– Видимо, не слишком приятные воспоминания. Хотите, мы отложим беседу?
– Нет, нет, – Алексей торопливо глотнул из стакана и убрал материю с тарелки. Пахнуло чем-то остро сладким, а по горлу опустилась приятная горечь. – Спрашивайте.
Он с любопытством понюхал маленькие пухлые квадратики на тарелке.
– Это сладкое сдобное печенье. Мы печём его сами, – кивнул Белов. – Попробуйте. И запивайте чаем, пока горячий.
Лёшка надкусил квадратик и зажмурился. Чёрт! Как вкусно! И приятно! Без синтетических добавок, явно. Это что – натурально?! Так это стоит баснословных денег!
Он вытаращил глаза, в испуге глядя на Белова. Тот вопросительно сдвинул брови:
– Что-то не так?
– Да всё не так! – прорвало Алексея. – Подземелье! Люди в черной одежде! Натуральная еда! Котельная! Община! Я здесь видел только представителей двух гендеров!..
Лаврентий Михайлович резко поднялся, что заставило Лёшку вздрогнуть и замолчать. На лице Белова странно задвигались шишечки за скулами.
– Успокойтесь, Лёша, – спокойно сказал Лаврентий, слегка раскачиваясь. – Поймите, наконец. Здесь никто не причинит вам зла.
Алексей сжал голову – в ней бились мысли так, что, казалось, разорвут на части. Что-то сильно зашевелилось в груди и подступило к горлу, образовав ком, через который было невозможно вздохнуть.
– Мммм! – замычал он, будто это могло бы помочь. И да! Ком разбился. Растворился по гортани щемящим спазмом. Из глаз брызнули слёзы.
– Я ничего не понимаю, – признался Лёшка. – Это всё с какой-то другой стороны. Люди не могут так поступать. Это неправильно!
Его крик разнёсся под потолком учительской, выскочил через щель в двери в зал с колоннами, и затух в длинных каменных коридорах.
***************************************
– Мы не сможем его адаптировать, – печально покачала головой женщина с короткой стрижкой на светлых волосах. – Это опасно.
– Для кого? – взглянув на неё, спросил Белов.
– Для него, Лаврентий. Он сойдёт с ума…
– Поясни, Тоня.
Женщина глубоко вдохнула, поправила лацканы куртки.
– Лаврентий, этот молодой человек вырос совершенно в другом мире. Ему вбили в голову совсем другие правила поведения. Одиночество, индивидуализм… Никаких моральных и нравственных ценностей для него не существует. Он просто биологический робот-эгоист.
– Ты ошибаешься, Тоня, – решительно возразил Белов. – Тогда почему он нам помог в котельной?
Она пожала плечами.
– Возможно… Повторяю, Лаврентий, возможно, у мальчишки в разуме остались крохотные генетические связи от дальних предков. Плюс невероятная для него способность к аналитике. Он умеет, а самое главное, хочет сравнивать.
– Тогда, почему?..
– Не перебивай, Лаврентий! – она сделала жест, будто рубила что-то. Властный, требовательный. – Да, он может сравнить, но не сможет вынести решение. Разумное решение. Он будет поступать в соответствии с теми правилами, что вдолблены ему в голову. Только если мы изменим их, то мальчик будет задумываться, прежде чем как-то поступить. Что ты хочешь? У него четыре класса начальной школы. У него развитие уровня десятилетнего ребёнка. Не спорь! – женщина снова размашисто разрубила воздух, увидев, что Белов хочет что-то сказать. – Да, у него есть какой-то жизненный опыт, парню, все-таки, двадцать лет. Но даже наши двадцатилетние ребята ещё не всё понимают! В них ещё есть эта подростковая блажь – я хочу, я не хочу…
– Ты себя вспомни, – усмехнулся Белов.
– Не хочу, – насупилась она, как ребёнок.
– А, вот видишь! – восторженно вскрикнул Лаврентий.
– Ладно, ладно, – улыбнулась она, понимая, что повела себя, как двадцатилетняя девчонка. – Решение по Алексею всё равно будет приниматься Советом Общины. Ты выскажешь свои доводы, а я выскажу свои.
– Всё-таки, Тоня, несмотря на его странности, я за то, чтобы оставить парня на базе, – серьёзно сказал Белов. – Под присмотром, конечно.
– Хорошо, Лавр, – женщина поправила челку. – Давай выключим милосердие, и включим рациональность. Выловленный из моря Алексей Измайлов – человек из другого мира. Пока он будет, если будет, менять своё мировоззрение, сколько людей с базы с ним соприкоснуться? Как минимум, то пятая часть. Что они почерпнут от него, так сказать, ментально? Его эгоизм, индивидуализм и непонимание наших общинных ценностей. А как это на них скажется?
– Хм… Оля за день никак не изменилась. Наоборот, она постаралась уделить ему как можно больше внимания. Она понимает, что Алексей нуждается в этом, несмотря на его некие способности. Измайлов не может быть местечковым лидером в нашей Общине.
Лаврентий Михайлович встал и в задумчивости прошёлся по залу Совещаний Совета.
– Тут ты ошибаешься, Тоня. Коллективизм Общины выстаивался не одну сотню лет, если судить по записям в Книге. И ни разу не практиковался насильственный переход управления. А парень, я считаю, нашей Общине очень нужен.
– И в чём? – вопросительно развела руками Антонина, тряхнув волосами.
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, сколько ещё просуществует наша Община? У нас всего три тысячи человек, и из года в год население сокращается. Мы, Тоня, духовно иссякли. У нас нет цели! Мы тупо выживаем на базе подводных крейсеров, построенной более пятисот лет назад. Вот скажи, как идеолог, к чему мы стремимся? Да, наши предки поначалу стремились сохранить некие идеалы – никуда не стремились, а только прятались. Но сейчас-то что?
– А что? – не поняла она.
– Вот! Ответ на этот вопрос может дать Алексей Измайлов. Он с «Большой земли». Он молод и умеет соображать. Он понимает сегодняшние технологии на «Большой земле» и …
Лаврентий включил свой коммуникатор.
– Послушай, что он говорит.
В кубе голоэкрана появилось изображение Белова и Лёшки, мирно разговаривающих в учительской.
– … не то, чтобы все люди тупые, нет, – говорил Алексей, прихлебывая чай. – Они замкнуты в себе. По закону общение нужно только для того, чтобы получить ответ от чиновника. Более? А зачем общаться? Вы коротко спросили, я коротко вам ответил. Хочешь работать – иди. Не примут – ищи. Хочешь развлекаться – нет проблем, развлекайся, если есть деньги. Нет денег – не развлекайся. Другой человек? Для чего?! Дружба?! А что это такое? Семья?! Да я не знаю, что это! Зачем всё это?! Работа? Получаешь задание, и делаешь. Не можешь? Так это твои проблемы. Найди текст в Сети и изучай. Разберёшься – сделаешь, не разберёшься – не сделаешь.
Лёшка откусил печенье и с удовольствием зачавкал.
– Государство? Границы? Так это… Всё поделено между крупными компаниями. Я работал в компании, которая обслуживает всю Мировую Сеть. Полиция? Не знаю… Больше за «свободными» охотятся. «Свободные»? Люди без места проживания, без работы. Ходят везде, ищут еду и одежду. Резкие. За еду убить могут.
Он допил чай из стакана, вытер рукавом губы.
– Да я не был в разных странах. Вот в Ненецкую республику… и то не доплыл. «Свободные» в Сети иногда ролики выкладывают о своих путешествиях. Везде одно и то же, только количество узаконенных гендеров разное. Вот у вас в Общине сколько гендеров? Два?! Да не может быть?!
Лаврентий Михайлович поставил запись на паузу.
– Слышала, Тоня?
Женщина медленно кивнула, и задумчиво поднесла палец к носу, будто нюхала.
– И что из этого? – убрала палец и усмехнулась. – Мы добываем сведения и без Измайлова. Аналитики над ними работают…
– Как работают?! – возмутился Белов. – Они рассматривают только техническую и политическую стороны. Мы не знаем, как живут на «Большой земле», согласись! Мы только предполагаем. А ты знаешь, например, что в России, на территории которой наша Община, узаконено восемьдесят гендеров!
– Сколько?! – не поверила она.
– Вот так, Тоня, – мрачно резюмировал Лаврентий Михайлович. – А ведь это как-то произошло! Не в одночасье же?! Вот ещё послушай.
Он включил запись.
– … дети? Да кому они нужны?! Вот обо мне родаван заботился как-то… как мог. Да, есть закон, что до четырнадцати лет опекают родители. А дальше – как хочешь. Наверное, только у богатых есть дети. У «свободных» их точно нет. У бедных нет – точно. Может быть, кто-то может купить себе суррогатного родителя. Со мной история другая, – тут Алексей засмеялся. – Родаван Туроде как-то своё семя передал. Мы не говорили об этом. Ну, о способе передачи. Родаван обычно краснел, и прекращал говорить. Как зовут родавана? А я не знаю. Родаван, и родаван. Да, меня он иногда называл по имени. Вообще, странный!
– Слышишь, Тоня! – Белов опять поставил запись на паузу. – Народ обезличенный. Называть по имени – это странно! Родителей покупают! Как ты думаешь, есть у этого будущее?!
Женщина сильно задумалась. Ей не очень верилось в то, что говорил Алексей. Вернее, она не хотела в это верить. И будет ли будущее – она не знала.
– Так вот, Тоня, – продолжал рассуждать Белов. – Я, думаю, что мы с Алексеем схожи. Он один в своём, как-бы, коконе индивидуальности. А у нас целая община из трех тысяч человек. Есть у нас будущее?
– Ты прав, Лаврентий, – она не сразу согласилась, а ещё некоторое время думала. – Надо перекроить аналитику. Мы слишком замкнуты на базе, чтобы на это не обращать внимания. Соглашусь. Пусть Измайлов живёт в Общине, но под присмотром. И ним необходимо работать плотнее, как с источником информации.
– И кого мы можем предложить Совету в качестве опекуна Алексея?
Она хитро и даже, как показалась Белову, хищно растянула губы в улыбке.
– Предложим Ольгу Борей. Мне кажется, что мальчишка ей понравился. Ну и… это шанс на некое будущее. Два представителя разных миров хорошо разбавят кровь нашего, по твоему выражению, кокона.
– То есть?!
– Не делай вид, что не понял, Лаврентий, – засмеялась она. – Пусть детишек наклепают, если найдут что-то общее между собой. А вот за этой парой, заметь, я буду настаивать, уже присмотришь лично ты. Как инициатор…
– Мы ещё не спросили мнение самой Ольги, – пытался возразить Белов.
– Так спроси, Лавр! Коммуникатор на столе, – продолжала смеяться женщина.
Лаврентий Михайлович убрал запись разговора, и вызвал на связь девушку, в это время занимавшуюся в спортзале.
Она появилась на изображении в облегающем фигуру костюме. Полная, но крепкая грудь Ольги чуть колыхалась в такт движениям, упругие ягодицы эротично оттопыривались при наклонах. Девушка заметила вызов, и прекратила занятия, накинув на обнаженные плечи полотенце.
– Лаврентий Михайлович?
– Да, Оля. Прости, что отвлекаю от занятий. Тут такое дело…
– Что-то с Лёшей?!
Белов сначала удивленно взглянул на Антонину, потом его брови радостно полезли вверх, будто говоря – вот видишь?!
– Нет, Оля. С Алексеем всё нормально, – улыбнулся он. – Мы хотели перед собранием Совета Общины кое-что обсудить с тобой. Мы с Антониной Игоревной посовещались и решили предложить тебе взять кураторство над молодым человеком. Как ты на это смотришь?
Ольга вытерла полотенцем лицо.
– Если Совет решит, что так надо, то я согласна.
– Дело не в решении Совета, девочка, – влезла в разговор Антонина. – Как ты сама к этому относишься? Что ты чувствуешь?
Девушка явно смутилась от такого вопроса.
– Оля, говори, не стесняйся, – поторопил её Белов.
– Нуу… я… не знаю. Он, конечно, странный, но… интересный. Не такой, как все.
– В каком смысле? – насторожилась Антонина Игоревна.
– Не знаю, как сказать, – Ольга выдохнула. – С ним интересно. Интересно узнать его, как человека.
– Ты смогла бы с ним жить? – перебила мысли девушки Антонина.
– Что?! Как жить?!
– В одном кубрике. Места для него пока нет.
Потом Антонина сказала фразу, заставившую вздрогнуть и Лаврентия Павловича, и Ольгу.
– Если откажешься, то нам придётся с ним расстаться.
Ольга выронила полотенце, открыв рот.
– Каким образом?!
– Ничего страшного. Вколем ему усыпляющее и отвезём на «Большую землю». Он ведь с неё к нам попал.
Белов понял, к чему клонит идеолог Общины. Она ставит девушку перед выбором. Жестко, резко, на грани. Заставляя принимать решение, от которого зависит, возможно, жизнь человека, каким-бы он не был.
Ольга присела на стул и схватилась за голову. Что твориться в ней, ведала только сама девушка. Но Лаврентий с Антониной видели на её лице растерянность, злость, боль, сострадание и ещё много чего. Белов даже пожалел Олю, правда, не выдав это.
Девушка сидела долго. То смотрела на Белова, то отворачивалась, вытирая лицо и вздыхая. Наконец, твердо сказала, глядя в глаза Лаврентию:
– Да, я буду куратором Алексея. Я решила.
– Хорошо, – мягко кивнула Антонина Игоревна. – Думаю, Совет одобрит твоё решение. Готовься. Прочитай инструкцию. А завтра приводи Алексея ко мне на урок истории.
Глава 5
– История России – это взлёт и падение уникального многонационального государства…
Лёшка смотрел на преподавателя и не мог собрать в кучу бегающие мысли. Внешность преподавателя как-то не укладывалась в его представление о современной женщине. Ладно, Ольга, она ещё молода и её тело и лицо не нуждаются в коррекции, да и пластическое вмешательство по закону разрешено только с двадцати одного года, но когда женщине явно за сорок… Впрочем, может быть, одинаковая повседневная одежда обитателей подземелья и отсутствие косметики на лице делали преподавателя такой непривлекательной и серой?
