Кот и эспрессо
Анна Пейчева
Лиза – типичная тридцатилетняя неудачница из нашего унылого мира. Все у нее плохо – и в личной жизни, и на работе. А тут еще и кот Пуся сбегает в ноябрьскую темень и слякоть. Лиза бежит за ним – и оказывается в совсем другом, солнечном и прогрессивном Санкт-Петербурге. Здесь ее встречают ищейки Российской империи – лучшие детективы всех миров во главе с обаятельным усачом Филиппом Петровичем.Серия "Уютная империя", цикл “Ищейки Российской империи”, книга 2.Главные герои цикла – агенты 7 Отделения личной канцелярии Ее Величества, расследующие преступления против животных. Работают ищейки весело и непринужденно, а живут в чудесной альтернативной России, где над Исаакиевским собором проносятся левитационные поезда, 3D-принтер печатает женские шляпки, а отец императрицы собирает экипаж для полета на Марс. Вместо магии в этом мире – могущественные технологии, приправленные очаровательными традициями XIX века. А права самых маленьких питомцев так же важны, как и права человека.
Анна Пейчева
Кот и эспрессо
Глава 1
11 декабря
Пуся мчался по набережной, как толстенькое пушечное ядро на лапках. Лиза едва за ним поспевала, задыхаясь и надрывно кашляя. Одышка в тридцать лет? Спасибо, ковбой Мальборо.
Забавно, что самые брутальные сигареты в мире изначально предназначались для женщин. Эти бестолковые суфражистки боролись за равноправие во всём, в том числе и во вредных привычках. Стоило ли так стараться ради того, чтобы спустя сто лет Лиза все выходные напролёт проводила за лепкой пельменей для своего жениха. Даже если за это ей и полагается утешительная сигарета.
Пушистый безобразник развил приличную спринтерскую скорость, достойную Усэйна Болта. Однако в отличие от знаменитого бегуна, известного своей любовью к отутюженным рубашкам, Пуся весь перемазался в классической петербургской слякоти, из-за чего совершенно слился с землей. Единственным маячком, ведущим Лизу в густых сумерках, оставался белоснежный кончик Пусиного хвоста. Путеводное пятнышко болталось из стороны в сторону, словно буек во время шторма, однако пока оставалось в зоне видимости.
Лиза на ходу смахнула с ресниц липкий снег. С черного неба летели не какие-нибудь там миленькие рождественские снежинки, а мерзкие ледяные блямбы, похожие на хлопья для завтрака, размякшие в молоке.
– Пуся! Стой! – Голос совсем охрип от бесполезных взываний к Пуськиной совести, которая у него отсутствовала напрочь. С тем же успехом Лиза могла просить пару капель дождя у египетских богов, отвечающих за обслуживание Аравийской пустыни. – Да остановись уже, кому говорят… чтоб тебя папавериновые пупырки побрали… А кто хороший котик? А кто хочет на ручки? – сделала она еще одну жалкую попытку.
Пятнышко задергалось вверх-вниз, из чего Лиза сделала вывод, что Пуся перешел на хороший галоп, – и резво устремилось в сторону Львиного мостика. Кот ясно давал понять: что уж кто-то, а он-то ни на какие ручки не хочет. Он выше этого. Он выше всяких подлых предательниц и их подлых предательств.
– Ну прости, слышишь? – Лизе было все равно, как выглядят со стороны её крики в пространство. Впрочем, набережные сейчас были пустынными: одиннадцатое декабря – не лучшее время для пеших прогулок по Петербургу. – Ну виновата, что теперь делать-то? Пойдем домой, дам тебе охотничью колбаску, а, Пусятина? Ладно, ладусики! Гулять так гулять. Дам тебе Игоревых пельмешек, так и быть, уговорил!
Белоснежный маячок, еле различимый сквозь толстую пелену на кончиках ресниц, дернулся посередине моста и пропал.
– Пуся! – в полном отчаянии крикнула Лиза, делая грандиозный рывок вперед, в темноту.
Нога в дешевом, промокшем насквозь ботинке неудержимо поехала вперед, правая рука инстинктивно схватилась за что-то холодное и прочное. Свободной ладонью Лиза стерла сугроб с лица и подняла голову.
Сверху на нее озадаченно глядел огромный белый лев, похожий на английского судью в парике. Грива его вилась крутыми буклями. Лиза держалась за чугунную лапу, отполированную тысячами рук: туристы постоянно бродили по Львиному мостику и приставали со всякими дурацкими желаниями к четырем чугунным хищникам, восседавшим на постаментах в начале и в конце переправы. Почему-то надоеды считали, что двухметровые кошки обязаны исполнять их бессмысленные просьбы. Львы, в свою очередь, справедливо полагали, что на них и так взвалили слишком многое: вот уже почти двести лет подряд они удерживали в зубах подвесные цепи тяжеленького моста.
Лиза, как и большинство врачей, была совсем не суеверна. Однако сейчас, цепляясь пальцами за ледяные лапы, забормотала:
– Слушайте, ребята, верните мне Пусю, а? Да знаю, знаю я, что виновата. Но теперь всё будет по-другому, правда, клянусь севофлураном.
Разумеется, ничего не изменилось. Пуся не возник из ниоткуда. Сверху по-прежнему сыпала мокрая дрянь, внизу угрожающе темнел канал, тусклые фонари выхватывали кое-где из тумана ободранные стены старых домов. Львы на противоположном конце моста равнодушно смотрели куда-то вверх и вдаль. Под ногами – снежная каша и никаких признаков котика толстенького животика, который наивно полагал, что со своей мимимишностью он и без Лизы прекрасно проживет в этом мире.
Нужно было признать: питомца она потеряла. Следовало идти домой и варить Игорю пельмени. А потом мыть кастрюлю, заполненную мутным свиным бульоном с ошметками вялого теста на дне и вязкими кругами жира на поверхности. Мда, иногда вегетарианство очень мешает семейной жизни. Пора уже взять себя в руки, подумала Лиза. Свадьба не за горами, а ты, дорогуша, всё ещё не начала есть мясо. Игорю будет стыдно за тебя перед гостями.
– Мяв, – совершенно отчетливо прозвучало из-за спины дальнего льва на другом берегу. – Мяу-мяв.
Этот вредный, требовательный, наглый и восхитительный мяв мог принадлежать только одному коту на свете.
– Пуся?.. Пуся, негодник ты эдакий! – воскликнула Лиза во весь голос, отцепилась от чугунной лапы и бросилась по мосту, черпая ботинками отвратительную жижу.
Разумеется, именно в тот момент, когда ей показалось, что она вновь заприметила хвостик-маячок, небо взбесилось окончательно. Это же Петербург, Лизонька, мировая столица плохой погоды, говорил в таких случаях дедушка, пожимая плечами, укутанными в неизменную вязаную кофту. Противная изморось превратилась в стену ледяного дождя. Струи хлестали по лицу так сильно, что казалось, будто это розги. Насквозь мокрый шарф липнул к шее, как удавка.
Лиза ухватилась за основание старинного фонаря, установленного ровно посередине моста. Идти дальше было невозможно. Вокруг творилось что-то несусветное: словно в царство Снежной королевы пришло стремительное глобальное потепление и всё имущество повелительницы льда внезапно превратилось в один большой поток воды, обрушившийся ей на голову. Реальность осыпалась дождём.
– Пуся ненавидит купаться, – сказала Лиза фонарю. – Надо его спасать.
Чувствуя себя водолазом в поисках затонувшей Атлантиды и надеясь лишь на то, что Пуся успел спрятать своё мягкое изнеженное тельце в укрытии (скажем, под широкой львиной грудью), Лиза пробивалась сквозь толщу воды. Она с детства знала, что переход переправы занимает 28 секунд, но сейчас путь к белым львам на том берегу казался бесконечным.
Освежающий небесный душ с давлением примерно в сотню мегапаскалей закончился так же неожиданно, как и начался.
Концом мокрого шарфа Лиза стерла с лица воду – и замерла на последней ступеньке мостика.
Перед ней блестел и переливался немыслимыми огнями ночной Лондон.
Или Мадрид? Лас-Вегас? Токио? Столица планеты-вечеринки А1705 Галактики Большого Коктейля с Долькой Лимона? Во имя всемогущего пенициллина, где она оказалась? И что вообще происходит?
Вокруг творилось нечто ошеломительное.
Во-первых, небо. Вечерний свод перечеркивали ярко освещенные прозрачные трубы диаметром с тоннель метро; в них то и дело бесшумно мелькали короткие алые вагоны – словно гигантские деловые хомяки сновали туда-сюда по лабиринту. Трубы уходили куда-то за горизонт, накрывая город своеобразной сияющей сеткой. Вокруг было светло как днем.
При этом каждое здание здесь лучилось своим отдельным светом. Изумрудные, голубоватые, нежно-розовые домики плотно прижимались друг другу. Удивительное архитектурное ожерелье отражалось в воде канала, на берегу которого застыла Лиза.
Тут и там с низким жужжанием носились квадрокоптеры, мигая разноцветными огоньками. Многие дроны несли на себе стаканы и небольшие картонки. Вертолетики поразительно ловко маневрировали между кварталами, снижаясь и вновь набирая высоту. Вдалеке высился громадный улей вроде пчелиного, только высотой с Исаакиевский собор и весь стеклянный, вокруг него сновали сотни квадриков. Над улеем крутился громадный светящийся конверт размером с футбольное поле, поставленное на ребро.
Один квадрокоптер прогудел совсем рядом с Лизой и деловито забрался в окно невысокого нарядного домика. На смену ему тут же вылетел другой квадрик, с корзинкой наверху, нагруженной зелеными упаковками. «Омела», прочитала Лиза изящную вывеску на домике. Постойте, это же русские буквы, изумилась она. Русские? Значит, она все еще в Петербурге?
Как и любой нормальный тридцатилетний человек на ее месте, первое, что сделала Лиза, – полезла в карман куртки за телефоном. Сейчас-то она всё выяснит. Сейчас она быстренько найдет на карте свою геопозицию, а заодно проверит время, дату и сигнал сети. Старина Джобс не оставил потусторонним силам шансов запудрить вам мозг. Интернет – всему ответ.
– Что за…
Телефона в кармане не было.
Батюшка миотропный бендазол! Она же оставила звонилку на зарядке в прихожей! В одном кармане куртки почему-то завалялась кошачья игрушка – мышка-меховушка. Еще зажигалка, конечно. В другом – жидкость для снятия лака (а она-то её искала по всему дому, пупырка папавериновая!). Но ни в одном из карманов не было ни телефона, ни, что еще хуже, сигарет.
Лиза изысканно обругала себя «курятиной безмозглой» и медленно обернулась, подспудно надеясь увидеть позади себя знакомый унылый пейзаж, словно сошедший со страниц Достоевского, и, может быть, парочку скучающих гопников, которым бы она сейчас обрадовалась, как родным братьям. Не тут-то было. Другой берег канала, откуда она только что, минуту назад прибежала, теперь тоже лучился разнообразным светом и шокировал фантастической транспортной инфраструктурой. Безумная, яркая мозаика. Единственный знакомый элемент – чугунные львы, все с тем же невозмутимым видом державшие в зубах цепи моста. Правда, нагрузка на челюсти у них увеличилась: на переправе неведомо откуда взялись десятки азиатских туристов в кепках, они носились как оголтелые между скульптурами и фамильярно потирали хищникам двухсотлетние лапы.
Лиза попыталась сориентироваться. Предположим, это всё тот же Петербург. Но где тогда её дом? Такой симпатичный бледно-желтый домишка, трехэтажный, немного потрепанный, но родной. Прямо напротив Львиного мостика. Но сейчас на этом месте, на месте её дома, рвалась ввысь узкая стеклянная башня, по которой скользил вверх-вниз ярко-освещенный лифт. Похоже, это была остановка воздушного поезда.
Она закрыла глаза, потрясла головой. Открыла глаза. Вокруг ничего не поменялось.
Так, давайте по очереди. Дом будем искать позже. Он не такой беспомощный, как Пуся. Пока сосредоточимся на поиске кота.
Но как отыскать его в таком оживлённом районе?
Глава 2
По набережной скользили бесшумные машины неизвестных марок. Мимо с большим достоинством прокатилась безлошадная карета с самоваром (погодите – самоваром?!) и четырьмя развеселыми пассажирами на борту. Тротуары были заполнены прохожими, многие из которых передвигались поразительно плавно и быстро. Присмотревшись, Лиза поняла, что народ разъезжает на самоходных досках – вроде такие назывались гироскутерами, хотя поручиться за это она бы не могла. В технике Лиза разбиралась на уровне отгадывания загадки «компьютерный грызунчик – по столу ползунчик, пальцу подчиняется, не сопротивляется», а единственным ее средством передвижения был неподъемный советский велосипед «Урал», доставшийся от дедушки.
Надо бы спросить у кого-нибудь, где она оказалась. Лица большинства прохожих казались открытыми и доброжелательными. Но предсказать, как они отреагируют на приставание подозрительной незнакомки в промокшей насквозь одежде, было невозможно.
– Мяв, – снова послышалось Лизе откуда-то издалека.
Отложив выяснение метафизических вопросов на потом, она лихорадочно закрутила головой.
Разглядеть маленького глупого кота в густой толпе было нереально.
Хотя, позвольте – не следы ли это мокрых лапок?
Лиза присела на корточки. С нее самой натекла уже целая лужа, однако вся остальная мостовая была совершенно сухой. Гладкая брусчатка блестела в свете фонарей, как отполированная прибоем галька. Лиза приложила к плитке ладонь. Теплая. Кажется, мостовая искусственно подогревалась, поскольку воздух оставался морозным. Несмотря на ясное небо, здесь тоже чувствовалось приближение зимы.
– Да где же это я, ради всех трицикликов? – пробормотала Лиза, высматривая среди сотен спешащих ног, среди десятков крутящихся колес своего бестолкового пухлого питомца. – И куда делся этот негодник?
Цепочка кошачьих отпечатков на плитке неумолимо высыхала. Кажется, следы вели в сторону той самой «Омелы», вокруг которой суетились трудолюбивые квадрики.
Если Лиза не ошиблась и это всё ещё был Санкт-Петербург, то в Лизиной реальности в этом зданьице на набережной канала Грибоедова 98 располагался Дом ребёнка. Грустное учреждение для брошенных детей с отставаниями в развитии.
Но сейчас этот домик более всего походил на симпатичный ресторанчик. Ресторанчик? Ну разумеется. Наше пушистое величество решило срочно отобедать после перенесенного стресса. Тем более что дома, вместо ожидаемого пиршества с охотничьими колбасками, господин Пуссен получил сегодня ничем не заслуженное наказание в виде чувствительного шлепка газетой. Собственно, поэтому он и сбежал, весь такой гордый и одинокий, как только Лиза собралась выносить мусор. Не мог простить хозяйке, что в долгой и кровопролитной битве за клетчатое кресло, которую Пуся вел многие месяцы, Лиза встала на сторону Игоря. Отношения двух ее главных мужчин никак не складывались.
Лиза с кряхтеньем поднялась – день выдался исключительно тяжелый, – и, стуча зубами от холода, поплелась к «Омеле». Если даже Пуси там нет, она хотя бы немного согреется и сообразит, что делать дальше. Пока что в голове была совершеннейшая каша. Причём не рассыпчатая гречневая, а вязкая овсяная. Вопросов было бесконечно много, ответов – ни одного.
Допустим, она умерла и попала – куда? На ад как-то не тянет: грешники не вопят, а катаются радостно на самоходных досках, да и чертей с вилами не видно. Если не считать тот провокационный рекламный плакат, сияющий над головами прохожих: «Ради дивана от «Хохломы» вы продадите душу дьяволу».
Но если это рай, почему же тогда по прибытии ей не выдали сухую тунику с крылышками или, по крайней мере, приличный банный халат? На этом же всё строится: ничего, друзья, на земле помучаетесь, зато потом устроитесь с большим комфортом. В условиях договора с церковью ничего не было сказано про омерзительный компресс из ледяного мокрого свитера, липнущего к спине.
А может, у нее просто внезапное обострение невыявленной болезни мозга? Доктор Лиза больше склонялась именно к этой версии. Некоторые заболевания дают весьма причудливые симптомы. Очень может быть, что она сейчас на самом деле бредет по унылому темному кварталу, к которому привыкла с детства, а все эти огни, сказочные домики, улыбающиеся лица и даже вкусный, незагазованный морской воздух, – плод ее воспаленного воображения. Нет, ну правда, разве в здравом уме можно где-нибудь увидеть подобное: мороженое со вкусом щей в витрине кондитерского магазина «Абрикосов и сыновья»? Информационный стенд «Что взять с собой в туристическую поездку на Луну»? Бабульку на моноколесе и с палочкой?
Святые ноотропы! Да это лучшее помутнение рассудка на свете. Лиза твердо решила получать удовольствие до тех пор, пока за нее не взялись коллеги из психиатрической лечебницы.
Перед Лизой автоматически, как в электричке, раздвинулись тяжелые дубовые двери «Омелы», она почему-то вспомнила про лондонскую платформу 9?, про которую без конца талдычил Игорь, большой фанат фантастики во всех ее проявлениях… И тут ей пришла в голову еще одна – необычайно дикая – мысль. А что если все эти дурацкие цветастые книжки о путешествиях между мирами, которые Игорь заглатывал пачками и к которым она всегда относилась с некоторым снобизмом и даже презрением, предпочитая им последние выпуски журнала «Сплетни и слухи», – что, если все они (или хотя бы часть) были основаны на реальных событиях? Что, если их авторы строго придерживались фактов, обладая фантазией не более бурной, чем у инфузории туфельки? Что, если в глупейших историях о так называемых «попаданцах» было в миллион раз больше правды, сколько в статье «У него даже пижама с перьями и блёстками: откровения тайной возлюбленной Киркорова»?
Так, дорогуша, тебя уже куда-то уносит, строго сказала себе Лиза. Ты подумаешь об этом завтра. А точнее – как только сядешь где-нибудь в теплом углу и как следует отожмешь волосы, а то вода струится с тебя как с колли, только что вылезшей из канавы.
Она решительно зашла в «Омелу», оставляя позади себя мокрые следы и дрожа всем телом.
«Омела» оказалась совершенно очаровательной кафешкой, полной тепла, невероятных запахов и зелени – словно кто-то додумался поставить столики в Ботаническом саду. Потолок было не разглядеть из-за переплетений плюща, живые деревья в горшках делили просторный обеденный зал на уютные закутки, в кронах обосновались то ли лампочки, то ли светлячки. В дальнем углу негромко журчал фонтанчик – и Лиза могла бы поклясться, что слышит чириканье птиц, хотя никаких пернатых вокруг не наблюдалось. Пожалуй, это было бы негигиенично.
Перед стойкой приема заказов, обыкновенной полированной доской на двух пнях, толпился народ, ожидая своей очереди. До Лизы доносились обрывки фраз:
– А я ему говорю – не хочу простой Перстень, хочу Кольцо Марсианского Всевластия! Все уже давным-давно ходят с новинками от «Владычицы Морской», одна я как черная крестьянка…
– Сходим потом в синематограф? В «Сатурне» на Невском – ретроспектива фильмов Василисы Прекрасной, я просто обязан пересмотреть «Дульсинею с улицы Сервантеса»…
– Может, лучше дома останемся? По «Всемогущему» – повтор «Воздушного замка», мы в прошлый раз пропустили серию про рождение единорога…
– Вообрази: этот наглец, пиар-агент моей собаки, заявляет, что двадцать четыре тысячи подписчиков мы потеряли из-за того, что Шарик сменил свою бабочку на обычный галстук…
– Видела сегодня в новостях Екатерину? Ну согласись, никогда раньше не носила она таких свободных толстовок! Или она беременна, или я не личный ассистент Лидваля…
– Светлого вечера, сударыня, чего изволите?
Это уже обращались непосредственно к ней. Как-то незаметно она оказалась в начале очереди. Из-за стойки на Лизу выжидательно смотрел бородатый длинноволосый парень в домотканом балахоне, типичный хиппи, к тому же босой.
– Э-э… Я, знаете ли, ищу своего котика, он к вам не забегал? – несколько смущенно начала Лиза, ожидая хамства в ответ, поскольку похожа она сейчас была на типичную бродяжку: старая дачная куртка, растянутые домашние легинсы, шарф в виде половой тряпки. Однако профессиональная улыбка кассира ее немного приободрила. Не похоже было, чтобы он мчался скорее вызывать ведущих программы «Сожгите всю свою одежду немедленно». – Да, в общем, котик такой черный, пушистый, толстенький, а на кончике хвоста белое пятнышко. Морда до крайности нахальная… Очень высокомерный, смотрит на вас как на пустое место, – прибавила Лиза для полной ясности. – И постоянно ищет, где бы что стащить мясного.
Бородач отрицательно помотал головой.
– Вынужден вас расстроить, сударыня. Вход на кухню у нас только по пропускам, это санитарная зона. Нужно прикладывать личный Перстень, всё очень строго, навряд ли он мог проскользнуть незамеченным. В зале я его тоже не видел. Возможно, кто-то уже сдал вашего кота в приют? Вы по чипу проверяли?
– Нет у Пуси никакого чипа, – вздохнула Лиза.
– Как же так – нет чипа, – удивился кассир. – Они у всех питомцев есть. Это же как Перстень, только для животных. – Лиза половину не поняла, но лишних вопросов задавать не стала – позади скопилась приличная очередь. – Что ж, может, Ищейки вам помогут – они занимаются такими сложными случаями, как ваш.
– Ищейки? – все-таки уточнила Лиза.
– Седьмое отделение Личной Канцелярии Ее Величества, Литейный 20, вы наверняка видели их рекламу по телевизору, ну ту самую, с резиновой курицей… – Посетители начали волноваться, и бородач заторопился. – Изволите выпить березового сока на дорожку, сударыня?
