Мою маму хватил удар. Она вмиг потеряла дар речи. Закрыла обеими ладонями рот. Взгляд наполнился ужасом. Она больше ничего не могла говорить, только издавала невнятные звуки, похожие на стон. Глаза быстро наполнились слезами. Она стала безудержно плакать. Это было настоящей трагедией для нее, хотя она давно мысленно готовила себя к потере. Понимала, что война никого не щадит и все теряют родных и близких. Врач долго не покидал комнату, понимая, что психологическая поддержка ей сейчас очень нужна. После того как мать постепенно успокоилась, деловой разговор между ними продолжился.
– Скажите, может, все-таки вашей дочери делали какое-нибудь обследование? – спросил доктор.
– Нет, – ответила мама.
– Понятно. Тогда мы сделаем полное обследование и настроим ей и вам иммунитет. Да! И ей обязательно нужно установить чип. Без документов в Москве нельзя.
Мою маму снова охватил ужас, но она не показывала виду. Мать не хотела, чтобы меня чипировали, ставили на учет. Хотела, чтобы в будущем машины никогда обо мне ничего не узнали. Однако, зная, куда мы попали, в чьи руки, поняла, что этого не избежать. Военное положение, действующее в Московской агломерации уже много лет, обязывало ставить на учет всех, кто прибывал без документов.
Дальнейший разговор моей матери с врачем продолжался недолго. Позже принесли ужин, и разговор подошел к концу. Врач отклонился. Все это время в другой комнате находился Анатолий, следя по видеонаблюдению. Он пристально наблюдал за этой беседой. После того как моя мать закончила трапезу, Анатолий зашел к ней в комнату. Его уже не волновало то, что мы под карантином и полное обследование еще не закончилось. Никто из медицинского персонала не решился этому препятствовать. Долгожданная встреча с двоюродным братом стало для нее настоящим утешением. Они не виделись много лет. Мать тут же обняла его и снова заплакала. Затем они очень долго разговаривали. Во время беседы и состоялась моя первая встреча с Анатолием. Дядюшкой Толей, как я его потом называла. Но этого я не могла помнить, так как была еще совсем маленькой. Зато Анатолий помнил все и рассказывал мне об этой встрече, когда я подросла.
Пока мы находились в медицинском бункере Анатолий старался быть рядом. Он подробно рассказывал, как жил в Москве до встречи с нами, как обстоят дела сейчас и что планируется в дальнейшем. Хотя знал он, конечно, немного, но секретов от своей сестры не держал. Мать уговаривала его уехать вместе с нами. И с этим Анатолий хоть и не сразу, но согласился. В Москве тоже было не безопасно. Город регулярно атаковывали. Ежедневно осуществлялись авианалеты, артиллерийские и ракетные атаки. Атаки активно отбивались, но все же одна ракета, бомба или обломки сбитого самолета попадали в город, нанося ущерб и унося жизни людей. Однако уезжать пока было нельзя. Мне должны были сделать документы и чипировать. Да и пересекать границу города было очень опасно. Блокада города не прекращалась. Мать с Анатолием решили немного подождать.
Мы пробыли в медицинском бункере три дня. За это время мы простились с отцом, которого по закону военного времени кремировали. Результаты медицинского обследования дали отрицательные результаты. С нас сняли карантин. К третьему дню мне подготовили документы, чипировали, и нам разрешили покинуть бункер.
Анатолий уже заранее решил приютить нас в доме, где сам недавно поселился. Дом находился недалеко от аэропорта Внуково. Он, конечно, не был хозяином, его приютил одинокий пожилой мужчина, с которым они вместе служили в ополчении. Этого мужчину звали Дмитрий. Он без отговорок согласился пустить нас к себе. В то время почти все жители Москвы стали очень гостеприимными и охотно поселяли у себя беженцев, пытаясь хоть как-то помочь.
Покидая медицинский бункер, Анатолий незамедлительно проводил нас к своей бронированной машине. Ему позволяли покидать военную часть без специального разрешения, так как он не состоял в рядах как военнослужащий. Имел статус ополченца и работал как специалист.
Мать села вперед, посадив меня на колени, и мы поехали по Киевскому шоссе в сторону центра города. Вдали были слышны выстрелы и разрывы снарядов, происходила очередная битва. Взрывы были мощными и отдавали масштабным эхом. Глядя на небо, было видно, как сбиваются ракеты и беспилотники. Лазерные системы противовоздушной обороны, расположенные по всему периметру города, работали без ошибок. Классические ракетные системы ПВО и ПРО использовались только в крайних случаях из-за ресурсоемкого производства ракет.
Во время поездки Анатолий завел речь о метро:
– Я сначала думал поехать на метро. Так было бы гораздо безопаснее. Метро расположено очень глубоко. Ни один снаряд не может туда попасть. Ну если не считать ядерную бомбу, конечно.
– А что, метро достроили до Обнинского округа?! – удивленно спросила моя мама.
– Да! И не только до Обнинска, – ответил Анатолий. – А ты что, не знала? Метро теперь есть на всей территории Москвы, кстати, бывшей территории Московской области. Московский метрополитен самый большой в мире. На метро легко можно доехать до границы города в любом направлении. Метрополитен уже стал целым городом под землей. Кстати, да! Под землей реально строится целый город. Там-то безопаснее. Видишь, какие бомбежки? И так каждый день, а то и несколько раз в день.
– Нет, не знала. Обалдеть!
– Так-то отбиваемся, конечно, активно и успешно. Тем не менее какой-то снаряд, ракета или обломок самолета все равно попадают. Лазеры, конечно, эффективно уничтожают и даже измельчают падающие обломки, чтобы уменьшить ущерб. Однако жертвы все равно есть. Бывает, большие обломки самолетов попадают в многоэтажки или разрушают сразу несколько частных домов.
Мать слушала его, но продолжала смотреть в окно в сторону неба. Боялась.
– Мне рассказывали один случай, произошедший еще до моего приезда, – продолжил Анатолий. – То ли три, то ли четыре года назад. Вражеские роботы смогли прорвать линию обороны с северной стороны, уничтожили несколько лазерных ПВО и нанесли такой удар, что пострадало аж сразу несколько округов. Эвакуировать огромное количество жителей было нереально. Тогда погибло больше ста десяти тысяч человек, точно даже неизвестно. А пострадавших вообще никто не считал, их, наверное, был миллион. Две недели отбивали. Колоссальные потери. Представляю, какое это месиво было. Там до сих пор множество следов от бомбежки осталось. Но! До Кремля все равно не долетело ни одного обломка. Невероятно! Москва – это, наверное, самый невероятный город в мире. Мне кажется, этот город хотят уничтожить больше всех на свете, но он, блин, держится. Я не знаю, как с другими городами, но, мне кажется, Москву бомбят активнее всех, а ее оборона самая мощная.
Слушая его, моя мать наполнилась ужасом. Она знала, что Москву активно бомбят, но о такой мощной атаке услышала впервые. От этого ей только еще больше захотелось покинуть этот город, и как можно скорее.
«Никогда не знаешь, что произойдет в ближайшем будущем, – подумала моя мама. – В любой момент на голову может упасть даже мелкий обломок и разбить голову. Нужно скорее уезжать».
Через два с лишним часа мы приехали домой. Дальних взрывов уже не было слышно, в небе не видны были падающие обломки. Дмитрий уже встречал у порога. Этот дом моей матери очень даже понравился. Она нашла его очень милым, хотя в такой военной обстановке ей было бы все равно. Это был небольшой старый двухэтажный коттедж из красного кирпича с большими окнами и примыкающим к нему пристроенным гаражом. Двор был небольшой площади, окруженный двухметровым металлическим забором. Во дворе росло несколько деревьев высотой не больше шести метров.
Нас ждал вполне теплый прием. Война здорово тряхнула Москву и повлияла на каждого жителя. Практически все жители старались помогать друг другу. Принимали любого беженца в свой дом или квартиру. И Дмитрий не был исключением. По его лицу было видно, что он привык к нескончаемой войне и частым незнакомым гостям. Он быстро проводил нас в дом и показал нашу комнату, не задавая с ходу лишних вопросов.
Мать, конечно, не планировала оставаться здесь надолго, но тяжелое военное положение вынудило ее задержаться. Она не могла уехать без Анатолия, а он не мог просто так оставить фронт. Они с Дмитрием очень часто уезжали на фронт, участвуя в битвах. Анатолий состоял в роботизированном батальоне. Он хорошо разбирался в боевых беспилотных машинах, управлял ими. Был хорош в рукопашном бою. Умело уничтожал роботов, находясь в мощном боевом костюме. Такой боец был очень важен. Дмитрий состоял в ремонтно-восстановительном батальоне. Он был инженером боевых роботов, чинил их и обслуживал. Оба нужные специалисты, и армия в них нуждалась. Порой они не появлялись дома неделями. Поэтому никак не получалось уехать. Мать без необходимости не покидала дом. Анатолий и Дмитрий привозили еду сами, всегда требуя не выходить из дома без каски и бронежилета. Осколки временами попадали во двор и даже били по крыше. Неподалеку происходили разрушения. Мать боялась, но не теряла надежды, что вскоре удастся уехать. Мне говорили, что мы жили как на пороховой бочке. Так прошло целых два года. Блокада Москвы продолжалась, но линия фронта не сдвигалась. За это время других беженцев Дмитрий не поселял.
Я подросла. Мне исполнилось три года. Я росла активной и жизнерадостной, хотя мне очень не хватало игр со сверстниками. Мать делала все возможное, чтобы компенсировать недостаток общества. Уделяла очень много внимания, учила, играла. Моему любопытству не было границ, но на улицу без сопровождения не выпускали. Несмотря на ограничения, я развивалась не по годам быстро. Много говорила, задавала множество вопросов. Неудивительно, что я много говорила, ведь первое слово сказала в семь месяцев. Бегала и прыгала тоже немало. Мать часто уставала нянчиться со мной, но всегда очень любила. Регулярно читала сказки и рассказывала о том, каким героем был мой отец. Ухаживала и заботилась обо мне.
Однажды летом, в начале июня, произошел очень важный разговор мамы с Анатолием и Дмитрием за обедом. Я тоже присутствовала, слушала, но была еще совсем маленькой, чтобы понять этот разговор.
– Я хочу вам кое-что сказать, – начал Дмитрий.
– Что именно? – спросила мама.
– Я долго не решался вам об этом говорить. У меня есть один дом. Только расположен далеко от Москвы.
– Где именно? И что за дом? – спросил Анатолий.
– Он расположен ближе к Уралу, на территории Пермского края, в лесу. Его не так-то уж и просто найти, но дорога есть. Домик небольшой, но надежный. Тоже двухэтажный коттедж, как и этот. Есть подвал, оборудованный как небольшой бункер. Очень хорошее место, чтобы укрыться. Только я давно там не был и не знаю, в каком он состоянии.
– Что же ты раньше об этом не говорил? А то я постоянно ломаю голову, куда можно уехать, где нам скрыться. А когда и из каких материалов построен дом? Какое там отопление? Электричества, полагаю, там нет? – продолжил Анатолий.
– Этот дом – настоящая крепость, если, конечно, его не взорвали. Он почти весь построен из полимербетона. Это старый материал, но очень хорошо себя зарекомендовал. Хорошо утеплен, укреплен и изнутри экранирован, чтобы радиация меньше проникала. Это, конечно, глушит связь, но внутри есть усилитель, а антенна на крыше. Так что насчет связи переживать не стоит. Окна бронированные, дверь тоже. Есть металлические ставни на окнах. Крыша металлическая, тоже бронированная, на ней установлены солнечные панели. Панели, правда, хрупкие, но град выдерживают. Если панели не разбитые, то свет должен быть. Отопление тоже индукционное и кухонная плита. Да вообще там все индукционное, эта технология проверена временем, безопасна и экономична. Есть вентиляция. Печки там нет. Специально не стали ставить, чтобы дыма из трубы не было видно. Все удобства дома, и скважина с водопроводом тоже. Там все есть, и все очень надежное. Даже есть большая морозильная и холодильная камеры в подвале. Продуктами можно запасаться. Домой просто так не войдешь. Замки тоже очень надежные и только механические, а ключи у меня здесь. Его строил мой брат, когда война только началась. Я ему помогал. Думали укрыться там, но брат не дожил. Я несколько лет жил там один, потом вернулся в Москву. Не смог жить один. Не выдержал одиночества. Дом отличный. Вы можете там укрыться.
– А там действительно безопасно? – спросила мама.
– Думаю, да, – ответил Дмитрий. – За все время, что я там жил, не было слышно ни единого выстрела. Хотя в то время война еще не дошла до Урала. А лес – сплошная тайга. Можно охотиться. Оружие, кстати, там есть. И патроны тоже. Есть еще много строительных инструментов. Там есть все для комфортной и независимой жизни. В общем, выжить там можно.
– Мысль хорошая. Но где вероятность, что этот дом целый и не разрушенный? – заметил Анатолий.
– Гарантии, конечно, нет. Но вы же все равно планируете уезжать. Вот вам и хорошая идея. Меня только не уговаривайте. Я уже старый. Мне лучше оставаться в Москве. А этот дом мне уже не нужен.
– А какое там оружие? И ты можешь дать точные координаты или показать на карте? – спросил Анатолий.
Дмитрий незамедлительно открыл карту на планшете и показал дом на карте. Мать тоже посмотрела на карту и загорелась желанием уехать именно туда.
– Там в основном только охотничье оружие. Ну и пистолеты. Есть оптические прицелы и бинокль. Патронов очень много. Я специально запасался на всякий случай. Если собираетесь уехать, то лучше сделать это сейчас, пока лето. В случае если этот дом непригоден для жилья или кто-то там уже поселился, будет легче вернуться. Зимой лучше не отправляться так далеко, – добавил Дмитрий. – Да, кстати, Толя! И как ты собираешься покидать ряды ополченцев? Тебя вряд ли кто-то отпустит. Ты очень нужен. Да и прорваться сквозь блокаду будет очень тяжело.
– Не знаю, – ответил Анатолий. – Пока не знаю. Думаю.
Прошло еще три недели, пока не произошла вторая трагедия в моей жизни.
Последняя неделя июня. Вечерело. Погода была очень теплой, светило солнце, дул легкий ветерок. Погода казалась очень комфортной. Мы все находились дома. Покушали и занялись своими делами. Анатолий вышел к своей бронированной машине и разрешил мне выйти с ним. Было тихо. Мне, как обычно, хотелось играть. Но Анатолию нужно было сделать одно дело, и он пока решил посадить меня в машину. Он вынес несколько моих подушек из дома положил на переднее пассажирское сиденье. Хотел, чтобы я могла смотреть в окно. Положил аж три подушки и заметил небольшую дырку на наволочке одной подушки.
– Ой! – сказал Анатолий и показал мне эту подушку. – Дырка. Надо зашить.
Я посмотрела и на удивление проявила сарказм:
– А ты переверни подушку вниз, и не будет видно. Ты только маме не говори.
Анатолий засмеялся и сказал:
– Артистка ты, Ли! Ладно, фиг с ним. Потом зашьем.
Он сделал, как я сказала, перевернул подушку и посадил меня, сказав несколько слов:
– Ли! Ты пока посиди немного в машине, я кое-что сделаю быстренько, и мы с тобой поиграем. Хорошо?
– Хорошо! – стеснительно улыбаясь, ответила я.
– Умничка! – продолжил Анатолий и снова засмеялся.
Он поцеловал меня в правую щечку и коснулся указательным пальцем правой руки кончика моего носа. Далее закрыл дверь, чтобы я не выпала, так как машина для меня была очень большой.
Я была послушной и сидела тихо. Анатолий занимался своим делом. В машине была включена старая радиосвязь, которой военные продолжали пользоваться, несмотря на другие развитые технологии связи. Рацию в машине Анатолий никогда не выключал. Старался всегда быть на связи. Вдруг резко заработала рация. Стали быстро что-то говорить. Я от резкого звука немного испугалась. Стала слушать, но ничего не понимала.
– Анатолий, прием! Слышишь меня? Прием! Мы новые самолеты обнаружили. У них светоотражающее покрытие. Лазеры не могут их сбить. Они уже летят над Москвой с юго-западной стороны на северо-восток к центру города, и очень быстро. Подлетают к аэропорту Внуково, где ты и находишься. Ракеты ПВО уже запущены. Будь осторожен. Обломки могут упасть на тебя. Слышишь, Анатолий? Прием!
Анатолий услышал сообщение по рации и быстро отреагировал. Открыл водительскую дверь, сел в машину, взял в руки рацию, соединенную пружинным проводом с панелью, и ответил. Я, немного напуганная, смотрела на Анатолия. Вдалеке зазвучала боевая тревога.
– Я понял тебя. Сообщение принято. Как слышишь?
– Слышу тебя. Сейчас ракета собьет один перед тобой. Будь осторожен, – ответили по рации.
– Хорошо! Вижу!
Машина стояла по направлению в сторону юго-запада, и поэтому было видно, что летит в нашу сторону. Дом располагался с правой стороны от машины в девяти метрах. Анатолий не успел закончить разговор по рации, как увидел в небе момент сбивания самолета. Расстояние было малым, самолет летел низко с огромной скоростью. Обломки полетели вниз под углом прямо на нас. Анатолий не успел даже среагировать, как буквально через пару секунд один огромный обломок сбитого самолета на огромной скорости упал прямо на дом, полностью стерев его с лица земли. Был ужасный грохот. Машину сильно тряхануло от ударной волны, но не повредило. Основная ударная волна ушла назад, поэтому машина осталась цела. Ни единого обломка самолета или дома не попало в машину. Дома оставались мама и Дмитрий. Анатолий посмотрел направо. Его окутал ужас. За долю секунды исчез целый дом. Я от такого сильного удара резко испугалась, подпрыгнула, но не упала. Тоже посмотрела направо и заплакала. Так я потеряла маму[26 - MoleskinНичего].
Анатолий хоть и был в ужасе, тем не менее самообладания не потерял. Он сразу взял меня на руки и прижал к своей груди. Повернул мою голову в противоположную от места падения сторону и заговорил со мной:
– Ч-щщ! Не смотри, Ли, не смотри. Это все страшный сон. Это только сон. Тихо. Тихо, моя хорошая. Ты этого не видела.
Я, в силу своего возраста, не понимала, что произошло. Плакала от испуга. Удивительно, но я от сильного испуга не стала заикаться, не возникло судорог и нервного тика. Видимо, энергия испуга перешла в эмоциональный всплеск, что спасло меня от психической травмы. Анатолий, конечно, все сразу понял. Дома больше нет, значит, и мамы тоже.
По рации что-то продолжали говорить, но Анатолий уже не отвечал и даже не слушал. Он вышел из машины, чтобы рассмотреть последствия падения. Меня он продолжал держать на руках, прижимая к груди. Он не стал подходить близко к месту падения, оставаясь рядом с машиной. Было видно, что большой обломок самолета снес сразу несколько домов. Все было в огне. В небо поднимался черный дым. Не могли остаться даже останки тел погибших. Эта катастрофа заживо похоронила многих людей.
– Мам-ма! – сквозь сильные слезы и безудержный плач сказала я.
– Чщ-щ! Тихо-тихо, дорогая. Я здесь. Я с тобой. Я тебя не брошу. Я буду с тобой, – ответил Анатолий.
Я только звала маму. Больше я ничего сказать не могла. Только плакала и плакала. Мне нужна была мама. Мне нужны были ее руки, ее объятия. Мне нужно было прижаться к ее груди. Мне нужен был ее успокаивающий голос. Я пыталась повернуть голову и посмотреть, где же моя мама, но Анатолий не давал мне повернуть голову. Не хотел, чтобы я видела весь этот ужас. Ведь мамы больше нет.
Анатолий прекрасно понимал, что он единственный, кто у меня остался. А я единственная, кто у него. Он тоже когда-то потерял всех своих родных. У нас не осталось больше родственников. Мы остались друг у друга одни. Анатолию и мне еще очень повезло, что я за два года успела привыкнуть к нему и даже немного привязаться. Это помогло мне избежать психологической травмы.
«Нужно срочно уезжать, – говорил он себе мысленно и смотрел на руины. – Я тебя не брошу. Я никогда тебя не брошу. Я никогда и никому не дам тебя в обиду. Мы уедем отсюда. Туда, где тихо, где спокойно. Я позабочусь о тебе. Обещаю».
Дома нет. Все вещи тоже сгорели. Искать нечего. Все, что осталось, это машина и ключи. Ключи от дома, про который говорил Дмитрий. Делать здесь больше нечего. Все, что оставалось, это держать путь на Урал, к тому дому. И как можно скорее.
Он быстро вернулся в машину, продолжая держать меня на руках. Но не поехал сразу. Думал, что делать. С чего начать. Куда сначала поехать. Нужен был четкий план действий. Переживая ужас, было трудно думать. Но нужно срочно что-то предпринимать. И единственное, что пришло в голову Анатолию, это сперва поехать в Обнинский округ, в свою военную часть. Там будет виднее, что делать дальше. Он завел машину, и мы потихоньку поехали.
Он ехал тихо, так как продолжал держать меня на руках. Управлял практически одной рукой. Я продолжала плакать, но уже ничего не говорила. Я плакала настолько сильно, что не могла промолвить ни слова. От этого у Анатолия тоже слезились глаза. Держа путь в Обнинск, он мысленно говорил с собой:
«С чего начать? С чего начать? Надо подготовиться. Собранные вещи оставались дома. В машине толком ничего нет. Ключи. Хорошо, что ключи я оставил в машине. Надо было хоть какие-то вещи заранее упаковать в машину. Теперь придется сперва найти хоть какую-то одежду для Ли Мун. Я-то ладно, заберу форму в части. Мне этого хватит. А вот ей нужны одежда и обувь. А есть ли в том доме хоть какая-то одежда? Дима мне об этом ничего не говорил. Да и цел ли вообще этот дом? Ладно, сначала я найду одежду. У кого бы попросить или что-то можно купить? В магазинах одежды очень мало, а искать времени нет. Еще и едой надо запастись. И горючкой. Путь будет далекий. Еще какая-нибудь провизия нужна. Дефицит. Блин! Думай-думай-думай! Электромобиль. Угнать? Невозможно. Военный электромобиль тем более. Хотя, может, и получится. Если получится, я стану дезертиром. Меня будут считать предателем. Хотя все равно. Ради Ли Мун я сделаю все. Она должна жить. Если с ней что-то случится, я никогда себе этого не прощу. Господи! За что мне это?»
Мысли приостановились. Он позволил себе немного отдохнуть от мыслей и вскоре продолжил. Он внезапно вспомнил машину, на которой я с родителями приехала в Москву:
«Точно! Бронированный электромобиль отца Ли Мун. Я же его почти починил и оставил на хранение в части. Он вроде на ходу и не числится в армии. Надо его еще немного доработать. На нем можно спокойно доехать. Нам повезло. Уф-ф-ф!»
Эта мысль облегчила его состояние. Но мысли продолжились:
«Как пройти через блокаду? Идти напролом слишком опасно. Отвлекающий маневр может не сработать. Перебросить нас на самолете никто не разрешит, а в одиночку никто не согласится. Пешком – это самоубийство, да и много вещей не возьмешь. Нет гарантии, что за пределами найдется машина. Взломать роботов. Можно, но их слишком много. Кто-то может притвориться взломанным, и нам конец. Электромагнитный импульс. Можно, но как? Электромагнитную ракету махом сбивают. Хотя можно пустить машину с включенным магнитом, но ведь машина тоже может от этого выйти из строя. Экранировать. Точно. Надо установить электромагнитную пушку на машину, а машину экранировать. Так мы можем проехать незамеченными, на время выведя из строя ближайших роботов. Сработает ли?»
Мы потихоньку добрались до военной части Обнинска. Путь занял почти три часа. Я за это время перестала плакать, но ничего не говорила. Анатолий продолжал держать меня в объятиях, умудряясь параллельно вытирать мое лицо от слез. Это меня и успокоило.
Анатолий заменил мне отца, а я заменила ему дочь. Хотя отцом я его не называла. Он говорил называть его дядей Толей, пока я к этому не привыкла. Он никогда не стремился заменить мне отца. Однако все-таки полноценно заменил мне и маму, и папу, так как я к нему очень сильно привязалась и полюбила. Он относился к моим родителям уважительно и воспитывал это уважение во мне. Отец в моих глазах всегда оставался героем, а мама – ангелом. Анатолий же стал для меня живым ангелом-хранителем.
Машина остановилась. В это время никаких боевых действий не происходило. Небо было чистым. Анатолий вышел, продолжая держать меня на руках. Закрыл дверь, посмотрел на меня и сказал:
– Ли! Ли-и! Ты как? У-у-у! Ты уже не плачешь. Вот молодец. Ты большая и сильная. Ты ничего не боишься. Я горжусь тобой. Больше не плачь. А то все лицо уже опухло. Надо тебе лицо помыть. Ты же красивая девочка. М-м-м?
Я посмотрела на него, полностью показав ему свое опухшее лицо. Повернула голову, чтобы посмотреть, где мы находимся. Снова взглянула на него. Тихо и грустно ответила:
– Я хочу к маме.
– Мама срочно уехала. Очень далеко. Но она сказала мне быть с тобой. Строго-настрого наказала мне позаботиться о тебе, – ответил Анатолий.
– А куда она уехала? – удивленно спросила я.
Анатолий немного замешкался. Этот вопрос заставил его немного подумать. В такой ситуации каждое слово имело огромное значение. Если что-то неправильно объяснить, то у меня в голове могут образоваться страшные мысли. Однако он уже решил, что говорить и какую легенду придумать.
– Она уехала к папе, к твоему герою, – сказал он, показывая указательным пальцем правой руки наверх. – Вон туда. Высоко-высоко. На небеса. Но сказала, что будет смотреть на тебя и на меня тоже, вместе с папой. Так что не шали. Будешь шалить, они обидятся на тебя. Понятно?
Он сквозь душевную боль улыбался, пытаясь меня как-то утешить. Но произошло невероятное. Это было чудо. Я вдруг неожиданно немножко улыбнулась и стеснительно опустила голову. Он это заметил, и у него словно камень с души упал. Ему стало гораздо легче. Я начала поднимать ему настроение. Взглянула на него и неожиданно снова проявила сарказм.
– Ты тоже не шали. А то мама с папой обидятся на тебя.
– Точно-точно! – с улыбкой ответил Анатолий.
Я засмеялась. Мне даже стало немного весело. В моей голове происходили невероятные вещи. Возникал новый мир. Мир, где папа и мама становились богами, а Анатолий – ангелом-хранителем. И это настоящее чудо. Я была сильна характером. А Анатолий был умным. Это и позволило произойти чуду.
– Мама и папа велели мне поехать с тобой далеко-далеко, – продолжил Анатолий. – Мы отправимся в небольшое путешествие. Но сначала нам нужно подготовиться. Мама сказала найти тебе новую одежду и обувь, а папа – взять его машину. У твоего папы машина очень хорошая. Намного лучше, чем у меня.
– А куда мы поедем? Что мы будем искать? – поинтересовалась я.
– Они сказали найти один небольшой домик. Он находится очень далеко. В тихом месте. Там растет лес, там много-много деревьев. Птички поют. Я там не был, но мне очень интересно. Я поскорее хочу увидеть этот дом и показать тебе.
– Мы там будем жить? – удивленно спросила я.
– Если там можно жить, то мы останемся.
– А если нет, то куда мы поедем?
– Если нет, то мама с папой подскажут, как найти другой дом. Но я надеюсь, что тот дом в порядке и там останемся.
