Лина Вольная "Хамелеон"

Нуриев хищно сощурился – Ты лучше сразу спроси у меня, откуда информация, а пообедать мы обязательно сходим.

Полковник прикусил язык, проницательности Нуриева не было предела – Хорошо! – капитулировал Орлов – Спрашиваю, откуда такая откровенная информация на готовом блюде с золотой каёмкой?

– Блюдо тебе будет, когда товар задержим, а сейчас всё вилами на воде писано.

– Боишься сглазить?

– Я не суеверный! – Альберт умыл лицо и начал тщательно бриться – Если поступает наводка, то я сперва обмозговываю её, а только потом выношу на предложение. Нынешний источник я назвать не могу, да и какая разница, если сделаем дело? Мои люди – это мои люди, их имена тебе ничего не дадут.

Со сказанным поспорить было трудно, Герман хмыкнул, немного с завистью наблюдая за вездесущим своим замом. И как у него так всегда получается? Орлов следил за идеально-точными движениями руки, вверх-вниз, чуть левее, на сорок пять градусов, и снова вниз… всё знать? Знать, делать, и всё одновременно, слаженно, будто швейцарский часовой механизм? Фортуна? Удача? Вхожесть в блатной мир или просто патологически – больное знание своего дела, как?

– Ты так скоро влюбишься в меня! – усмехнулся уголком рта подполковник – Смотришь, как зардевшаяся девственница!

– Альберт Айдарович, ну знаешь ли? – вспыхнул Орлов – Сравнения у тебя.

– Знаю, Герман Петрович! – Нуриев опустил на плечо полковника тяжёлую ладонь – И у меня проколы бывают, не всё всегда сладко да гладко.

– Супруга Ежова в глубоком шоке! – сменил тему Орлов – Про присутствие женщины я, естественно, не упомянул.

– Надо думать, не простила бы старика до смерти. Я заеду к ней перед похоронами, утешу.

– Кто бы мог подумать, что ты снизойдёшь до сантиментов?

– Он был волевым, знающим своё дело, человеком. Он заменил мне отца!

– Прости, я не имел ввиду что-то плохое.

– Проехали, Герман, пусть земля ему будет пухом.

– Если не огненным адским покрывалом! – подумал Орлов, зная всю радикальность и изощрённость «ивановских» методов.

Весенний вечер подполз незаметно, окутав очертания города сетью многочисленных иллюминарных подсветок и фонарей, но речной порт жил своей, отдельной жизнью, будто отделившаяся от союза суверенная резервация. Остовы кораблей, в мрачном своём обрамлении бездвижия, напоминали чудовищных гигантов, носом уткнувшихся в фундамент пристани. Шум ветра, шлейфом обволакивающий всю тишь и гладь зеркального покрова Москвы-реки. Здания, постройки, пристройки различного калибра и происхождения, списанные со счетов экс-суда и огромный лабиринт торговых, сданных в аренду, контейнеров. И темень, почти полная, густая, ровно предвестник надвигающегося с Кавказа торнадо.

Альберт развернул в салоне карту, ребята со спецназа воодушевились – Что, командир, повоюем?

– Да, задача у нас не из лёгких. Короче, периметр доков немаленький, работаем почти вслепую.

– Не в первой! – хмыкнул двухметровый верзила в чёрной, с прорезями, шапочке-маске – Ориентировочно в «мазах» восемь человек: двое водил, пять дагеров и одна баба. Видок у неё, скажу тебе, не аховый – хиджаб на весь фейс, ряса до пола и тяжёлый рюкзак, смахивает на шахидку.

Альберт озабоченно потёр лоб – Как прошла границу и посты в таком прикиде, ума не приложу?

– Созвонились с последним КПП с Нижнего, говорят до Горховца в кабине находилась русская, лет сорока-сорока двух, безо всяких намёков на экстремизм.

– Куда делась?

– Немогём знать! – усмехнулся спецназовец – Накроем, получим ответы на вопросы.

Альберт тревожно закурил – Периметр весь оцеплен?

– Да, на мероприятие задействован «спецназ» и «альфа». Сорок нас, Альберт Айдарович, не подкачаем.

– Ребят, да я и не сомневался! – вздохнул Нуриев – Вы бы, да и подкачали, а ордера на всё получены?

– Ага, Миша привёз, да Герман Петрович посодействовал. Потёмкин в шоке был, аж второй подбородок затрясся.

Альберт улыбнулся, визуализировав перед собой весьма обьёмный образ федерального судьи Потёмкина – метр, метр, метр, где талию будем делать? – На то он и судья! – резонно выдал подполковник – Не хер спать, а то жиром вообще заплывёт, мантию расшивать придётся.

Силовики рассмеялись, у Нуриева зазвонил телефон. Влажными, от волнения, ладонями он нажал на экран.

– Альберт?! – чётко, безо всяких предисловий, отчеканили на том конце провода – Две фуры, Елена 344 Александр, Захар, девяносто пятый и Владимир 742 Иван, Николай, тоже девяносто пятый, пересекли вьездную отметку, впереди них «Land Rover» Ольга 777 Дмитрий, того же региона, движутся по направлению к вам, встречай!

Нуриев поблагодорить не успел, абонент отключился. Альберт хлопнул в ладони – Ребята, пора!

Стрелка часов двигалась медленно, словно умерла, 0—25, 0—26, 0—27, полночь – двадцать восемь, двадцать девять. В конце контейнерного лабиринта показались включённые фары, за ними другие.

Альберт опустил на лицо маску, взялся за рацию – Пятьсот сорок второй пятьсот сорок первому, приём?

– Пятьсот сорок первый слушает!

– Полная боевая готовность, но без моей команды ни шагу. Штурм будет после прибытия покупателя. К пристани подъехала «газель» и джип Кушанашвилли, ждём!

Нуриев взял бинокль ночного видения и направил его в точку соприкосновения. «Фуры» остановились в аккурат перед цепью резвановских контейнеров, дальний свет фар давал возможность зрить во тьме полномасштабно.

Потянулись мучительные секунды, зловещая тишина звенела в ушах, стучала в виски гулкими, глухими ударами, напряжение зашкаливало…

Альберт оставался до неприличия спокоен и невозмутим – сказывалась отцовская закалка и многочисленные чеченские зачистки. Тогда они с группой могли пролежать в засаде не один и не два часа, оставаясь в полном недвижии и безмолвии.

«Фольцваген» Резвана въехал на пятачок, за ним заглушила мотор «газель». Зрачки Нуриева сузились, весь подполковник являл собой собранность и сосредоточенность. Кушанашвилли вышел первым, за ним выстроились двое в кожанках, бока которых недвусмысленно оттопыривались. Из салона «газели» не вышел никто. Резван махнул первой «фуре», дверь открылась и на землю спрыгнул высокий жилистый мужчина.

– Сухрай! – отметил про себя Альберт, внимательно изучая атмосферу обстановки – Как пить дать, он!

Подельники поздоровались, потекла непринуждённая беседа, сердце подполковника учащённо забилось. Через десять минут с «Land Rovera» вышли двое, двое водил в фурах и женщина, остались на местах. Пятеро дагестанцев сняли пломбу с задних дверей «маза». К ногам Кушанашвилли упали три пятидесятикилограммовых мешка, один из «чёрных» вспорол бочину плотно упакованного тюка. Резван наклонился, вынул из кармана выкидной армейский нож. Подцепив кончиком горсть «белого» понюхал его и смачно слизнул. Воцарилась гробовая тишина, указательный палец Альберта лёг на курок…

Кушанашвилли удовлетворённо крякнул – Люблю, Сухрай, когда учитываются пожелания клиента, три девятки?

Мамедов пожал плечами – Твои деньги, мой товар. Естественно, я учёл твои предпочтения, друг, как же иначе?

– Я тоже порадую тебя, юмарт-абзый (добрый дядя) – Резван махнул своим из «газели» – Тоже отмытые, из саратовского банка.

К ногам кадия плюхнулся плотно упакованный полиэтиленовый пакет. И дураку было ясно – упаковка набита наисвижайшими изображениями президента Линкольна. Сухрай кивнул своим, двое дагестанцев вытащили из «газели» ещё три, хаотично выбранные, упаковки. Начинка Мамедова порадовала – баксы улыбались ему во все тридцать два. Ещё одно крепкое рукопожатие скрепило сделку, Нуриев дал команду – Фас!

За тридцать секунд было сделано практически всё: включились на полную прожектора, голос в громкоговоритель обьявил: – Всем оставаться на своих местах, периметр оцеплен! – автопокрышки бандитов прошились не одной автоматной очередью, псы спецназа рванулись в бой, началась паника.

Альберт Айдарович вышел из темноты, его серьёзный образ главаря говорил сам за себя: камуфляж, армейские берцы, чёрная эластичная маска на лице с узкими, почти скрытыми, прорезями для глаз, в правой руке ствол, на спускавом механизме которого чётко зафиксирован указательный палец, куртка камуфляжного костюма слегка топорщится из-за одетого на тело бронежилета.

Среди хаоса и суеты его ровный, но безопелляционный голос прозвучал как приговор – Минуточку внимания, господа бизнесмены, много времени я не займу!

Девять действующих персон стрелки ошарашенно оглянулись. Двое водителей даже не дёрнулись, а женщина, сидящая в хиджабе, взялась крепко за ручку двери. Кабина, где сидела она и водитель, наполнилась грязными, едва правда слышными, ругательствами, среди которых – Шайтан! – было коронное.

Альберт, осторожно делающий шаги к Сухраю, отметил про себя, что кадий вооружен и огнестрельное оружие находится у него за поясом. Кушанашвилли пуст, хотя нет, старый чурка сам мараться бы не стал, двое верзил сзади него стоят с пушками на фоксе. Пять дагестанцев тоже не пустые, но чтобы добраться до кобуры потребуются доли секунды, а их у придворных наркобарона нет.

Вперёд выступил Резван, тут же на его лбу нарисовалась маленькая, ярко-красная точка, которая медленно, но уверенно сползла к сердцу. Второго шага по направлению к Нуриеву Кушанашвилли не сделал.

Пыл его остыл, тон, так и не набрав нужные децибелы, убавился – Ты кто, начальник? – он сказал это сдержанно, абсолютно не зная, как себя вести и что делать в сложившейся, совершенно абсурдной ситуации – И где Иван?

Альберт вздрогнул, ситуация принимала неприятный оборот – Сейчас для тебя я бог и без Ивана, и резких движений, таких как, например, падение на колени, делать не нужно!

– Это что, розыгрыш? – рассмеялся Резван – Ты кто вообще, и ряженные твои, сюрприз от Ежова что ли?

Кушанашвилли вполоборота оглянулся на своих и сглотнул тяжёлый удручающий ком. Ведь сейчас, если это правда, а не розыгрыш, ему не дадут даже подумать об адвокате, а шесть тонн отборного порошка просто напросто сотрут его добропорядочную персону в порошок.

Нуриев подошёл вплотную к Кушанашвилли, оглядел его с ног до головы, чуть склонив иронично голову – Сдал тебя Ежов, с потрохами, и я не в том положении, чтобы чего-нибудь тебе предлагать, приоритет на моей стороне! Периметр доков оцеплен, Резван, сорок бойцов спецназа ждут моей команды, ребята соскучились по войне, хотят крови, а мне просто нужно чтобы вся ваша дружная компашка сложила на землю оружие и сдалась добровольно. Только после этого мы сможем прийти к консенсусу!

– А если нет? – он не хотел, трусил и трясся, осознав наконец-то, что попал в беду, реально, без шуток, но всё же дерзнул – Что будет?

– Логичный вопрос! – согласился Альберт Айдарович – Сразу видно бизнес-хватку. Хорошо, я отвечу тебе честно, без б! Я, как замначальника всего московского госнаркоконтроля, дам команду стрелять на поражение, дабы не возиться потом с кипой бумажной волокиты. Оставлю в живых пару-тройку захудалых «шестёрок», которые после моего неуставного допроса расскажут всё. Твои баксы я оставлю себе, а шесть тонн «белого» сдам на уничтожение, за что мне пожмёт руку мэр города, мой шеф и министр МВД, а вас, жмуриков, очевидно забирут родные и близкие, которые тоже попадут в моё поле зрения, и с них живых я не слезу, поверь!

– Ты радикал! – ахнул грузин – Это перегибает всякую палку закона, так не бывает, на дворе двадцать первый век!?

– А мне плевать! – усмехнулся Альберт – На закон и на вас, у меня своя методика работы с молодёжью.

Кушанашвилли понял, что из двух зол нужно выбрать меньшую. Кивнув своим, бизнесмен первым вынул из-за пояса ствол, который Нуриев так и не заметил.

Альберт кивнул на землю – Аккуратненько кладём пугачи на асфальт и падаем мордами в пол. Руки за спину и не единого лишнего движения! – один «парабеллум» и два «ТТ» легли в ровненькую линию, Берт отшвырнул ногой пистолеты в сторону – Пошёл следующий противоборствующий клан! – подполковник шагнул к застывшему Сухраю – А-а, вот ты какой, северный олень, Сухрай Мамедов, ну, что молчишь, не ожидал?

Дагестанец зло прищурился, плотно сжав губы и кулаки. Кадий обдумывал, как ему поступить лучше – завалить мента, а потом попробовать скрыться, или скрыться сразу, без крови, ибо речи о капитуляции и быть не может. Сухрай решил бежать – медленно обернувшись на жену, сидящую в кабине «маза», он едва уловимо кивнул. Женщина неслышно повернула ручку, дверь кабины приоткрылась – дальше всё напоминало остросюжетные кадры из сводки «криминальный вестник с линии огня».

Мамедов грохнулся на колени и заголосил, подняв ладони к ночному небу – О-о, командир! О-о, горе мне, беременная жена у меня, Аллахом заклинаю, пощади, отпусти, начальник?

Альберт по инерции сделал шаг назад, ситуация координально изменилась, вся манипуляция, сотворённая Сухраем, была провокация – он знал это не понаслышке, жаль, понял это слишком поздно. В небо взмыла сигнальная ракета, взгляды присутствующих устремились вверх, Мамедов рванул в сторону контейнеров.

– Стоять! – крик Альберта разорвал тишину, перед подполковником возникла фигура женщины: чёрный хиджаб, полностью скрывающий лицо, длинный, идентичного цвета, балахон, а поверх него пояс шахидки.

В правой руке безумного создания граната, самая настоящая РГД, с выдернутым, но зафиксированным пальцем, кольцом – Забудь его! – голос её был чист и без акцента – Поговори лучше со мной, но вежливо!

Альберт тряхнул головой, понимая, что теряет контроль над ситуацией. Уходит Мамедов – это самая важная деталь, допустить этого нельзя! Нуриев сосредоточился на тротилловой обмотке вокруг пояса террористки – вспомнился отец, походы вместе с ним на операции, его нравоучения: два жёлтых провода, голубой, белый и красный. Нет, должно быть наоборот, два голубых, идущих к самой капсуле, слева белый, справа красный, а жёлтый посередине, пропущенный через таймер, подсоединённый к механизму.

– Чёрт, это «кукла», муляж, спецотводка для несведущих зелёных дураков, а вот «лимонка», да-а! – силовик без слов пошёл на женщину.

– Не подходи, я взорву всё! – жена Сухрая крикнула это так громко, что эхо её прокатилось гулом по старым докам и растаяло в напряжённом, пахнущим кровью, воздухе.

– Валяй! – Альберт резко шагнул к ней, переложил «макаров» в левую руку, а правой, сжав её донельзя, ударил шахидку в лицо.

Жена Сухрая покачнулась, подполковник ударил ещё раз, в грудную клетку. Мамедова начала падать, граната выпала из ладони и покатилась по асфальту. Молниеносный третий удар пришёлся в область головы, ногой, а точнее носком кирзового армейского ботинка.

Больше Альберт ничего не слышал, рысью прыгнув к гранате, схватил боеприпас и прижал пальцем место выдернутого кольца. На всё про всё едва ли ушла секунда, оглянулся, в поле зрения попали свои ребята, которые укладывали на землю «чёрных» воротил.

– Эй?! – крикнул Нуриев – Один, ко мне, быстро!

От толпы отделился боец с «альфы» – Да, Берт, говори?

– Держи, вот так! – подполковник сунул бойцу гранату – Палец не убирай, слава богу, четыре секунды не прошло, значит не взорвётся, а я сейчас!

Камуфляж застыл, ни на йоту не дрогнув, лишь кивнул, Альберт рванул в лабиринт контейнеров за Мамедовым. Расстояние между ними стало стремительно сокращаться.

– Сухрай! – Нуриев видел только его спину и голову, куда предстояло попасть в яблочко – Мамедов, тебе не уйти, длина коридора шестьсот метров, ни слева ни справа лазеек нет, в конце трое моих ребят, сдавайся! – Альберт сделал предупредительный выстрел в воздух – Ну, иначе тебя снимут всё равно!

– Иди к чёрту, шайтан! – едва услышал ответ подполковник – Сдохни сам!

Берт прибавил скорости, но услышав выстрел, пригнулся. Рядом, буквально возле уха, пролетел «шмель», задев своим жгучим брюшком скулу.

Подполковник тряхнул головой, чувствуя, как по правой щеке потекла горячая струйка – С-сука! Я-ж с тобой в игры играть не намерен! – зло процедил сквозь зубы Альберт, чуть присев на правое, согнутое под девяносто градусов, колено, прицелился, вытянув обе руки, и выстрелил. Впереди, метрах в стах, мелькала спина кадия, но один ещё шаг, второй, и, спринтер дёрнулся и повалился на землю.

Нуриев выстрелил ещё два раза и выдохнул – Снял!

Быстрыми шагами Альберт Айдарович преодолел разделявшее их расстояние. Мамедов лежал на земле, лицом вниз, широко распластав руки, но не выпустив из правой ладони холодной рукоятки «ТТ». Тюбетейка слетела с бритой, отливающей синевой, головы, подполковник вытащил пистолет из рук дагестанца и отшвырнул в сторону. Ухватив Мамедова за шиворот, Альберт приподнял его и перевернул на спину. Наркобарон был ещё жив, хотя в области грудной клетки, на белой, обтягивающей футболке, уже расплывались три алых пятна.

– Два в лёгкое, одно в поджелудочную! – отметил про себя Нуриев – Почти минута-две у него есть!

Сухрай открыл глаза, было тяжело, почти невозможно дышать, во рту пересохло, тело сковал неимоверный холод, который пробрался уже в кости, в жилы, в саму кровь. Он чувствовал, как коченеют его пальцы, кисти рук и немеет язык, но странно было одно – мысли, что это конец, не приходило.

– Что, я оказался лучшим стрелком, нежели ты? – Альберт присел перед кадием на корточки – Ну, Сухрай, скажи, не молчи, времени у тебя в обрез!

Дагестанец сглотнул тяжеленный удушливый ком – Кто? – голос его хрипел, вырываясь с гортани бренными отрывками некогда волевого, командирского приказа – Кто сдал меня, и если это не Иван, то кто этот пёс?

Нуриев усмехнулся – У тебя прострелено в двух местах лёгкое и желудок. Кровь, в течении минуты-двух заполонит собой всё, ты умрёшь, догоняешь, а всё равно спрашиваешь меня, Ежов ли сдал тебя или другой? Кстати, там, в преисподней, ты сможешь спросить его об этом лично!

– Сары ит! Шушенда хайван саны ашап, етсын! Ходарсез! (Псина! Гиены чтоб глодали твои кости, мусор! Неверный!)

Сухрай выдохнул это на одном дыхании, зло, откровенно, на родном горском наречии, но он не знал, что Альберт, побывав в таких горячих точках, как Шали, владеет ещё четырьмя языками, а дагестанский и тем паче, знает почти, как родной.

Ухмыльнувшись, подполковник ответил – Сан али кельсан мендорак, ат ялман, ушь юзь кайта шрисен сан, жирьда. Уль! (Пока они до меня доберутся, ты, чурка, триста раз сгниёшь в земле. Умри)

Мамедов вздрогнул, услышав родной язык, так чисто высказанный ему пожеланием, без акцента, без злости, безо всего, просто произнесённый, с чувством и от души.

Нуриев поднялся с корточек, улыбнулся, и наступил подошевой ботинка чеченцу на грудь, придавил, с наслаждением слушая, как из горла кадия вырываются хрипы – Уль! (Умри!) – Альберт давил на массу, причиняя жертве неимоверную, адскую боль – Уль! (Умри!)

Сухрай умирать не хотел, боролся, вспоминал про себя обрывки молитв, сур, аятов, но впомнить не мог. В голову лезли проклятья и обида, за самый свой ценный и коронный проигрыш, за жизнь.

Сделав над собой последнее усилие, Мамедов чуть приподнял голову, сверля силовика лютым звериным взглядом, сплюнул и процедил, сквозь стучащие от злости зубы – Сан али курмайсин, болларында. Жаннатка тушмайсы хатынын янап аля да ульмаз. Шуна быль! Сани азарлыем, сани и бетен санен хардашлярен! (Ты никогда не увидишь своих детей! Твоя жена сгорит в аду, так и не умерев! Помни об этом! Знай, я проклинаю тебя! Тебя и весь твой род!)

Нуриев рассмеялся, смех его прозвучал раскатом грома в зловещей беспечной тишине – Куанма, мен илянмаган. Аллах жазалайди, кеиь яна! Хазур уль! (Не обольщайся, я не женат. Аллах рассудит, кому, где и как сгореть, а сейчас умри!)

Подполковник, вложив в приподнятую правую ногу всю силу и ненависть против «чёрных», которая жила в нём будто панацея, со всего размаху опустил её на сердце Сухрая. Мамедов ахнул и застыл, в приоткрытых безжизненных глазах его стеклом застыла ненависть и боль.

Альберт сплюнул дагестанцу на лицо – Аллах акбар, сары ит! (Аллах велик, пёс!)

Ухватив Сухрая за щиколотку, Нуриев потащил его обратно, к месту сделки. Тело кадия было тяжёлым, но эта несущественная деталь вовсе не смущала Альберта Айдаровича, он вёз бандита по земле, как истинный, добытый трофей. Для, видавщего виды, силовика, презренный чеченец был очередным грузом двести, который встал временно на пути, но был вовремя ликвидирован. Двенадцать участников ночной стрелки лежали на земле, лицами вниз. Руки у задержанных были сцеплены за спинами наручниками.