Анатолий Арестов "Небо над степью"

чёрные были до этой весны.
Горечь по дому упала на сердце,
боль не от раны, от сильной тоски:
петлями ржавыми скрипнула дверца,
сдобным запахли в сенях пирожки.
Так захотелось обнять на прощанье,
выкрикнуть: «Мама, родная моя!»
Чудилось только: «Сынок, до свиданья!»
– Мамочка, мама, прости ты меня!
В серой степи, окровавленной боем,
маки краснели – алели поля,
небо молчало над вечным покоем,
вечным приютом согрела земля…

Косовица

На поля легли туманы,
травы нежатся в росе.
Не написаны романы
о заточенной косе,
не написаны романы
о крестьянине в поту,
что в прохладные туманы
закрывает наготу
вековых страданий полем,
разноцветной тишиной,
распрощается он с горем
под небесной глубиной.
Разошлись туманы вскоре,
солнце встало высоко
и на скошенном просторе
кроме ветра никого…

Пастух

Помчались кони по раздолью
в луга с нескошенной травой,
развёрнут плат, где хлебом с солью
пастух насытится. Порой,
вздремнув часок под пенье ветра,
теряет вверенный табун,
потом бредёт он километры
к реке, где заводь и валун
лежит отточенный водою —
сбивают жажду рысаки.
Блестит на гривах пот росою,
как в поле утром васильки.
Пастух вздохнёт, крестясь от счастья,
закурит дымный табачок
и на валун. «А ну сейчас я!
Погреет кости старичок!»
Прилёг. Мгновенье. Сном объятый
табак рассыпал. Вот так сон!
И ветер носит запах мяты,
и храп играет в унисон…

Вороны

Снег слежался на полях
царственно-великих,
в близстоящих тополях
голых и безликих
притаился зимний день
скрюченный и хмурый —
обнимал трухлявый пень
он своей фигурой.
Загалдело вороньё
беспокойно, гадко,
всё твердило про враньё,
что грядут осадки.
Закружился снег в полях,
побелели кроны —
замолчали в тополях
шумные вороны.

Печь

Дым столбом в холодный воздух
выдыхается трубой,
печке русской нужен роздых
от дровишек. Ей судьбой
предначертано трудиться,
дымом чёрным заклубиться,
обогреть с мороза лица
и забыться…
Прогоревшие поленья
замолчали. Песнопенья
унеслись в небесный край…
Отдыхай…

Отдушина

В чистом поле мысли бросил,
на закате пал в траву.
Много жизненных ремёсел
познавал я наяву.
Напитался дымом мира —
раскусил его секрет!
Помоги, степная лира,
дай честнейший мне ответ —
что не так я в жизни делал?
Кто я? Где я? И зачем?
…Ковылём лишь тихо пела
степь над тяжестью проблем.

Прогресс

В холодном декабре бесснежному раздолью
степей полупрозрачных под небом голубым,
присыпанному снегом, немного, словно солью
на утро предстояло облечься в чёрный дым.
В селе горели избы, и бани, и сараи,
и терпкою полынью по воздуху несло,
заброшенное всеми огнём теперь стирали
под новую дорогу в соседнее село…

Степные звёзды

Печальная степь растворилась в объятиях наглого снега,
летевшего сверху огромными хлопьями скучных небес,
закрывших отчаянный свет, что дарила красавица Вега,
закрывших от взгляда холодными спинами туч Антарес.
Обиделась степь. Ощетинилась в небо сухою полынью,
прижала к себе опрометчиво падавший хлопьями снег,
не давший в покое ночном насладиться заветною стынью
мерцания звёздных, летящих в космической дали, коллег.

Агрономическое

Лето знойное в этом году,
запечённое, странное лето:
ни дождя, ни росы на лугу,
громыхало, сверкало, но где-то
далеко. Не у нас, где Алтай
разнотравный с пшеницей и рожью!
На таёжный обрушился край,
проходящий с небесною дрожью
сильный ливень, хотя он нужнее
промочить чернозёмную пядь.
Рассуждать я не буду, виднее
управленцам, где синяя гладь.

Испуганный ветер

Разгулялся ветер по просторам
по степным, полынным, неприкрытым,
напевая песню по-простому,
налетел в деревне на корыто.
Забренчал, запрыгал, испугался,
прошмыгнул в штакетник на заборе
и до ночи злился и ругался
на корыто жёсткое до боли!

Они ушли

Восемнадцатилетние парни на фронт уходили
из села, где осталась родная кровиночка – мать,
покрывались следы сапогов частицами пыли —
забывайте о нас, дорогие, не нужно рыдать!
Не вернёмся домой и не ступим на старый порог,