– Какие могут быть основания для отказа?
– Просто на том основании, что это будет противоречить общественному порядку. Конечно, вам уже приходило в голову, что если бы это было известно в определенной степени, это стало бы благом для липовых медиумов, которые проводили бы материализующие сеансы и обирали бы публику. Вор мог бы залезть в карман и тут же скрыться из виду. А убийца мог бы легко сбежать. Фактически, это обеспечило бы преступникам безнаказанность.
Лицо Робертсона поникло, и я увидел, что он засомневался в вероятности получения больших денег от этого изобретения, но я продолжал:
– Однако есть и другая сторона вопроса, и мне кажется, что вы можете получить сколько угодно славы и мы можем получить сколько угодно денег без защиты патентного ведомства. Вместо того чтобы делать изобретение прикрытием для преступников, его могли бы использовать государственные служащие для выявления преступлений. Если бы изобретение держалось в секрете и использовалось только правительством, которое могло бы поручить изготовление проводника лишь нескольким доверенным лицам, это позволило бы армии Соединенных Штатов незаметно идти к победе, поскольку, как я полагаю, отсутствие четкости зрения у человека может быть преодолено в достаточной степени, чтобы позволить ему двигаться, по крайней мере, при надлежащем управлении. Я не вижу причин, почему этот принцип не может быть применен к военно-морским и другим судам, так что, когда их атакует враг, судно может становиться невидимым. По сути, тайное использование этого изобретения правительством будет иметь такую неоценимую ценность, что, я полагаю, мы сможем, без лишнего шума доведя его до сведения нужных людей, легко получить все желаемые деньги. Я предлагаю договориться о том, чтобы поставить этот вопрос перед военным или военно-морским министром, и мы можем заявить о себе тем же способом, каким вы представились мне, и быть уверенными, по крайней мере, в том, что произведем впечатление.
Мы обсудили детали такого соглашения и договорились в ближайшее время отправиться в Вашингтон, чтобы заняться этим вопросом по упомянутым мною направлениям. Затем я сказал Робертсону, что меня снедало любопытство заглянуть в те невидимые вещи, о которых он говорил.
– Для этого, – ответил он, – я использую немного другой препарат в виде летучего проводника, чем тот, который у меня имеется сейчас, и я все еще экспериментирую с проводником, поскольку результаты пока что не идеальны и не достоверны, то есть, я не всегда могу определить, получу ли я желаемые результаты, но когда условия подходящие, я их получаю. Как только я смогу найти, каковы эти подходящие условия, я решу эту проблему.
Я согласился поехать в Грассвилл в следующий понедельник, чтобы Робертсон провел со мной эксперимент, пытаясь показать мне то, на что он намекал.
Я не мог выбросить из головы изобретение Робертсона. Наконец наступил понедельник, и я отправился в Грассвилл в назначенное время. Мне не составило труда найти моего подопечного. Это был выходной, и он был дома. Он представил меня своей жене, объяснив, что я юрист, работающий вместе с ним над завершением и использованием его изобретения. Она считала изобретение замечательным, но сказала, что из-за него она фактически потеряла мужа, так как долгое время такое обыденное явление, как жена, не представляло для него никакого интереса. Она надеялась, что усовершенствование изобретения вернет ей мужа.
Робертсон отвел меня в верхнюю комнату, которую он использовал как рабочий кабинет, и мы сразу же приступили к делу.
– Теперь, – сказал он, – вы будете испытуемым, и мы увидим то, что увидим, но это может оказаться пустяком. Я должен точно подобрать и ток, и проводник, иначе результата не будет.
Он с особой тщательностью отрегулировал насадки, включил ток, и я был ослеплён серией вспышек, как будто солнце отразилось от какого-то зеркала в моих глазах.
Он сделал еще одну попытку, после повторной настройки, и я зажмурился от привычного потока света. Мы провели множество попыток без каких-либо положительных результатов.
В конце концов, после нескольких неудач, я был перенесен. Мои способности к описаниям ограничены, и я не могу рассказать, что я видел, но это был новый мир. Как вспышка, он осенил меня. Свет был одновременно мягким и в то же время таким чистым, что казалось, будто я способен смотреть далеко в космос. Я вспомнил одно прекрасное майское утро после поездки по лесу и за холмами, после подъема на крутой склон и изгиба дороги, неожиданно оказавшись на открытом месте, я увидел всю верхнюю долину Делавэра в ярких красках и простирающуюся в голубую даль, как Земля Обетованная. Мне всегда казалось, что ничто не может быть так прекрасно, но то, что я увидел сейчас, настолько же превосходило ту былую картину, как и вид из окна нью-йоркской квартиры. Охват зрения казался безграничным. Стены дома, похоже, не мешали обзору. Но что меня поразило, так это, во-первых, удивительная красота, а во-вторых, тот факт, что большая часть того, что я видел, состояла из вещей, которые я никогда не видел и не представлял, вещей, которые я даже не мог назвать.
Там были живые существа, и, привыкнув к новым для себя условиям, я был поражен и восхищен, увидев своего старого ученого друга, который с нетерпением наблюдал за представлением и улыбнулся, увидев, что я его узнал. И вдруг что-то пошло не так, я снова оказался погребенным в стене света и в следующее мгновение вернулся к смертным. Я безучастно смотрел на Робертсона. Я был слишком взволнован, чтобы говорить.
Наконец он спросил:
– Вы видели что-нибудь необычное?
– Мистер Робертсон, вы будете честны со мной и ответите на вопрос, прежде чем я отвечу вам?
– Думаю, да; продолжайте.
– Вы действительно простой смертный человек?
– Вы такой же вредный, как моя жена. Я боюсь, что из-за некоторых проблем с сердцем я весьма смертен, как принято говорить, но я видел достаточно, чтобы смерть перестала быть ужасом. Однако я хочу, прежде чем умереть, оставить это изобретение в законченном виде. Когда я увидел то, что, вероятно, увидели и вы, я перестал заботиться о деньгах. В то же время я хочу обеспечить тех, кого я оставлю после себя.
– Вы, – спросил я, – когда-либо видели при использовании аппарата людей, которые, как вам было достоверно известно, умерли?
– Да, во множестве случаев.
– Как вы это объясняете?
– Я вижу только один вариант. Должно быть, в нашем нынешнем состоянии мы видим несовершенно, возможно, мы недостаточно развиты, чтобы видеть больше, чем малую часть Земли, и еще не осознаем того факта, что главные красоты еще не открыты. Факты и истина существовали всегда, но нам понадобился целый век, чтобы узнать те немногие из них, которые у нас сейчас есть. И, несомненно, это мое открытие – лишь одно из многих, которые еще предстоит совершить, но я думаю, что оно открывает дверь в новый мир. Человек, который проводит свой день в угольной шахте, ничего не знает о красотах природы. Если мы поднимем его на вершину горы, то откровение будет сродни тому, что промелькнуло перед вами, но вы, вероятно, уловили лишь отблеск того, что можно было бы увидеть. С другой стороны, наши глаза, как утверждают окулисты, передают мозгу зрительные ощущения только тех вещей, которые служат зеркалами для отражения света, и, очевидно, такие вещи могут составлять лишь часть того, что есть.
– Так вот, – сказал я, – я видел своего старого друга, который, очевидно, проявлял большой интерес к этому действу, но я не услышал его слов. Считаете ли вы, что необходим какой-то аналогичный аппарат, чтобы заставить нас услышать то, чего мы не слышим в обычных условиях?
– Я пришел к подобному выводу и намерен попытаться сделать это, как только смогу усовершенствовать мое нынешнее изобретение. По моему мнению, когда люди видели и слышали ушедших друзей, это происходило в условиях, сходных с теми, которые я надеюсь получить по своему желанию.
Мы долго обсуждали эти вопросы и постепенно вернулись к текущим делам.
Робертсон проинструктировал меня по аппаратуре и рассказал больше о составе и производстве летучего проводника.
Поездка в Вашингтон была согласована; было решено, что мы поедем примерно через десять дней, что даст Робертсону время изготовить несколько комплектов аппаратуры и продолжить эксперименты.
Мы отправились подготовленными и во всеоружии и не могли устоять перед возможностью немного поразвлечься, решив не увлекаться этим настолько, чтобы стать слишком заметными, или, скорее, незаметными. Мы сели в плацкартный вагон в Джерси-Сити и расположились в креслах лицом друг к другу так, чтобы можно было удобно разговаривать. Через некоторое время появился кондуктор, и когда он протянул мне билет, я исчез, но мгновенно вернулся в поле зрения, успев увидеть, как он выпрямился и поднес ладонь к глазам. Он выглядел испуганным, но ничего не сказал.
Когда он потянулся за билетом Робертсона, Робертсон повторил трюк, и на этот раз кондуктор с криком выпрямился, побелел и выглядел испуганным.
– В чем дело? – спросил я.
– Я не знал, что случилось, но, похоже, у меня начались приступы слепоты. Только что у меня было самое странное ощущение, которое я когда-либо испытывала в своей жизни, и на мгновение я перестал видеть.
– Вероятно, это несварение желудка, – сказал я, – или, может быть, у вас желчь. Почему бы вам не принять что-нибудь для печени?
Мы предусмотрительно воздержались от дальнейших демонстраций, чтобы не вызвать у него настоящий приступ. Мы не хотели привлекать к себе излишнего внимания и опробовали наш аппарат только в вагоне-ресторане.
Официант накрыл на стол и принес устриц.
– Официант, – сказал Робертсон, когда тот исчез, – этих устриц не видно.
Эта склонность Робертсона к шуткам было его худшей чертой, которую я в нем видел.
– Господь всемогущий! – сказал смуглый парень и уронил поднос с супом, который он принес.
Я услышал, как старший официант резко упрекнул его, и темнокожий ответил:
– Этот человек – худу; у него дурной глаз.
– Иди, дурак, – сказал старший официант, – и будь осторожнее.
Но официант отказался обслуживать нас даже под угрозой увольнения.
Пришел другой. Он выглядел немного нервным и выполнял свою работу неохотно. Наконец я попросил его передать мне что-то, и пока он это делал, я на минуту исчез. Это был самый испуганный человек, которого я когда-либо видел. Он не мог говорить. Когда я вернулся, ему все же удалось сбежать, но после этого он больше не подходил к нам.
К сожалению, молодая женщина на соседнем сиденье случайно посмотрела на меня, когда я исчез, и упала в обморок. Она была очень красивой женщиной, и я бы не исчез, если бы знал, что она смотрит на меня.
Мы знали, что вызываем всеобщее подозрение и должны были остановиться на достигнутом, но когда старший официант робко приблизился, чтобы выяснить причину такого смятения и тревоги, Робертсон исчез. Это было уже слишком. Те, кто находился ближе к выходу, сразу же покинули вагон, не заплатив по счетам, и все прекратили есть. Официанты были в ужасе.
У старшего официанта хватило ума попросить меня взять моего друга и уйти.
Я понял, что мы совершили ошибку, и оплатил счет; старший официант дрожал, когда принимал деньги. Я вручил ему по доллару за двух обескураженных официантов, хотя сомневался, что они прикоснутся к деньгам.
В отеле мы вели себя как обычно.
Я, конечно, знал о необходимости хорошей презентации, чтобы можно было правильно преподнести дело кабинетному чиновнику, но решил, что нас представит наш аппарат.
Однако у меня были письма от разных влиятельных людей, которые должны были помочь, когда мы приступим к делу.
На следующее утро мы испытали аппараты, которые надели на себя, взяли сумку с несколькими комплектами и отправились в военно-морской департамент. Я узнал, что министр военно-морского флота находится в городе, и спланировал визит так, чтобы быть достаточно уверенным в том, что застану его.
Молодому человеку, который спросил, чем он может нам помочь, я вручил визитку и сказал, что хочу увидеть министра ВМС по очень важному делу.
Он сразу же сказал, что это невозможно, но меня может увидеть мистер Браун.
Я ответил, что он вполне возможно увидит меня, а может и нет, но что я буду рад поговорить с ним минутку.
Молодой человек как-то странно посмотрел на меня, и я исчез на его глазах, заметив, что он сам может судить о том, сможет ли мистер Браун меня увидеть. Конечно, он был озадачен, но тем не менее встретился с мистером Брауном и дал ему понять, что его хочет видеть дьявол или какой-то другой бес, и вскоре представил меня. Я представил Робертсона и сказал:
– Мистер Браун, мы не шарлатаны, как, возможно, сообщил вам ваш помощник, но пришли сюда с очень важным открытием, которое, по нашему мнению, должно быть поставлено на службу правительству без промедления. Мы не собираемся делать никакой рекламы, а предлагаем, чтобы само наше открытие стало нашим поручителем. Я знаю, как это раздражает всех государственных служащих, но мы не просим ничего, кроме как продемонстрировать то, что у нас есть, и если министр пожелает, чтобы мы немедленно покинули кабинет, мы так и сделаем.
– Что это за открытие? – спросил Браун. – Я, возможно, могу подсказать вам, как подать его обычным способом в Департамент, но увидеть министра невозможно.
– Вы думаете, это так же невозможно, как для него увидеть меня? – сказал я, исчезая. Робертсон тоже исчез. Браун не реагировал.
– Что вы об этом думаете? – сказал я, все еще сохраняя воздушную прозрачность.
– Я не знаю, что думать, – сказал он, видимо, забыв обо всем.
Я вернулся и увидел, что Браун стоит с открытым ртом от изумления. Я также увидел, что все клерки оставили свои обязанности и смотрели на меня, а другие заглядывали в двери.
Не успел я договорить, как к одной из дверей подошел джентльмен, чтобы выяснить причину замешательства. Кто-то обратился к нему как к мистеру Блэку, и тогда я понял, что это помощник министра военно-морского флота.
– Что тут происходит? – спросил он.
– Мистер Блэк, – сказал я, – мой клиент, которого вы не видите, – при этом он сделал очень заинтересованный вид и, как мне показалось, подмигнул одному из старших клерков, – обладает открытием или изобретением, которое, как мне кажется, должно быть немедленно и без формальностей представлено правительству. Чтобы избавить себя от подозрений, что я чудак, а вас от скуки, я попрошу моего знакомого явиться. Мистер Робертсон, вы сами представите себя?
Крупная фигура Робертсона сразу же появилась в поле зрения. Лица мистера Блэка и остальных стали изучающими.
Затем я стал исчезать и сказал:
– Мистер Блэк, это не спиритический сеанс, и мы не волшебники. Считаете ли вы, что требуется что-то еще, чтобы важность изобретения стала очевидной?
– Мистер Блэк – очень умный человек. Пройдемте сюда, – сказал он, и через несколько минут мы оказались в одной комнате с ним и секретарем.
Рассказать обо всем, что произошло, означало бы повторить с некоторыми дополнениями то, что уже было сказано.
Я полностью описал принцип работы изобретения и некоторые области его применения. Последние, однако, секретарь усмотрел прежде, чем я упомянул о них.
Представьте себе чувства командующего незначительным флотом, когда он сразу и без предупреждения обнаружит, что его окружают мощные боевые корабли, спустившиеся с ясного неба или поднявшиеся из глубин, с орудиями наготове, чтобы потопить его. Ведь если бы он был замечен, боевые корабли могли бы скрыться из виду, управлять по компасу и легко подойти к нему. С другой стороны, как легко судну скрыться, или как легко можно пройти мимо больших береговых батарей.
Но я видел, что он предполагал, что в этом деле должно быть что-то не так, поэтому я уговорил его опробовать аппарат на себе, и вскоре он был полон восторга.
Он резко повернулся ко мне.
– Сколько людей знают об этом изобретении?
– Только я и Робертсон.
– Вы уверены в этом?
– Да.
– Разве вы не подали заявку на патент?
– Нет
– Почему?
– Потому что, если бы оно было запатентовано, иностранные государства, ознакомившись с техническими характеристиками, могли бы использовать изобретение так же успешно, как и мы, и нам казалось, что правительство Соединенных Штатов должно иметь исключительное право на использование изобретения.
– Это правильно, – сказал он. – Где вы остановились?
Я назвал отель.
– Что ж, – сказал он, – я хочу, чтобы вы пообещали мне под честное слово, что ни один из вас не будет больше демонстрировать это изобретение, что вы никому о нем не упомянете и что вы будете держаться поблизости от отеля, пока не получите от меня известий.
Я с готовностью пообещал, и мы уехали.
После обеда я получил записку от секретаря, в которой он просил нас встретиться с ним в указанном месте на следующий день, принести наш аппарат и быть готовыми к подробному объяснению.
Конечно, мы не отказались от встречи, но каково же было наше удивление, когда мы узнали, что нам предстоит встреча с президентом и кабинетом министров! Сначала мы были немного смущены, но вскоре почувствовали облегчение, обнаружив, что люди, с которыми мы встретились, были похожи на других людей. Фактически, они занимались с аппаратом с огромным удовольствием, и это, конечно, породило всевозможные домыслы.
Мы были рады узнать, что, по общему мнению, исключительно правительство страны должно владеть секретом. Но сложность заключалась в том, чтобы сохранить секрет в процессе практического применения изобретения.
Наконец, вопрос был рассмотрен военным и военно-морским министрами, и было решено, что мы встретимся с ними на следующее утро.
Так мы и сделали. Сотрудники кабинета опасались, что будет трудно сохранить дело в тайне, но решили, что лучше рискнуть, чем потерять изобретение совсем. Короче говоря, было решено, что Робертсон напишет формулу проводника, которая должна находиться на хранении у министра ВМФ, что Робертсон и я должны уделить столько времени, сколько потребуется для оснащения аппаратом судов, отдельных людей и т.д., что мы должны производить подготовку летучего проводника, когда это потребуется, в присутствии правительственного чиновника; что мы должны получать по десять тысяч долларов в год за наши услуги, пока мы работаем в правительстве, что мы должны получить пятьдесят тысяч долларов, которые будут выплачены из резервного фонда и что как только будут получены соответствующие полномочия, мы должны получить миллион долларов за изобретение.
Первая часть контракта была выполнена, мы получили свои пятьдесят тысяч долларов и поступили на службу в правительство, чему теперь посвящена большая часть моего времени.
Но удача оказалась слишком велика для Робертсона. Перед самым отъездом домой, когда он сидел и разговаривал со мной, он вдруг схватился за грудь, застыл и умер, не произнеся ни слова.
Теперь начинается самая странная часть всего этого дела. После того как я должным образом распорядился останками Робертсона, я продолжил правительственные эксперименты. Пока у нас был под рукой проводник, они были вполне успешными, но вскоре он закончился.
Я помогал готовить его, и правительственный эксперт также видел, как он готовился, но когда мы сами опробовали его, что-то было не так. Мы работали над этим несколько месяцев безрезультатно. Чиновники отчаялись, но я все еще думаю, что Робертсон был честен и для успеха наших экспериментов необходима лишь какая-то мелочь.
Я даже надеюсь получить ту более тонкую настройку, которая позволит мне увидеть, как он наблюдает за экспериментами, в чем я не сомневаюсь, и даже пойти дальше и услышать, как он объясняет все, что знает об этом.
1900 год
Следующие шаги природы
