Юрий Швиглен "Поцелованный Зевсом"

Распад семьи учителя Юрия Ивановича Шарова опустошил его душу. В прошлом уважаемый всеми человек, талантливый педагог-математик запустил себя. Будучи уволенным с работы, он стал бродяжничать. Как-то, побывав под грозовым дождём, он ощутил в себе необычные способности, которые круто изменили его жизнь. Магический дар, приобретённый во время грозы, помог устроиться в вуз преподавателем математики и забыть о прошлом. Он наладил отношения с дочерью, заработал большой авторитет среди преподавателей и студентов…

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006020894

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 22.06.2023


Женьке так и хотелось назвать Юрия Ивановича ботаником.

– А кто тебя заставляет поступать не честно? По-справедливости

всё делай. Ты же ничего ни у кого не воруешь. Если про игровые автоматы вспомнил, так там всё по-честному было, сам же говорил. А вот хозяин казино – жулик. Или я не прав? Таких как он надо наказывать. Да не бери всё близко к сердцу. Возьми за правило благодетельство. Честным людям помоги, негодяев проучи.

– И всё-таки ты не убедил меня, – ответил Шаров. – Во-первых, я не судья, чтобы кого-то наказывать. Во-вторых – на лжи добра не построить. Бог накажет.

«Ну, раз такой честный, ходи по помойкам», – подумал Женька.

Юрий Иванович покачал головой: – Зря так думаешь. По помойкам больше не буду лазить. Сказал же – работать пойду. Я решил.

– Блин, с тобою молча можно общаться, – заворчал парень. —

Всё знаешь, что у меня в голове. Но заметь – это не порядочно читать чужие мысли, всё равно, что чужие письма.

– Ладно, извини, – ответил Шаров, – только я не виноват, что моё

биополе властвует над твоим.

– Не извиняйся, мне не жалко, – произнёс студент. – Давай реши

лучше уравнения, к завтрашнему дню нужно.

– Сам решай, – отмахнулся Юрий Иванович и принялся за ужин,

который Женька уже закончил. Учись студент, – подмигнул ему, набивая рот ветчиной.

– Но я ведь не Шурик. Объяснил бы, хотя, – обиделся Евгений,

открывая конспект. – Я вообще в этом предмете – ноль.

– Решай, решай, – подразнивал студента математик, – что не понятно – спрашивай.

Овсяников без интереса взялся за тригонометрию, но буквально через пару минут в глазах заблестел огонёк удовольствия от результативной деятельности.

Юрий Иванович справился с ужином и стаскал посуду и оставшуюся еду на кухню. Оттуда Женьке был слышен фаянсовый звук тарелок, моющихся холодной водой в пожелтевшей мойке и обеспокоенный голос хозяина. Он отчитывал парня за расточительность, неразумную трату денег, сожалел, что доверил ему такое ответственное важное мероприятие по закупке продуктов, потому, что тот накупил слишком много, а хранить было негде:

– Жалко всё испортится в жаре, – цокал языком и постанывал. – Холодильник нужен.

– Конечно, нужен, – соглашался Овсянников, не отрываясь от

черновиков, производя математические расчёты.

Женька вдруг повеселел и подозвал учителя. Подал ему исписанные небрежным почерком листы и попросил проверить решения. Шаров заводил пальцем по бумаге, чтобы не потерять последовательность написанных формул, временами выговаривая студенту недовольство по поводу ужасной писанины. Разобравшись со всеми уравнениями, вернул парню черновики и, наградив его дружеским подзатыльником, похвалил:

– Вот видишь, а говоришь ни бум-бум. Даже очень бум-бум. Решай дальше, всё у тебя правильно.

Женька почесал затылок, соображая, что же могло случиться вдруг, так неожиданно? Почему математические задачи, над которыми раньше бесполезно подолгу сидел, теперь легко отдались ему, не сопротивляясь, не создавая интеллекту сложных барьеров. Каким образом, думал он, его голова мыслила вопреки настроению, заранее спрограммированному на неудачу в связи с леностью и набитой оскоминой от нелюбимого предмета. Женька улёгся на полу и продолжил занятие. Вскоре снова с интересом погрузился в мир цифр, уравнений и функций.

Шаров сидел у открытой двери балкона в позе лотоса и внимательно наблюдал за парнем, при этом безмолвствуя, шевелил губами. В нём ожило и торжествовало удовлетворяющее душу чувство значимости, которое за годы тунеядства, казалось, давно атрофировалось. Радовался вновь приобретённому счастью – быть кому-то полезным. Благодарностью отмечал судьбу, подарившую неплохого друга, которому искренне желал успехов и всячески намеревался помогать в учебно-студенческом процессе и неизбежных житейских проблемах.

Овсянников закончил решать последнее уравнение, и подал тетрадь для проверки личному домашнему куратору. Он был точно убеждён в правильности решений, сверив их с ответами в учебнике, но всё равно хотел услышать мнение профессионала. К тому же, будучи сообразительным, умевшим анализировать, заподозрил открывшиеся в себе навыки математического мышления, в «коррупции». На эту мысль натолкнуло то, что память начала выдавать формулы, не заучиваемые никогда наизусть, которыми теперь вдруг стал, умело оперировать и без труда добиваться правильных результатов в решениях сложных уравнений. Подозревал Юрия Ивановича в причастности к его раскрывшемуся таланту и поэтому старался уловить в его поведении любую мелочь, позволявшую уличить затаившегося феномена в хитроумных экспериментах над ним. Женька вспомнил, как Шаров внедрил в голову женщине установку на лай, и как та веселила публику задорным гавканьем. Был уверен, что и теперь эти проделки исходят от него, но не спешил задавать вопросов на этот счёт.

Шаров же ни единой морщиной лица не выдавал себя. Внимательно проверял работу студента, делал замечания, но не по способу решений, а всё из-за того же корявого почерка. Закрыв тетрадь, бросил её на кровать.

– Отлично! – похвалил он Женьку. – Видишь, сам справился. Ты

способный ученик.

Евгений вновь задумался, отчего молчит хитрый математик, почему скрывает от него очевидное, ставит его в положение глупца, подопытного кролика, неужели считает, что догадаться в его хитростях невозможно?

«А, может, ошибаюсь в предположениях, – подумал он. – Но кто, же тогда кроме него мог растормошить в сфере заумной науки мою бестолковую голову? Да, нет же, это он, – Женька вопрошающе взглянул в глаза старшему другу. – Улыбается плут», – заметил, наконец, парень и приготовился выговорить свою догадку.

– Да, ты прав, – сказал Юрий Иванович, не дав Евгению вступить с ним в разговор. Я вложил в тебя кой, какие знания. И вижу, что это сыграло в твою пользу. Теперь ты усвоил ненавистную тему и думаю, проблем с уравнениями не будет. Если случится ещё с чем-нибудь загвоздка – обращайся, научу.

Женьке хотелось высказать претензии по поводу самовольного вмешательства Шарова в его суверенитет интеллекта, но поразмыслив пару секунд, решил примириться с лояльной услужливостью доброжелателя, поскольку приобрёл от этого вторжения в свой ум только благоприятные качества. Он научился решать сложные, до этого времени, казавшиеся непостижимыми, задачи, не потратив на это маломальских усилий, энергии, времени. Алгебраические, тригонометрические функции, формулы, синусы, тангенсы, косинусы, логарифмы сами собой разыгрались в сером веществе его черепной коробки и остались в памяти, благодаря Юрию Ивановичу, который своими мыслями заставил его мозг трудиться, выполнять правильно все математические операции. Овсянников ничего, не сказав, вышел на балкон, в надежде освежиться, но вечерняя духота не вызвала в нём положительных эмоций.

Солнце давно скрылось за соседними домами, оставив багровеющий след в западной части небосвода. Город продолжал бодрствовать, и казалось, не собирался затихать. Во дворах раздавались детские голоса, и на них не действовала, звучавшая откуда-то из окна всем знакомая, убаюкивающая мелодия закончившейся передачи «Спокойной ночи малыши».

Юрий Иванович тоже вышел на балкон и встал рядом с Женькой, облокотившись на перила. Он не ждал и не желал слышать от парня слов благодарности, за проведённый «факультатив». Но собой учитель был доволен. Лишний раз проверил себя и уже не сомневался в способности воздействовать своим умом на сознание визави. Радовался как ребёнок апробированному изобретению, потому, что решил возобновить педагогическую деятельность и таким методом обучать учеников, давать им прекрасные знания, заинтересовывать студентов своим предметом, который для многих не вызывал интереса, являлся лишь обязательным названием в графе зачётки.

Они долго простояли на деревянном полу балкона, пока звёзды не замерцали из ночной тьмы. Время подходило к полуночи, и Шаров, достав раскладушку, ушёл в соседнюю комнату, соорудил лежанку, набросал на неё старые вещи и улёгся спать, отдав кровать в распоряжение гостя. Женька вначале возражал занимать привилегированное положение, но с гостеприимным хозяином спорить было невозможно. Буквально скоро, ему уже снились: числа, дроби, интегралы.

4

Утром студент и учитель поднялись рано. Позавтракали. Женька, собираясь в вуз сдавать хвосты, наказывал Шарову не тянуть времени с устройством на работу.

Юрий Иванович оделся, взглянул в зеркало, стоявшее на подоконнике. Давно в него не заглядывал, с тех пор, как перестал бриться и теперь, видя в отражении опрятного, и со слов Женьки вполне симпатичного мужчину, задержался у окна, направляя настольное зеркальце то вверх, зачёсывая волосы и поправляя галстук, то вниз на новые туфли и, оставшись довольным, похвалил себя. Воодушевлённое самомнение придало ему уверенности и смелости.

«Кто скажет сейчас, что я бродяга, – подумал он. – Докажу всем, что это не так! С этого дня буду совсем иным!»

Шаров вышел из квартиры, видя, как Зинаида Петровна, стоя за дверью, подсматривает за ним. Проходя мимо её двери, поздоровался с ней, будто та стояла с ним рядом на лестничной площадке. Соседка опешила. Вышла в коридор, когда сосед спустился вниз, и удручённо пожала плечами, думая, что, не сошёл ли сосед с ума, здороваясь с дверью.

Было ещё рано и возле подъезда никого не наблюдалось. Шаров пошагал из двора на улицу и вскоре вышел на тротуар, вымощенный жёлтым камнем. Деньги у него были, но не захотел ехать в транспорте, а решил пройтись пешком.

Все спешили на работу, на остановках толпился народ, ожидая транспорт нужного маршрута. На небе не было ни облачка, день обещался быть жарким.

Проходя мимо школы, в которой долгие годы вёл предмет в старших классах, Юрий Иванович задержался у школьного забора. На пришкольном садовом участке трудились ученики младших классов под руководством учителя биологии. Территорию школы приводили в порядок старшеклассники, отрабатывая практику во время школьных каникул. Тоскливое настроение, наполненное воспоминанием по прошлым дням, защемило сердце бывшему педагогу. Как настоящий преданный пёс он учуял знакомый запах помеченной территории, которую считал своей и ревностно относился к тому, что изгнан за её пределы. Его тянуло в эту среду, в ней чувствовал себя свободно, наслаждался работой, которую считал призванием, получал от неё только положительные эмоции.

– Здравствуй, Юрий Иванович, – послышался за спиной знакомый

голос, заставивший обернуться.

К нему подошёл Борис Матвеевич Бойко, работавший в школе преподавателем истории. Это был человек в своё время азартным пропагандистом коммунистических идей и долго возглавлял партийную ячейку школы, по сути, был бессменным секретарём. То и дело он пытался затащить в свои ряды беспартийного Юрия Ивановича. Но Шаров был стоек в личных убеждениях. Прочитав ещё в юности, немало запрещённой в то время литературы, сделал для себя выводы и не старался искать дорогу не по душе, всячески отказывался от предложений парторга. Хотя в то время эта тропа могла значительно помочь выехать молодому педагогу, как на скоростном транспорте на широкий проспект профессиональной карьеры.

Партия для Бориса Матвеевича была религией, а церковь он категорически отвергал. Юрию Ивановичу вспомнился случай, когда перед пасхой, которую весь народ, несомненно, всегда отмечал, не смотря ни на что, парторг школы ходил по классам и агитировал учеников против праздника. Отрывал учителей от ведения уроков, заходя по очереди в каждый класс, и яростно наказывал ученикам, особенно пионерам и комсомольцам вести себя по-особому в семьях, в которых почиталось светлое воскресение, в которых красились яйца и пеклись куличи. Запрещал им садиться за столы вместе с взрослыми, и произносить в этот день слова радости господу. На следующий же день все подоконники в школе были усеяны разноцветной яичной скорлупой. Это был ответ детей на его атеистическую агитацию. Даже молодёжь, смеялся тогда по этому поводу Шаров, понимала какую глупость, порой вершили служители, поверженного теперь уже народом коммунистического режима.

После того как правящая партия получила общенародную оценку деятельности и можно сказать ушла в подполье, Борис Матвеевич сильно переживал. Потерял власть над персоналом школы, утратил, в своём понимании, важные темы преподавательской практики. Половина того, что читал в своих лекциях ученикам, в которых, как выяснилось, искажались многие факты в пользу коммунистической партии, стало вдруг ненужным, осужденным и выброшенным из программ школьного образования.

Но Борис Матвеевич недолго переживал идейное поражение. Один из первых, следом за Ельциным уничтожил партийный билет и, осудив прежний режим, вступил в другую партию и уже с трибун произносил другие речи, по воскресным дням посещая церковь, крестил лоб и, воздавая поклоны, восхвалял бога.

Юрий Иванович раньше-то всегда с осторожностью общался с Борисом Матвеевичем, не доверялся, не делился мыслями. В присутствии его старался быть лаконичным. Вот и теперь при встрече не испытывал особого интереса общаться с одним из первых предложивших на педсовете изгнать его из школы. Юрий Иванович не был зол на историка за увольнение, просто не приятен был этот человек, продолжавший ещё учить чему-то молодое подрастающее поколение.

Юрий Иванович скупо ответил на приветствие и хотел быстрее уйти, но не по годам активный Борис Матвеевич удержал его за руку, навязчиво набиваясь на разговор. В одну минуту засыпал Шарова вопросами, на которые, и отвечать-то не хотелось.

Бойко спрашивал о семье, хотя прекрасно знал, что Юрий Иванович давно в разводе, интересовался трудовой деятельностью, здоровьем. Его интерес не сопровождался доброжелательным чувством и всё, что говорил Шарову, отдавало ложью, лестью и это прекрасно видел, по ханжескому взгляду бывшего коллеги Юрий Иванович.

– Где работаю? – задумался он над ответом.

Шарову не хотелось выглядеть неудачником перед историком, он желал удивить завистливого человека, ошарашить уверенным благополучием, даже позлить в какой-то степени превосходящим рангом, достигнутым в профессии.

– В институте преподаю, – соврал Шаров. – Математическим факультетом заведую, – добавил, видя, как изменился в лице Борис Матвеевич.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69368074&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом