– Вы совсем как люди. Они тоже помешаны на своих законах, которые сами же придумали.
– А тебе это не нравится?
– Закон для всех один – это закон природы. Ничего другого придумывать не надо. Люди сами оторвались от природы и сами перестали соблюдать ее законы. Вот и приходится придумывать свои…
– Ты не любишь людей, но живешь за счет них.
Кошка осеклась. Последние слова показались ей укором, причем справедливым и от этого особенно обидным. «Только морали нам здесь не надо, – подумала Мяукала, – пусть она остается людям».
Снеговик слышал ее мысли, но не подал виду, хотя мысли кошки его немного обеспокоили. «Не возгордился ли я?» – возник у него тревожный вопрос. Он, как и все снеговики, очень боялся заболеть гордыней, потому что гордыня для Снеговика – смерть. Так говорил Кодекс.
«Не надо быть таким надменным», – решил он для себя.
– Ну, так каково же твое предназначение? – спросила кошка, решив переменить тему.
Снеговик не предполагал, что на это вопрос ему придется отвечать так рано – ведь не прошло и недели после его воплощения. Кроме того, он не думал, что на этот вопрос ему придется отвечать кошке. Этот вопрос задавался ему практически каждый год, но обычно его задавал Слышащий, то есть человек, который был наделен способностью слышать Снеговика. Согласно Кодексу, в любой местности, куда попадал Снеговик, должен быть один такой человек. Чаще всего это были дети, а они задавали ему этот вопрос не так прямо, как Мяукала, и с другой интонацией. Один мальчик в Германии так и сказал ему: «Если ты не исполняешь желаний, то зачем ты вообще приперся сюда?».
– Я здесь, чтобы предупредить людей об опасности, – ответил он кошке после недолгой паузы. – Таково мое предназначение.
Хвост Мяукалы вздрогнул – это движение выдало ее волнение.
– Людей ждет беда? – спросила она.
– Не только людей. Барханам грозит пожар. Сильный пожар. Все здесь сгорит.
Кошка молчала и смотрела в картофелины. У нее не было никаких предрассудков. Она понимала, что у этого снежного болванчика нет надобности обманывать ее. Шутить он, по всей видимости, тоже не способен. Поэтому, если он говорит, что им грозит пожар, то, скорее всего, так оно и случится. Когда снег начинает говорить, земля начинает гореть. Иначе, с какой стати он здесь. Ведь не мерещится он ей, как не мерещится и другим…
– Мляу, – выругалась она. – Ты это точно знаешь?
О пожаре Снеговик узнал из воскресного разговора Алексея и Тараса Александровича. Он слышал его весь – от первого слова до последнего, хотя от заговорщиков его отделяли сотня метров и толстые бревенчатые стены. Микрофоном и видеокамерой ему служили молекулы воды, которые находились всюду – в чайнике, в инее оконных щелей, в тающем снеге на шубе Тараса Александровича. Снеговик был частью всемирного водного пространства, поэтому его информационные возможности были очень обширны. Они ограничивались только энергетическими ресурсами самого Снеговика, которые были конечны, но возобновляемы. В этом было его природное свойство…
– Вот для этого я и приехал, – сказал Тарас Александрович, нисколько не подозревая о том, что его кто-то может подслушивать. – Надо серьезно поговорить, Алеша, пока никто нам не мешает. Наступают такие времена, когда требуются решительность и надежность… Твоя надежность и моя решительность.
– Что случилось?
– Да ты чаю сначала налей.
Алексей дрожащими руками налил чай и поставил чашку перед начальником. Тарас Александрович навис над столом – большой, решительный мужчина. Таких любят женщины, и уважают мужчины. Он всегда знает, что делать. Для него нет безвыходных ситуаций. То, что говорит он, так оно есть, и так оно будет.
– Садись, Леша. Слушай.
Алексей сел.
– Вот последняя информация – газопровод провести в Барханы невозможно. В понедельник был суд. Он окончательно решил, что требования Куркова правомерны, и отказал в обжаловании…
Алексей цокнул языком. Он, хотя не имел больших полномочий в «Z&Зет», был немного в курсе этой газовой проблемы.
Строительство газопровода в Барханы уже несколько лет тормозилось из-за того, что владелец соседних к поселку угодий – некий Александр Курков – выставил совершенно неподъемную цену за коридор земли. Руководство «Z&Зет» судилось с ним несколько раз, но все суды постановляли, что Курков волен выставлять такую цену, какую хочет. Вести газопровод в обход владений Куркова было экономически нецелесообразно – дешевле выплатить аборигенам компенсацию и отказаться навсегда от этой затеи. В конце концов, совет директоров остановился именно на таком решении, то есть на компенсациях, но в самый последний момент грянул кризис, и компания в одночасье оказалась на грани банкротства. Ни о каких компенсациях уже не могло идти речи. Оставалось одно – додавить Куркова через суд.
На последнее заседание суда возлагались большие надежды. Был нанят очень известный адвокат, который уверял, что с подобными делами ему уже приходилось сталкиваться и что, якобы, выигрыш у них уже в кармане. Адвокату заплатили хороший гонорар. Тем не менее, и этот суд был проигран. Далее упорствовать было бессмысленно. Теперь, для недопущения банкротства, нужно было действовать другими методами – менее законными.
– И что же делать? – спросил Алексей.
Тарас Александрович тяжело вздохнул.
– Позавчера было собрание акционеров, – сказал он. – Предлагались два решения, – Тарас Александрович сделал паузу в поисках нужных слов. – Первое, что рассматривалось – это неформальное давление на Куркова. Ты понимаешь, о чем я?
Алексей кивнул и напрягся.
– Этот путь был отвергнут большинством голосов, – продолжал Тарас Александрович. – Курков не так прост. У него связи. Неформальное давление на него может обернуться взаимными неприятностями. Нам война не нужна.
Алексей слушал, открыв рот.
– В итоге собрание проголосовало за второе предложение… Так как газопровод мы провести сюда не можем, то рано или поздно придется выплачивать компенсацию тридцати двум владельцам домов в Барханах. Таких денег в компании сейчас нет, и в ближайшее время не предвидится. Это значит, что надо отказаться от этого поселка.
– То есть, как это – отказаться? Продать?
– Кто его сейчас купит, – усмехнулся Тарас Александрович, откинулся на спинку стула и взял чашку с уже остывшим чаем. – Нет, продать его сейчас нереально. Но есть другое решение. Дело в том, что поселок застрахован. Страховка, конечно, не окупит всех затрат, но, во-первых, это кэш, реальные деньги, которые сейчас так нужны. А во-вторых, таким маневром мы можем избавиться от поселка. Он убыточен и висит на балансе тяжелым грузом. Инвестиции себя не оправдали. Ты не согласен?
Алексей нервно сглотнул.
– Извините, Тарас Александрович, – пролепетал он. – Я не совсем понял, что решили акционеры.
– Разве я не сказал? Э-э… Акционеры большинством голосов решили привести поселок в негодность, то есть… То есть сжечь Барханы…, – Тарас Александрович невинно улыбнулся, словно речь шла об обычной коммерческой операции.
– Сжечь? – переспросил Алексей и по инерции тоже улыбнулся. До него не сразу дошло, что Тарас Александрович не шутит, а когда дошло, он даже побледнел и тяжело задышал, толстое его лицо покрылось испариной. – Когда?
– В ночь с тридцать первого декабря на первое января.
Алексей ахнул…
Решение сжечь Барханы было ужасным само по себе, но более всего ужасным было то, что пожар запланирован на Новогоднюю ночь. Алексей сразу же представил себе эту картинку: всеобщая паника, крики женщин и детей, пьяные мужики мечутся в поисках огнетушителей – и все это происходит под звуки мирных новогодних бубенцов. Не по-человечески как-то получалось, кощунственно…
Но у Тараса Александрович были свои, вполне разумные, аргументы на этот счет:
– Понимаешь, Леша, – он даже приобнял своего подчиненного за плечи, чего никогда раньше не делал. – Другого более удобного момента у нас не будет. Ведь для того, чтобы получить страховку, нужна правдоподобная легенда. Новогодняя ночь самое пожароопасное время в году – фейерверки, бенгальские огни, свечи. Конечно, праздник людям мы изрядно подпортим. Но, в итоге, они тоже в обиде не останутся. Все они застраховали свои дома и получат полную их стоимость, а с учетом колебаний курса доллара еще и выиграют. Здоровью их тоже ничего не угрожает – все рассчитано до мельчайших пунктиков. Небольшая нервная встряска и не более того. Зато такой Новый год они потом всю жизнь вспоминать будут…
– Мляу, – снова выругалась кошка, когда узнала подробности. – Вот они твои люди! У них все застраховано, а о животных, конечно, никто не подумал. Неужели нельзя их остановить?
– Не знаю, – ответил Снеговик. – Для начала мне надо предупредить людей, но для этого нужно выяснить, кто из них способен слышать меня.
– А разве люди тебя не слышат?
– Нет. Но обязательно должен быть один, кто услышит. Надо найти его и рассказать о грозящей беде. Трудность заключается только в том, что, как правило, Слышащий – это ребенок.
– Ну и что?
– Ребенок сам предотвратить беду не может. Ему нужно рассказать обо всем взрослым, но взрослые стали слишком недоверчивы. Они скорее примут своего ребенка за сумасшедшего, чем поверят в то, что он разговаривал со снеговиком. И тогда…
– Что тогда? Говори!
– И тогда беда все равно произойдет. К сожалению, за последние двести лет так было почти всегда.
– Тогда в чем же твое предназначение? Просто предупредить?
– Да.
– И все? Предупредить и после этого спокойно наблюдать за тем, как твое предупреждение мляукается (кошачье выражение, которое можно перевести: «идет коту под хвост»)?
– Не спокойно, Миимочка, поверь мне, очень не спокойно. Мне это тоже больно видеть.
– Ха-мяу! Ему больно! Более бестолкового прорицателя я не видела.
– А ты видела много прорицателей?
– Не твое дело, мляу! – резко огрызнулась она.
Мяукала с каждой минутой становилась все грубее и грубее. Ее «мляу» цеплялось буквально за каждое слово. Этот снежный истукан сильно разочаровал ее. Он оказался всего лишь болванчиком, хотя и говорящим. Лучше бы он молчал…
Вдруг ей пришла идея.
– Но звери, в отличие от людей, могут тебя слышать! Они-то могут что-то сделать? Хотя бы попытаться?
– Вряд ли, – скептически ответил Снеговик. – Звери слишком разобщены. Они, как правило, не ладят друг с другом. Кошки не любят собак, собаки не любят кошек, мыши не любят ни собак, ни кошек. Да и говорят они все на разных языках. Ведь ты не понимаешь собачьего языка?
– Нет. Но как раз эта проблема не такая уж большая. Ты же понимаешь языки всех животных. А это значит, что ты можешь нас объединить. Хотя бы на время…
Снеговик задумался. В словах кошки была доля истины. Она действительно очень умна. Вообще, Снеговик уже давно для себя отметил, что в этой стране все животные сильно отличаются от таких же животных в других странах. Кошки здесь более наглые, но и более умные. Собаки – более простодушные и бывают среди них добряки вроде Байкала. Вороны беспринципны и вороваты, как и везде, но и здесь они иногда готовы на такие поступки, на которые в других странах не решится никакая из ворон. В Аргентине, например, одна ворона специально гадила Снеговику на голову всякий раз, когда пролетала над ним. Она таким манером просто хотела выразить свое воронье пренебреженье. Ни одна здешняя ворона такое не сделала бы. В худшем случае она нахамит, оскорбит, обсмеет, но не станет гадить на голову исподтишка…
В это время на горизонте снова показался Байкал. Мяукала заметила его и поднялась на все четыре лапы (до этого момента она сидела на снегу).
– Нужно сегодня же ночью организовать собрание зверей, – в ее голосе зазвучала командирская интонация, которая с каждым словом становилась громче и тверже. – До Нового года у нас еще есть время. Успеем что-нибудь придумать. Скажи всем, кого увидишь сегодня, чтобы собрались после полуночи здесь. О пожаре никому пока не говори. Просто скажи, что ночью, когда люди улягутся спать, нам надо встретиться здесь по очень важному поводу. Хорошо бы еще Прохора к этому мероприятию подключить. От него будет больше пользы, чем от Байкала. Но боюсь, что Прохор не сможет переступить через свои собачьи предрассудки и скорее сгорит, чем согласится сотрудничать с кошкой. Какие же эти собаки глупые твари…
Последние слова Мяукала говорила уже сама себе. Она мелкой трусцой бежала в свой маленький уголок, который обустроили ей таджики в их небогатом бараке. Ей нужно было хорошенько подумать. Мяукала уже поняла, что спасти этот мир может только она. Все остальные, даже Снеговик и люди, способны лишь лясы точить и языком молоть, но когда дело доходит до края, когда нужно принять окончательное решение, никто кроме кошки не может взять на себя инициативу…
«Создатели никогда не слышат своих Снеговиков, но имеют власть над ним»
Кодекс Снеговика
В эту пятницу Анюта ехала на дачу более чем всегда опечаленной. Хуже не бывает ощущения, когда большую радость и ожидание самого лучшего события прерывает неожиданное разочарование.
Сегодня у них был последний учебный день в школе. Начались каникулы. До нового года оставалось пять дней. Она с самого утра пребывала в таком настроении, когда хочется смеяться по любому мельчайшему поводу, и это настроение не покидало ее до самого вечера – пока не пришла мама с работы и не сообщила, что она взяла отпуск на две недели и с сегодняшнего дня они уезжают на дачу.
– А Новый Год? – с надеждой спросила Анюта.
– А Новый Год мы встретим там, – сказал мама таким тоном, словно сообщала своей дочери наирадостнейшую весть.
Анюта обвисла. Это значило, что с сегодняшнего дня и до самого окончания каникул она будет заперта на этой ненавистной даче – без подруг, без компьютера, без веселой городской жизни. Это будет самый грустный Новый год в ее жизни, поняла девочка. Она даже расплакалась, когда осознала случившееся.
– Там же природа, дурочка, свежий воздух, – пыталась успокоить ее Катерина.
– Чихала я на ваш свежий воздух! – закричала зареванная Анюта.
– А ну-ка прекрати истерику, а то я сейчас же напишу Деду Морозу, чтобы никаких подарков тебе не присылал!
Девочка сразу замолчала, сгорбилась, закрыла ладошками влажное лицо, пытаясь сдержать свои детские эмоции. Катерина знала, чем воздействовать на дочь. Угроза отмены подарка действовала безотказно.
Анюта до сих пор верила в Деда Мороза и с ноября начинала готовиться к новогоднему чуду. Еще месяц назад она написала ему письмо: «Дедушка Мороз, пришли мне, пожалуйста, сотовый телефон красного цвета». Письмо она отдала папе, чтобы он отнес его на почту. Она не знала, что папа хранит в укромном местечке все письма, которые она доверила ему в предыдущие годы.
Вадим, надрывая сердце, наблюдал за этой бурной сценой протеста. Он понимал, каких сил и нервов стоит ребенку, чтобы подчинить себя несправедливой воле взрослых. Он присел на корточки и поцеловал дочь в мокрую щечку.
– Я сделаю тебе на даче горку, ты будешь кататься с нее на санках. А потом мы на лыжах пойдем в лес.
Анюта всхлипнула:
– А Лютеция с нами на лыжах пойдет? – сдерживая слезы спросила она.
Вадим улыбнулся.
– Я возьму ее за пазуху.
Аня смирилась…
– И скрипку не забудь, – приказала мама. – Галина Владимировна задала разобрать несколько этюдов.
Анюта покорно собрала ноты и сложила в футляр ненавистную скрипку.
Лютеция вертелась под ногами, виляла хвостом и поскуливала. Она всем своим собачьим нутром чувствовала, что хозяева собираются на дачу, и очень боялась, что ее не возьмут.
– Ну, что? Все готовы? – крикнул с порога Вадим, гремя связкой с ключами. Он был уже в пуховике и шапке.
Катерина торопливо поливала свои цветы в горшочках и еще была в колготках.
– Я готова, папа, – Анюта вышла из своей комнаты с футляром скрипки на плече, нотной сумкой в одной руке и собакой в другой. Лицо ее еще было красное.
– Одевайся и спускайся вниз.– сказал ей Вадим. – Жди нас возле машины… Катя, ты скоро!?
– Сейчас, – нервно отозвалась Катерина из глубины квартиры. – Собаку взяли?
Они выезжали из города с максимальной загрузкой. Машина была заполнена продуктами для праздничного стола. А в самой глубине багажника, под грудами колбас, морковки и шампанского лежала коробочка, в которой находился красный сотовый телефон – подарок от Деда Мороза. Катерина купила его еще неделю назад.
