– Конечно, дорогая моя сеньорита Мари, – с наивной легкостью в голосе, которую могла сыграть так убедительно только она, заверила ласково Иглесиас.
В следующее мгновенье обе подруги оказались на пороге ухоженной пальмовой аллеи перед фасадом величественного губернаторского дворца, на крыше реяли флаги государства архипелага маркиза Ламберта и пятой республики, а на широкой лестнице главного входа нежились под солнцем пушистые и откормленные горожанами и просителями коты, словно бы они были частью охраны. Сейчас, как и всегда во время сиесты, здесь было безлюдно и тихо, лишь фигуры французских солдат в камуфляжных одеждах с заряженными винтовками в руках наполняли одинокий пейзаж.
Мари отстранилась от подруги на несколько шагов, чтобы осторожно склониться к пушистому островитянину и одарить его лаской просто за его прилежный вид и хорошие кошачьи манеры, тот в ответ лишь замурчал блаженно.
– Неужели сам Гарсия Морел пожаловал к папеньке? – удивленно предположила вслух Иглесиас, завидев громоздкие фигуры припаркованных у дворца машин, чья марка особенно полюбилась главе семейства Морелов, точно бы по той причине, что на всем архипелаге подобных внедорожников более не встречалось, будто на их наличие был наложен негласный запрет.
– Обычно он предпочитает видеть гостей в своей резиденции, – рассказала Иглесиас, когда Мари перестала гладить кота и выпрямилась, французские солдаты из числа охраны оставались неподвижны, хотя своими взглядами издали наблюдали за умилительной сценой.
Беспечная Леклер догнала подругу, и они вдвоем изящными полушагами взобрались по ступеням широкой гранитной лестницы, как вдруг прямо перед ними из отворившихся дверей показался начальник караула одних лет с Хосе Леоном де Виньялесом.
– Добрый день, госпожа Исабель, – выговорил офицер, ему в отличие от солдат было позволено отлучаться и разговаривать во время дежурства. – Несказанно рад встрече с вами, как и всегда, – добавил мужчина, завидев незнакомую ему героиню рядом с прекрасной дочерью охраняемого им мэра.
– Взаимно, подполковник Фош, – поклонилась Иглесиас, Леклер повторила следом, после чего Исабель представила спутницу, сказав: – Моя дорогая подруга, Мари Леклер.
– Какое чудесное имя, – отозвался европеец, стоя в паре шагов от юных дам. – Антуан Фош, кажется мне, мы знакомы с вашим отцом – Жозефом, – представился подполковник, на его ремне висела толстая кобура, хотя последние двадцать лет на всем архипелаге было спокойно, и участка всего из пяти полицейских хватало всецело.
Взъерошенные волосы под беретом на голове старого француза в мундире показались Мари довольно забавными, от чего она предположила, что прошлого начальника охраны, уделяющего больше внимания выпивке, местным женщинами и пышным балам, нежели своим непосредственным обязанностям, после гневной депеши Алехандро отозвали на материк.
– Вы, верно, решили нанести визит дорогому папеньке? – поинтересовался подполковник Фош, фасад роскошного дворца ясным летним днем выглядел еще более утонченно, словно бы загорелые лица молчаливых солдат с заряженными винтовками добавляли этому месту особенной почти церемониальной торжественности.
– Разве он отсутствует или занят настолько, что не может принять у себя дочь вместе с дорогой подругой? – спросила напрямую несколько надменно Исабель, ее очаровательная спутница с собранными волосами многозначительно молчала, ухоженная пальмовая аллея за ее спиной закрывала синюю полоску необъятного океана, три стеклянные башни вздымались к чистому небу у самого побережья.
– Сейчас вместе с господином мэром в кабинете находиться Гарсия Морел, – подтвердил изначальное предположение Иглесиас офицер, однако, будучи извещенным, что Исабель по материнской линии также принадлежала к роду Морелов, сказал: – Хотя не думаю, что для вас это будет проблемой.
– Вот и славно, дорогой Антуан, – улыбчиво произнесла принцесса затерянного архипелага, подполковник Фош отступил, и подруги, наконец, прошли в залы дворца колониального губернатора.
Пышные интерьеры здания, встретившие гостей молчанием, со времен французского владычества нисколько не изменились, лишь за место парадного портрета первого губернатора среди мраморных колонн главного холла стыдливо повисло полотнище флага островного государства. Своды грандиозного потолка в свете громоздких хрустальных люстр над головами юных дам сияли стерильной шелковой белизной, пока чистый мрамор пола перед высокими арочными окнами с изящными резными рамами золотился светом дня.
– Я ведь и не думала, что сиеста касается и сената архипелага, – призналась искренне Исабель, смуглая кожа на ее милом лице под прядями темных волос приобрела какой-то странный розоватый оттенок, словно бы девушка при появлении в стенах дворца всякий раз испытала легкое смущение, эта деталь показалась Мари особенно изящной.
– Быть может, чиновники тоже ушли на летние каникулы? – предположила шутливо Леклер, хорошо помня, как часто ей в далеком детстве приходилось бывать в этих залах, где они с Исабель так любили играть, прячась друг от друга и от охраны за роскошными тканями штор.
Гостьи в изящных одеждах ступили на безупречную ковровую дорожку и по длинной лестнице посреди длинного холла поднялись на второй этаж, сразу после полуденного зноя прохлада дворца подкупала.
– Помнишь, как однажды ты разбила бесценную египетскую вазу? – вспомнила вдруг забавный эпизод Мари, чем заставила подругу рассмеяться.
– Во времена французского мандата меня бы отдали под суд.
– Твой папенька тогда посчитал, что его слов будет вполне достаточно, – заверила Леклер, каждый их шаг отзывался в просторных залах дворца звонким эхом.
– Архипелаг и не заметил этой маленькой утраты, – оправдывалась Исабель, вновь своим обезоруживающим взглядом посмотрев на Мари.
В скором времени юные дамы в изящных платьях приблизились к высоким белым дверям центрального кабинета, стоявший возле нее французский солдат признал в Исабель дочь господина мэра и, коснувшись золотой ручки, безропотно приоткрыл двери исключительным посетителям.
Леклер вслед за подругой прошагала в знакомые апартаменты и, миновав пустующую после увольнения очередной секретарши приемную, встретилась взглядом с Алехандро в деловом костюме, тот встал из-за стола и, не скрывая своей радости, с характерным звуком поцеловал в обе щеки поочередно сначала свою дочь, а затем и Мари.
– Ведь даже без слов Исабель, я почувствовал нашу скорую встречу, сеньорита Мари, – сказал непринужденно на испанском мэр, длинные шторы за его спиной колыхались в прикосновениях робкого ветра.
– Прости, дорогая, я не могла не проговориться папеньке о твоем возвращении, – призналась ласково Исабель, Иглесиас старший стоял в полуметре от посетителей возле громоздкого письменного стола, заваленного бумагами с гербовыми печатями Французской республики.
– Вы не утомились в перелете, как вам Руан после жизни в Вашингтоне? – спрашивал мужчина, внешностью и даже манерами походивший на свою дочь.
– Цветет и хорошеет, господин Иглесиас, – заверила несколько официально Леклер, словно бы она находилась в роскошном кабинете в качестве просителя или подчиненного.
– Рад это слышать из ваших уст, сеньорита Мари, но без стеснения обращайся ко мне по имени, – сказал по-отечески мэр, дорогой пиджак с парой горизонтальных порезов для карманов выгодно скрывал легкую полноту его тела.
– Конечно, дядя, – поспешила поправиться Мари, когда Алехандро жестом руки предложил усесться в тканевом диване перед чайным столиком в углу.
– Не помню, чтобы ты когда-нибудь так лестно отзывалась о жемчужине архипелага, – заметила Исабель, подняв со стола забытый ей складной таиландский веер, и принялась неторопливо размахивать им возле своего лица, локоны ее темных волос сразу оживились.
Леклер, последовав предложению Алехандро, устроилась на диване и оправдывалась перед подругой:
– Кажется, тогда я еще не знала, что далеко за морем есть целый мир.
Улыбчивый мужчина по привычке потянулся к телефону, чтобы попросить у вечно молодой секретарши принести ему и дорогим гостьям чаю, однако он, вспомнив об очередном увольнении, был вынужден отказаться от этой идеи и попросить об услуге свою дочь.
– Знаю, что на большой земле все иначе, но я не смог отпустить Исабель в такую даль от дома, – признался снова Алехандро, хотя Мари догадывалась, что это решение было продиктовано, прежде всего, его нежеланием оставаться в одиночестве после смерти супруги, от чего мэр так ревностно оберегал единственную дочь.
– Искренне надеюсь, что этот остров навсегда останется таким, каким я его знаю и помню, дядя, – сказала мечтательно Леклер, в то время как Исабель удалилась из кабинета через двери личных апартаментов, где, впрочем, Иглесиас старший предпочитал не задерживаться: резиденция их семьи находилась в черте Руана и тоже охранялась французскими солдатами.
– И каким же ты его помнишь?
– Цветущим райским садом, где солнце восходит и садится в объятья теплого моря, где все, кто дорог моему сердцу, счастливы по-настоящему, – произнесла в ответ гостья с собранными светлыми волосами, Алехандро снова устроился в громоздком кресле, а на его смуглом лице засияла робко полуулыбка. Леклер нашла ее похожей на ту, что регулярно носила на своих тонких губах Исабель.
Вскоре мэр заметил длительное отсутствие дочери и предположил вслух, что она повстречала господина Морела.
– Подполковник Фош известил нас о визите главы семейства Морелов, однако почему же его нет в кабинете? – спросила напрямую Мари, зная, что ее слова могли показаться Алехандро излишне упрямыми.
– Гарсия, наш старый приятель, давно намеревался изобразить в красках губернаторский вяз с балкона, – рассказал об увлекшемся живописью родственнике Иглесиас, стараясь без надобности не упоминать о родстве с семейством Морелов, словно бы это заставляло его вновь вспоминать обстоятельства давней трагедии, где погибла его супруга, а пятилетняя Исабель спаслась лишь чудом.
– Гость явился сюда без охраны?
Мужчина снова рассмеялся от наивности Мари, дочери его хорошего друга Жозефа Леклера, и следом объяснился: – Охрана привела в порядок запустевший сад внутреннего двора, чтобы дону Гарсии было проще переносить убранство дворца на холст, ведь он будет первым художником, вознамерившимся изобразить это место в красках.
Сказанные ранее из уст Алехандро слова оказались верными, ведь Исабель, найдя посуды в просторном зале апартаментов, почувствовала отчетливо аромат сигаретного дыма и, пройдя смело к подоконнику, выглянула в окно, откуда запечатлела на соседнем балкончике фигуру Гарсии Морела, супруга которого – Жозефина Лакруз де Морел, приходилась матери Исабель двоюродной сестрой.
– Дорогой дядя, – окликнула мужчину одних лет с Алехандро Исабель, когда тот в запятнанном цветными красками в безумной игре халате задумчиво сидел перед мольбертом, кисти и палитра лежали на парапете перед ним.
– Сеньорита Исабель, – улыбнулся Морел, оторвавшись от холста, зеленая листва векового дерева в центре квадратного сада, окруженного стенами колониального дворца, нежно шелестела на ветру, красная черепичная крыша в лучах полуденного солнца казалась раскаленной добела.
Гарсия в длинном халате поцеловал Исабель в обе щеки, точно бы они не виделись вчерашним вечером за семейным ужином в резиденции Морелов, где помимо прекрасной Жозефины, его супруги, присутствовала и еще более обворожительная Дарсия, их вернувшаяся из старого света дочь, ее старший брат, офицер генштаба мексиканской армии, явиться не смог.
В следующую минуту все четверо находились в кабинете, а Гарсия поприветствовал радостно Мари, поцеловав ее в обе щеки, от чего на секунду отвыкшая от такого рода приветствий Леклер даже покраснела, впрочем, остальные предпочли не обращать на это внимания, списав нежный багрянец бледной кожи на духоту. Исабель исполнила просьбу отца и принесла посуды, а, когда заварился чай, она наполнила им фарфоровые кружки на столике перед диваном и креслами. Морел все расспрашивал увлеченно Мари об ее жизни вдали от дома, а когда между всеми присутствующими завязалась дружеская беседа, Исабель принялась обмахивать себя изящно таиландским веером, тонкий бархатистый аромат шафрановых масляных духов от тонких запястий и шеи Леклер расходился по помещению.
– Вы, наверное, уже и не помните, но когда вы обе были совсем детьми, Дарсия любила приглядывать за вами за место прислуги на мероприятиях, хотя тогда она была немногим старше, – вспомнил вдруг умиленно Гарсия, обратившись к юным дамам, недопитый чай в фарфоровой кружке на столе перед ним совсем остыл.
– Чем старше мы становимся, тем разница в летах кажется меньше, – заверила Иглесиас, одним движением собрав веер в своих тонких пальцах, и добавила несколько стеснительно: – Кажется, сеньорита Дарсия и сама этого не помнит.
– Выходит, что детство детей наиболее полно остается в воспоминаниях их родителей, – заключил Алехандро, посмотрев на статного гостя в соседнем кресле, когда Леклер смогла обнаружить на его выпачканном в палитре теплых красок халате какой-то рисунок.
– Нам остается только вспоминать об этих чудных мгновеньях: дети вырастают так быстро, и им становиться тесно в родных стенах, сколь бы не был велик отчий дом, – размышлял вслух с отчетливым испанским акцентом Гарсия Морел, Мари неоднократно доводилось слышать, что семья Морелов связана с ЦРУ и наркокартелями на своей Родине, хотя эти слухи зачастую не имели никаких подтверждений. – Моего сына редко можно увидеть дома, но мне не в чем его упрекать, ведь он уже в свои неполные двадцать два без всякой протекции дослужился до майора, а я его даже не заставлял надевать форму.
Беспечный мэр наполнял второй бокал игристым вином, чтобы следом подать его гостью и сказать:
– Возможно, одна его фамилия уже может послужить протекцией.
– Полагаю, родство с изгнанной знатью нисколько не потворствует карьерному росту, – возразил справедливо Гарсия, с характерным звоном своим бокалом коснувшись бокала Алехандро, и шутливо добавил: – Даже и не заметил, как дети разбежались по разные стороны Атлантики: сын служит в Мехико, а дочь учиться в Лиссабоне.
Последний комментарий вдруг заставил Леклер вспомнить о том галантном юноше европейской наружности, девушка знала, что Исабель накануне присутствовала на семейном ужине в резиденции Морелов и не могла не иметь разговора с Дарсией.
– Сеньорита Дарсия и не говорила, что учиться в Португалии, – заметила вдруг удивленно Исабель, точно бы услышав мысленные подозрения дорогой подруги.
– Последнее время она довольно немногословна, хотя возраст для упрямства уже вышел, – признался отвлеченно Гарсия, наслаждаясь сладковатым послевкусием. – Должно быть, она влюбилась, – отшутился искренне гость в халате, казалось, его грубые руки совсем не подходили, чтобы держать кисть.
– Вспомни себя в ее годы, – оправдывал Алехандро. – Двадцать два – чудесный возраст: все чувства и эмоции уже стали ясны, а молодость прощает много ошибок, ведь вся жизнь еще только впереди, – говорил мечтательно мэр, стеклянная бутылка шампанского стояла прямо на чайном столике, однако Иглесиас старался не замечать, каким безобидным увеселениям придается его дочь в компании друзей. Зачастую за него это исключительно по соображениям государственной безопасности делал специальный сотрудник администрации из числа военного контингента, но Исабель этого точно не видела.
– Знаешь, ведь нам не стоит задерживать прекрасных дам за скучными беседами, а сеньорита Мари только прибыла в родной Руан, и ей уже не терпится сполна насладиться цветущей юностью, – сказал вдруг справедливо Гарсия, зная, что его сын в эти годы уже числился в мексиканской военной академии.
– Наверное, в этом ты прав, – согласился Алехандро и следом обратился к посетительницам: – Ведь у вас уже есть планы?
– Конечно, – заверила удивленно Исабель, длинные шторы у приоткрытого окна ласкал нежно теплый ветер, а за рядами красных черепичных крыш зеленели бескрайние луга.
– Спасибо, что спросили, – сказала непринужденно Леклер, вспомнив свой первый бал в резиденции Морелов, когда к ним из старого света прибыл именитый оркестр, а с ней танцевал манерный в ту пору Густаво Бальмонт. И это стало поводом для дружеских усмешек со стороны тринадцатилетней Исабель, которую тогда с прошения Дарсии выбрали королевой бала.
– Спасибо, что навестили своих стариков, – заверил учтиво Гарсия.
Наконец, подруги оставили роскошные апартаменты губернаторского дворца и вышли к пальмовой аллее перед фасадом, теперь обжигающие прикосновения солнца не казались столь горячими, а загоревшие часовые с винтовками руках сменились в строгом соответствие с приказом Антуана Фоша. Исабель вместе Мари снизошли со ступеней лестницы и миновали несколько громоздких автомобилей дома Морелов, возле которых скучали бездейственно слуги в деловых костюмах из числа охраны, что не сразу признали в Иглесиас юную госпожу.
– Дон Гарсия взялся за такой чудный пейзаж, поэтому он еще долго не появиться, – шутливо рассказала Исабель, ответив на вопрос хорошо знакомого ей дворецкого, который поспешил поприветствовать формальным поклоном Леклер.
– Вот как, – прокомментировал отстраненно дворецкий, на его ремне под пиджаком проглядывалась время от времени толстая кобура на манер тех, что юные дамы могли увидеть в кинофильмах о ковбоях и диком западе. – Даже подполковник Фош нашел в этом возможность отлучиться, – сообщил задумчиво мужчина, перед тем как закончить разговор и откланяться.
Угловатые тела боевых кораблей вдали за пятнами черепичных крыш застыли неподвижно в одном ряду у оконечности живописной бухты, Леклер все наблюдала увлеченно за колышущимися на ветру над крошечными башнями командных рубок флагами пятой республики, словно бы молчаливые орудия судов хранили спокойствие на всем архипелаге. Мари ступала вслед за Исабель в открытых туфельках, чьи короткие каблуки звонко стучали от каждого прикосновения к вековой брусчатке тротуара на центральном проспекте. Магазины и прочие заведения здесь не закрывались даже на время сиесты, точно бы во всем подражая городам заморской метрополии.
– Дорогая, а ты не думала, что тот приятный незнакомец, Венсан, на самом деле моряк? – спросила вдруг без причины Иглесиас, от чего Леклер сначала увидела в словах подруги тень насмешки, аккуратные карнизы над их головами с математической точностью прилегали к карнизам соседних двухэтажных домов.
– Он вовсе не похож на моряка, хотя европеец, – возразила справедливо Мари, когда подруги прошли мимо красочных афиш местного театра, где с завидной регулярностью ставят постановки именитые мексиканские коллективы.
– Я знаю, что он не военный, как брат Дарсии, и не француз, как ты, – с легкой усмешкой заверила Исабель, пальмовая аллея перед фасадом губернаторского дворца за спинами юных дам почти пропали из виду.
– Хотя бы обошлась без упоминаний Густаво, – по-дружески попрекнула спутницу Леклер, старый островитянин на смешном мотоцикле с крышей в цвет шахматной раскраски такси зазывал клиентов.
– Постой, – поспешила уверить дорогую подругу Иглесиас. – Архипелаг стал излюбленным местом для океанографов со всего света.
– Помниться мне, он сам признавался, что ему больше по душе звезды.
Дамы ненадолго снова замолчали, думая каждая о своем. В следующую минуту они остановились у дверей старой католической церкви, главного храма Руана, возведенного еще при испанском владычестве в соответствующем стиле, от чего даже среди изящных изваяний на фасаде и башне в здании проглядывался образ средневекового бастиона.
– Даже не вериться, что папенька и маменька поженились именно здесь, – призналась Иглесиас, говоря так всякий раз, когда она появлялась у небольшой церквушки вместе с Мари, в тени возле основания башни мирно лежали закормленные собаки, устало повиливая хвостами.
Широкие двери были открыты, и подруги без труда смогли увидеть убранство безлюдного зала, где на ближайшей к алтарю скамье сидел единственный прихожанин во французской форме. Черный берет лежал рядом с фигурой мужчины, а взъерошенные волосы предательски выдали в офицере набожного Антуана Фоша, даже для европейцев он был чем-то вроде феномена, поскольку прежние коменданты и прочие офицеры ВМС отдавали предпочтение выпивке, карточным играм в местных барах и женщинам.
– Искренне удивлена, что гневные депеши папеньки позволили запросить такого ревностного праведника, – усмехнулась вполголоса Иглесиас, зная, что внутри храма ее слышно не было, и подполковник был слишком увлечен молитвой. Должно быть, он подыскал свободную минуту во время сиесты, чтобы никто не помещал его общению с небесами перед алтарем.
Мари посоветовала подруге оставить Антуана, и они вдвоем спустились к ближайшей к набережной линии домов, вдоль которых под ветками могучих деревьев расположились веранды ресторанов и кафе, откуда из заведений звучала приятная джазовая мелодия. Проживание на этой улице также считалось престижным.
– Ты хочешь привести меня в казино? – усмехнулась ласково Леклер, завидев в полусотне метров перед собой громады трех стеклянных башен, вздымающихся к небу прямо у песчаного берега.
– Звезды говорят мне, что сегодня в день твоего возвращения удача обязательно улыбнется нам, и мы поставим все на 13 черное в рулетке, – отшутилась несерьезно Иглесиас, обе подруги знали, что ближайшие пару лет их в это заведение даже не пустят.
Стеклянный глянец тридцатиэтажных обелисков горел и разливался бликами золотистой ряби в нежном свету солнца, точной бы утопая в объятьях чистого моря за собой, справа и слева от подаренных французской казной небоскребов вдоль набережной стелились песчаные полосы безупречных пляжей. Водная гладь широкой бухты оставалась беспредельно голубой, будто бы в ней среди скал не стояла на якоре карибская эскадра французского флота, и трижды в неделю не пребывали в порт круизные лайнеры: Алехандро первым указом распорядился перенести из курортного Руана причалы рыболовецких и грузовых судов, чем и обеспечил переписку конституции архипелага в свою пользу.
Беззаботная Исабель вновь потянула за собой Мари, и они вдвоем перебежали через пешеходный переход, чтобы, оставаясь в тени пышных крон вековой аллеи, оказаться у ухоженной набережной. Следом Леклер, не скрывая своей радости, сквозь робкий шепот листьев смогла расслышать повторяющийся шелест волн, омывающих пляжи столицы, островитяне находили мало удовольствия в купании, поэтому песчаные берега почти всегда оставались безлюдны. Подруги отстранились от подножья стеклянных обелисков и вскоре разгоряченно остановились, облокотившись о мрамор оградки, откуда восторженная Леклер над молчаливыми громадами военных судов вдали смогла разглядеть визгливых чаек, реявшие на ветру полотнища триколоров на таком значительном удалении оставались совсем малы.
– Вода сегодня как разбитое стекло, безупречно блестит и серебриться, будто всего этого нет на самом деле, будто на сцене протянули бархатистые полота, – произнесла вслух мечтательно Мари, ветер тормошил приятно ее собранные руками подруги волосы, редкие прямые локоны касались оголенных плеч.
– В самом деле: жидкое золото, чем-то напоминает масляные духи в ящичке твоего туалетного столика, – согласилась Исабель, пышные кроны лиственных деревьев за их спинами казались неприступными, от чего многие островитяне предпочитали ложиться на дневной сон их стволами.
Леклер все вглядывалась куда-то вдаль, найдя над пятнами черепичных крыш размытые очертания фасада ее дома, где сейчас остался только трудолюбивый дворецкий Хосе Леон де Виньялес, отпустивший их под честное слово.
– Давай выйдем на песок? – предложила вдруг ребячески Иглесиас и, сняв свои белоснежные туфельки, взяла их в руки, белый глянец обуви мгновенно нашел свое отражение на ободе золотистого браслета, повисшего на ее тонком запястье, Алехандро называл эти тонкие руки произведением искусства.
В скором времени подруги в роскошных одеждах неторопливо прошагали по теплому песку прямо к полоске безмятежного моря, что сокрушалось разливами шелестящих в унисон музыке листьев волн.
– И ты привела меня сюда только за этим? – поинтересовалась Мари, живописный пейзаж Руана надолго приковал ее тронутый взгляд, безбрежный бриллиант которого голубел своими гранями, словно бы заставляя само море дрожать.
– Можно подумать, что ты чем-то недовольна, – возразила Исабель, на мгновенье ей даже показалось, что она не желает покидать это место до самого вечера, чтобы застать закатное зарево и алый багрянец светила, а затем увидеть белесую изморозь лунного света в отражении морского глянца, что обязательно сменится бликами рассветных лучей, будто в цикле этих превращений и заключается сущность жизни. Разум Мари в эту минуту застелили схожие мысли.
– Просто на тебя это совсем не похоже, – ответила не сразу Леклер, сделав короткий шаг навстречу стихии, и ее босые ноги омыли робко волны теплого моря.
– В эти часы здесь любят собираться члены клуба серфингистов и прочие неравнодушные студенты, – сообщила Иглесиас, указав свободной рукой в сторону песчаной полоски перед стеклянными башнями, где виднелись фигуры людей в гавайских одеждах, что пытались устоять на досках. – Странно, что они предпочитают тихую бухту волнам у студенческого пляжа, – подумала вслух Исабель, стоя на горячем песке неизменно, точно бы подруги находились на границе миров.
– Среди них ведь будет и Бальмонт? – спросила напрямую Мари, стоя на пути волн, ее легкие туфли сейчас висели в ее руках.
– Не исключено, ведь Густаво ищет возможность себе что-нибудь снова поломать, – улыбнулась приветливо Иглесиас и протянула открытую ладонь подруге, точно бы желая вытащить ее на берег, на этот раз спутница не стала противиться и ступила на обожженный песок.
Юные дамы вновь приблизились к подножью стеклянных башен, где помимо казино и роскошных отелей располагалось региональное отделение международного банка, среди учредителей числилась и семья Морелов. Леклер неоднократно доводилось слышать, что через этот банк пропускаются грязные деньги со всей Мексики, от чего их пользует ЦРУ, с молчаливого согласия последних и процветает семейное дело дома Морелов.
Наконец, Мари и Исабель подошли к небольшой толпе беспечных студентов в пляжных одеждах, что играли в волейбол, Леклер не сразу узнала знакомые лица, в то время как ее обворожительная спутница позволила себе непринужденно окликнуть присутствующих.
– Думала, что вы уже на вечеринке у сеньориты Лавлейс, – в ответ на приглашение присоединиться к беззаботному времяпрепровождению сказала Иглесиас.
– Вечерника будет вечером, – насмешливо выговорила вполне очевидную фразу одна из девушек в летнем наряде, пока мальчишка одних лет с ней предпринял попытку забросить мяч за сетку.
– Дорогая Мари, ты так давно не появлялась на острове, что тебе бы следовало присоединиться к нам, пока мы еще окончательно не проиграли, – произнес приятной наружности юноша с влажными волосами, он был приятелем Густаво, хотя и не разделял его увлечения в катании на досках.
– Наверное, мне следовало выбрать другой наряд, – отказалась Леклер, завидев уже в полусотне метров от берега фигуры самодовольных мальчишек в гавайских рубашках, что пытались устоять на досках и в отсутствие набегающих волн.
