Александр Полуполтинных "Очерки. Том первый"

За окном пролетали многократно воспетые поэтами русские берёзовые рощи, стелились до горизонта живописно зеленеющие бескрайние поля. На лицах у всех сияли добрые улыбки. Каждый осознавал важность проделанной работы. В залах колонийских клубов немецкие гости видели сотни заинтересованных и задумчивых глаз, отвечали на самые важные вопросы осуждённых о смысле жизни, слышали множество благодарностей за подаренные Евангелия и другие скромные подарки…

– У вас в России свистят? – спросил вдруг Альфред.

– Нет, – ответил я. – У нас это плохая примета – денег не будет…

– А у нас свистят, – сказал Альфред. – Когда человек свистит, значит, он счастлив.

И стал насвистывать какую-то мелодию.

2001

Пожар в исправительной колонии №10

Воскресенье. Вербное. Праздник. Так хотелось сходить в собор на службу… Ночью стояла духота, окно нельзя было открыть: накануне был ураган и мало ли что… Часа в четыре я встал, открыл балкон – тихо. Постоял у открытой двери, наслаждаясь утренней прохладой. Теперь можно спокойно уснуть. Но…

Только я лёг – звонок.

– В четыре двадцать объявлена тревога, – сообщил голос дежурного с работы.

Первым словом, которое я произнёс в это утро, сейчас является хоть и безобидным, но непечатным.

А потом мысли побежали: что это? Очередная тренировка? У нас сейчас работает комиссия из Москвы, но не такие же они садисты, чтобы поднимать людей в воскресный день! Значит, что-то стряслось…

Одеваюсь, на ходу глотаю тёплый, не успевший закипеть чай. Наташа забрасывает мне в сумку краюху ржаного хлеба и банан…

Я бегу (почти бегу) по утреннему сумраку, не разбирая читинских колдобин, по пути замечаю обгоняющие меня такси, которые летят по направлению к управлению краевого ФСИН. Но мне надо сначала в синагогу (редакция газеты и многие другие службы УФСИН размещались в здании бывшей синагоги на ул. Ингодинской, д. 19 – прим. автора), ведь там мой тревожный мешок, противогаз с бирочкой (недавно Маяков заставил пришить) и папка с алгоритмом действий на случай ЧП.

Забираю это всё и бегу (почти бегу) в Управление. Навстречу мне попадается прокурор Сверкунов и ещё какие-то незнакомые мне лица – точно, ЧП!

Скоро узнаю:

– Зеки сожгли «десятку», все отряды спалили…

Не верю. Там, конечно, в последнее время что-то назревало. Часть сидельцев отказывалась от горячего. Этакий «тихий бунт», как назвал я свою заметку в «Резонансе», которую приготовил к печати. Но чтоб спалить зону! Невероятно в наше либеральное время – ведь зона стала теперь настоящим санаторием. Вот недавно осуждённый выезжал оттуда в отпуск. Кормёжка, одежда, медицина, самодеятельность – всё для них, сиди и радуйся, ан нет… Не сидится спокойно.

Ну и закрутилось! Часть сотрудников в составе сводного отряда отправили сразу в Краснокаменск. Группу возглавил сам начальник полковник В. И. Никитеев. А мне выпало находиться в оперативном штабе и сочинять обращение к сотрудникам, чтоб они проявляли бдительность, не поддавались на провокации и т. д. Каждый член штаба был занят своим делом – всё-таки не зря тренировались. И тема пожара даже была тоже разыграна на одной из штабных тренировок. Прав был Суворов: тяжело в учении – легко в бою! Вот и я без особого напряжения написал текст, благо шаблон уже у меня был.

Приезжал даже сам губернатор Гениатулин. Он неожиданно зашёл в актовый зал, где размещался штаб, и сразу приступил к совещанию. Тут же был и начальник УВД, но я, признаться, не знаю его в лицо, и поэтому не обратил внимания (к тому же он был по гражданке). Гениатулин сказал, что краевая администрация поможет всем, что в её силах (стройматериалы, палатки и т.д.), давал указания по телефону различным ведомствам и советы, какую информационную политику вести.

Информации, впрочем, уже на сайтах выложено немало. Краснокаменская прокуратура дала информацию, наша информация непрерывно идёт, будет сюжет по читинскому телевидению.

Акция осуждённых была тщательно спланирована. Ночью в 3:30 они начали одновременно во всех общежитиях делать поджоги, а сами организованно с вещами вышли на улицу. Сгорело «всё», как сообщил один из порталов, а точнее: «здания общежитий отрядов, профилактория и оперативного отдела». Частично пострадала столовая. Фотографии, присланные с места события, красноречиво говорят, что огонь не щадил ничего. Пострадавших и жертв нет. Огонь потушен к восьми часам утра.

Ждём когда проснётся Москва. Управление загудит, как улей. Поговаривают, что ожидается приезд директора А. А. Реймера или кого-то из замов.

17 апреля, 2011

«Полиграфушка», скажи, да всю правду доложи!

Мой друг, высококлассный юрист с огромным опытом работы в отделе по борьбе организованной преступностью и в контрразведке, давно ратует за самое широкое применение прибора «Полиграф» («детектор лжи») в отношении подозреваемых и обвиняемых. Дай ему волю, он бы всех загнал на «Полиграф» – и чиновников, и милиционеров, и политиков… Он уверен, что «Полиграф» обмануть невозможно. Я же склонен думать, что «Полиграф» – это всё-таки обыкновенная железяка, и доверять ей не стоит.

Поэтому когда мне сегодня в отделе собственной безопасности предложили пройти тест на «Полиграфе» на предмет коррупционной связи с правозащитным центром, я растерялся. А дело касается нашего скандально известного правозащитника и неутомимого борца за справедливость Виталия Черкасова. Дело в том, что судьба свела меня с Черкасовым, или Витамином Че, как мы с друзьями его называем, гораздо раньше, чем он стал правозащитником.

В 1996 году я пришёл на работу в редакцию «Резонанс» простым младшим лейтенантом, даже не имеющим высшего образования. Правда, у меня была справка об окончании трёх курсов юридического факультета Иркутского госуниверситета. Она-то и пошла в зачёт. Но на должность редактора меня не поставили, и я нашёл Черкасова, через одноклассника. Он тогда служил участковым, успел даже поработать в «полиции нравов» и даже привлечь к ответственности какую-то проститутку, чем очень гордился (довести дело до суда до него никто не мог). У него было два высших образования и опыт работы с прессой – он писал заметки на противопожарную тематику, когда работал в пожарной охране. И мы стали работать.

«Я увидел процесс изнутри, как делается газета. – Писал об этом времени Виталий. – Я расширил горизонты своего познания: раньше я имел представление о людях, отбывающих наказание, с позиции тех, кто сажает за решётку. Работая в различных подразделениях милиции, я был склонен не верить тому, что говорят осуждённые, а многие из них зачастую говорят о своей невиновности. Но, работая на этой должности, я понял, что не все так просто, что осуждённые могут быть и правы, и что многим из них действительно нужна помощь, в том числе и юридическая» («Резонанс», №23—24, 2004 г.)

В 2000 году он решил уйти из газеты, и редактором стал я. Виталий ушёл по доброй воле, просто у него были несколько другие планы в жизни. «В какой-то момент я понял, – объяснял он свой уход, – что мне нужно идти дальше. Была грусть расставания с коллективом. Но ничего не поделаешь. Я привык уходить, такой я по натуре. Я получил богатый опыт, работая в милиции и уголовно-исполнительной системе, сейчас это помогает мне в моей работе. Я организовал в Чите правозащитный центр, куда могут обращаться жертвы произвола правоохранительных органов. Пока мы на первом этапе развития, но дел, в которых нарушены процессуальные нормы очень много».

Вот так Виталий стал правозащитником, но остаётся моим добрым приятелем. Мы поначалу часто встречались. Я даже приглашал его читать лекции в УФСИН в рамках социально-гуманитарной подготовки, ратовал за заключение соглашения между Управлением и Забайкальским правозащитным центром, но, к сожалению, вокруг Черкасова и его центра стало складываться негативное мнение, несмотря на то, что его деятельность поддерживают влиятельные правозащитные организации, в том числе Московская Хельсинская группа (признана в России иностранным агентом – прим. автора). По сути, мы оказались с ним по разные стороны баррикад: он – ярый западник, я – русский националист, но и это не мешало нам нормально общаться. Мы же интеллигентные люди. Это не Саша, один мой старый знакомый, ныне коммунист, который, не задумываясь бы поставил меня к стенке, случись какая-нибудь заварушка.

Поэтому при встречах с Черкасовым, и зная, что я с 2005 года нахожусь «под колпаком у Мюллера» я воздерживался от обсуждения горячих уфсиновских тем. Если бы я и хотел бы ему «сливать» какую-либо информацию, то делал бы это, как в фильмах про шпионов: например, незаметно приклеивая на скотч записку к низу скамейки на площади Ленина. Конечно, в этом случае «обжулить» «Полиграф» мне бы не удалось.

Жалея драгоценное время своих коллег из оперативного управления, я решил пожертвовать своим и пройти тест на «детекторе лжи». Кстати, оператор «детектора» сказала мне, что обстоятельство, что я прошёл исследование на «Полиграфе», не является секретом, и я могу смело об этом рассказывать. А вот результаты теста являются совсекретными.

Я поставил перед собой маленький иконостас и приготовился отвечать на вопросы. Мне понравилось, что каждый вопрос предварительно согласовывался, и уточнялось, правильно ли я понимаю его формулировку. Так, например, на вопрос «Имеются ли у руководства основания считать меня непорядочным человеком?» я смело отвечал «да», потому что сам склонен по греховности своей и излишней подозрительности (я ведь тоже бывший опер) считать многих людей непорядочными, даже исходя из их физиогномики.

На одном из вопросов я всё-таки застрял. Дело в том, что однажды Виталий мне позвонил и стал спрашивать, что случилось в одной из колоний, потому что ему звонят обеспокоенные здоровьем детей родственники осуждённых. Я сказал, что случилось ЧП, и что нужно чуть-чуть подождать, и через некоторое время информация появится на сайтах информационных агентств, потому что у нас сейчас очень оперативно работает пресс-служба. Кстати, и он может это подтвердить на «Полиграфе», что я молчал, как партизан. На этом и закончился наш разговор. На вопрос теста я отвечал «нет» («не передавал», тогда как я сказал ему про ЧП, хотя он получил более полную информацию из других источников до звонка мне).

Оказывается, не просто дружить, находясь в разных политических лагерях.

И ещё был такой прикол во время теста. При обсуждении вопроса «Можете ли вы продать информацию за 50 тысяч долларов?» Я ответил «Да, для нужд нашего родного УФСИНа я с удовольствием продал бы информацию». (Я вспомнил убогость обстановки нашей редакции). Мы посмеялись вместе с оператором. Конечно, всем известно, что пресс-служба раздаёт информацию совершенно бесплатно.

И ещё. Я, очевидно, не единственный, кто попал в круг предполагаемых информаторов Виталия Викторовича. Он ведь сам плоть от плоти нашей пенитенциарной системы. Его отец возглавлял оперативную службу одной из колоний (в наших планах написать очерк по случаю его 70-летнего юбилея), другие его родственники служили и служат. Наконец, у него осталось много знакомых со времён работы в редакции.

А «Полиграф» – всё-таки очень забавная штука! Мне понравилось. Всё лучше, чем сидеть на прибитой к полу табуреточке и отвечать на «хитрые» вопросы дознавателя…

22 апреля, 2011

Как я был начальником олигарха

Сегодня ко мне подошла начальник пресс-службы Оксана Геннадьевна.

– Саша, – сказала она. – Ко мне недавно обращались с телевидения. Интересовались тобой.

– Да?! А что такое?

– Да вот накануне дня российской печати вспомнили про Ходорковского (власти России включили его в список физических лиц, выполняющих функции иностранного агента в 2022 году – прим. автора). Когда он тут сидел, он же был общественным корреспондентом твоей газеты…

– А-а! – всё понял я. – Было дело!

А началось всё в 2005 году. Тогда впервые на город обрушилась новость – к нам везут опального олигарха! 20 октября вечером мне позвонили из фонда «Открытая Россия» (признана в России нежелательной организацией – прим. 2022 г.) и попросили, чтобы я помог им и подсказал номер расчётного счёта исправительной колонии №10 в г. Краснокаменске, куда и привезли МБХ. Я обещал помочь, и с этого дня история отсидки Ходорковского в Забайкалье немного коснулась и меня. Правда, скоро моё начальство проинструктировало меня, да и всех сотрудников краевого управления ФСИН: о Ходорковском забудьте, и чтобы – ни-ни!

Однако скоро в редакцию пришёл список общественных корреспондентов на 2006 год. Среди пятерых, последним значился Ходорковский Михаил Борисович. То есть приказом начальника учреждения его зачислили в секцию общественных корреспондентов многотиражной газеты для осуждённых «Резонанс», редактором которой я и являюсь до сего дня. «Ну, – думал я, – корреспондентская работа в „десятке“ теперь закипит!» Однако, не тут то было! Месяц ждём весточки, два, три… Потом поняли, корреспонденции из ИК-10 нам не дождаться. Вообще никакой, не говоря уж о материалах Ходорковского…

Но, не смотря на это обстоятельство, весть о том, что бывший глава «Юкоса» стал сотрудничать с тюремной газетой, облетела весь мир. Было даже такое. Как-то мне позвонили.

– С вами говорит корреспондент «Эха Москвы». Александр Мефодьевич, расскажите, пожалуйста…

И я по простоте душевной рассказывал…

А потом мне на работе наш пресс-секретарь Оксана Геннадьевна с расширенными зрачками сообщала:

– Ты вчера в прямом эфире на «Эхе Москвы» был! Мне из главка звонили! Теперь тебе нагорит!!!

И нагорало. Но большой вины я за собой не чувствовал. Ведь то, что Ходорковский действительно числился у меня в газете корреспондентом, было сущей правдой.

Весь интернет тогда пестрил яркими заголовками: «Ходорковский стал журналистом!», «Ходорковский схватился за перо!» и т. д. Мне было немного лестно, что рядом с известным на весь мир именем вертелась и моя скромная фамилия.

Тексты заметок были примерно следующего содержания: «По словам Полуполтинных, секция общественных корреспондентов газеты, выходящей тиражом 1600 экземпляров, имеется в каждой колонии, и в неё подбираются наиболее грамотные заключённые, которые работают под руководством сотрудников воспитательного отдела. Полуполтинных отметил в интервью „Интерфакс“, что из колонии ЯГ-14/10 (колонии, где отбывает наказание бывший глава ЮКОСа) давно не поступало корреспонденций от заключённых. „Михаил Ходорковский пока ничего для газеты не написал. Однако из других мест лишения свободы материалов приходит много. Осуждённые пишут рассказы, стихи, присылают информации о праздниках, спортивных и торжественных мероприятиях“, – рассказал новый шеф Ходорковского. Работа Ходорковского в сфере журналистики, по всей видимости, связана с его планами условно-досрочного освобождения. „Каждый осуждённый, который рассчитывает на условно-досрочное освобождение, как правило, состоит в какой-либо секции. За активную работу администрация колонии может поощрить осуждённых грамотой, благодарностью, разрешить внеочередное свидание или дополнительную посылку“, – отметил редактор „Резонанса“».

Была информация, что Ходорковский всё-таки писал заметки для «Резонанса». На официальном сайте пресс-службы Ходорковского читаем: «Корреспондент Ходорковский написал несколько заметок под названиями „Как правильно составить надзорную жалобу“ и „Как уберечься в тюрьме от гриппа“, но их почему-то не опубликовали. Чуть позже и самого автора вывели из актива СОК…»

«Заметки из зэков приходилось буквально выдавливать, поэтому и секцию нашу они называли соковыжималкой, – рассказал „Ъ“ бывший главный редактор „Резонанса“ Виталий Черкасов, пришедший на суд. – Материалы же, присланные авторами, обычно оказывались такого качества, что без слез не взглянешь. Поэтому таким автором, как Михаил Ходорковский, я бы гордился».

Я бы тоже, конечно, был рад такому корреспонденту, тем более никакой политики в его заметках не было и не могло бы быть. Потому что прежде, чем заметка из зоны попадает на стол редактора, она проходит через руки заместителя начальника учреждения по воспитательной работе, который непосредственно курирует работу секции общественных корреспондентов, и уж никакая бы вольность на страницы «Резонанса» не попала.

А ещё был замечательный сатирический рассказ в журнале «Русский курьер», героями которого стали осуждённый Ходорковский и ваш покорный слуга. Рассказ называется «Собкор общего режима».

В «Резонансе» же я так ни разу и не осмелился упомянуть имя олигарха. Хотя раз рискнул, за что был тут же вызван в оперативный отдел для дачи объяснений. Впрочем, вот это «криминальное» стихотворение нашего забайкальского поэта Михаила Вишнякова:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69306145&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.