Маша Гладыш "Дрянь"

Дрянь
Маша Гладыш

Как быть, если мать отрывает от привычной школы, друзей и увозит в сомнительную деревню на исправление, где тебе предстоит учиться в старом монастыре с привидениями? Все просто – надо сделать ее жизнь невыносимой.

Маша Гладыш

Дрянь

Глава первая

1

Алиса не разговаривала с мамой почти сутки, закрывшись в своей комнате и на два оборота (для надежности) заперев дверь. Замок врезали еще в те времена, когда двухкомнатная квартира, где они жили больше десяти лет, была коммунальной. Ключи потерялись во время ремонта, и Алиса не сомневалась, что маме до нее не добраться. Из своего убежища она слышала, как та преувеличенно громко отвечает по телефону, жалуясь на что-то подругам, шуршит оберточной бумагой, звенит посудой, передвигает коробки и время от времени проклинает день, когда ей вздумалось завести ребенка. На провокации Алиса не велась и позицию не сдавала. Лишь ближе к ночи, когда входная дверь с яростью захлопнулась, Алиса опрометью выскочила в туалет, а потом, уже куда спокойнее проскользнула на кухню.

Мать после ссоры, которая случилась за завтраком, стол не убрала, и на нем в плетеной корзиночке зачерствел недоеденный бутерброд с сыром, неаппетитно заледенела яичница с кнопкой оранжевого желтка, а в кружке затянуло радужной пленкой чай. На всякий случай Алиса заглянула в холодильник, но там, как и ожидалось, кроме пакета молока и трех сырых яиц ничего не было. Да и молоко, скорее всего, кислое. В хлебнице тоже было пусто – лишь небольшая колония рыжих муравьев в наглую тырила, не успевшие окаменеть крошки.

«Чтобы вывести муравьев, надо завести тараканов», – пронеслась в голове часто повторяемая бабушкой фраза.

– Кыш отсюда, – крикнула Алиса, но рыжие диверсанты без видимых признаков паники спокойно продолжали свой путь.

Вздохнув, Алиса переложила бутерброд в тарелку с холодной яичницей, в другую руку взяла чашку, и уже двинулась обратно, как, взвизгнув, разоралась телефонная трубка, забытая мамой на подоконнике. От неожиданности Алиса чуть не выронила свой и без того скудный арестантский ужин, но в последний момент поймала тарелку коленкой, вымазав при этом майку и шорты кетчупом. Не без труда справившись с распластанной по разным частям тела пищей, она оставила требовательно вопящий телефон без внимания и воровато юркнула в свою комнату.

Однако не успела она надкусить сухой хлеб, показавшийся с голода вполне съедобным и даже вкусным, как опять раздалось настойчивое треньканье – на этот раз звонили на мобильный. Не переставая жадно поглощать бутерброд, Алиса дотянулась до сумки, но пока копалась в ней, чертыхаясь от того, что с сотый раз натыкается на пудреницу и помаду вместо надрывающегося телефона, звонки прекратились, зато сработала вибрация, сообщая хозяйке о пропущенном вызове.

Звонила Ленка – лучшая Алисина подруга. Она специально вернулась с дачи на две недели раньше, чтобы проводить Алису, хотя сама до конца не верила в реальность предстоящего отъезда своей школьной подружки. Однако когда спустя пять минут Алиса, покончив с едой, перезвонила, Ленка оказалась вне зоны действия сети. Набирать номер еще раз Алиса не стала. Вместо этого, как была в джинсах и футболке завалилась на груду одежды, холмами покрывавшую ее кровать, и быстро уснула глубоким сном без сновидений, не успев перебрать в уме все подробности скандала и найти достойный, сразу не пришедший в голову ответ.

Она не услышала, как после двух часов ночи вернулась мать, как попробовала войти в ее комнату, но, обнаружив, что дверь заперта, долго, но тихо ругалась сама с собой в коридоре.

Утром, не смотря на то, что ночью распищался недокормленный желудок, Алиса проспала до десяти часов, и проснулась, мучимая угрызениями совести. Конечно, ей не следовало говорить и половины того, что она выдала вчера матери. Била по больному, с удовлетворением отмечая, как ее щипки оставляют синяки, а мать, защищаясь, теряет остатки контроля и срывается на неприятный ей самой крик. Тогда проще было изобразить негодование и колотнуть дверью, оставив маму плачущей от бессилия.

Теперь вроде следовало извиниться, но тем самым Алиса как бы признала, что смирилась с безумной идеей переезда, одно воспоминание о котором вызывало непреодолимое желание пошвырять что-нибудь о стену.

Сняв и бросив на пол мятую одежду, Алиса, покопавшись в ворохе чистого белья, валяющегося возле огромного чемодана, несобранного даже наполовину, натянула голубой сарафан, сознательно не заметив торчащие в разные стороны не глаженые оборки на подоле. Мимоходом, скорее, по привычке, чем от желания прихорошиться, глянула на свое отражение в овальном зеркальце на подоконнике. Кошмарный кошмар! Под глазами круги, на щеке рваный узор (видимо она умудрилась уснуть на своей любимой шерстяной кофте с огромными пуговицами), волосы выглядят так, словно она долго продиралась сквозь репейник. Ну и ладно, махнула рукой и на цыпочках подошла к двери. Вроде, тихо. Встречаться сейчас с матерью Алиса не хотела. Отперла замок, прошмыгнула в коридор, повернула голову в сторону материнской спальни и наткнулась на печальный взгляд мутных после бессонной ночи глаз.

Мать сидела на широкой двуспальной кровати в элегантном по фигуре домашнем платье, четко обозначавшем поникшие плечи, и поджидала Алису. Ее миниатюрная идеально сделанная фигурка отражалась во всех четырех зеркалах, которыми Инна Михайловна обвесила свою комнату. Увидев дочь, она непроизвольно дернулась, будто хотела что-то сказать, но, когда Алиса поспешно отвернулась, смолчала.

В начале двенадцатого без звонка пришла Ленка. За это время Алиса выпила лишь стакан воды, который не утолил голод, но незавершенная ссора мешала ей воспользоваться содержимым холодильника в присутствии матери.

– Доброе утро, Инна Михайловна, Алиса дома? – торопливо выпалила Ленка с порога, точно опасаясь, что ее развернут и спустят с лестницы. Но она всегда так говорила – быстро, роняя части слов и целые предложения, смеялась над тем, что половина знакомых ее не понимает, и особенно ценила тех, кому не надо было повторять одно и то же по два-три раза.

Мама вежливо посторонилась, приглашая Ленку войти.

– Здравствуй Лена. Да, она у себя? Как отдыхается? – интеллигентно спросила она и зевнула челюстью, не раскрывая рта. Ответ ее нисколько не занимал, а вот спать хотелось. Ленка интуитивно поняла, чего от нее ждут, поэтому так же интеллигентно поблагодарила и прошла к Алисе, не вступая в бессмысленную беседу с ее мамой.

Ленка не была ни высокой, ни красивой, но с первой встречи запоминалась надолго. Миловидная блондинка с голубыми наивными глазами она, не прилагая особых усилий, заводила друзей с той же легкостью, с какой Алиса обживалась врагами.

Подруги тепло обнялись и чмокнули по не так давно заведенной привычке друг друга в щеки.

– Да, у вас все серьезно, – протянула Ленка, с интересом разглядывая бардак. Весь пол, а так же кровать, стулья, компьютерный стол и подоконник были неровным слоем завалены содержимым шкафа. За дверью скромно притулилась внушительная стопочка книг. В полуголые без штор окна, не скрывая любопытства, заглядывала старушка из дома напротив – любительница пошпионить с биноклем.

Не обнаружив и клочка свободного места, Ленка, махнув рукой, устроилась на полу между чемоданом и включенным ноутбуком, поджала под себя ноги, приминая осеннее оранжевое пальто, на которое села. Алиса плюхнулась рядом.

– Еще как серьезно. Мама спятила, – она хотела рассказать, как мать, ругаясь, побросала на пол ее вещи, как обрезала провод интернета и чуть не отобрала телефон с ноутбуком, но промолчала. – Давай сходим куда-нибудь? – предложила она вместо этого.

– Давай, – с готовностью согласилась Ленка, поднимаясь. – В кино?

Смотреть летом в кинотеатрах было нечего, однако Алиса кивнула, не представляя, как вынесет еще один долгий день дома. Наскоро помыла голову, взбила длинные русые кудряшки липким муссом для укладки, оставила их сохнуть без расчески и фена, выделила тенями глаза, и вместе с Ленкой направилась в коридор.

В квартире стоял крепкий запах кофе и сигарет. Мать с кухни, где сидела перед наполненной окурками пепельницей, мрачно наблюдала за тем, как Алиса торопливо надевает босоножки на высокой платформе, разводит по губам блеск и суетливо, чтобы лишние минуты не задерживаться в квартире, ищет ключи по ящикам фанерного комода. Дочь была уже на пороге, когда Инна Михайловна не выдержала и заорала, ни мало не стесняясь Ленкиного присутствия.

– Если ты не соберешь свои вещи, я их все выкину. Слышишь! – Алиса съежилась, но не обернулась. – Все выкину, до последней тряпки, – продолжала кричать мать ей вслед, все еще надеясь, что дочь одумается. Уже на лестничной площадке девочки услышали, как что-то со звоном разбилось о железную дверь.

2

Почти бегом спустившись вниз, подруги после влажной прохлады подъезда окунулись в сухой жар августовского дня. Ленка искоса с любопытством посматривала на Алису, ожидая, что та едко, как обычно прокомментирует поведение матери, но Алиса злилась глазами, грызла заусенец на большом пальце, оставляя кровоточащую борозду, и хранила молчание. Чтобы не попасть под горячую руку Ленка решила ни о чем не спрашивать.

Народ на улице бродил разморенный и вялый. Жара держалась уже третью неделю, не расслабляясь даже ночью. Те счастливчики, у кого были кондиционеры и вентиляторы, сидели дома или в офисе, остальные прятались по магазинам и кинотеатрам, совершая ненужные покупки. Уличные кошки таились под машинами и лениво следили за ошалевшими от солнца птицами. Те слепо тыкались в темные пятна на асфальте и жалобно смотрели на небо.

Южный ветер разносил мусор и пыль, трепал волосы, но не холодил кожу. Москва напоминала курортный город во время фиесты – жарко и пустынно.

Не дойдя до кинотеатра пары метров, Алиса остановилась у палатки с хот-догами и, не спрашивая, голодна ли Ленка, купила две горячих булки с сосиской и жареным луком. Жадно проглотив половину, она вдруг перестала жевать и буднично сообщила:

– Она квартиру сдала и билеты купила. Послезавтра уезжаем.

Ленка чуть не подавилась. Вытаращив свои и без того огроменные глазищи, уставилась на подругу.

– Шутишь!?

–А тебе смешно? – подняв бровь, поинтересовалась Алиса и вернулась к недоеденному хот-догу, подумывая прикупить еще один.

– Не, не очень, – потеряв аппетит, призналась Ленка. – Я думала, все еще обойдется. А раз квартиру сдала…, – промычала она, кривя симпатичный ротик и попутно разглядывая свое отражение в темном стекле киоска. – И что я без тебя буду делать? – нехотя оторвавшись от любимого занятия, жалобно спросила Ленка.

Алиса усмехнулась:

– Поехали со мной коров доить.

– Из меня плохая доярка выйдет, – демонстрируя вчера сделанный маникюр, парировала подруга, улыбнувшись. Алисе было не смешно, и она показала Ленке язык.

Внутри кинотеатра на полную мощь работали кондиционеры. Несколько подростков играли в автоматы, остальные клевали носом, провалившись в искусственную кожаную мягкость диванов, в ожидании сеансов. Густо и жирно пахло поп-корном. Взяв билет на первый попавшийся фильм (какая-то детская фантастика), девочки купили воду и большую порцию воздушной кукурузы. Все еще голодная Алиса сразу же запустила пятерню в коробку.

– Попу отрастишь, – подколола ее Ленка, бросив самую страшную угрозу.

– Не страшно, – с набитым ртом ответила Алиса. – На сенокосе все сгоню.

– Главное, что б не на сеновале, – скабрезно ухмыльнулась подруга.

От привычной бестолковой болтовни Алиса почувствовала себя намного спокойнее. Может и правда все еще обойдется? Приедут они в эту деревню (даже названия ее Алиса не запомнила), оглядится мама, да и передумает. Она ведь любительница по салонам красоты и ресторанам с подругами ходить. Не далее, чем на прошлой неделе полдня в спа-салоне просидела. Или она собирается в коровнике стричься и педикюр делать?

Ага, передумает, вновь помрачнела Алиса, протягивая билеты зевающей у входа в кинозал девушке. А жить они, где будут? Квартиру то мама сдала. Черт, черт, черт… И ведь даже ей словом не обмолвилась – просто поставила перед фактом.

– А как же Илья? – всполошилась Ленка, резко выпрямившись в кресле и едва не рассыпав поп-корн, стоящий у нее на коленках.

– Себе его забирай, – великодушно отозвалась Алиса.

Илья учился в параллельном классе и нравился им обеим с прошлого года. То есть уже почти вечность. Не то, чтобы они были в него влюблены, просто им нравилось думать, что у них большая несчастная любовь к одному парню, которая при этом не рушит их женской дружбы. Илья был, конечно, мальчик красивый, но не так Алиса себе представляла любовь. При виде Ильи сердце ее продолжало биться ровно, коленки не подгибались, а разум весь в целости и сохранности оставался там, где ему и положено быть.

На экране замелькали трейлеры новых фильмов. Впереди гоготали взрослые парни, открывая под креслами, пользуясь тем, что свет, наконец, погас, тайно принесенное с улицы пиво.

Ленка протиснула руку под Алисин локоть и еще раз пожаловалась ей в плечо.

– Как я без тебя здесь буду? Даже поговорить не с кем. Я приду на вокзал тебя провожать, хорошо?..

Она все говорила, то повышая, то понижая голос, но Алиса под знакомое мерное Ленкино журчание, думала о своем горе.

3

Мать переменилась сразу после расставания со Славой. Хотя, какое там расставание! Он попросту перестал им звонить. Ни с того, ни с сего – в одночасье. Еще недавно счастливая и весело щебечущая по утрам мама вдруг разом посерела, а на лице ее маской застыло удивление. Первые дни после исчезновения возлюбленного она нервничала, пыталась его разыскать, затем, видимо, нашла, но услышала сосем не то, что рассчитывала. Тогда мама начала плакать. Сначала тайно по ночам, а затем в открытую, за завтраком, во время мытья посуды и уборки. Алиса жутко злилась, потому что жалела мать и не знала, как помочь. Инна Михайловна похудела, щеки, как у беззубой старухи, ввалились, сделав ее старой и безобразной. Однажды Алиса сложила в коробку и вынесла на помойку все малочисленные Славины подарки, но вместо благодарности узнала, что она «черствая и бессердечная дрянь». В ответ Алиса огрызнулась, и они крупно повздорили. Потом мама, не снимая каблуков и дорогого летнего платья в актуальный горошек, долго копошилась в помойке, и торжественно вернула домой все, что не успели растащить нищие. Но даже эти жалкие остатки воняли так, что Алиса убежала ночевать к бабушке.

Со Славой мама встречалась полтора года. Он обзавелся в их доме щеткой и одноразовой бритвой, а все остальное – тапочки, халат, домашние брюки и рубашку – купила ему мать. Она готовила каждый вечер новые кушанья, худела и работала больше, чем обычно, чтобы иметь лишние деньги на фитнес и косметолога. И надо отдать должное – выглядела она отлично – всего лет на десять, двенадцать старше своей дочери. Только не помогло. «Последний шанс», как рыдая, называла его мама в разговоре с подругой, ускользнул, оставив после себя старую бритву, затасканную зубную щетку и кучу грязного белья.

Мамино отчаяние доводило Алису до исступления. Иногда ей хотелось найти Славу и расцарапать ему лицо, но в другой раз она мечтала встряхнуть мать, заставить ее адекватно посмотреть на столь незначительное, по мнению Алисы, событие, как уход мужика.

Момент, когда мать приняла ответственное решение, Алиса проворонила. Ничего не заметила. Ни нового выражения на лице Инны Михайловны, ни ее частых отлучек, ни загадочных телефонных разговоров. Обратила, правда, внимание на свежую прическу и пару модных обновок, но только порадовалась, что мама, наконец, взяла себя в руки. Ага, в руки взяла, но при этом уронила голову…

Как-то вечером мать зашла к Алисе в комнату, когда та читала, лежа в кровати. Алиса вопросительно отложила книгу на грудь, сразу заподозрив неладное. Остановившись на пороге, мама набрала в легкие воздух и решительно, почти агрессивно сказала:

– Завтра придут люди смотреть нашу квартиру. Приберись с утра.

– Мы получили статус государственного музея? – прищурилась Алиса. Она сразу поняла, что случилось нечто значительное. Что-то, что ей совсем не понравится. – Я повешу на себя табличку «Руками не трогать».

Инна Михайловна устало отмахнулась:

– Если мы сдадим квартиру на этой неделе, то уже на следующей сможем уехать из Москвы.

Ураган страха и гнева закружил Алису, сделав маленькой и беспомощной. Она села на кровати, не обратив внимания на соскользнувшую на пол книгу, и в упор уставилась на мать. Та произнесла сакраментальные слова мимоходом, словно они с Алисой уже давно все обсудили, и теперь оставалось уладить детали. Инна Михайловна заметила грозу в лице дочери, почувствовала, как накалился воздух и смутилась.

– Алиса, я уволилась и забрала твои документы из школы, – выдавила она из себя.

– Что? – Алиса выпрямилась. Она стала похожа на приведение – в белой пижаме, со спутанными волосами и суровой бледностью худого напряжённого лица. – Я завтра же отнесу их обратно, – процедила она зло. – Что за бред? Ты не имеешь права портить мне жизнь!

– Алиса, все решено, – мать защищалась, но обороняясь, всегда становилась жёстче. Она хотела отложить этот разговор на потом и досадовала, что он-таки застал ее врасплох. – Мы уезжаем, и это не обсуждается.

– Я заметила, – с горечью пробормотала Алиса. – Никуда не поеду.

4

– Поедешь, как миленькая, – Инна Михайловна вышла, с шумом закрыв за собой дверь. Ничего, думала она, побесится, но примет ее решение. Пусть импульсивное, пусть безумное, но, наверное, первое серьезное решение за всю ее жизнь.

Инна Михайловна недооценила дочь.

На другой день после завтрака Алиса ушла к себе «убираться». А ровно в полдень в дверь позвонили. За спиной шапочно знакомой девушки-риэлтора стоял высокий мужчина в квадратных очках-хамелеонах, стекла которых еще не окончательно стали прозрачными с улицы. Старомодный пояс был туго затянут на талии. «Зануда и педант», – невольно подумала Инна Михайловна, дружелюбно улыбаясь. Голос у потенциального жильца оказался холодный, с металлом. Таким голосом обычно объявляют поезда. Он придирчиво, не меняя выражения, осмотрел кухню, ванную, коридор. По гимпсовому слепку его лица невозможно было угадать, нравиться ему квартира или нет. Поэтому Инна Михайловна то и дело бросала вопросительные взгляды на риэлтора, а та, в свою очередь, неопределенно вела плечами и выразительно поднимала брови, как бы показывая, что также ничего не понимает.

Наконец, они добрались до Алисиной комнаты. Инна Михайловна толкнула дверь плечом, открыла рот, чтобы сказать несколько дежурных фраз, но не произнесла ни звука. Даже рот забыла обратно закрыть.

Посредине стерильно убранной комнаты стоял стул, на котором привязанная колготками и кофтами к спинке (не особо крепко, но кто будет вглядываться!) сидела ее дочь. Со взбитым в гнездо пучком волос, в длинной голубой ночной рубашке до пяток с оборками на подоле (Алиса, помнится, зареклась ее надевать, получив в подарок на Новый год). Девочка медленно подняла голову, остановила исполненный печали взгляд на остолбеневшей матери и, оттопыривая нижнюю губу, чтобы набранная заранее слюна капнула на подбородок, жалобно промямлила:

– Мамочка, я больше не буду. Дай попить, пожалуйста.

Инна Михайловна потом долго объясняла гостям, что ее дочь неумно пошутила и не стоит звонить в социальную службу. В конце концов, суровый мужчина в квадратных очках пообещал «неприятный инцидент» замять, но и квартиру снимать категорически отказался. Знакомая девушка-риэлтор тоже вдруг сделалась сдержанной и перестала скалиться, лживо пообещав «если что» позвонить.

Проводив гостей, Инна Михайловна ворвалась к Алисе, стащила с антресолей чемодан, выкинула из шкафа все вещи и отрубила доступ к интернету.

– Собирайся. Мы все равно уедем. А будешь кобениться, привяжу к батарее, – бросила она на прощанье.

Квартиру Инна Михайловна сдала в отсутствие дочери, о чем сообщила вчера за завтраком…

5

– Милые девочки, а вы не заткнетесь? Будьте так любезны, – громко произнес один из парней, открывавших пиво в начале сеанса. Грубая просьба вызвала нестройный гогот в разных концах зала. Фильм оказался скучный, и зрители с удовольствием от него отвлеклись.