно взглянула на сына – откуда знает? Костя молчал, а мама вновь опустила голову, и на стопку чистого белья, которое она приготовила для сына и мужа, закапали частые-частые слезинки. Какая разница, откуда он знает? Взрослый парень, догадался, поди. Да и живот у нее стал расти не по дням, а по часам… Четыре месяца уже.
Отец присел рядом с мамой, взял у неё с колен бельё и отложил куда-то за спину.
– Олюшка, родная, послушай меня. Костю мы проводим, а я уезжаю утром. Не плачь. У нас еще много дел.
– Саша… – только и проговорила мама. – Саша, как же мы?
– А вы сидите дома и ждёте нас с Костей. До осени мы вернемся. – Не очень уверенно сказал отец. – Нас миллионы, фашистов по сравнению с нами – горсточка!
– Да, тем не менее эта горсточка подмяла под себя пол-Европы! Уж мне-то не врите! У фашистов хорошо отлаженная, обученная, могучая военная машина! Каждый винтик-болтик на своём месте. Маленькая машина, да кусачая! Польша, Бельгия, Франция… Греция… Что вы на меня так смотрите? У нас каждый понедельник политинформацию проводили… И о договоренности о ненападении тоже. Да, нас миллионы. Но это миллионы рабочих и крестьян! Не с вилами же они на танки пойдут! Что вы смотрите? – Повторила Ольга.
– Оля, это вам так на политинформации говорили? – поражённо спросил папа.
– Конечно, нет. Просто, к сожалению, я не дурочка и умею думать… – тоскливо закончила Ольга свою речь.
– Мама, не говори так! – влезла во взрослый разговор воспитанная пионерка Лида. – Всё равно мы сильнее!
– Конечно, доченька! Мы сильнее! – подхватил папа, глядя на жену ошеломлёнными глазами. – Костя, сынок, отнеси Сонюшку в кровать, смотрите, спит ребёнок, а вам и дела никакого нет!
Костя осторожно прижал сестренку к груди, и медленно, тихо-тихо, чтоб не разбудить, понес малышку в спальню.
– Оля, Лида! Слушайте меня внимательно! Да, ты все правильно сказала, Оленька. Так все и есть. Но мы победим! Мы не отдадим нашу Родину никакой военной машине – ни маленькой, ни большой! – Отец взял маму за подбородок и заглянул в заплаканные глаза. – Ты веришь мне, Оля? Веришь?
– Да, – прошептала мама. – Верю.
– Ну вот и славно! Теперь за дело!
В комнату, уложив Сонюшку в кровать, вернулся Костя.
– Костя, слушай мою команду! – попытался пошутить папа, но вышло только хуже – теперь заплакала и Лида.
– Ну и что мне с вами делать? – с отчаянием спросил отец. – Няньку вам вызывать? С вами оставаться, да по подвалам прятаться? Я, майор медицинской службы, приказываю – отставить слезы!
Лида притихла и с удивлением посмотрела на отца. Её папа аж целый майор, а она даже не знала!
– Костя! – продолжал руководить папа. – Берём у бабы Ксени новую буржуйку, которую я ей принёс, и тащим сюда, вот, к окну. Нашу, старую – в чулан. Переносим кровать Лиды и ставим вот сюда, – папа ткнул пальцем в пол. – Нашу с мамой кровать тоже перетаскиваем поближе к печке, и ставим здесь. Баба Ксеня будет спать на Лидиной кровати, а вы, втроем – на нашей. Всё понятно? Чтобы все были в одной комнате. Так и согреться можно быстрее. Костя, сейчас натаскаем из сарая дров побольше, сколько сможем. Да, и ещё… Если вдруг будет сильно холодно, а дрова закончатся, топите печку мебелью. Не жалейте! Рубите, пилите, и – в печку! Только книжки не жгите.
– Папа, но ведь сейчас лето… А ты так говоришь, словно к зиме нас готовишь. – Осторожно проговорила Лида. – Зачем нам ставить все кровати вокруг печки?
Отец только рукой махнул – исполняйте!
– Ой, – вдруг подскочила Лида. – А бабушка Ксеня еще не знает ничего, она же велит «тарелку» приглушать, и никогда её не слушает! – Лида бросилась в комнату соседки, а Костя с отцом занялись перестановкой.
– Баба Ксеня! Вы не спите? – на цыпочках подкрадываясь к соседке-старушке, громким шепотом спросила Лида.
– Нет, детонька, не сплю. Слушаю вот, что за окном творится. Вон во дворе с утра кричат – «Война! Война!» Правда это?
– Да, баба Ксеня, правда. Утром товарищ Молотов по радио объявил, что на нас напала фашистская Германия.
А папа и Костя уже были в военкомате. Костя уезжает сегодня ночью, а папа завтра утром, в восемь часов. А ещё они решили, что мы все будем жить в одной комнате. Расставим кровати вокруг печки, так согреться можно быстрее. Но я вот думаю, что это не пригодится – к осени наша армия разотрёт немцев в порошок!
– Твой папа – мудрый человек, – только и ответила баба Ксеня. – Да, всё так и должно было закончиться. Иначе власть сатаны не сломишь.
– Какого сатаны, баба Ксеня?! Обычные фашисты! – Лида даже немножко рассердилась.
– И еще, Лидонька… девонька… Ты уж прости меня, старую. Я опять не успела…
Лида сразу поняла, о чём речь. Ходила баба Ксеня совсем плохо, медленно, пять метров до туалета для неё превращался в настоящий поход, на который уходило, по меньшей мере, полчаса. И иногда за бабой Ксеней на полу оставались лужицы жёлтого цвета. Лида молча брала тряпку и мыла пол. Обе думали, что это секрет, на самом же деле, об этом знала вся квартира. И вытирали лужицы все.
Лида протерла в прихожей пол, и вернулась к старушке.
– Ну, баба Ксеня, давайте собираться. Сейчас папа и Костя понесут вас в нашу комнату. Что вы хотите взять с собой?
– Да вещей-то у меня немного, детонька. Вот эти две книжки, теперь в нижнем ящике комода возьми свёрточек, завёрнутый в чёрную тряпочку. И икону – вон, в углу висит. Ну да ты знаешь. Всё, больше мне ничего и не надо.
Лида послушно собрала всё, что попросила старушка и стояла теперь посреди комнаты, не зная, что делать дальше.
– Пока твои-то за мной не пришли, переодень меня, золотко, в чистую рубашку.
Лида сложила вещички на печку, взяла висевшее на спинке кровати полотенце, сбегала с ним в кухню и облила из чайника горячей водой. Вернулась в комнату, привычно протерла все соседкины потайные места, и натянула на нее свежую ночную сорочку. Баба Ксеня тяжело опустилась на подушку.
– Ну и слава Богу! Храни вас всех Господь, детонька!
Лида ничего не ответила.
В комнату, осторожно постучавшись, вошли папа и Костя.
– Ну что, бабушка Ксения, Лида вам все рассказала, объяснила? Вы согласны?
– Конечно, Сашенька! В этой квартире ты командир – как скажешь, так и будет. Да и придумали вы всё хорошо.
– Константин! – командным голосом произнес папа. – Сначала печку! Потом бабушку!
С печкой управились быстро и вернулись за бабой Ксеней. Отец осторожно завернул соседку в одеяло и взял на руки.
– Нет, Костя, – тихонько прошептал он, – матрац не надо, ты же видишь. Бери только подушку.
Устроили бабу Ксеню на переставленную из детской Лидину кровать, поправили подушки, подоткнули одеяло… Баба Ксеня отчего-то вдруг заплакала. Ольга села на краешек кровати и принялась что-то тихо соседке говорить.
Отец огляделся по сторонам, сам себе кивнул головой и махнул рукой Косте – за дровами!
Вскоре полкомнаты было завалено березовыми полешками, под столом громоздился мешок с картошкой, на книжный шкаф папа повесил «косичку» из больших, золотистых луковиц, а рядом, на полу, поставил большую бутыль с подсолнечным маслом.
– Только ты сама-то не поднимай! – сказал он маме. – Вот Лидочка тебе помогать будет. Мука ты знаешь где, в ларе на кухне, правда, там совсем немного осталось… Но вы завтра же пойдите с Лидой на базар и купите побольше, сколько сможете… Яиц вот у нас нет. Тоже купите… Картошки пока достаточно… Что еще?
– Ты майор, или шеф-повар? – печально улыбнулась мама. – Или ты думаешь, что я не знаю, где у нас мука? Хватит, Сашенька. Сядь, отдохни хоть пять минуток. Мы с Лидой со всем разберемся. А сейчас… – мама взглянула на громко тикающие на стене ходики. – Сейчас нам, наверное, пора на вокзал…
Она посмотрела на своего старшенького и горько вздохнула, еле сдерживая слёзы. Несмотря на могучее телосложение, стриженый и лопоухий Костя показался ей совсем мальчишкой. Да он и был мальчишкой, воспитанный на книгах, благородный, маленький мамин мальчишка. Что такое восемнадцать лет?
Костя подошел к кровати бабушки Ксении, наклонился и поцеловал соседку в сухую морщинистую щёку.
– До свидания, баба Ксеня! Скоро увидимся!
Баба Ксеня осторожно, чтоб никто не заметил, перекрестила маленького взрослого мальчишку, потом наклонила его голову к себе поближе, поцеловала в лоб и что-то прошептала.
Зачатая, родившаяся и повзрослевшая в этот страшный день новая, решительная девочка Лида, стояла рядом и молчала.
Глава 3
Народу на привокзальной площади, в здании вокзала и на перронах клубилось столько, что, казалось, снялся с насиженных мест и уезжает весь город.
Провожали первый эшелон. Ольга осмотрелась и взяла мужа за руку:
– Сашенька, ты посмотри… Одни мальчишки… Совсем мальчишки.
– Кто первым в военкомат прорвался, тот первым и уезжает. – хмуро ответил муж.
– Почему им сразу не выдали форму и оружие?
– Сказали, выдадут на месте, когда доедут.
«Тем, кто доедет» – привычно додумала Ольга невысказанную фразу.
Она обняла сына, прижалась к нему всем телом, целовала в шею, уши, ладони – везде, куда могла дотянуться.
– Сыночек, сыночек мой родной, любимый, бей гадину, бей, сколько сможешь! Но береги себя, слышишь? Костя, Костенька, береги себя!
Где-то далеко впереди призывно и тоскливо взвыл паровозный гудок.
Костя выпутался из кольца материнских рук, шагнул к отцу. Крепко обнялись. Молча. Потом Костя, вроде как в утешение, произнес:
– Ничего, пап, может, на фронте встретимся.
– Лучше не надо, – горько улыбнулся отец и попытался пошутить. – Ты забыл? Я военврач. Со мной на фронте лучше не встречаться.
Костя ещё раз крепко обнял отца, в очередной раз поразив его своей медвежьей силой, подхватил полупустой вещмешок и собрался бежать к вагону. Оглянулся. Мама стояла молча, беспомощно опустив руки. Костя бросил мешок на перрон, подскочил к матери, снова крепко обнял её и тихонько прошептал:
– Береги девчонок, мамочка! И мальчишку, что родится, береги! Я не знаю, что сказать ещё… Ты сама знаешь – победа будет за нами!
Но мать, похоже, ждала от сына совсем других слов. Она тоскливо и с надеждой смотрела на него. Он поздно это понял. Уже перекинув вещмешок через плечо, и собираясь бежать за дернувшимся, лязгающим, медленно катящимся составом, остановился, словно его молния ударила – при чём тут девчонки, братик, победа? Всё это мама и без него знает.
Он вернулся к матери, осторожно вытер ладонями слезинки с маминых щёк и сказал то, что было нужно:
– Я люблю тебя, мамочка! Люблю! Я буду писать!
Запрыгнул в медленно проезжающий мимо вагон и крикнул то, что кричали все:
