– Морс, – отвечает русый, высокий, широкоплечий, Севушко-батюшко, как называла его бабушка.
– Ну, как пирог? – спрашиваю я, глядя в родные глаза.
Отвечает довольной улыбкой на лице: «М-да, хороши пироги, мать».
Глава 9. Нашлось бабушкино письмо
1992 год, 27 ноября. Привет из Никеля. Здравствуйте, наши родные. Племянница Тамара, ваш муж Валера и Дима. С приветом горячим Крестная тетя Фая.
Я, Тамара, получила открытку. Большое спасибо, что не забываешь Крестную. Мы живем хорошо. Витя и Таня живут хорошо. Дети уже большие. Света – 9 класс. Учится все на 5. Виталя тоже не плохо – все 4. И ходит в музыкальную школу, уже хорошо играет на баяне. Все здоровы. Я, Тамара, все болею, все с ногой мучаюсь, стало получше. Хожу на уколы и прогревание, таблетки пью.
Да, Тамара, жаль, что не пришлось встретиться с вами. Я тебе посылала вызов, не могла приехать. У нас все было, только сапог не было. В этом году дали талоны. Не известно, когда подойдут номера. В магазине одна резина, сапоги одни резиновые. Больше ничего нет. Все магазины пустые. Продукты все по талонам.
Даже дали талоны на постельное белье. Вопшом все по талонам. Шапки есть черные, 56 размер. Маленькие. Норок даже нет. Некакие. Невестка работает в атолье. Не дают некаких мехов. Даже матерьялу нету. Купить на пальто нету. У меня не было пальта зимново. Привезли 20 штук польт, весь магазин своротили и стояли две ночи по списку. Мне вторая невеска отложила пальто 222 руб с каракулевым воротником. Всю жизнь нелюблю такие воротники. Материал хороший. Вот такие дела.
Мать мне послала 50 руб я получила на валянки. Одне достала, другие не могу. Одна моя знакомая, сказала достану, и сразу пошлю. Да тряпошных нету сапог, валенки сразу разберают. Сидеть не будешь магазине. Вот дадут меха, то сошью шапку. Все свое старое перешивают. Пока все.
До свидания. Целую вас. Фаина Осиповна
Глава 10. Пятьдесят слов о третьей школе
Синяя стена с портретом Николая Лунина[8 - Никола?й Алекса?ндрович Лу?нин (1907–1970) – советский военный моряк-подводник в годы Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (03.04.1942). Контр-адмирал (18.02.1958). Командир легендарной подводной лодки «К-21», 5 июля 1942 года атаковавшей немецкий линейный корабль «Тирпиц».]. Сорок дрожащих октябрят задержали дыхание. Надежда Семеновна беззвучно проходит между рядами.
– Что, вчерашний день ищем? Открываем «Букварь»!
Брежневские брови и взгляд насквозь. Из глубины пережившей войну души. Отложной воротник на коричневом кримпленовом платье. Дикторский голос разжевывает каждый знак:
– С че-го на-чи-на-ет-ся Ро-ди-на?
С первой учительницы.
Глава 11. Зеленый патруль
После прогулок Чебурашку затаскивали в ванну, густо мылили шерстку. А потом стригли живую игрушку на манер пуделя. Как забавно растряхивал он мокрые капли по коридору, пока превращался в того самого свежего, чистенького, кудрявого ангелочка.
Милый был домочадец, ласковый, лизучий. Лакал «Жигулевское» с железной крышечки и смачно чавкал папиросными окурками, которыми песика щедро снабжал дедуля – выпрашивал-таки «ангелок» свой допинг.
Я обожала это егозливое пушистое существо с мокрым кожаным носом и шершавым розовым языком. Любовь к животным и желание помочь никельской природе, в те годы страдавшей от выбросов, привели меня в «Зеленый патруль».
До третьего класса мы обыскивали поселок в поисках раненых деревьев. Обвязывали бинтами ветки, подкрашивали и замазывали пластилином трещинки. Проверяли, как прижились обломки. Попутно находили и относили бесхозных котят к бабушке Тамаре.
В один из таких рейдов по характерному жаргону издали обнаружили банду двоечников, которые разожгли костер за вторым мостом.
Там был мальчик, похожий на принца из сказки «Три орешка для Золушки».
Из меня вдруг вырвался образ бесстрашного Робин Гуда: лук и стрелы, но не охотник.
– Сопки выжжены, форель в реке перевелась, а они траву жгут и карликовые березки губят, – вспылил во мне эко-защитник.
Распределяющая Шляпа тут же отправила бы компашку в Слизерин. Но Хогвартса тогда не существовало, а вот колонии для несовершеннолетних были.
Приняв обличье храбрых лучников, мы с подругой Лариской ринулись спасать берег Колосйоки от нашествия варваров из младшего класса.
– Какой ты сын мэра? Врать не надо! Он в моем классе учится, – нанесла я хук другу принца.
– И что, тебе можно губить лес?! – подливала масла Лорик.
– Мой папа – милиционер! – тут моя Робин применила запрещенный прием, солгав во имя спасения (папа-то работал в ВГСЧ).
– Могла ли та встреча закончиться дракой? – в ресторане, лет тридцать спустя, спрашиваю у своего внутреннего задиры.
– Но ведь аргумент про постановку на учет в комнату милиции сработал! Страшные пререкания с дюжиной вооруженных палками плохишей вскрыли мой бойцовский характер. Костер был потушен.
– Ой, Светлячок. Хорошими делами прославиться нельзя! – вдруг вспомнила слова Шапокляк бабушка. – Вас ведь покалечить могли!
– Чебурашка, скажи, разве истинных октябрят это когда-то останавливало?
Глава 12. Что такое бесконечность?
Скрип мела о черную плоскость. Арифметичка в белоснежной блузке чертит прямую. Не отрывая руку, рассекает доску до края и переходит на стену. Грациозно скользит по классу, оставляя меловую линию. Огибает угол, описывает дверной косяк… Мы вот-вот должны осознать, что значит бесконечность, и тут… Вселенскую тишину взрывает шальной щелчок ручки. Шариковой. Моей. Магия схлопнулась.
– Вон из класса!
Верушка победно вскидывает руку и молниеносно плюсует к домашке пять номеров.
Так над безграничным хаосом воцаряется математика.
Глава 13. Про шестой «Б» и про «Зарницу»
Чего боялись в детстве, помните?
Контрольных, если не готовы на 100 %. Пиковую даму, которую сами и вызывали. Темноты, когда оставались одни дома. Ядерного взрыва! Лично меня пугали мысли о том, что придется носить костюм химзащиты.
Бомбоубежище под третьей школой выглядело как реальная штольня. Серо-черный камень и запах земли с резиной казались зловещими. Плакаты, мишени, политинформации смотрелись угрожающе на фоне гонки вооружений. Каждый раз, надевая на уроке противогаз, я больно цеплялась волосами о тугую резиновую оболочку.
– Начали с подбородка! Держим двумя руками! Растягиваем на затылок! – командовал военрук Виктор Трофимович, щелкая секундомером. И мы заталкивали лица в защитные маски цвета хаки с глазами-стеклами. Собирали и разбирали автоматы все: и мальчики, и девочки. На бегу разворачивали пожарные рукава и тушили воображаемое пламя. Рисовали апокалипсис. Ходили в сопки. Готовились к войне и учились выживанию.
Мы лежали в окопах, метали гранаты, протискивались между землей и колючей проволокой. Учили речевки. Ходили строем. С желтыми аксельбантами по форме цвета хаки, в противогазах и с автоматами наперевес ползли по сентябрьской подмерзшей жиже Североморска. И вдруг взрыв. Второй.
– Кто колючку задел? Бэша? Тихо! Быстрее. Попцы втянули. Костяна на носилки. Карту! Шестой «Б», бегом к сопке, возьмем высоту, – прокричал наш командир, Женька Сомов. И мы побежали сквозь сухие ветки 1988-го вглубь осеннего леса.
По законам военно-спортивных игр все одиннадцать отрядов из области жили в настоящей солдатской казарме в столице Северного флота.
Утром выстраивались на ледяном плацу и маршировали в столовую. Хорошо, хоть кормили по-флотски, огроменными порциями: первое, второе, салат, два компота.
По вечерам китель и косы дополняли колготки в сетку и мини-юбки из джинсы. На ходу рисовали стенгазеты, репетировали художественную самодеятельность.
Димка Профессор исполнял «К Элизе». А мы с девчонками пели со сцены «Изгиб гитары желтой».
Игра завершилась. «Проститутки» – кинули на прощание парни постарше в черных бушлатах. «Стройбат!» – не спасовали и мы. Конечно, они злились. Оно и понятно, ведь наш класс выиграл областную «Зарницу» и увез в Печенгский район самый щедрый трофей – бесплатные путевки в Прибалтику.
Новый год отметили в поезде «Москва-Рига»: пришитыми к простыням, с зубной пастой на подушках и гирляндами из куриных ножек, висящими над головой. А потом мы въехали в сказку! Двенадцатиэтажный отель, чистенькие мощеные улочки с фонариками. Шведский стол с горами сосисок. Музеи: Чюрлениса, велосипедов, чертей. Замки, дворцы, площади, соборы. Мы искренне впечатлялись днем, а с ночи до утра за картишками рассуждали о том, что увидели в новогодней Риге, Елгаве, Каунасе, Шяуляе.
«Мне, пожалуйста, помаду “Дзинтарс”, девятнадцатый номер. Пять штук. Духи и колготки. На все». Правда, покупать приходилось, разговаривая на английском, иначе не продавали.
«Наслаждайтесь, скоро Прибалтика выйдет из состава СССР», – скажет нам классная, Ирина Степановна, возле домиков, где снимались сцены из Штирлица.
Через двадцать лет, в 2008-м, я снова поеду отмечать Новый год в Ригу. Да, это будет другая страна, но для меня с одной ма-аленькой общей историей – про шестой «Б» и про «Зарницу».
Р.S. Кстати, может, когда-нибудь «беглянка» вернется?
Глава 14. Предзакатный «Артек»
– Чередниченко, тебя к директору вызывают.
Меня? Сразу поняла: ох, не к добру это.
Начали издалека.
– Как ты могла? Что вы устроили? Где пионерская совесть? Долг? Честь? Как не сообщила в совет дружины? Зачем ходили отрядом к главе района?
– Просить за Лию Дмитриевну, учителя английского, чтоб не увольняли ее, – с трудом выжала объяснение.
Пунцовые моральные чтения директорши продолжились.
– Тебя в «Артек» от Печенгского района направляют! На Всесоюзный сбор активистов перестройки! А ты?! Путевки лишиться хочешь? За подрыв репутации школы. Отличница называется, председатель совета отряда, – распалялась Тамара Ивановна.
Классная строго молчала. От кома в горле до сухого града из моих «бесстыжих» опущенных глаз. Что тут поделать. Сама виновата.
В тот момент я думала лишь об одном: чтобы побыстрее все это закончилось. Видела единственный выход – сложить полномочия председателя совета отряда. Но лишаться путевки в Артек не хотелось.
– Клянись, что не повторится. Иди. Учи устав пионерской организации. Думать надо над своим поведением.
Набираю в строке поиска: Артек. 1988 год. Выпадает фото. Мурманская делегация на слете активистов перестройки. От района нас ездило двое. В центре первого ряда – я, и справа товарищ с двадцатки – Мякшинов Андрей. Удивительно, выложил кто-то.
Отряд «Полевой». Корпус «Василек». Из Судака родители доставили морем. Личные вещи сдали в камеру хранения. Выдали форму: синяя юбка клеш, белые гольфы, алый галстук, пилотка, рубашка на пуговках.
На восьми койках в палате собралась география в галстуках. Азербайджан, Казахстан, Минск, Москва, Архангельск, Мурманск, Мончегорск, Никель.
Утром горн, построение. Втягиваться некогда, включаешься сразу.
Культ дружбы и творчества прививался под зорким присмотром вожатых. Только песня Владимира Вагнера не забудется:
«Едем мы в “Артек”, – твердят нам поезда. Самолет нам поет – торопитесь! Перед вами чудеса! Добрый мишка всех вас ждет! Да-да-да, Аю-Даг, Аю-Даг, реет над тобой “Артека” флаг! Аю-Даг, Аю-Даг, реет над тобой “Артека” флаг, Аю-Даг!»
Ветры свободы и Черного моря свистели вдоль кипарисовых аллей, а ручные белки провожали до самой столовой, когда шли на завтрак.
Три тысячи шестьсот крутых ребят одновременно приехали на слет из разных окраин Советского Союза. Днем ставили сценки (домашние навыки как раз пригодились). Рисовали стенгазеты. Катались по солнечному гостеприимному побережью. На Абсолюте (тихий час по-артековски) засыпали под речи Горбачева с последнего Пленума ЦК, а вечерами бегали на дискотеки или кутались в пледы под открытым небом в кинотеатре «Прибрежного».
Костры под гитару догорали в предзакатных лучах пионерии. Еще два года, и не стало всесоюзной организации. «Артек» отошел Украине. Смолкли знакомые всем голоса «Пионерской зорьки» – Пашкин и Ванькин – москвичей-радиоведущих из нашего отряда. Дети перестройки сменили красные галстуки на булавки. Танки расстреляли Белый дом. Корабли распилили на иголки…
Прошло двадцать пять лет, прежде чем главный лагерь страны вернулся домой. И в «Янтарный» на смену «Юный следователь» из Мурманска поехал мой сын. А еще через пять лет возврат к прошлым границам Советского Союза начал воплощаться в реальность.
Глава 15. Здравствуй, бабулечка!
Т-т-ту-ту-чу-чух. Т-т-ту-ту-чу-чух. Трое суток проходят в пути, и вот она, долгожданная станция Константиновка! Поезд стоит три минуты. Чемоданы в тамбуре наизготовку. Выскакиваю прямо в южную ночь 1988 года. Мне двенадцать, и каждое лето я мечтаю о том, чтобы поскорее попасть в Часов-Яр, в мой второй дом, где живет бабуля Тамара.
Вокруг густая, плотная, влажная темнота Донецкой области. Тоннели из тополей. Кукурузные поля. Посадки из абрикосов. Привычно пылит шамотный завод. На ржавеньком желтом москвиче пересекаем Канал, проезжаем мимо Канальского клуба, сворачиваем направо, на укромную улицу Петровского. Вижу красный кирпич двухэтажного дома, и сердце проваливается в пятки. Приехали!
Глубоко вдыхаю насыщенный запах ночных фиалок, свежей травы с привкусом бетона. Проходной двор по-прежнему дышит своей обычной околозаводской жизнью. Чернышка дежурно лает, спросонья виляя хвостиком. Соседи не спят.
Прохожу по деревянной лестнице в архив моей памяти. Квартира номер 4.
Бросаюсь к бабушке в объятия и тихо повизгиваю от радости.
– Светик, Светлячок, пестик ты мой золотой, тычиночка моя, кровиночка моя родненькая, прыихала. А я ленивые приготовила. Ночнушка твоя вот. Зайди к тете Гале, она не спит, поздоровкайся.
– Бабушка-а-а-а, родна-а-я-я, как же я соску-учила-ась! Как же у тебя хорошо! Спасибо тебе за все-все-все!
