– Хочу мороженое, Чарльз!
Это всегда срабатывает. Чарльз никогда не отказывает, в отличие от мамы или папы. Мороженое самый действенный способ избавиться от меня хотя бы на время.
Чарльз выкладывает на мою ладонь пару долларов монетками.
– Полчаса, Кэтрин, – шипит он.
– Тогда еще «Колу» и двойной чизбургер, – тут же говорю я. – И у тебя будет целый час.
– Мама меня убьет за это.
Пожимаю плечами, а он, играя желваками, отсчитывает мне наличку.
– Беги.
– Не забудь защиту! – кричу ему ровно в тот момент, когда он снова подходит к своим цыпочкам.
Взмываю по эскалатору вверх раньше, чем меня догнал брат. Слышу, как смеются над Чарльзом громилы Уильям и Эдвард.
Оборачиваюсь, пока лестница везет меня выше, к этажу с фуд-кортами, и вижу, как Чарльз улыбается Сидни, а вот Эдвард и Уильям оба стоят слишком близко к другой, и та с нескрываемым восторгом переводит взгляд с одного парня на другого.
Оу, даже так бывает?
Что-то мне расхотелось брать двойной чизбургер.
* * *
Примерно через час мама нашла меня на фуд-кортах. Одну.
И сильней всего разозлилась не за то, что я объелась джанк-фудом[1 - От английского junk_food – мусорная еда или пустые калории. Выражение характеризует калорийную пищу с низкой биологической ценностью и высоким содержанием жиров или сахара.] перед ее полезным обедом из трех блюд. Когда мама спросила: «На кого он тебя оставил?», я ткнула на троицу на красном диване и сказала:
– На них.
В этот момент Уильям целовал девушку, которая закинула ноги на колени Эдварда, и что-то еще происходило под столом, но я не видела.
Как-то брат упустил из виду, что Уильяму и Эдварду и самим есть чем заняться. Два друга выбрали скрытый в углу мягкий угловой диван напротив моего столика, куда и повели свою одну на двоих девушку.
Конечно, за все это время ни один из них даже не взглянул в мою сторону.
– Понятно, – процедила мама.
Чарльз явился через минуту после маминого звонка, весь взъерошенный и перепуганный, но при этом почему-то все равно улыбался. Мама закатила глаза и повела нас к машине.
В машине мама велела мне закрыть уши, а после высказала Чарльзу все, что она о нем думала. Я не слышала слов, только видела, как Чарльз вспыхнул, побледнел, снова покраснел, но когда мы, наконец, тронулись, он опять улыбался.
Что эта Сидни с ним сделала, что он аж светится?
– Прости, Пинки Пай, – уже дома сказал провинившийся брат. – Кажется, мне не удастся закатить для тебя настоящую вечеринку. Мама запретила приглашать моих друзей домой.
Ну вот, теперь мне не переплюнуть Танины чай и маффины. Надо срочно исправлять эту ситуацию!
– Хочешь, я уговорю маму?
Чарльз нахмурился.
– Боюсь, ничего не выйдет, сестренка. У мамы есть табу, и это одно из них.
Я тряхнула розовой челкой. Черт его знает, что это за табу, но мне надо спасать репутацию в глазах самой крутой девчонки школы.
– Доверься мне, Чарли. Просто попроси твоих друзей не изображать двойной чизбургер у нас дома.
Чарльз вылупился на меня, а потом нервно хохотнул.
– Черт, мне реально не стоило оставлять тебя с ними.
Я пожала плечами.
– Все нормально, я почти взрослая.
Совершенно наглым образом Чарльз притянул меня к себе и взъерошил мою так тщательно уложенную розовую челку.
– Ты еще ребенок, Пинки Пай! И я очень надеюсь, что не увижу очередь из бойфрендов на нашем пороге. Черт, я не вынесу этого! Знаешь что, оставайся ребенком навсегда!
– Вот еще! Отпусти! Хватит!
Но он продолжал портить мне прическу, не слушая моих воплей.
Чарльз как в воду глядел. Ни одного из моих бойфрендов он так и не увидел.
Глава 9
Кейт
Наши дни
– Кто ты такая, черт возьми?
Ненавижу.
Их руки на своем теле. Их прикосновения.
– Как тебя зовут?
Как же я вас обоих ненавижу. И за то, что я чувствовала это с вами. Не с каким-то другим мужчиной. Одним! А с вами!
– Кто ты такая, мать твою?!
Его руки снова на моем теле. Он встряхивает меня, потому что ему ничего не стоит оторвать меня от пола и сломать, как надоевшую игрушку.
– Остынь, Медведь.
Ворон говорит мало, но он всегда рядом.
Они всегда вместе. До сих пор. И теперь я знаю, почему. Вот только я бы все отдала, чтобы забыть об этом. Забыть вкус его тела на своем языке, забыть стоны. Вытравить из тела остатки удовольствия, которые замедленным ядом отравляют мне кровь.
Ненавижу. Я их ненавижу.
Мужчин, чье появление в нашем доме навсегда изменило мое детство. Ни один не помнит меня. А я не собираюсь освежать им память, мне это и не нужно.
– Мое имя Луиза, – выплевываю я.
Шлюшка Луиза, которой понравился тройничек настолько, что она совершенно бесстыдно потекла под их руками. И это именно Луизу выволокли по лестнице на первый этаж на глазах у всех после того, как мой секрет был раскрыт.
Это не я была без трусиков, пока меня вели по лестнице, держа за плечо железной хваткой.
Разница в именах и личностях помогает мне не свихнуться окончательно.
Никто так и не оправил моего бюстгальтера. Не дал умыться и не стер с моих щек потекшей туши и размазанной помады. Не предложил обезболивающее. Я с трудом передвигала ноги. Не знаю, какого размера был член Ворона, но у меня все равно между бедер все болело адски.
Но это Кейт непривычна к такому обращению. Для шлюшки Луизы все в полном порядке.
В глазах собравшихся в холле людей я выглядела так, как будто меня хорошенько оттрахали, вот только по иронии судьбы все было с точностью до наоборот.
– Мадам Лу! – взревел Медведь, швыряя меня на пол, себе под ноги.
Правда, после рева Медведя клиенты в холле разбежались, как тараканы. А полуголые девочки смылись с проворностью голодных мышей при виде кота. Двум этим разъяренным мужчинам лучше было не попадаться на глаза, и все это знали.
А вот меня было уже не спасти.
Время безжалостно бежало вперед, но ничего не происходило. Никто не откликнулся на мой призыв, который я прошептала в жучок до того, как уничтожила его. Меня бросили здесь.
Я надеялась только принять участие в том, что было бы для меня идеальной местью, но не думала, что останусь с ними один на один. Не смогу сбежать. А теперь еще и окажусь игрушкой в их руках.
За эти семь лет они изменились до неузнаваемости. И если раньше целовали только тех девушек, которых им приходилось добиваться, то теперь могли получить любую по щелчку пальцев.
Цербер вышел из комнат на первом этаже и покачал головой. Боссы отправили его найти хоть кого-то из сутенеров.
– Никого нет, Медведь. Все сбежали, – отчитался амбал.
Медведь сжал кулаки и посмотрел на Ворона, который стоял, сложив руки на груди.
Пламя в глазах утихло, уступив место льду. Глаза у Ворона были невероятного цвета – почти прозрачные, небесно-голубые, а иногда в гневе и ярости настолько ярко-синие, что напоминали убийственный взгляд Короля Ночи из «Игры престолов».
Именно так он смотрел меня на втором этаже, когда узнал правду.
Я уже видела эти взгляды, которым Ворон сейчас обменялся с Медведем. Еще семь лет назад, когда перед ними у эскалаторов торгового центра стояла та старшеклассница, а они молча решали между собой, что с ней и как делать.
Только теперь все было иначе, и они больше не были обычными парнями из колледжа. За эти семь лет они достигли головокружительных высот в своей противозаконной карьере, и теперь от их решений зависела не одна жизнь. Мадам Лу тоже была китаянкой, как и сбежавший Сяо. Но даже в Бюро никто не сомневался в хорошем исходе переговоров, а Майя Канингем не просчитывала для меня настолько неожиданных исходов, когда вводила в курс дела. Но что-то все равно пошло не так, и китайцы в последний момент неожиданно отменили сделку.
А еще, по мнению Медведя и Ворона, зачем-то всучили им меня.
Пусть Мадам Лу и сотрудничала с ФБР и даже помогала мне поначалу, укрепляя мою легенду, о том, что я девственница, она все-таки не знала. И она сбежала бы еще раньше, если бы узнала.
Медведь смотрит на Ворона непроницаемым взглядом, в котором кипит гнев. Его возбуждение никуда не делось. Пугающие очертания его члена по-прежнему проступают через джинсы. Такой размер… Можно ли считать его благословением или проклятием для мужчины? Я склоняюсь к последнему.
Меня все еще трясет от страха и холода, а еще я не верю в то, что это действительно происходит со мной.
Медведь ждет ответа от Ворона. Считается, что в их дружбе именно мудрый Ворон сдерживает буйный нрав Медведя. Некоторые даже считают их кровными братьями, потому что узы, которые связывают этих двоих, непонятны другим людям. Они слишком разные, но в то же время так идеально дополняют друг друга. Вспыльчивый шумный Медведь и холодный светловолосый Ворон – они, как две стороны Луны, и кажется, полчаса назад я все-таки видела темную сторону Ворона, когда он с неприсущей ему яростью стянул с себя неиспользованный презерватив. И когда смотрел на меня почерневшими от желания глазами.
Сейчас моя судьба зависит от него.
От решения Ворона. Медведь знает свои слабости и знает, что нельзя полагаться на ярость и позволить эмоциям одержать вверх. Он зол из-за переговоров и из-за того, что шлюха-девственница, выбранная специально для них в этот вечер, похожа на прямую издевку. Скорее всего Медведь уверен в том, что китайцы, которые стояли за этим, с самого начала знали, что не станут подписывать никакой договор. А потом и отдали им на растерзание меня.
Просто Медведь не знает о том, что выбранную для этого вечера элитную шлюху Луизу арестовали прямо накануне их прибытия в бордель.
Возможно, срыв переговоров как-то связан с облавой ФБР или федералы отменили операцию в последний момент, потому что узнали о несговорчивости китайцев. В любом случае моя судьба решается здесь и сейчас, и я все равно не могу выдать себя. И честно ответить на все вопросы, которые читаются в скованных льдом глазах Ворона.
Дрожащими пальцами я поправляю кружево бюстгальтера, хотя бы ради собственного удобства. Прозрачный лиф все равно не скрывает моих сосков, которые все еще покалывают после жесткой ласки Медведя.
Ворон по-прежнему только смотрит на меня. Под силой этого взгляда я скрещиваю ноги и съеживаюсь. Все-таки эти мужчины изменились сильнее, чем я думала. А возможно, они никогда и не были теми, за кого я их принимала. В четырнадцать я смотрела на мир иначе, и, может быть, только сейчас пришло время увидеть этих мужчин такими, какими они были на самом деле.
– Как тебя зовут? – снова повторяет этот ненавистный вопрос Ворон.
– Я уже сказала.
– Как тебя на самом деле зовут?
Возможно, это проверка. Может быть, последний шанс. Но я не могу сказать правды.
– А что это изменит? – вскидываю я подбородок.
– То, что на твоем надгробии будет хотя бы твое настоящее имя, – усмехается Медведь.
Может, это и шутка. Но мне как-то не смешно.
Ворон тоже не улыбается.
– Ты же понимаешь, что мы тебя все равно вскроем.
В этой фразе столько двойного смысла, что аж тошно. Я поднимаюсь на свои фальшивые лабутены с подкрашенной лаком для ногтей подошвой и выпрямляюсь.
Они остаются мужчинами, возбужденными к тому же мужчинами. Потому что их взгляды моментально сканируют мое тело и останавливаются между скрещенных бедер, которые я по-прежнему сжимаю слишком сильно, чтобы унять боль вперемешку с нелогичным возбуждением.
Я и не надеюсь, что, скрестив ноги, утаю от них хоть что-нибудь. Только не после того, что случилось между нами на втором этаже.
