Маша Гладыш "Дрянь"

Ленка, которая не заметила, как перестала шептать и перешла на обычный тон, обиженно замолчала, захлопала тяжелыми от удлиняющей туши ресницами и оглянулась на Алису в поисках поддержки. Алиса сузила глаза, близоруко всматриваясь в темноту кинозала. Смазанные сумерками лица ухмылялись двумя рядами ниже.

– Мы с удовольствием, – вкрадчиво начала она, – но только после того, как вы отправитесь в долгое познавательное путешествие, сами знаете куда. – Алиса почувствовала, что Ленка дернулась и вцепилась в ее руку. На этот раз в зале никто не засмеялся. Раздался неодобрительный шепот тех, кто постарше и звенящая угроза снизу.

– Чего? – нараспев, протянул силуэт и поднялся, загородив собой экран. – Чего ты там пищишь? – Даже в темноте было видно, как накалилась от гнева его шея.

«Уходим», – одними губами прошептала Ленка, – «Быстро». У Алисы и в мыслях не было спорить. Шустро подхватив сумки, девчонки, попутно рассыпав по всему полу лишь наполовину съеденный поп-корн, потрусили к выходу, хрустя каблуками по жаренной кукурузе. Зрители сочувственно поджимали коленки, освобождая путь, а кто-то даже несильно подтолкнул их со словами: «Давайте, давайте». Не упуская из виду волнение на нижних рядах, Алиса первой выбралась в проход, нашла руку Ленки, неуклюже ковылявшей позади и, перескакивая через две ступеньки, полетела вниз. На выходе они запутались в портьерах, но быстро ощупью нашли дверь и под общий смех вылетели в холл. Кажется, парни оставили идею накостылять им по шее за грубость, а ржали вместе с остальным залом. Уф…

– Вечно ты нарываешься, – набросилась с обвинениями Ленка, когда они, добежав до женского туалета, с облегчением закрыли за собой дверь. – Не умеешь с людьми общаться нормально.

«Не умею», – про себя согласилась Алиса. Она молча наблюдала за тем, как Ленка, отдышавшись, поправляет у зеркала растрепавшуюся во время бега прическу. За привычку сначала делать, а потом думать, ей доставалось с ранних лет. А с языком у нее вообще были сложные отношения. Он будто жил отдельной от разума жизнью, то и дело, подставляя хозяйку под удар.

– Пойдем что ли, – осторожно поторопила она Ленку. – А то ведь скоро фильм закончится, и будем опять огородами бегать.

С опаской высунув голову наружу, Алиса убедилась, что холл кинотеатра безопастно пуст. Только охранник, поминутно вытирал бритую голову платком и тщетно пытался поймать холодную струю кондиционера.

После полудня температура поднялась так высоко, что жаром тянуло и снизу, от раскаленного асфальта, и от одинаковых панелей безликих многоэтажек, и от дремлющих вдоль бордюра машин, и даже от людей, чья кожа сухо пылала, томясь по дождю.

В метро, до которого девчонки дошли в задумчивом молчании, Алиса неожиданно завернула к кассам.

– Я поеду, в центр смотаюсь, – объяснила она Ленке. – Что-то домой не тянет.

Ленка не стала набиваться в попутчики, и они расстались, недовольные свиданием.

Этот день показался Алисе очень длинным. Денег в кошельке было мало, и она, добравшись до Тверской, лишь издали глазела на витрины, каждая из которых ласково манила и зазывала. «Нет, в другой раз», – печально мотала головой Алиса и мужественно бежала соблазна заглянуть внутрь. Наконец, она нашла пристанище в недорогом интернет-кафе, где просидела до вечера. Она завела несколько одноразовых друзей в сети, и на остаток дня забылась в игре.

Дома Алиса обнаружила, что мать не только не сдержала обещание выбросить ее вещи, но и сама упаковала их в чемодан. А то, что не влезло, сложила в коробки вместе со старыми школьными тетрадками, новыми и погрызенными на уроках карандашами, высохшими фломастерами, начатыми и заброшенными ежедневниками, сломанными куклами, дареными безделушками, открытками, прошлогодними журналами и прочей мелочевкой, которая до этого пылилась в столе, тумбочке, годами не открываемых мешках в дальних углах шкафа. Вот так. Все четырнадцать лет уместились в четырех коробках. А если в них придирчиво покопаться и выкинуть все лишнее, то навряд ли наберется и половина коробки. Странно, но без всех этих статуэток, рамочек, ленточек, блокнотиков и картинок, которые обычно раздражали Алису, теперь комната казалась совсем чужой. С подоконника исчезли горшки с цветами, перекочевав к довольным соседям. Даже обои, клееные с мамой пять лет назад и изученные вдоль, и поперек теперь выглядели совсем по-другому. Алиса удивилась, что сама когда- то настояла их купить. Стало неуютно и тревожно.

Выключив верхний свет, Алиса забралась с ногами на подоконник, прижавшись к закрытой половине окна щекой. Уже стемнело, и с высоты семнадцатого этажа, город стал похож на светлячками усыпанную поляну.

Мама вошла без стука и молча присела на край дивана. Какое-то время они обе смотрели на мигающую точку, пролетающего над домами самолета. Первой не выдержала Инна Михайловна.

– Я собрала все вещи, – ее голос звучал заискивающе. Видимо, она, во что бы то ни стало, решила помириться. – Осталось только коробки в кладовку убрать, и можно ехать.

Она что думает, Алиса сейчас от радости скакать по комнате начнет? Бред! Прикусив губу, Алиса не обернулась, но мать, на этот раз запаслась терпением. Скорее всего, кто-то из подруг насоветовал ей изменить тактику общения с дочерью.

– Твоя бабушка звонила, – сообщила она между прочем. Папина мама – ухоженная пожилая дама семидесяти с лишним лет терпеть не могла Инну Михайловну, однако была превосходно воспитана и неумело скрывала это все годы, что знала ее. Бабушка была категорически против переезда в деревню и даже предложила Алисе жить с ней. Соблазн был велик, но оставить мать одну она не решилась. – Обещала перезвонить, – продолжала Инна Михайловна, внешне не обращая внимания на молчание Алисы.

– Угу, – сквозь зубы выдавила из себя девочка.

– Она нас провожать придет, – радостно отозвалась на реакцию дочери мать. Алиса не шелохнулась. Зачем лишний раз напоминать ей об отъезде? Когда же она уйдет? Мать словно услышала невысказанные мысли. Диван украдкой скрипнул. На мгновение Алисе показалось, что мама намеривается обнять ее сзади, и напряглась, готовая к обороне. Однако Инна Михайловна разумно отошла к двери. Перед тем, как закрыть ее за собой не выдержала и с обидой сказала:

– Как ты не можешь меня понять? Так надо, очень надо! Не будь эгоисткой, Алиса.

– Кому надо? – взвилась Алиса. – Мне надо быть с моими друзьями, жить в любимом городе и ходить в любимую школу. Это ты эгоистка, ты!

Никогда-никогда теперь не будет все хорошо! Друзья забудут ее, Ленка найдет новую лучшую подругу, Илья, которого она совсем не любит, но могла бы полюбить, начнет встречаться с какой-нибудь Светой или Катей, а она, Алиса, будет в это время жить в глухой деревушке между Питером и Москвой, лишенная по воле матери всего, к чему привыкла и что совсем не хочет терять.

От жалости к самой себе Алиса разрыдалась. Ее горючие слезы потекли по стеклу, моментально высыхая на нем грязными разводами. Жаркий день незаметно сменила душная ночь.

Глава вторая

1

Словно в параллельный мир ворвался поезд из солнечного Подмосковья в портьерой дождя затянутую Полянскую область. Еще несколько минут назад плацкарты стонали без свежего воздуха, и вот уже то один, то второй пассажир, ежась, копается в вещах в поисках кофты, платка, пиджака. Пыльные стекла быстро намокли, размывая однообразный пейзаж за окном, а в вагоне включили свет, от чего на улице стало казаться темнее, чем есть на самом деле.

В проходе образовалась очередь за кипятком. Чей-то ребенок в колготках и фуфайке с перемазанным шоколадом лицом хитро выглядывал из-за стенки, отделяющей один отсек от другого, и торжественно показывал два пальчика, таких же грязных, как и мордашка.

– Вот скока! – картавя, хвастался он своими годами.

Неожиданно состав затормозил. Алиса, забившись в угол, переписывалась с Ленкой, и, перестав ощущать уже ставшее привычным потрясывание, бросила недовольный взгляд наружу. Ничего, кроме ковыля, полуразрушенного сарая и электрических проводов, режущих небо, которое по-прежнему неистово извергало дождь. Решив, что это очередная техническая остановка в поле, Алиса, уткнулась, было, обратно в телефон, однако в этот момент в проходе возникла запыхавшаяся, красная щеками, лбом и шеей, злая проводница в тесной готовой лопнуть на груди форме.

– Места 21-22! Вы чего расселись-то? Стоянку сократили – поезд уже отправляется, – она тараторила, по-рыбьи выпучив глаза и размахивая в воздухе корешками их билетов, то и дело, задевая пятки, спящей на верхней полке девушки. При этом, казалось, она смотрит куда-то за окно, не обращаясь ни к кому из присутствующих. Словно просто, забежала покричать сама с собой.

«Косая», – догадалась Алиса и посмотрела на мать. Та смущенно выглянула в окно и уточнила:

–Это Полянск?

–А я не по-русски говорю что ли? Да? Вы меня не понимаете что ли? Самые умные? Да? – взбеленилась косая, продолжая беседовать со стеклом. – Собирайтесь живо, кому сказала.

«Вот хамка!», – возмутилась Алиса, нехотя потянувшись за рюкзаком. Мама брезгливо поморщилась, но вслух извинилась и поблагодарила. Симпатичный молодой сосед, всю дорогу безнадежно с ней флиртовавший, галантно помог стащить огроменный чемодан с третьей полки и даже дотащил его до платформы. А проводница, никак не успокоившись, остервенено ругалась, провожая процессию в тамбур.

«Паноптикум», – с удовольствием произнесла Алиса мало знакомое слово. Элегантно, как ей казалось, спрыгнув с подножки, она попала в свеж образованную лужу, а порыв ветра ловко стянул с головы бейсболку и, издеваясь, перебросил через забор. Алиса кинулась, было, вдогонку, но махнула рукой. Черт с ней. Одной бедой больше, одной меньше. Она огляделась, втайне надеясь, что все окажется не так уж плохо. Но выглядело все со стороны даже хуже, чем она себе представляла. Две одинокие женские фигурки на каблуках кутаются в легкие светлые ветровки на пустой платформе под проливным дождем.

– Это точно Полянск? – выделяя каждое слово, поинтересовалась она у проводницы, которая, перестав ругаться, подняла лестницу и теперь пристально высматривала впереди сигнал к отправлению.

– Полянск-Полянск! – злорадно закивала косая, не поворачивая головы. – Добро пожаловать!

–Зашибись, – только и смогла выдавить из себя Алиса. – А вы чего такая не добрая? – ядовито спросила она у проводницы. – Надеетесь победить в конкурсе «Хамка года»? Тогда примите мои поздравления – победа у вас в кармане.

– Грубиянка! Это ж, вы посмотрите… да…?– круглая, обтянутая в тесную форму фигурка злобно затряслась, а коротенькие толстые ножки затопотали, восполняя нехватку слов.

– Вы первая начали, – огрызнулась Алиса.

–Алиса! – воскликнула Инна Михайловна, заливаясь краской. Она жуть как не любила публичных сцен.

К счастью в этот момент поезд тронулся, и проводница уже на ходу захлопнула дверь.

Мать не стала отчитывать Алису за грубость, вместо этого завертела головой, явно выискивая что-то или кого-то.

– Нас обещали встретить, – пробормотала она себе под нос. – Ничего не понимаю. Может, на стоянке..? Пойдем, Алиса, – она выдвинула длинную ручку чемодана и, наклонив его на бок, покатила за собой.

Нарочито глубоко вздохнув, Алиса набросила на мокрые волосы капюшон от спортивной кофты и взвалила на плечи тяжеленный рюкзак. Подумать только: каких-то шесть часов назад она стояла посреди оживленного вокзала в компании бабушки и Ленки, разыскивая взглядом на электронном табло свой поезд. Туда-сюда сновали элегантные чемоданы, модные туфли и стильные кроссовки, ноздри дразнил аромат кофе из автомата, а жизнь казалась вполне терпимой. Бабушка при встрече умело засунула в Алисин карман пару новеньких купюр, которые теперь приятно хрустели во время ходьбы.

– Алиса, не забывай звонить, – наставляла ее бабушка на перроне, когда они, устроивши чемоданы, вышли из вагона. – Не понимаю, почему вы взяли плацкарт? – недовольно поджав тонкие полоски, выкрашенных в бордовую помаду, губ, покачала она головой. – Все экономит мать твоя!

– Да нам ехать недолго. Чего тратиться-то? – по привычке вступилась за Инну Михайловну Алиса. – Ты тоже себя береги, хорошо?

Бабушка вместо ответа, обратилась к проводнице, которая, стоя к ним спиной, переминалась с ноги на ногу, точно хотела в туалет:

– Уважаемая, у вас вагон хороший? Чистый?

– Это вам, что, аптека, да? – не оборачиваясь, гаркнула проводница. – Как положено.

Бабушка растерянно заморгала глазами, и Алиса уже была готова ринуться на ее защиту, но тут объявили отправление, и они суетливо начали прощаться.

– Миронова, возвращайся скорее! – заорала Ленка вслед убегающим по железной дороге вагонам.

«Куда я денусь, конечно, вернусь», – не сказала, но подумала Алиса, прижимаясь носом к стеклу, чтобы увидеть еще хотя бы кусочек одежды дорогих ей людей.

Теперь все это – и табло, и столичная суета, и Ленка, и бабушка – остались далеко позади. Были они на самом деле, или только приснились Алисе? Дождь, огромные лужи с грязными берегами, небольшое одиноко мокнущее на краю бетонной платформы здание вокзала и мужик в не по сезону теплой болоньевой куртке, курящей возле урны. Вот настоящее. А, может, и будущее.

2

Пока Алиса с мамой добрались до стоянки, они вымокли так сильно, что капроновые носки громко хлюпали каждый раз, когда мать и дочь делали очередной шаг. Возле двух видавших лучшие годы машин стояли трое мужчин и негромко переговаривались. При виде мокрых пассажирок они замолчали и принялись с интересом их изучать. Судя по тому, что ни один не кинулся на помощь, встречающих среди них не было.

– Что же делать? – растерялась Инна Михайловна, остановившись, чтобы отдышаться и вытереть лицо.

– Искать оленей, – буркнула Алиса, сбрасывая рюкзак. – Или собачьи упряжки.

Все к лучшему. Чем больше испытаний на их пути, тем скорее мама купит обратный билет, выгонит квартирантов, и вернется на прежнее место работы. Если повезет, они даже вещи распаковать не успеют.

На душе у Алисы заметно полегчало. Ее даже мерзостный дождь перестал раздражать. Она искоса посматривала на мать и улыбалась глазами.

– Девушки, заблудились? – поинтересовался высокий водитель в брезентовой ветровке. – Вам куда?

Инна Михайловна, радостная, что ее назвали «девушкой», с готовностью вытащила из сумки смятую бумажку, на которой был записан адрес.

– Вот.., – протянула брезентовой куртке. – Нас встретить обещали, но что-то никого нет, – беспомощно развела она руками и огляделась еще раз для верности.

Щурясь и кривя губы, высокий не без труда разобрал мамины каракули и покачал головой:

– Далековато. Эко вас занесло, – в его голосе прозвучало сочувствие. – В такую погоду скоро совсем стемнеет, а туда часа два, не меньше добираться, – задумчиво пробормотал он, сделал паузу и вновь помотал головой – Нет, девочки, извините. Я не поеду, – но тут же поспешил утешить поникших, было, путешественниц. – Может, ребята согласятся, – он махнул своим товарищам, приглашая подойти.

После короткого и напряженного для обеих дам совещания (Алиса хотела трудностей, но ночевать на вокзале ей не улыбалось), плотный мужичок с синими надраенными бритвой щеками нехотя кивнул.

– Ладно, отвезу. Но не меньше, чем за полторы тысячи.

Мама, которая рассчитывала на сумму втрое скромнее, чуть сникла, но быстро взяла себя в руки и поспешно кивнула, разумно опасаясь, что водитель передумает.

Они быстро миновали безлюдный двухэтажный город, какое-то время ехали по трассе, втиснувшись между двумя неповоротливыми фурами, а затем уже в сумерках свернули на пустынную дорогу, которая вихляла среди сникших под дождем елей.

– У нас места дремучие, былинные, – ни с того, ни сего сообщил водитель, постукивая жесткими мозолистыми подушечками пальцев по рулю.

– Да, у вас тут очень самобытно, – рассеянно поддержала разговор мать.

«Там на неведомых дорожках, следы невиданных зверей…», – Алиса заметила, что на улице почти совсем стемнело. Дорога на пути нежданных гостей расставила капканы в виде ям, рытвин и колдобин. А деревья, выныривая из чащи недружелюбного косматого леса, грозили ветками, словно предостерегая от чего-то.

– А долго еще? – Алиса чувствовала себя крайне неуютно в холодном бензином пахнущем Жигуленке посреди «самобытного» дождями исходящего Полянского края.

– Если честно, – смущенно признался водитель, – я в эти места нечасто езжу.

– Насколько не часто? – сладко поинтересовалась Алиса, приподнимаясь.

– В первый раз, если честно – выпалил мужчина, бросая виноватые взгляды в зеркало заднего вида, словно старшей была именно Алиса, а вовсе не мама.

– Вы дороги не знаете, что ли? – уточнила Алиса.

– Алиса, не учи взрослого человека, – попыталась образумить дочь Инна Михайловна.

– Мне ребята все подробно объяснили, – поспешил он заверить своих пассажирок.

– Зашибись, – второй раз за день воскликнула Алиса, откидываясь обратно на сиденье. Остается, надеется, что он не маньяк или грабитель, и не затащил их сюда, чтобы бросить умирать вдали от цивилизации. Или хотя бы намека на нее.

Время от времени они проезжали темные деревушки – настолько маленькие, что последние домики следовали почти сразу за первыми. Иногда Алиса умудрялась прочесть полустертое название на металлическом указателе: «Гниловка», «Дериново», «Чернушкино». Еще реже попадались покосившееся и покрытые ржавчиной автобусные остановки. Однако мысль, что по этим дорогам могут ходить автобусы казалась нелепой.

Чем дольше они ехали, тем тревожнее выглядел затылок водителя. Никаких больше баек про «дремучие леса». Судя по всему, он неистово клял себя, что подписался на эту авантюру. Алиса могла его понять: если им еще светила перспектива провести ночь под крышей дома, то ему предстоял долгий путь обратно по неизвестной дороге в кромешной тьме.

В этот момент под свет фар попала решительно вышагивающая по обочине фигура. Долговязый мужик (или парень?) в высоких резиновых сапогах и плотной парусиновой ветровке с капюшоном. Не обернувшись на шум мотора, он замедлил шаг лишь, когда, поравнявшись с ним, водитель опустил боковое стекло и спросил:

– Слышь, дружище! Нам в Глухово надо. Знаешь где?

Остановившись, неизвестный откинул капюшон, чтобы лучше рассмотреть своих собеседников. Под парусиновой ветровкой скрывался мальчишка лет тринадцати-четырнадцати с вытянутым (обычно про таких говорят «с лошадиным») серьезным лицом и густыми бровями, сросшимися на переносице. Но главной особенностью его внешности были губы – пухлые красные, занимавшие большую часть нижней половины лица. Над верхней губой едва заметно темнели ранние усы.

– Вам надо чуток назад обернуться, – низкий голос придавал юному облику дополнительные года два, – Там будет поворот на право. Три минуты, и вы на месте.

– Парень, – торопливо спросил водитель, словно опасаясь, что мальчишка растворится в дожде, – а ты нас не проводишь? Мы, честно признаться, уже третий час тут блуждаем, – слегка приврал мужик.

– Некогда мне, – коротко отрубил пацан. – Поезжайте медленно по правой стороне – не пропустите, – с этими словами, он развернулся и, не оглядываясь, чтобы узнать их дальнейшую судьбу, отправился прочь.

Интересно, какие такие дела у этого мальчишки могут быть ночью? Странно. Может, в здешних местах все немного двинутые? Тогда маме понравится деревня Глухово.

Парень оказался прав. Поворот они увидели уже через минуту после того, как, развернувшись, поползли обратно. А еще через минуту (водитель заметно прибавил газу) Жигули притормозили возле железных ворот, за которыми чернел бывший над монастырь, похожий в ночи на средневековый замок. В свете молний, которые вспыхивали каменной башней монастыря, темные окна бликовали зловещими силуэтами и дрожащими призраками, растворяющимися во мраке. Тишину вокруг нарушал ритмичный цокот ливня.

«Не хватает зловещего карлика в желтом плаще», – пронеслось в голове у Алисы, когда она, ежась от холода, вылезла из машины и огляделась. Школа, до середины прошлого века бывшая обителью для ушедших от мирской жизни монахинь, возвышалась посредине большого двора, густо заросшего травой, кустарниками и фруктовыми деревьями. Три-четыре накренившиеся хозяйственные постройки, склонив старые крыши, окружали свою каменную хозяйку. Особняком стояла деревянная сторожка с будкой возле крыльца. Чуть поодаль кривился каркас спортивной площадки.

Водитель, не смотря на настойчивые уговоры мамы переночевать в деревне (любопытно, где, если они сами еще толком не устроились?), шустро уехал, не дождавшись пока мама разбудит сторожа. Впрочем, правильно сделал, ибо сторож настолько не хотел быть разбуженным, что не подавал никаких признаков жизни, несмотря на настойчивые удары каблуком о хлипкую с виду, но прочную в действительности дверь сторожки. Инна Михайловна нервничала и мерзла. Алиса мерзла и нервничала. Ночевать на улице под проливным дождем, который, казалось, усиливался с каждой секундой, не улыбалось им обеим.

К счастью, мама вспомнила, что у нее есть личный номер директора школы. Укрывшись под козырьком деревянного сарайчика, мать и дочь с надеждой смотрели на светящийся дисплей, на котором отсчитывались секунды ожидания. Директора, видимо, спят менее чутко, чем сторожа, так как вскоре (после пятнадцатого или двадцатого «пи-пи») сонный голос ответил «Алле».

Маме потребовалось несколько минут, чтобы объяснить, кто она и чего хочет от директора в столь поздний час. Алиса напряженно следила за выражением ее лица, пытаясь угадать исход разговора. А когда Инна Михайловна, вымученно улыбнувшись, сказала: «Хорошо, я согласна», девочка расстроенно опустила плечи. Что-то явно прошло не по плану. Хотя Алиса сомневалась, был ли вообще какой-нибудь план.

– Пока в школе идет ремонт, нам предложили остановиться в частном доме, – сообщила мать новость тоном, который говорил, что она еще не определилась радоваться ей или наоборот. – Мы будем жить сами по себе – дом давно пустует. А, главное, он находится прямо напротив школы. Ты, как? Что думаешь?

– Ну, разумеется, я предпочту спать на улице, – едко, стараясь победить зевок, ответила Алиса.

– Отлично, – кивнула мать. – Сейчас нас проводит… Алексей Никитич…

Оказалось, что у пожилого с болячкой возле губы сторожа было редкое отчество Микитич, что он «ложится рано, и нечего жаловаться директору». Против ожидаемого (когда они мокли под закрытой дверью Алиса не секунды не сомневалась, что сторож в стельку пьян) от Микитича пахло не вином, а ромашкой (или какой-то другой травой, принимаемой от простуды). Старик был не разговорчив, колюч и на редкость не поворотлив. Пока он искал ключи в своей коморке, пока, шаркая, вел их к новому жилищу, Алиса так устала, что и в правду готова была лечь хоть на лужайке, не будь она такой мокрой.