Лина Вольная "Хамелеон"

Конвоир завёл Розу в кабинет, Мамедову было не узнать, даже нет, в сплошном багрово-забинтованном синяке крайне трудно было узнать женщину.

Нуриев наклонился к уху Орлова – Только очень прошу тебя, не лезь! Соколов в курсе, всю ответственность беру на себя.

Через четыре часа, с длительными перекурами между, это был уже не синяк, а груда переломанного человеческого мяса, которая не могла ни писать, ни читать – жена кадия рухнула со стула мешком и больше не двигалась.

Альберт беспечно приложил к окровавленной шее задержанной два пальца, пульс едва прощупывался, но был – Герман, оформляй пару конвоиров и в Склиф её, пусть теперь ремонтируют, главное и всё существенное она нам рассказала и следующего тащи ко мне, водителя хачика! – подмигнул Альберт, смывая в раковине окровавленные сбитые руки – А Кушанашвилли напоследок оставим, его и прессовать-то не надо, сотрудничать со следствием он начал с первых минут!

Что ответил начальник госнаркоконтроля, Нуриев уже не услышал, ибо мысли силовика вольнодумно разгуливали по телу Марии. Предварительне допросы закончились далеко за полночь, Альберт засобирался домой.

Спустившись вниз, подполковник заглянул в камеру к Кушанашвилли – Ну что, устроился, горец? – взгляд Нуриева смеялся – Не обижали тебя мои архаровцы?

Резван полулежал на деревянном топчане, но при виде Альберта, в забрызганной кровью рубашке, вскочил, глаза его беспокойно забегали, мышцы напряглись – Сойдёт, начальник, меня никто не трогал! – скользнув взглядом по закатанным рукавам силовика, Кушанашвилли прищурился – А ты что это, Альберт Айдарович в таком негожем виде, никак разгулялся по задержанным?

Подполковник взглянул на испорченную рубашку – Да, абрек, издержки профессии, но тряпки ерунда, я новость тебе замечательную принёс!

Грузин выпучил от удивления глаза – Ты меня отпускаешь?

– Лучше! – прищурился Альберт – Сегодня ночью устрою тебе свиданку с Нарретдином!

– Ты устроишь мне встречу с таджиком, правда?

– А почему бы и нет? – Нуриев посмотрел на часы – Второй час ночи, свидетелей нет, этого балбеса должны были отвезти сегодня в изолятор временного содержания, но там мест нет и слава богу, ты свою часть договора выполнил, я тоже обещаний на ветер не бросаю, так что пару часов тебе хватит, я думаю. Делай дело, да сиди смело, дежурного я предупрежу, не переусердствуй только, доходяга этот и так на ладан дышит, перестарались чего-то мы с ним.

– Ага! – глаза Резвана горели адским огнём отмщения, он жаждал, он предвкушал, он изнемогал от ненависти, душившей его, он хотел крови взамен терпения – Я всё понял, начальник, я тебя не подведу.

– Бывай тогда! – усмехнулся Альберт – И да, постарайся без криков только!

Резван Абрамович не верил своим ушам: – Неужели сейчас, в двадцать первом веке, веке нанотехнологий и преобразований, веке, где практически всё чинится по закону, ему, арестованному по серьёзной статье уголовного кодекса, сам же силовик, подполковник, мать его, одаривает такой неслыханной щедростью, возможностью отомстить? Отомстить и наказать, оставаясь безнаказанным, или это очередной мусорской обман?

Через десять минут, когда входная железная дверь отворилась и в камеру втолкнули Авеля, он понял, что жестокий ублюдок, что упёк его сюда, всё таки слово держит и предстоящий двухчасовой спектакль вовсе не розыгрыш!

Резван удовлетворённо цокнул языком, плотоядно облизав губы – Ну ночи доброй, подельник, заходи, гостем будешь…

Ночная Москва жила своей полуночной гламурной жизнью, но даже сейчас, стоя на светофоре, и выжидая когда загорится зелёный, Альберт нервничал и ёрзал на сиденье. До Рублёвки оставалось всего ничего, но сердце уже отстукивало бешенные удары, да такие, что стало трудно дышать.

– Что это? – удивился себе силовик – Переработался так или нервы шалят перед встречей с ней? Чушь! – обрубил Нуриев крамольную мысль – Девка самая обычная шлюха, ну, красивая, эффектная, да, но не более! Но жажда, жажда её не даёт покоя, жажда тела её, губ, рук и пальчиков, коими так изящно удерживала она его достоинство. Ч-чёрт, и когда даже допрашивал он Мамедову, уродуя женское тело, то и тогда, он думал о ней. Стискивал зубы, нанося удар за ударом, прикрывал веки, растягивая неимоверное удовольствие, но перед глазами стояла она, Мария, обнажённая и протягивающая к нему руки. Интересно, а что делает сейчас она, спит или ждёт его и своей участи, которую разрешить может только он?!

Не выдержав, Альберт позвонил Имагину – Ты сменил Андрея?

– Да! – монотонно выдохнул опер – Желаешь узнать чем занята дама?

– И чем? – ухмыльнулся Берт – Надеюсь будить её не придётся?

– Не придётся! – согласился Валерий – В ванной комнате она, плещется второй час уже, а ты сам-то когда заявишься?

– Через десять минут выходи к воротам, на сегодня ты свободен, спасибо!

Подъехав к дому, Альберт заметил, что Имагин нетерпеливо уже переминается с ноги на ногу, Нуриев ухмыльнулся – Что, устал шибко, аж хвостом бьёшь?

Но кого-кого, а тёртого Имагина было не смутить – Устать не устал, Альберт Айдарович, а от безделья маялся. Я домой, начальник, завтра на работе увидимся, гостья твоя в порядке, никуда не звонила, даже не пыталась, сготовила вполне сносный ужин, почитала книгу, всё кажется.

– Перекрестись, да езжай, с богом! – подполковник въехал под навес и выключил двигатель, неторопливо вылез из автомобиля.

– А зачем креститься-то? – во взгляде опера скользнуло изумление – Я во грехе не увяз!

Нуриев лукаво прищурился – Ой ли? И даже когда плотные упаковочки бабок со сделки в кофейне укладывал в сумочку или ты это кэшбэком от господа нашего считаешь?

– Ну?! – невозмутимо пожал плечами Имагин – Это совсем другое дело, начальник, это существенная добавка к моей будущей пенсии, по твоей милости, и бог тут совсем не при чём!

Нуриев, стараясь сдержаться от колкого высказывания, только в изнеможении прикрыл устало веки – Знаешь, Валер, порой поражаюсь, как тебя в ГНК-то взяли, ты же деревянный, ей богу, ты ни приколов ни подколов никаких не понимаешь, на утренники не ходишь, водку не пьёшь, какой же ты опер, дьявол тебя подери?!

Имагин, садясь в «десятку», лишь негромко обронил – Деревянные тоже в отделе нужны, Альберт Айдарович, у них хоть язык не развязывается, как у кожанных, всего доброго, начальник!

– Давай! – махнул рукой Нуриев – Езжай уже, да педали газа с тормозом не перепутай, с тебя станется, буратино.

Автоматические ставни закрылись, дом был погружён во мрак и лишь только в окнах столовой горел притуплённый свет от ночных бра. Альберт неуверенно, медленно и осторожно двинулся ко входу, пожалуй мысленно оттягивая встречу с ней. Шаг, второй, третий, первая ступенька, вторая, силовик остановился и присел, закурил, пытаясь унять брызжущее через край напряжение. Сизая струйка дыма вальяжно поплыла в угольной бархатной темноте – ни ветерка, ни шума, лишь тишина и ночь, так жарко принявшая его в свои объятия. Странно, но рука, держащая сигарету, дрогнула, неведомое доселе чувство поселилось в нём – тоска по ней.

Бесшумно ступая, Альберт прошёл в столовую, вынул из холодильника початую бутыль «Бокарди», хлебнул прямо из горлышка, не закусывая, крякнул и приложился вновь. Ром разлился по пустому желудку огненной терпкой лавой, провалился внутрь, разжигая по телу приятную нетерпеливую дрожь. Силовик сглотнул едкий ком, сделал ещё два внушительных глотка и направился в ванную.

Она стояла, обёрнутая полотенцем, спиной к двери – почти голое тело с распущенными мокрыми волосами и длинными стройными ногами. Рука её, держащая кисточку, водила по губам ярким бордовым блеском. Отражение, в почти запотевшем зеркале, заставило Альберта глухо выдохнуть, Мария вздрогнула, увидев его, но не обернулась. Кокетливо прищурив глаза, она томно продолжила движения рукой, Нуриев зло скрипнул зубами, наблюдая, как вожделенная красотка откровенно сооблазняет его. Девушка улыбалась и не сводила с зеркала глаз.

– Собралась на дискотеку? – хрипло процедил Альберт – Или куда покруче?

– Ч-чёрт, о, да! В тёмном брючном костюме и белой рубашке он был неотразим, хоть и был выпачкан с ног до головы кровью! Его искажённое гневом лицо с суровыми правильными чертами оставалось в тени, и его не портила даже багровая полоса на правой скуле – ожог, проклятье или след от пули, неважно, его это не портило, скорее наоборот.

Подполковник снял пиджак и швырнул его на пол, взгляд Марии упал на испорченную рубашку и брюки – На тебе кровь, Альберт!

– Это не моя кровь! – глухо прохрипел Нуриев – Подойди ко мне.

Королёва сделала несколько шагов вперёд – Ты его убил?

– Ты сожалеешь об этом?

Мария остановилась – Я не знаю, Сухрай не сделал по отношению ко мне ничего плохого, он всегда был сдержан и воспитан, платил исправно, даже чересчур!

– А вчера он джентельменом не был! – усмехнулся Альберт – Скорее наоборот!

Заныл пах, кровь, горячей обжигающей струёй побежала по жилам и ударила в голову – он не стал ждать, широко шагнув к порочному созданию, ибо сил на ожидание уже не было. Мария съёжилась, будто в предвкушении удара, зажмурила глаза.

Альберт сгрёб девушку в охапку и застыл, жадно изучая её губы – Я ужасно устал, девочка, и мне нужно сегодня только три вещи: душ, секс и сон. Всё остальное будет потом, разговоры будут завтра! – его вкрадчивый, но безопелляционный тон не оставил ни единого шанса на капитуляцию – Давай, удовлетвори меня и мы спокойно отправимся в царство Морфея!

Мария открыла глаза – о-о, боже, как же хотелось поцеловать его в губы, в полные, влажные, горячие, приоткрытые, словно створки рая, и даже не поцеловать, а впиться и наслаждаться этим немыслимым острым ощущением. Мгновенья, обернувшиеся вечностью, рухнули, силовик, не дав опомниться ей, жадно прижался к влажным рту, требовательно прокладывая языком путь.

Мысли, мысли, путались и противоречили друг другу – что он делает, боже, ведь она проститутка, через которую прошло несметное количество народа, она порочнее самой богини страсти Афродиты, но желание его сейчас гораздо сильнее разума – плевать, плевать на всё, лишь бы чувствовать вкус её губ и сладость тела, лишь бы окунуться в эту пучину вновь и вновь.

На мгновенье опомнившись, Мария попыталась высвободиться из объятий, но стальная хватка Альберта была крепка – Я надеюсь по диспансеризации у тебя пятёрка? – прохрипел Нуриев, чуть отстранившись от партнёрши – Ну, не тяни, я жду!

Королёва вспыхнула, сверкнув на подполковника глазами – Я здорова, Альберт, и с клиентами всегда предохраняюсь!

– Я не клиент! – ухмыльнулся Берт – И резинки не люблю, а то, что ты здорова, это чудненько, и на будущее запомни, если я хочу поцеловать тебя, то поцелую, не дёргайся, а сейчас продолжим!

Она сдалась, расслабилась, полностью отдавшись во власть тирана. Нуриев потянул за угол полотенца, дёрнул вниз, махровая преграда скользнула угрём на пол.

Альберт оторвался от Марии, плотоядно пробежался взглядом по обнажённому телу – Такая ты мне нравишься больше!

Как расстегнулись пуговицы на его рубашке, как снялись брюки и боксеры, она не помнила – только его сильные руки, исследующие её тело, и губы, которые творили невозможное. Его обаяние покорило, его сила и мощь сразили наповал, а нить желания, связавшая их навеки, соеденила вожделением навсегда.

Альберт потянул Марию в душ, включил тугую горячую струю, притянул холёное молодое тело к себе – Хочу тебя, хочу всю, без остатка, отдайся мне, Мария, я не причиню тебе боль!

Вездесущая длань нетерпеливо ласкала гладкую спину и ягодицы, Королёва задохнулась от нахлынувшего волной чувства, затрепетала и самозабвенно откликнулась на его долгий затяжной поцелуй. Сдавленно захрипев, Альберт взглянул в затуманенные желанием глаза – да, она манила, она звала и была полнотью готова к нему.

Молчание – золото! Он и молчал, эротично ведя кончиком указательного пальца от губ до подбородка, слегка приподнимая его при этом, а после спустился на ключицу, резко переместившись на грудь, ощущая в ладони и полноту её, и упругость, и жёсткие бугорки затвердевших сосков, и всё, всё остальное, что принадлежало теперь только ему.

Королёва тронула рукой абстрактную татуировку на правом плече любовника, силовик мотнул головой – Всё завтра, детка, все вопросы завтра, поверь, у тебя будет ещё возможность разглядеть мою зверушку подетальней, не отвлекайся!

Нерв, каждая клеточка её тела и души была оголена, она понимала, что растаяла в его руках, как шоколад, стекая каплями его на мускулистые сильные руки, кубики на прессе, на бёдра.

Она хотела наклониться и прильнуть губами к внушительному, твёрдому достоинству, но Нуриев остановил – Не сейчас, позже, на оральную прелюдию времени нет, я готов, поверь, готов и без этого!

Мария растерялась, но не растерялся партнёр – Альберт приподнял её, ровно пушинку, и резко опустил себе на бёдра, она вскрикнула, как раненая птица, и даже не от боли, забилась на нём в предверрьи экстаза, зарылась острыми коготками в плечи.

– А-Альберт?! – её ноги обвили бёдра мужчины, сцепились на упругих ягодицах – Альберт, не отпускай меня, прошу, не щади, не жалей, делай, что хочешь, но только не отпускай!

Подполковник усмехнулся, не сводя глаз с её малахитовых растопленных глубин. Игра началась, жёсткая, взрослая, безо всяких компромисов и уступок, он терзал её нещадно, глядя в глаза, и зрачки их расширялись, дрожа на ресницах хрустальными бисеринами слёз. Губы, он не щадил губы, требовательно и властно продолжая соитие. Укусы его были грубы и жестоки, но хаотичная первобытноть их только распаляла Марию, она громко стонала и ловила его бешенный ритм.

– А ты красива! – прохрипел Альберт, переворачивая девушку к себе спиной – Особенно сейчас! Но я хочу попробовать тебя всю, каждую твою клеточку, каждый уголок, каждый миллиметр твоего шикарного тела! – две ладони его требовательно опустились на ягодицы – Впусти меня, и клянусь, ты не пожалеешь об этом!

И действительно, о чём можно было пожалеть, когда виртуозные пальцы его начали стимулировать набухший бугорок, а сумасшедший темп крещендо сдобрил огненное комбо настоящим шквалом эммоций, койи обрушились на Марию волной.

Когда тело сотрясла первая конвульсия, она, не вполне осознавая ещё суть её, дёрнулась, закричала, а Альберт зашептал, в самое ухо, тихо, вкрадчиво – Не стесняйся, я уже чувствую твой финал! Давай, девочка, моя волна тоже не за горами!

Его сила пугала, одновременно притягивая, в глазах потемнело, пол просто ушёл из под ног. Мария прижалась к любовнику, глотнула, так нехватающего сейчас воздуха, выгнулась донельзя, и рассыпалась на миллиарды засахаренных молекул счастья. Губы её, пересохшие, искусанные, шептали одно единственное слово – Да, Альберт, да!

Зеркала на стенах провокационно запотели, стало жарко, невыносимо душно, но Альберта это не остановило.

Не выпуская Марию из объятий, силовик подвёл девушку к зеркальной влажной стене – Теперь мой черёд, малышка, давай, постарайся, я тоже на подходе!

Его толчки разбередили её вновь, колени подогнулись и готовы были рухнуть, но он, победитель, не дал. Согнутую, Нуриев держал её крепко, регулируя бёдра, и чувствовал, что вознестись к Олимпу им обоим придётся здесь, напротив запотевшей зеркальной стены, где след от тыльной стороны её ладони медленно сьезжает вниз. Извержение не заставило себя ждать, Альберт зарычал, глубже зарываясь во влажное податливое лоно.

А после, обессиленные и томные, они плескались под тугими струями едва тёплого напора воды. Мария намыливала его тело, чередуя движения с частыми, отрывочными поцелуями, а после, играючи медленно опустилась перед ним на колени.

Лёгкая ухмылка тронула губы подполковника – А ты ненасытная, мне это нравится!

Она целовала его самозабвенно, одновременно и задыхаясь, и наслаждаясь невозможностью говорить. Ей, проститутке, было это не впервой, но в эти движения она вложила всё свое умение и опыт, который слился с обоюдным горячим желанием. Его руки, словно кисти художника, очерчивали её правильные, гладкие изгибы талии, тугих грудей, рук и бёдер. Он стимулировал её постоянно, бесконечно, не давая отдыха и передышки. Мария умела себя преподать, Альберт умел этим воспользоваться, их дуэт создался мгновеннно и зазвучал в униссон.

Два с половиной часа, проведённые в сауне, утомили пару, Альберт почуствовал неимоверный голод – Валера накидал мне, что ты успела чего-то приготовить?

Королёва кивнула, хитро улыбаясь – Пошли, я тоже непротив маленького ленча.

Обмотавшись полотенцами, любовники влетели на кухню. Поваром девушка оказалась превосходным, и всё то убранство, что выставила она на стол, почему-то не удивило господина Нуриева. Он смёл прямо со сковороды две третей филейной тушки мяса, опустошил тарелку с овощной нарезкой, а между делом успел подцепить с противня несколько румяных поджаренных картофелин.

– Вкусно, благодарю! – усмехнувшись, произнёс Альберт – Готовить ты тоже научилась на панели? – взгляд его не отрывался от её малахитовых глаз.

– Меня научила бабушка, пока была жива, говорила пригодится.

– Пригодилось?

– Как видишь, тебе понравилось! – Мария облизала губы и замерла, мужчина не отрывал от неё взгляда, тщательно изучая каждое её движение.

Сердце трепетало, а пальцы чуть подрагивали, картина их совместного занятия любовью стояла перед глазами, и как ни странно, она желала продолжения.

Альберт откинулся на спинку стула, закурил – Не бойся! – улыбнулся он – Скажи, озвучь то, чего так желаешь, всё, абсолютно всё, написано в твоих глазах. Я разделяю твоё желание, Мария, подойди! – девушка, словно загипнотизированная, сидела и не двигалась, Нуриев затушил в пепелнице сигарету, бровь подполковника капризно приподнялась – Не заставляй меня повторяться дважды, встань!

Мария встала и неуверенно шагнула к полуобнажённому красавцу, голос её дрожал – Я боюсь не тебя, а себя, Альберт! – она приподняла руку и дотронулась до его скулы, нежно, осторожно провела по лёгкой небритости и подошла вплотную – Я испытала такие противоречивые чувства, что мне трудно справиться с ними. Это, как панацея, это как, попробовав неизведанного, сладкого, ты желаешь повторить попытку вновь, но не знаешь, чем чревато это будет для тебя, чем закончится? Я никогда раньше не любила и ни с одним мужчиной не испытывала того, что испытала с тобой, правда. Я боюсь, Альберт, боюсь, но жгуче желаю продолжения! Я не знаю, что будет дальше, боюсь разлуки и не хочу её. Всё это странно, непонятно, для тебя и для меня, но тем не менее это правда, но и тебя я боюсь не меньше своего чувства!

– Любовь и секс разные вещи, Мария! – Альберт усадил девушку на колени – Первое тяготит и обязывает, а второе даёт свободу и наслаждение. Две эти вещи редко бывают совместимы, а если и дружатся, то ненадолго, поэтому я предлагаю то, что могу дать – море порока и нирваны, разлука нам с тобой теперь не грозит, не бойся. Наша плодотворная работа принесёт плоды и вознаграждение – это я тебе обещаю, а сейчас просто не думай об этом, расскажи лучше о себе! – вполголоса попросил подполковник – Как ты оказалась на панели, и куда, чёрт возьми, смотрели твои родители?

– А у меня нет родителей, они разбились в Сочи, когда мне исполнилось шестнадцать лет.

– Прости! – Альберт повернулся к Марии лицом – Я не знал! – она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и даже в полумраке силовик ощутил, что взгляд её суров и подавлен – Прости! – его губы коснулись важного лба – Согласен, я перегнул палку!

– Ничего! – она просунула руку под локоть, прижалась к телу и затихла.

Спустя мгновенье он понял, что Мария плачет, тихо, беззвучно, но плачет, чуть подрагивая в его обьятиях.

Альберт повернул девушку к себе лицом, склонился над ней – Если ты лишилась родителей в шестнадцать лет, то кто же стал опекуном?

– А ты как думаешь?

– Иван? – изумлению Нуриева не было предела – Ежов взял на себя роль твоего опекуна?!

– Я думаю досье на меня ты уже прочитал, оно хранилось у Ивана, значит там и находились документы на опеку!

Альберт прикусил губу – Да, бумаги у меня, но прочитать до конца не было времени. Не плачь, я постараюсь не причинить тебе боли, Мария, не обещаю, но постараюсь! – кончик его языка коснулся скулы и слизнул горькую солёную каплю – Верь мне, верь! – его шопот, дьявольский, проникающий в самые поджилки, убаюкивал, но крупицей подсознания она понимала, что Альберт – люцифер, готовый в любую минуту изменить курс направления, а страх её подавлен и растоптан его изощрёнными ласками.

Он гладил её по голове, нежно перебирая пальцами густые белокурые пряди, едва слышно она прошептала – Я верю тебе, а на панель привёл меня Иван Станиславович, когда мне было шестнадцать лет.

– Не понял! – Альберт пристально заглянул Королёвой в глаза – Причём здесь Ежов, он же был твоим опекуном?!

– А притом! – она говорила это спокойно, не прирываясь, словно на исповеди – Когда я закончила девять классов, мы с ребятами и девчонками поехали на дачу, в Барвиху – у Альберта ёкнуло сердце, в сознании всплыла дача бывшего начальника, и тоже в Барвихе – Выпили там! – продолжила Мария – И один, из моего класса, начал ко мне приставать. Я вначале обьсняла ему, что он обратился не по адресу, но бесполезно…

– И в итоге он всё равно изнасиловал тебя, да? – закончил, перебив девушку, Альберт – Так?

– Нет, не так! – повернулась к Нуриеву Мария – Меня изнасиловал Иван Станиславович, когда я в панике сбежала с дачи. Он шёл из дачного сельпо и я попалась ему навстречу, Ежов успокоил меня и утихомирил бежавшего за мной Тимура, а потом увёл к себе на дачу.

У Альберта скрипнули зубы, он знал и без подтверждения, что девушка не лжёт – экс-начальник был тот ещё фрукт, особенно по части молодушек.

– Мы пили горячий чай с мёдом, он разговаривал и успакаивал, а после предложил выпить красного вина! – Мария сглотнула тяжёлый ком в горле и на мгновение замолчала – Мы выпили, а утром я очнулась в его постели, в крови.