Играя с ветром
Евсения Медведева
Договор на нелюбовь #4
Знаете, говорят, что когда тебе плюют в спину, значит, ты на несколько шагов впереди, так вот… Смотреть вслед любимому мужчине означает, что он ушёл. Народная мудрость… Горькая, но зато честная… Любила его со школы, пока он не опозорил меня прямо на школьной дискотеке на глазах у одноклассников! Подонок? Да… С тех пор я и вычеркнула его из своей жизни навсегда. Если бы не та злосчастная ночь в баре спустя много лет… А теперь? Теперь он уходит к той, что ждёт от него ребёнка, думая, что поступает правильно. Но он не знает, что под моим разорванным в клочья сердцем бьётся ещё одно… Крохотное, беззащитное и уже преданное…
Евсения Медведева
Играя с ветром
Пролог
– Не уходи! Ты не можешь меня бросить вот так, – я растерянно осматривала толпу, лениво накатывающую на нас утренней морской волной. Цеплялась за крепкую, чуть шероховатую мужскую ладонь, чувствуя, как она медленно ускользает, забирая с собой все… любовь, защиту и жизнь мою. Хватала длинные мужские пальцы, пытаясь продлить это мгновение близости хоть на пару минут…
Я пересилила свой стыд и как-то вызывающе смело задрала голову, сталкиваясь с прозрачностью голубых глаз. Боялась увидеть осуждение и едкую жалость к себе… Да мне саму себя было жалко, но то, что я увидела, хлестануло меня ещё больнее!
В этих горных чистых озерах я впервые увидела муть, будто весь ил со дна поднялся, ограждая меня от себя. Он, словно нарочно, выстроил высоченную бездушную стену напускного безразличия, чтобы мысли, чувства свои спрятать. И вдруг холодно так стало… по спине побежали мурашки то ли мороза, то ли ужаса от всего происходящего.
Вставала на цыпочки, упорно ловила бегающий взгляд, пыталась рассмотреть, понять. Готова была рассмеяться в любой момент, услышав его беззаботное: «ШУТКА!», но нет… Муть никуда не исчезала, а любимые губы медленно стали изгибаться в горькой ухмылке.
Нужно было отвести взгляд, не смотреть больше, не терзать свое кровоточащее обидой сердце, но не могла… Как зачарованная, шарила по знакомым чертам, пересчитывала россыпь морщинок у глаз, два тонких шрама над бровью, еле заметные веснушки, такую четкую линию щетины и заросший прокол на мочке уха.
– Это конец! – внезапно рявкнул мужчина, что еще вчера был центром моей Вселенной. Тот, кто сумел показать любовь, заставил поверить в это странное, немного сказочное чувство, сейчас казался чужим, холодным, напыщенно отчужденным. И голос его был таким хриплым, трескучим, как январский лед, не было в нем больше сладкой тягучести весеннего мёда. – Вероника, не заставляй меня говорить эту ванильную чушь про то, что мы не можем быть вместе! Есть такая вещь, как обстоятельства. Это жизнь, мать её, у неё козырей в рукавах на тысячу поколений вперед припрятано. Не мы первые, не мы последние…
Его слова были громкими, резкими, как майский гром, и казалось, что уже ничего не может быть страшнее, но воцарившаяся тишина оказалась поистине убийственной. Я не слышала шума веселящейся толпы, рёва моторных лодок у пристани, отдаленную музыку уличных музыкантов из подземного перехода. Всё стихло, померкло, и лишь сердце отчаянно билось, невзирая на зияющую рану.
– Ты серьезно?
– Ника, это просто конец… Не мучай ты ни себя, ни меня, потому что я все уже решил.
– Тебя не мучить? Решил??? Решил он, видите ли! Никогда ты не был принцем, так для чего сейчас эта самоотверженность? Откуда этот долг, это никому не нужное благородство? А как же твои слова про любовь? Ведь я поверила! Поверила, слышишь? Ты любишь меня… Любишь? Ответь! – кусала кончик языка, чтобы не шлепнуться в обморок. Ждала ответа, морщилась от невыносимых секунд молчания, наивно полагая, что можно ещё отмотать всё вспять! Ведь люблю его! Как он этого не видит? Как они все этого не видят? – Боже, никогда не думала, что скажу это… Но беременность – это не повод…
– Да, ты права, – он прошелся пятерней по уже отросшим волосам, взлохматил выгоревшие русые пряди и вскинул взгляд в небо, будто там есть ответ! Но нет! Я смотрела, там лишь беззаботные барашки облаков, что несут людям надежду. И мне они её несли когда-то… Только рассыпали, подарив другой и эту самую злосчастную, бестолковую надежду, и любимого человека. – Но, быть может, самое время начать нести ответственность?
– Я…
– Всё, – он так резко вырвал руку из моей ладони, что я пошатнулась. Тонкие каблуки провалились в неровную поверхность брусчатки, но я будто и не заметила. Как заворожённая стояла с протянутой рукой, ожидая… А чего, собственно, я ожидала? Чего? Что он передумает, бросит беременную девушку и убежит со мной в закат вслед за кудрявыми облачками бабочек ловить?
– Это твое последнее слово?
– Да… – его слова эхом звучали в моей голове, отказываясь наполняться смыслом, но от этого легче не становилось. Я как-то внезапно для самой себя схватила его за руку, чтобы прижаться к крепкому телу, в последний раз услышать биение сердца, вдохнуть аромат пряной морской соли и сладости шоколада. Но он вздрогнул, а глаза заволокло сожалением и болью…
Я смотрела вслед мужчине, которого люблю. А это плохо. Очень плохо.
Знаете, говорят, что когда тебе плюют в спину, значит, ты на несколько шагов впереди, так вот… Смотреть вслед любимому мужчине означает, что он ушёл. Народная мудрость… Горькая, но зато честная…
Я брела по брусчатой тропинке вдоль моста и рыдала. Как в детстве. В голос, с жуткими всхлипами и икотой, что началась так некстати. Не обращала внимания на прохожих, снующих детей, противную музыку поющих фонтанов и их отрезвляюще-ледяные брызги. Покорно принимала тычки толпы, будто сама себя наказывала за слабость, никчемность и неспособность отстоять свою любовь.
Я ненавидела это чувство жалости! Ни к себе его не испытывала, ни к другим, потому что это подло, мерзко и низко. А вот сейчас испытываю! Я рванула, не замечая людей, осуждающих взглядов. Бежала, как чокнутая, стучала каблуками, чтобы заглушить и свои мысли, и назойливую трель телефона из сумки. Не получалось ни то, ни другое… Боялась, что это Он! Боялась вновь услышать шорох ласкового голоса, боялась поверить, что ещё может быть хорошо…!
– Алло! – практически проорала я в трубку.
– Вероника Алексеевна?
– Да…
– Меня зовут Любовь, я администратор клиники «Гармония». Ваши анализы пришли. Все хорошо, Вероника Алексеевна. Могу я предложить для вас удобное время для повторной консультации? – как-то слишком радостно пропела сотрудница медицинского центра.
– Что хорошо? – я глотала слёзы, пытаясь говорить нормально. Этой милой девушке вовсе не обязательно знать, что десять минут назад меня переехал каток любви. Хватит с меня унижений на сегодня. – Обычно когда врачи говорят, что все хорошо, означает, что анализы хуже некуда…
– Вероника Алексеевна, у вас нет повода для паники, но повод для радости есть… Примерно шесть недель… Вы беременны, поздравляю…! Ваш врач Анна Александровна…
Слышали про бумеранг? Вот… Это он. Стоило мне допустить мысль, что можно не нести ответственность за свои поступки, как жизнь меня перенесла, как Элли из Изумрудного города, на желтую дорожку, на которой я осталась одна… Беременная, одинокая и растоптанная. Сила слова, сила мысли, сила любви…
Глава 1
Десять недель назад….
В баре было душно. В воздухе стоял густой дым от кальянов, из-за которого першило в горле, а в голове было мутно, как в болоте. Ненавидела табачный запах, и если бы знала, что этот вечер пойдет насмарку в модном баре, то отказалась бы от настойчивого приглашения «развеяться». Но разве Люсю можно остановить? Если она что-то втемяшила в свою голову, то ни одно судебное постановление уже не сможет остановить рвение женщины расслабиться.
Вертела головой, пытаясь отыскать взглядом Милку, одну из подруг, с которыми я пришла сюда, но средь плотной гурьбы танцующих было просто невозможно разглядеть даже снежного человека: все дёргались, дрыгались, сплетались руками и, очевидно, заодно языками. Откинулась на спинку мягкого дивана, закрыла глаза, чтобы не видеть творящуюся вакханалию… А ведь сейчас я могла быть в уютной тишине своей квартирки, вместо того чтобы сидеть тут!
Я косо поглядывала на сумочку, всерьез подумывая над тем, чтобы тихо смыться домой, но после Ксениной постыдной «эвакуации» злить Люсю было рискованно. Подруга взвыла от негодования, когда поняла, что осталась за бортом внезапного увлечения Мишель, как называли мы нашу милую подружаню со школы, да ещё и ухажером тайным её оказался сам мистер-сексуальный-загадка-мать-его-мачо, Герман Керезь. А ее, видите ли, забыли посвятить! Именно за это Люся щипала меня под столом, тыкала пальцем меж ребер, пытаясь вытрясти хоть малейшую информацию. Но я молчала, потому как сама толком ничего не знала, но безумно была рада за Сеньку, скинувшую траурные одеяния по мужу-придурку, которые не снимала долгие шесть лет.
Когда Милка поняла, что «язык» из меня так себе, то своим безапелляционным строжайшим тоном велела сидеть на месте и ждать, пока она отыщет для нас более-менее приличных холостых парнишек в этом скопище греха. И я сидела… Потягивала текилу, морщилась, закусывала лаймом, снова морщилась, и так по кругу.
– Прелестная пятница, – вздохнула я и снова опустошила стопку, поминая надежду на отличное завершение дня. Явно не сегодня…
– Поцелуй меня! – вдруг раздалось позади. Я даже отмахнулась, решив, что это пьяный бред больной фантазии или попросту не мне, но взметнувшаяся рука зацепилась за что-то мягкое и теплое… А ещё через мгновение мои пальцы стали влажными. Я задрала голову, уткнувшись в два совершенно прозрачных голубых кристалла в красивущих мужских глазах.
– Ника, детка, спасай… – Лев Доний, друг моего босса и отчаянный шалопут нашего города, нависал надо мной, бесстыдно облизывая мои пальцы. Его пухлые, слишком резко очерченные контуром губы обхватывали плотно, игриво проходясь языком по нежным подушечкам. Я распахнула рот, не в силах собрать свои пьяные и одурманенные мысли в кучу. Но это и не требовалось красавчику, потому что, когда он выпустил их из своего плена, начал наклоняться все ближе и ближе… Одна его рука упиралась в спинку дивана, а вторая в стол, но недолго, потому что через мгновение он схватил меня за подбородок, зафиксировал и впился губищами своими! Да так, что воздух весь высосал!
Я хотела заорать, вмазать по смазливой моське что есть мочи, но почему-то не могла… Лишь топала ногами, будто это могло помочь. Его язык нагло развел мои губы, скользнул по зубам и просто дерзейшим образом вторгся в рот! Этого я вынести уже не могла… Сориентировалась и вовремя сжала челюсть, прикусывая этого изворотливого змея не сильно, но достаточно, чтобы остудить пыл красавчика. Голубые глаза вмиг распахнулись, демонстрируя пылающие искры шока и гнева… Или просто гнева… Признаться, не разобрала. Но меня уже было не испугать…
То ли алкоголь мне в голову ударил, то ли общее ощущение досады сыграло, я стала поддразнивать своим языком своего пленника. Лёва тихо мычал, будто угрозами сыпал, а сам поглаживал меня по плечу, не сводя внимательного взгляда.
– Лёва, ты не мой начальник, и я даже не на работе, чтобы терпеть твои выходки! Сейчас так по рожице твоей сладенькой пройдусь ноготками, мамуля не узнает! – выплюнула «пленника», уперлась руками в его грудь и с силой оттолкнула, но, очевидно, переборщила, потому что стремительно улетела с велюрового диванчика и… так звонко шлёпнулась на задницу прямо в толпу! Ноги мои, как рогатки, разошлись, а между коленками тут же возникла улыбающаяся моська Дония.
– М-м-м-м-м… Красные… Кто-то рассчитывал на бурное веселье? Сквознячок, сведи уже ноги, застудишь «пилотку», – Лёва, хоть и издевался надо мной абсолютно в свойственной ему пошло-иронической манере, но всё же сжалился и подхватил на руки, спасая от горькой участи быть затоптанной двигающимися орангутангами. Мне хотелось сквозь землю провалиться, отчаянно дёргала бархатную ткань платья, натягивая её на пятую точку одной рукой, а второй поправляла волосы. Доний так ловко вернул меня обратно на диван, перекинув ноги через свои колени, сомкнув свои большие ладони на щиколотках, очевидно, для надежности.
Он махнул официанту, и пока я шипела от боли, потирая копчик, и пыталась сообразить, какого хрена тут происходит, на стол будто скатерть самобранку выбросило: фруктовую и сырную нарезки, ну и новую бутылку текилы с четвертинками лайма на ледяном кубе.
– Какого черта тебе от меня нужно, Лёвка?! Тёлки в городе закончились, и ты за приличных барышень взялся?
– Приличные носят панталоны, а не сверкают бразильской эпиляцией сквозь тонкое кружево, – забурчал он, наклонять до тех пор, пока носом не упёрся. Затем поднес к губам стопку, силой разжал губы и… Как укусит за нос!!! Я взвыла от боли, но в это мгновение рот вспыхнул от паров алкоголя! Доний, падла, влил в меня текилу! – Сама пощупай, что ты наделала? Куда я теперь с таким стояком?
– Придурок! – я кашляла, шипела и пыталась ударить его по лицу.
– Закусывай, Сквознячок, – он быстро чмокнул меня в губы, слизывая кристаллы соли и вложил дольку ледяного лайма.
– Я не Сквознячок!
– Ну, Ветерок, – он пожал плечами и откинулся на спинку дивана, опасливо оглядывая посетителей, которых становилось все больше и больше.
– Доний, не смей меня так называть! – дёрнула рукой, чтобы влепить этому наглецу оплеуху, но он вовремя схватил меня за запястье, притянул к себе с такой силой, что дышать трудно стало. – Я убью друзей твоих. По очереди, слышишь? Сначала Царёва, а потом и Королёва… Мало того, что придумали это прозвище, прилипшее ко мне со школы, так…
– Это я придумал, – Лёва кивнул кальянщику, водрузившему на стол огромную вонючую бандуру, толкнул по стеклянной поверхности банкноту благодарности и глубоко втянул пряно-сладкий дым.
– Что??? – я взвизгнула так, что самодовольный индюк с не менее странной фамилией вздрогнул, роняя толстые кольца дыма. – Это я из-за тебя столько мучаюсь?
– Ника, ну давай смотреть правде в глаза? Какой из тебя Ветер? Так… Сквознячок…
– Я убью тебя…
– Боже!!! Она идет! Ника, я умоляю, полюби меня… Давай, детка, – жарко зашептал Лёва, украдкой запихивая мне в рот гигантскую виноградину, чтобы заткнуть.
Я пучила глаза, пытаясь освободить руки, чтобы вырваться, но его силищу богатырскую мне было не победить. Ёрзала, как блошка, а со стороны, наверное, это смотрелось, как жаркая прелюдия перед сексом, и не иначе! Когда я это поняла, было уже поздно… Боже! Как хочется сдохнуть, чтобы не видеть сотни любопытных глаз, направленных на нас.
Очевидно, я слишком громко молилась о смерти, потому что Лёва решил помочь по старой дружбе и удушить губищами своими в прямом смысле этого слова! Он обеими руками обхватил моё лицо и затянул меня в какой-то неприлично-откровенный поцелуй, от которого я просто не могла дышать! Его рука сползла на талию, затем на бедро, и вот я уже сижу на нем сверху, так невообразимо пошло раздвинув ноги в своем маленьком черном платье. Но самое ужасное, что из его пут выбраться нет никаких сил! Он прижимал меня к себе так, будто мы должны слиться воедино… Горячие ладони протиснулись под платье и заскользили по заднице, то сминая кожу, но дразня странной щекотной игрой пальцев.
Кальянный дым словно в голову мою пробрался, одурманил гнев, решимость удавить этого конченого шутника бретелькой от бюстгальтера и всякую способность сопротивляться. И вот я уже расслабилась, ощущая вспыхивающий пожар, рассыпавшийся ожогами по телу.
– Лёвушка… – елейный тоненький голосок зазвучал где-то над правым ухом. Я даже выдохнула, ожидая, что Доний сейчас отпустит меня, но нет! Сука! Его пальчики стали так настойчиво пробираться под кружево белья, что я опешила от столь откровенной наглости! И только когда по его плечу нервно стали тарабанить красивые, по-орлиному длинные алые ноготки, Лёва лениво отпустил меня, напоследок звонко чмокнув. Театрал грёбаный…
– Елена Михайловна… – Лёвка заулыбался, даже не думая выпускать меня, лишь так по-собственнически обнял, прижал к себе, будто нечаянно водя мизинцем свисающей с плеча руки по округлости груди. Я пыталась дышать… Делала жадные глотки воздуха, уже не обращая внимания на едкий дым, пытаясь успокоить сердце, но не могла… Оно, как заведенное, билось, гулко отдаваясь в ушах, груди и где-то внизу живота, где было так горячо…
– Доний, ты что, подснял шкуру, чтобы отделаться от меня? – тупая пластмассовая Блонди, так откровенно предлагающая себя своими силиконовыми титьками, умостившимися на плече Лёвки, взбесила меня пуще этого театрала. Я как-то внезапно дёрнулась, чем испугала её настолько, что она рухнула навзничь в толпу. И мне бы выдохнуть, унять обиду, но эта Леночка возомнила себя бессмертной и снова зашагала к дивану, томно виляя пышными бёдрами. Лёва, не отпуская меня от себя, развернул корпус, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Леночка, знакомься, это моя девушка…
– Что???? – заорала блондинка, но громче орала только я, правда мысленно…
– Мой Ветерок, – шептал Лёвка, жаля ухо жаром своего дыхания. В его движениях не было суеты, грубости, резкости. Он словно в талое масло превратился, опутывал шорохом голоса, нежностью касаний и быстрым бегом пальцев по открытым плечам. – Моя Вероника…
– Да моя ж постель ещё остыть не успела!
– Проветривать чаще надо, Лена Михайловна. Я уже второй месяц тебе твержу, что занят. Всё, сердце моё теперь в её титечках… Хочешь, сама проверь. Занят я, занят!
– Я … думала, что ты про работу… – от бравады Леночки не осталось и следа. Она вытянулась в струну, переводя растерянный взгляд с Лёвки на меня. – Думала, занят и перезвонишь…
– Леночка, прости, но нас ждут, – Лёва перекинул меня через плечо и ринулся к сцене, где и проходило все бурное действо благотворительной акции, на которую нас с Ксюшей Мишиной и притащила Люся… Но что-то пошло не так… Ксюша ползком покинул бар, скрываясь от грозного красавчика Геры Керезя, а я болталась куклой на плече Лёвки Дония…
Глава 2
– Сквознячок! – орала Люся со сцены, совсем не скромно радуясь нашему появлению. – Вы тоже решили поучаствовать?
Подруга расправила мои свисающие спутанными патлами волосы, озорно подёргивая бровями.
– Заткнись, Курочкина!
– Не хами, тебе не идёт, – Лёва опустил меня на сцену, заботливо оттянул платье, прикрывая задницу, а потом поправил лиф, съехавший с груди. Сожгу! Ей Богу, сожгу этот кусок никчемной ткани! Я откинула волосы с лица и застыла, поняв, что вся толпа собравшихся смотрит на нас, как на обезьян в зоопарке, а ведущий этого милого мероприятия задорно толкает речь.
– Лёва, отпусти меня, – шипела я, пытаясь вырвать руку.
– Расслабься, Ника, будет весело!
О! В этом я не сомневалась… Люся уже четвертый год работает в юридической фирме, куда её переманили прямо с должности помощника судьи. Несмотря на веселый, иногда беззаботный характер, подруга моя имела отличную репутацию зверски-заинтересованного в правде адвоката. Люся Курочкина была только с виду пышкой-хохотушкой, в рабочее время превращающейся в пиранью, способную сожрать до последнего хрящика, если ты встал на её пути правосудия.
Будущему шефу пришлось знатно раскошелиться, чтобы заполучить эту птичку в свой курятник, но оно того стоило. Хотя её босс, Пётр Груздев, и сам был занятным персонажем. О его корпоративах и благотворительных акциях ходили легенды: то они палили из сигнальных ракет на тематической вечеринке в стиле «Чикаго», то пугали жителей масками «зомбаков» на благотворительном вечере «Апокалипсис», то разъезжали кортежем пожарных машин по ночному городу на чествовании юбилея «Жанны Д’Арк», а вот про сегодняшнюю тематику я узнала, только попав сюда. «Лихие 90-е…» Вы серьёзно???
