– Я, вообще-то, как раз за булочками и зашла, – сказала, пытаясь ему под рубашку залезть, очень вдруг захотелось его потрогать. Но в фартучке неудобно. Я фартучек на нем развязала, стянула через голову.
– Можешь любые выбирать, сколько захочешь, – сказал он. Ладони у него горячие, крепкие… когда он гладит меня – удивительно приятно. Прям замурчать хочется. Это сильнее меня.
– Заплатишь мне булочками за секс? – спросила я, приподняв одну бровь, ухмыляясь.
– Это ты мне сексом за булочки, – сказал он.
– Хм… А есть разница?
– Конечно, – сказал он. – Ты покупаешь, я продаю. Впрочем, если хочешь наоборот, то я не против.
Ишь ты, какие тонкости! Значит – я покупаю?
– Заманчиво, – согласилась, на дверь поглядывая. – А если сейчас кто-нибудь войдет?
– Не войдет.
– А там щеколда, я вижу. Закрой.
Он фыркнул мне в ухо и там, за ухом поцеловал.
Щека у него слегка колючая, щекотно.
– Сейчас закрою.
И даже не хочется вдруг его отпускать. Но к двери – совсем недалеко.
А вернувшись, садится на корточки, принимается с меня сапоги снимать.
– Что ты делаешь?
– А как ты себя это представляла? – спрашивает он. – Чтобы с тебя штаны снять, нужно сначала сапоги, а то неудобно.
И в подтверждение, закончив с сапогами, стаскивает меня со стола, ставит на пол, принимается ремень на мне расстегивать.
Продуманный такой парень, даже смешно. И я не знаю, ржать мне или дурацким соблазнениям его поддаваться.
– И сам раздевайся, – говорю я. – Рубашку снимай. Хочу тебя потрогать.
Он снова фыркает, но уговаривать себя не заставляет.
А у меня запоздало мелькает мысль, что толком не мылась три дня… но уже поздновато думать. Все. Это уже не остановить.
4
Следующим вечером я заглянула к нему снова.
Хорошенько намывшись до блеска и приодевшись даже.
Просто чтобы удостовериться, что мне это не приснилось. А то мало ли…
Пекарня была на месте и Хайме в том же фартучке с ромашками.
– Заходи, садись, – все так же довольно улыбнулся он. – Хочешь чего-нибудь? Торопишься или у тебя есть время?
Я так смотрю, работа у него тут кипит полным ходом, что-то шкварчит, жарится. Посуда немытая в раковине.
– А если тороплюсь, то как? – спросила с интересом.
Он закончил мешать и закрыл крышку на здоровенной сковороде, где тушилась капуста. Окинул меня оценивающим взглядом.
– Если торопишься, то по-быстрому.
Я и оглянуться не успела, как он оказался рядом, и р-раз… уже снова за попу меня обнимает, поглаживает.
– Что это ты делаешь? – поинтересовалась я.
– А разве ты не за этим пришла?
– А ты думаешь, меня кроме этого ничего не интересует? – пока даже не поняла, возмущаюсь или нет.
– Вообще в жизни или сейчас? – спросил он. – Вообще в жизни, тебя, конечно, наверняка интересует разное… Какие-нибудь древние руны и тайные знания, поэзия, органная музыка, может быть… Но все это не здесь. Сейчас и здесь тебя интересует вот как раз это, могу хоть голову на отсечение дать.
Зараза такая самоуверенная.
– И не боишься голову потерять?
– Нет, – он вдруг широко ухмыляется. – Уже потерял, поздно спохватываться.
И целует, свои намерения обозначая.
А-аа, как он целуется! У меня аж ноги подгибаются. И подогнулись бы, если бы он меня не держал. Так горячо, с таким чувством, словно ничего важнее этого во всем мире нет. И обнимает с тихим протяжным стоном.
И – да! Именно это сейчас. Никаких вариантов.
– А давай представим, что я тороплюсь, – тихо, чуть хрипло предложила я, когда наконец смогла выдохнуть, голос слушаться отказывался. – А потом разберемся.
Между прочим, я в юбке сегодня. Вот как раз для таких случаев.
И Хайме на мне одним движением эту юбку взял и подхватил. Его ладони по ногам скользнули… и выше…
– Ох ты… – заключил он.
Да. Между прочим, я без белья. Юбка-то длинная, все равно не видно, так что никаких приличий не нарушаю, и меньше возни.
– С тем, что мне нужно прямо сейчас, ты угадал, – согласилась я, запуская пальцы в его волосы. – Пришла еще булочек с корицей прикупить.
Он меня тут быстренько подхватил на руки и к стенке прижал. Я и опомниться не успела. Охнула только, чувствуя его в себе. Ногами его обхватила. Руками за шею. А сердце колотится так, что сейчас разорвется.
Быстро. Безумно почти. Так, словно можно не успеть, словно еще чуть-чуть и… Но мне нравится, потому что с азартом таким и с таким чувством, как еще никто и ни разу. Удивительно, но мне никогда ни с кем не было так хорошо, как с ним сейчас. Этот его огонь – он без всякой магии зажигает. И хочется кричать… И стол рядом трясется, прыгают на нем кастрюльки, мне все кажется – сейчас упадут. И стоны мои, наверно, слышно за дверью, в магазинчике… и ладно бы мальчишка тот, а то ведь покупатели зайдут, услышат. Завесу бы поставить… но сейчас вообще не до того…
Да и пошло оно все…
На финальном аккорде с соседней полки падает банка и вдребезги!
Я бы вскрикнула, но я уж и без того…
Обняла его крепче, вцепилась. Заорала все же, только не так. Надеюсь, посетители это оценят.
И повисла на нем без сил.
У него рубашка на спине чуть влажная. И немного волосы на висках. Он тяжело дышит, прижавшись щекой к моей шее. Горячо. Так хорошо. Надо еще немного времени, чтобы прийти в себя.
– Там что-то разбилось, – шепнула совсем тихо.
– Ага, – согласился он, но не отпустил, только щекой еще потерся.
Я засмеялась – щекотно. А он меня в шею поцеловал.
И чуть отстранился, не отпуская. Посмотрел на меня.
Довольный такой, сытый, словно кот съевший сметану.
– У меня тут работа еще, – сказал так просто. – Хочешь, посиди тут, подожди, я закончу и… там что-нибудь придумаем. Можно погулять пойти, у вас тут, говорят, набережная красивая, фонтаны…
Работа у него стоит, вы только поглядите! Фонтаны ему!
– А ты что, не видел?
Он мотнул головой.
– Да все как-то времени не было.
– А сейчас есть?
– Найду, – он заулыбался шире. – Хочешь эля? Могу еще жареной картошки предложить. Расскажешь мне чего-нибудь… о себе, о работе. Как вышло, что ты боевым магом стала.
– Зачем это тебе?
И вот чуть кольнуло, задело. Сколько раз мне говорили, что не женская это работа.
– Просто поговорить, – он пожал плечами. – Хочешь, я что-нибудь расскажу? Но про тебя я бы послушал, интересно.
И нежно так волосы мои погладил.
– Думаешь, мне не стоило в маги идти? – спросила я.
– Думаю, стоило, – сказал он. – Каждый должен заниматься тем, что умеет и любит. Я вот пирожки пеку.
Глазками своими голубыми честными на меня смотрит. И я прям не могу оторваться от этих глаз.
Потом еще часа два я наблюдала, как он тушит капусту, жарит мясо, режет лук на начинку для пирогов, и много чего еще. Быстро, умело, успевая там помешать и там перевернуть в нужный момент. Сколько же всего нужно, чтобы завтра с утра сразу пироги налепить и поставить в печь!
Наблюдала за ним и рассказывала о себе. Как-то само выходило, легко. Не хотела говорить, а вышло.
Детство у меня было сложное. У мамки нас семеро, отец вечно пил, она с нами… справлялась кое-как. Орала с утра до ночи, мы всегда во всем были виноваты. Я убегала из дома, могла сутками не появляться, шлялась непонятно где. Тогда я злилась на мать, почти ненавидела, теперь понимаю, что это она от безысходности. Она умерла, когда я еще учебу не закончила, так что… Помочь уже нечем.
Денег у нас не было никогда. Никаких булочек с корицей. Хлеба и то не хватало, но… Не важно, давно прошло.
Потом у меня обнаружился дар, и я ухватилась за это, как за единственный шанс из дерьма вылезти. Боевой маг, так боевой, куда мне предложили, туда я и пошла. Не раздумывая. С радостью. Зато свобода… относительная, конечно. Но магам всегда позволено больше. И сейчас я могу себе позволить то, о чем в детстве и мечтать не могла. Жалеть точно не о чем. Теперь я леди Мирцелла, у меня свой дом, лошадь и портной, который шьет все как мне нравится по моим меркам. Нет, портной, конечно, не мой личный, но шьет хорошо.
Я всем довольна и, в общем-то, планировала всю жизнь прожить так.
Хайме слушал, кивал, делая вид, что во всем со мной согласен. Может и правда согласен, кто его знает.
В его детстве все совсем не так.
Тоже большая семья, но у отца трактир, работы всегда по горло. И они вечно, малышня, с раннего детства, при деле. Не то, что отдохнуть, иногда зевнуть было некогда. Зато научились всему, и готовить, и дела вести. На самом деле хорошо было. Семейные праздники… Отец очень строгий всегда, ничего лишнего не позволял. Наказывал, не без этого, но всегда справедливо. Потому что дури у Хайме… ну, это я и сама вижу. Зато, случись что, всегда защитить мог… в трактире-то разный народ бывает. А еще на рыбалку с отцом хорошо ходить было. Иногда, случалось, выдавались тихие спокойные деньки, когда посетителей почти не было, и тогда шли на рыбалку. Червей накопать на заднем дворе, сесть у речки, сидеть, молчать… какая-то особая магия в этом была.
Рассказывая, Хайме улыбался почти блаженно.
Хотелось слушать…
Завидно, пожалуй.
А он, между тем, закончил с капустой, перемыл всю посуду, помыл столы, полки, пол подмел и вымыл тоже. До блеска. Удивительно, сколько надо делать всего! В какой-то момент я даже дернулась, предложив ему помощь… хотя, честно, очень надеялась, что откажется. Как-то вот не люблю я полы мыть… да и не мою никогда, ко мне горничная приходит. «Нет, – сказал он. – Это моя работа. Тебе бы тоже не понравилось, если бы я полез помогать тебе болотников бить. Вот и ты сиди». И как-то очень естественно это… Разумно. Я за своим инвентарем тоже сама слежу, и если б он в мою работу полез, то я бы точно прибила на месте.
И все же…
И пока сидела, он меня картошкой с жареными колбасками накормил.
Сам еще тесто назавтра поставил подходить – три огромные кастрюли, все по-разному. Мимоходом только одну колбаску сожрал сам.
Темнеть начинало.
Мальчишка, который за прилавком стоял, домой пошел.
Погулять?
– А ты не устал? – спросила я. – Завтра, наверно, вставать рано.
