– Конечно, мы все бесполезны, наш удел, отжить эту жизнь, прожить как можем. Научиться ремеслу, любить и ненавидеть, всецело поддаваться или самоотверженно бороться с данными нам желаниями. Вокруг нет ни капли смысла, все начинается и заканчивается, есть только две незыблемые вещи – рождение и смерть, то, что находится в промежутке живет по принципу заполнения внутренней пустоты, все, что человек может и хочет он по мере возможностей привязывает к себе. Может быть боги на самом деле, алчны и порочны, но я искренне верю в бесконечность человеческой души, верю в то, что этот мир далеко не последний, будут и другие жизни, страны и другие чувства. Без этой веры по-настоящему страшно, все ограничивается только тем, что есть вокруг, жалким обрывком времени, что у нас есть, и другого не будет. Отсюда и все человеческие разочарования и боль, не знаю удавалось ли кому-нибудь жить не фокусируясь лишь на одной жизни, даже с этой верой, мне самому не становится легче. От желания получить все и сразу, здесь и сейчас, так тяжело отказаться. Была бы у нас, ныне живущих возможность черпать блага другого мира, небесных садов, где все цветет, зная, что в следующей жизни мы переродимся в нем, как думаешь, как быстро бы рай превратился в пустырь.
Нобуюки слушал меня, держась двумя руками за голову. Когда я закончил, он принялся протирать свои глаза, затем натянул привычную ухмылку и заявил.
– Чего я еще мог ожидать, мы живем сейчас, предлагаешь подождать, сейчас же сяду и буду ждать, когда развалится моя и без того хрупкая семья, когда развалится моя страна, у меня нет запасных, ни семьи, чтобы там Юко про меня не думала, ни страны. Сам виноват, отец меня отговаривал тогда, говорил «зачем она тебе больная, да, у нее уважаемая семья, но что же мы другой такой не найдем», а я влюбился дурак, с юных лет она мне нравилась, «думай о будущем, думай наперед» твердил он безумолку, да, как же, легко говорить, в настоящем то разобраться не можем. «Думай наперед», интересно он то думал, что закончит в петле, все чах над каждым моном, теперь уже не пригодятся, ничего пап, не переживай, найду куда потратить. Братик мой, папина гордость, руки у него были такие жилистые, крепкие, меч держал мертвой хваткой и если и доставал из ножен, то явно не для бахвальства. А толку, привезли втихую любимого Риота на повозке, укрыв мокрым сеном, до сих пор вспоминаю, лежит родной в серых лохмотьях, перерубленный почти напополам, немножко видно его убийце сил не хватило, вот так вот Хидэки. Некогда мне следующей жизни ждать, надо как то эту наладить, без богов, без молитв, самому, знать бы только как.
Да кто бы знал, если бы был человек, рассказывающий как кому жить, да еще и так, чтобы непременно помогало, был бы самым богатым в стране. Интересно, а такой человек знал бы как помочь самому себе? Ведь если прознают, о его невиданном даре, житья ему не будет. Но нет на земле таких людей. В наш храм тянулись крестьяне моля о совете, они думали, мы знаем как лучше, ничего то мы не знаем, та мудрость, что нам доступна работает только в том случае если признавать ее как истину, а как человеку поможет истина, вера в слова дарит разве что немного утешения, если он лишился всего самого дорогого, никакая сила никакое слово в этом мире, не оттащит его с края обрыва.
– Хидэки, пойдем еще за одной…– Монотонно произнес измотанный своими мыслями собеседник.
– Ты я смотрю вообще не выпил, захватим сразу две.
– Мне не хочется…– Вспоминая свою первую, и явно не самую успешную пьянку, ответил я, хотя учитывая, что я жив, может и успешную.
– Пойдем, уважь меня, я сегодня трезвым не смогу уснуть…– Мягко улыбнувшись, он смотрел на меня вопрошающим взглядом.
– Там ливень идет, далеко идти то?
– Сейчас, тут где то были зонты. Идти, нет, совсем рядом, мне сосед задолжал, так уж и быть скощу ему долг, возьму бутылками…– Вскоре Нобуюки выскочил из темноты с двумя черными зонтиками, оба они были рваные.
– Заметил, да, нам идти до соседнего дома, не волнуйся, не промокнешь…– Нобуюки немного потрясывало.
Идти действительно было всего-то ничего, нужный ему сосед жил через два дома. Однако сказать, что эта была обыденная приятная прогулка, было нельзя. Не смотря на заверения Нобуюки, я промок до нитки. Зайдя под вытянутый широкий козырек Нобуюки попросил меня, его подождать. Он дошел до двери и стал лупить в нее кулаком, дом был окутан мраком, как и впрочем, вся улица, только частые вспышки молнии на мгновение освещали Одай. Нобуюки все продолжал упорно стучать кулаком.
– Там нет никого, или спят все…– Усталым сонным голосом донимал его я.
– Ну уж нет, он дома, этот сукин сын мне дверь откроет!
– Будешь ломиться, даже если придется стоять до утра? Ты так дверь выбьешь…– Саркастично замечал я.
–Буду!… – Да уж, однозначно.
– Ты только что утверждал, будто хочешь жизнь наладить, и вот поглядите на него, в ночи ломится в дом, клянчить выпивку.
– Твоих советов мне только не хватало, успею еще все исправить. Не пищи над ухом, проваливай лучше обратно.
Из дома стал доносится грохот, со второго этажа на первый плавно двигался маленький красный огонек.
Дверь щелкнула, видно убрали задвижку, из дома высунулось недовольное лицо с большими черными кругами под парой усталых, презрительно таращащихся глаз.
– Кого тут черти носят, чего надо? …– Злобно хриплым голосом разнеслось по двору.
– А, ты, на кой черт приперся посреди ночи, за долгом что ли, до утра подождать не могло. Гляжу уже хорошенький, тогда понятно. Приходи утром, или я сам зайду, занесу, сейчас буду копошиться детей разбужу… – Сосед стал медленно затворять дверь, заметив это Нобуюки подставил ногу, не позволив ему это сделать.
– Чего это ты, вот только театр не устраивай мне тут…– Сосед пнул по ноге нежеланного гостя, но она совсем не сдвинулась, продолжая блокировать дверь.
– Напасть не иначе, то число дежурств увеличили, теперь вот выдалась свободная ночка, так и думал, что ничего не выйдет. Дайте хоть немного покоя, сволочи. Выметайся со двора, говорю, не буду сейчас по дому шаркать, утром принесу. Дай выспаться изверг, завтра опять дежурить, когда уже эти обозы чертовы уедут, ну, убери ногу, не зли меня…– Полушепотом распалялся сонный сосед.
– Вынеси две бутылки, я тебе долг прощу.
– Весь!?!… – Громко взвизгнул сосед, от неожиданности прикрыв рот руками.
– Кто может подтвердить? Я тебе выпившему на слово не поверю.
– Хидээки, ты там не ушел еще, подойди родной ты мой… – Чересчур любезно звал меня наладчик собственной жизни.
– Вот, он подтвердит, даешь мне две бутылочки, а то тебе весь долг прощаю.
– А это кто вообще такой?… – Сосед с любопытством разглядывал меня всего от макушки до пят.
– Это монах, он сейчас у нас остановился
– Да, что то слышал такое…– Почесывая коленку, отвечал щурящийся сосед.
– То, что монах вижу, а какие гарантии, что он завтра не сбежит, по своим делам монашеским. Чем он вообще в нашем городке промышляет?
– Подойди, чего там трешься поодаль…– Подзывал меня крайне недоверчивый мужичок.
– Я перепись провожу…– Уже сам не веря, что я ее провожу, пробубнил я
– Перепись, хмм, а полезней занятий не нашлось? …– Почему все так и норовят указать на нелепость этой переписи, нельзя что ли просто промолчать, кивнуть и забыть. Сам знаю, что в ней никакого толку, хотел мир посмотреть, а тут она камнем висит, одни проблемы от нее.
– Ручаешься за своего приятеля? …– Недоверчиво спрашивал меня беспокойный сосед. Такое чувство, что речь не о двух бутылках, а пожизненном рабстве, ему еще и долг обещают простить, вот ж ведь жадина. Нобуюки смотрел на меня грустными глазами голодного пса, ожидая одного слова – ручаюсь.
– Да, ручаюсь.
– Ну и ладненько, сейчас вынесу, они у меня тут рядом лежат, припрятал, чтобы жена не видела… – Нобуюки убрал ногу.
– Хорошо, что согласился, я бы ему все крыльцо «облил» и дверь оторвал…– Шипел Нобуюки, завороженно глядящий в узкий дверной зазор.
Наконец сосед вернулся с двумя белыми бутылками в руках. Вышел на крыльцо и протянул их мне.
– Возьми, этот неуклюжий, я его знаю, разобьет еще по пути, снова ломиться будет.
Одну я взял в руку, другую запихнул во внутренний карман кимоно.
Дверь за нашей спиной глухо затворилась. Обратный путь был еще менее приятным, алкоголь сильно ударил в голову Нобуюки, он хоть и держался на ногах, постоянно скользил на размоченной, не успевшей высохнуть земле, пару раз чуть не упал. Я закрыл свой практически бесполезный дырявый зонт, взял его руку и закинул себе на шею.
– Сам дойду! …– Рявкнул он, агрессивно оттолкнув.
В окне второго этажа горел свет, стало быть Юко не спала, он тоже это заметил, шел по двору скрипя зубами. Странно, на первом этаже было куда светлее, чем я запомнил, да нет, определенно, должно быть заботливая Юко принесла еще свечей. Нет, на нее не похоже, уходя мы не оставляли такого бардака, да и ей все раскидывать ни к чему. Стол был перевернут, пол закидан мятой, скомканной одеждой, полки всех комодов опустошены, содержимое повсеместно разбросано тут и там. Под ногами отчетливо виднелись свежие следы сапог, сдобренные широким слоем липкой уличной грязи.
Осторожно поставив на пол обе бутылки, я стал осматриваться. Грязевые следы были хаотично разбросаны по всему этажу. Вооружившись длинной свечой, я стал на цыпочках ходить по комнатам в поисках ночного гостя. Центр первого этажа был отправной точкой, все линии расходились отсюда, один виток вел в комнату с чистым бельем, где по утрам Мэйко гладила и складывала, стираные спальные принадлежности и одежду. Всё на полу, но никого нет. В кладовке, тоже самое, валяется все, метлы, грабли, и ржавый самодельный капкан. В лесах вокруг нашего храма мы находили похожие, их ставили на волков, но получилось так, что капканов стало больше чем волков, Ясуо говорил, что скоро этот зверь окончательно вымрет. Нобуюки не торопится мне помогать, сидит в проходе и пьет прямо из бутылки, тихо бубня себе под нос. Осталась последняя комната, в которой мне еще не доводилось побывать, кабинет отца Юко и Кэтсу, господина Нодо. Кабинет располагался так, что в него не падал бледный пульсирующий свет из зала, все приходилось освещать исключительно свечей. Отодвинув дверь, мой взор столкнулся с массивным шкафом, достающим аж до самого потолка. Слева был стол, заваленный кучей бумаг, под столом бумаг лежало не меньше. По центру в этом хаосе лежала карикатура, на которой изображен, чужестранец с большим крестом на шее, поедающий японского ребенка на обратной стороне название – «Голландский завтрак». На краю стола, валялся растрепанный кисет для табака из высококлассной дубленой кожи, уверен, когда он был новым, вызывал неподдельную зависть. На стене висела схематичная карта, с линиями и обозначениями, внизу есть подпись, я поднес свечу, оказалось слишком близко, поджег край карты, испугавшись, резко затушил ладонью, хорошо, что хозяина нет, мне бы наверно досталось. Первая надпись гласит – «Битва при Анэгаве» вторая написана другим почерком – «Мы не забудем». Дела, в кабинете тоже никого, надо посмотреть на втором этаже, к тому же мне не по себе от этого места.
– Живым не дамся, сукины дети…– Темная фигура выпрыгнула из шкафа, со спины ударив меня по затылку. Все на что меня хватило, это упасть и сжаться калачиком, думая о худшем. Фигура вцепилась в меня, взяла за грудки, подняла и еще раз ударила, в грудь, от чего мне перехватило дыхание.
– Хидэки, это ты? Точно ты! Прости меня дорогой, я думал, меня заметили! … – Это был Кэтсу, зачем так бил, как теперь отдышаться.
В кабинет на шум, взяв со стола лучину, ковылял качающийся Нобуюки. Судя по всему, выпивки на потом он не оставил.
– Что там, шкаф упал, никогда то он мне не нравился. На кой только ляд я его господину Нодо подарил, а тащить его, ух дьявол, вчетвером еле доволокли. Не переживай, разбился и разбился.
– Кэтсу?…– Удивленно вскрикнул переставший бубнить Нобуюки.
– Кэтсу, какого черта ты здесь, рано еще, давай убегай скорее, привезли провизию из местных деревень, Мицуока увеличил гарнизон…– Крайне взволновано толковал Нобуюки.
– Плохо дело, плохо, ждать больше нельзя, нас оттеснили, получен приказ бросить все силы на захват обозов в Одае … – Торопливо рапортовал Кэтсу.
– Идиоты, не могли еще день подождать, я уже и карту нарисовал, и время смены караула вызнал. Когда наступление?…– Ревел взбешенный Нобуюки.
– В любую минуту
– Тогда какого черта ты не с отрядом…– Топнув ногой, продолжал распаляться пьяный.
– Ищу письма отца, уверен, он пишет Юко, мало ли хотя бы в одном обмолвился о том, где стоят сегунские формирования.
– Так у Юко и спроси!
– Молчит как рыба, кричит, что я папу убью! Где служанка ее? Эта обезьяна вечно по дому носится, она точно знает.
– Улитка, мы ее днем последний раз видели.
– Ладно, к черту, бери Юко, нам пора бежать, я вас выведу. Как только отобьем провизию, отряд отступит на запад, вешатель не дурак, побежит за подмогой. Хидэки быстро собирайся, если после набега узнают, у кого ты гостил….
– Повесят?…– Взволновано спросил я.
– Конечно повесят, сначала правда кожу снимут, или кипяточком ошпарят, а пытать будут долго, ты ведь не знаешь где лагерь наш, мы представь себе на одном месте долго не задерживаемся. Но их, довод, «Я ничего не знаю», только раззадорит. Беги быстро, бери пожитки и вниз, а ты женушку вытаскивай.
Мы с Нобуюки переглянулись и что есть мочи побежали наверх, прыжками я ворвался в библиотеку, трясущимися руками взял свой полупустой мешок и с мыслями о том, в какую кучу я вляпался, выскочил в коридор. Мне теперь только и остается, что бесцельно бежать не зная куда в компании людей, которых я почти не знаю. У Нобуюки дела обстояли намного хуже, заплаканная, изнеможенная Юко, изо всех оставшихся сил вырывалась из его цепких объятий.
– Отпусти меня тварь! Отпусти сейчас же, что вы с братом недоумком удумали, какой еще налет, на кого, я этих людей с детства знаю…– Как змея извивалась несчастная женщина.
– Заткнись, на улице даже не вздумай орать! А ты чего рот раскрыл, быстро вниз!
Нобуюки взял жену на руки, и мы побежали к Кэтсу. Кричать Юко не прекращала, на что вмешался ее брат.
– Замолчи сестра, умолкни, если нас заметят, всем конец…– Озабоченно тараторил Кэтсу.
– Ну и отлично, только облегчат мои мучения, а вас то мне что жалеть, сами виноваты…– Непонятно, она это всерьез?
– Ненавижу…– Прошептала Юко, и все таки стала вести себя тихо, как мешок ячменя, раскинувшись на руках мужа.
– Выходим, за рощей я оставил лошадей.
Наше трио выбежало на улицу, темнота и дождь играли нам на руку. Ночь казалось спокойной, город выглядел совершенно пустым, думаю так и должно быть, удачное время для налета. Короткими перебежками, мы как вороны проносились из двора во двор, стараясь не создавать даже малейшего шороха. Нобуюки часто останавливался, вспоминая, где сейчас проходят самурайские патрули. Справа на возвышении обливаемый коротким светом вспышек молний виднелся замок окруженный высоким деревянным частоколом и башнями дозорных, это семейное имение рода Мицуока.
– Тихо, ждем, видите, идут… – Хриплым шепотом говорил Нобуюки, указывая пальцем, на очередной беззаботно движущийся патруль.
Мы присели, три усталых, ворчащих солдата спокойно прогуливались по улице. Вдруг со стороны замка, до нас донеслись крики, на одной из башен, силуэт солдата маниакально тряс факелом.
– Наступают…– Прошептал Кэтсу, нервно вертя головой по сторонам.
И действительно, не прошло и минуты, как тихая ночь затряслась от тяжелых булькающих солдатских шагов. Не совру, если скажу, что мы все в это мгновение чувствовали себя червями вызваными из глубин рыхлой почвы, холодным дождём. Надеюсь нас хотя бы не раздавят.
– Без паники, нападать будут со стороны казарм, спящих, скорее всего уже перерезали…– Хладнокровно и даже с налетом садистского удовольствия, изрек Кэтсу.
Напуганная Юко прилагала колоссальные усилия, пытаясь плакать беззвучно, то и дело сильно прикусывая нижнюю губу. Нобуюки махнул рукой, бег продолжился. Вскоре звуки суетливой возни дополнил оглушительный хлопок, озаривший местность багряным заревом.
– Хахаха, должно быть, бочка с маслом рванула, ай да молодцы, зачем мы вообще на них напали, сами прекрасно справляются…– Злорадствовал довольный Кэтсу.
Не смотря, на проливной дождь, часть частокола загорелась. Отчетливо доносились звуки битвы, сталь звенела, сталь скрежетала, грохотали выстрелы. На небо вылезла любопытная луна, с высоты наблюдающая за тем как к стене одного из домов, прижался напуганный солдат с трясущимися ногами. Он снял шлем, бросил его под ноги, затем достал вакидзаси, подносил его к руке, и убирал, подносил и снова убирал, долго не решаясь ранить себя. Он крепко ругнулся, закрыл глаза, раздал себе пару звонких пощечин и наконец, распорол руку от ладони до локтя. Густая алая кровь под проливным дождем проворно заструилась вниз, солдат в криках убежал прочь.
В окнах загорались огоньки, удерживаемые в руках сонных, взволнованных жителей они как светлячки вылетали на улицы. Родители, понимая, что происходит, заталкивали несмышленых озадаченных детей обратно в дома. Родителей, пугая надвигающейся опасностью, разгоняли с улицы солдаты. У конюшен стояли грозные часовые, замерли как вкопанные, не люди, а черные камушки из го*. Мимо безмятежно сопящих коней сновали взволнованные безвольные конюхи, в спешке накидывающие седла на своих подопечных.
– Все стеклись к замку, мы почти у цели, потерпи Нобуюки… – Успокаивающим голосом шептал Кэтсу.
– Ничего, она легкая, только, похоже сознание потеряла…– Трясущейся то ли от холода, то ли от сильного волнения щелкающим дрожащим голосом подмечал быстро протрезвевший Нобуюки. Он наклонился, приподнял ее поближе к своему лицу, чтобы понять дышит ли Юко, она дышала.
– Дышит, дышит милая.
– Не переживай, сам знаешь у нее не впервой.
– Сейчас пролезем через сад старика Кэзуки, и почти выбрались…– Бодро заметил Кэтсу.
– Кэзуки еще не помер? Вот ведь живучий гад! Совсем мальком был, с его сада сливы таскал, так ведь он уже тогда был седой развалиной.
– Некоторые люди попросту забыли, что им умирать пора.
Сад их знакомого старика долгожителя опоясывал высокий забор, если бы не Юко перелезть его не составило бы труда. Однако ни у кого кроме меня это препятствие не вызывало озабоченности. Мы двигались вдоль забора, Кэтсу шел, впереди надавливая на него рукой.
– Черт, да где же? Ах, слава богам! Так и знал, в его-то годы ремонтировать… Одна из досок под нажимом провалилась вглубь.
Кэтсу подозвал меня, и мы осторожно вырвали первую доску, висящую на хрупком металлическом крючке, пока вынимали, отвалилась и соседняя. Сад, заросший густой травой, был совершенно неухоженным, скорее всего много лет им никто не занимался. Слева догнивала пустая собачья будка, из которой торчала толстая заржавевшая цепь. По центру, напротив входа в дом, красовалась группа, скорее всего самодельных деревянных идолов, должно быть набожный старичок. Обособленно стояли фигуры Идзанами и Идзанаги, у нас в Миэ их почитают как нигде, именно в Миэ по приданиям зародилась жизнь, и дальше распространилась по всем островам и континентам. По статуе Изанами сверху вниз тянулась широкая трещина.
– Нашел, сюда…– Звал нас Кэтсу, обнаруживший, еще одно хлипкое место в заборе. Чтобы Нобуюки с Юко смогли пролезть, вторую доску он выбил ногой. После этого из открытого окна на втором этаже, вырвался хриплый, тонкий голос.
– Негодяи! У меня и брать уже нечего, а они все лезут. Кичи, разорви их в клочья.
– Чего разорался старый, иди спи!…– ответил старику пролезающий сквозь разломанный забор Кэтсу.
Стараясь сбежать, не поднимая лишнего шума, мы быстро присоединились к нему, и мигом оказались по ту сторону. За домом расположилась миниатюрная буковая роща, в самом центре которой ютилась беседка. В беседке кто-то есть, нужно вести себя тихо. Тени мелькающие внутри беседки, выглядят как пара влюбленных, они часто сливаются в единое целое, и разбиваются на части, только чтобы посмотреть друг другу в глаза. Тень побольше, начала вырываться из объятий, но вторая находила силы ее удержать, крепкими объятиями или поцелуем. Но это имело лишь временный эффект, скорее всего бойня тянула вторую тень.
Неуклюжий Нобуюки споткнулся об сорванную сильным ветром толстую ветку, случайно зацепив дерево головой Юко, на что получил нагоняй от ее брата.
– Осторожнее, не мешок волочишь
– Хочешь, сам тащи, у меня руки затекли. И вообще не надо меня учить, как жену нести.
– Кто там…– Из беседки вылетел взволнованный, озадаченный голос.
