– Утром звонили, места себе не нахожу. Там внуки и правнуки… Ребята на БТРе проезжали, я к ним – когда освободите? Не знают…
«ГРИВНЫ УЖЕ НЕ БЕРУТ»
И мы не знали, когда освободят Волноваху, хотя артиллерийская дуэль шла прямо на наших глазах. Четыре-пять прилетов по краю села – судя по разрывам, вспышкам и звуку, не меньше 150 миллиметров. Проходит секунда, и весенний ветер доносит из полей дикий крик «Залп!». Расстояние огромное, но я услышал это слово четко. И сразу же с холма начала работать батарея «градов». Минутная пауза, корректировка целей. «Грады» достреливают оставшиеся ракеты, снимаются с места и уходят перезаряжаться. На одной позиции здесь долго не стоят, опасно.
В центре Бугаса я приметил большой магазин. Поставили машину под стеночку, от греха, и пошли, как говорят на Донбассе, «скупляться». По пути встречаем ополченцев, я спрашиваю:
– Мужики, там гривны еще берут или уже не берут?
Бойцы хохочут:
– Там все берут!
Уже в дверях я понял, что магазин полностью, почти до донышка, разграблен. «Воины света» увезли даже витрины-холодильники, на полу – гора мороженого, оно уже тает и растекается липкими лужами. Ботинки чавкают.
За разграбленным магазином к военным подходит бабушка Валя:
– Сынки, дайте поесть.
Сердце сжимается от этих слов. Бойцы сгружают бабушке две буханки белого, две пятилитровки с водой (света в селе нет, и электронасос в колодце не работает). Приносят две коробки с армейскими пайками. Бабушка спрашивает растерянно:
– Как их готовить?
Я подхватываю канистры с водой и говорю:
– Пойдемте покажу, там есть разогреватель – спиртовые таблетки и подставка под банку. Минута, и она горячая. А там, глядишь, и свет подключат. В Донецке его быстро чинить научились.
Бабушка Валя крестится.
МЕЧТА НА ВОСЕМЬ ЛЕТ
В бывшей Миколаевке, превратившейся обратно в Николаевку, – тьма бойцов в «пиксельном» камуфляже, все с оружием. И что-то висит в прозрачном воздухе, какая-то неосязаемая, но концентрированная тревога. Люди понимают, что с минуты на минуту их бросят в бой.
У костерка пьют чай, шахтер Василий, проходчик пятого класса, воевал еще в 14 году. Говорит, что «готов воевать, пока не будет приказа остановиться». Василий жалуется, что света нет, Интернета на освобожденных землях пока нет, а когда звонишь домой, там толком ничего объяснить не могут. Я устраиваю бойцам маленькую политинформацию, слушают меня жадно. Возможно, во мне пропал политрук. Василий резюмирует мой рассказ о политике:
– Границы бы хотелось расширить, слишком много нашей земли они захватили. Родни за линией фронта – брат, сестра, племянник. И у них сейчас такое же творится, как у нас было восемь лет. Хотелось бы, чтобы скорее все закончилось, мы же не за войну, мы за мир. Вот нас опять называют террористами, хотя пули и снаряды восемь лет в нашу сторону летят. А террористы мы…
Обсуждаем переговоры в Белоруссии, которые идут прямо в эти минуты. Вася непреклонен, и товарищи его поддерживают:
– Вот, даже если они сейчас нам предложат мир и извинения, чтобы мы на Украину вернулись, исключено, никогда!
На выезде из Николаевки стоит батюшка с иконой и благословляет проезжающие на Волноваху войска. Батюшка тоже воевал в 2014 году, но просит про него не писать. Я знаю, даже внутри РПЦ МП на Украине есть застарелый раскол, и, как воцерковленный, не хочу пока обсуждать эту тему.
Возле нас притормаживает машина, немолодой офицер:
– Ребята, раненого в Донецк захватите?
Мы сажаем молоденького прапорщика Руслана на переднее сиденье. У него бетонной плитой от забора перебиты обе ноги. Руслан двое суток ждал этой эвакуации, его обкололи обезболивающими без меры, он в приподнятом настроении, смеется, ворочается на сиденье – не чувствует пока боли, хотя переломы у него со смещениями. Руслан очень эмоционально рассказывает, как его ранило:
– Танк укропский в засаде сидел. Пропустил разведку, а по нам начал бить. Я ехал на первой БМД, по нам он промазал. Следующая машина – попал, она прямо взорвалась. В третью попал, но там людей с брони уже сдуло, а на меня плита упала. Я уже лежал на обочине… Водителю голову оторвало, мне ее принесли, показали – говорят, вот голова Балу…
Мне кажется, что Руслану еще придется осознать весь этот виденный ужас. Я пытаюсь его утешить:
– Считай, как выздоровеешь, война и закончится.
Но Руслан не принимает утешения:
– Понимаешь, братишка, у меня мать с отцом в Красноармейске, я восемь лет их не видел. Мать ко мне не выпускали специально, я тоже, конечно, не мог к ним поехать. А хотел я заявиться к своим старикам на броне и освободить их. Понимаешь? У меня восемь лет была такая мечта.
Раненый озвучил одну из мотиваций воюющих ополченцев и мобилизованных – разделенные семьи. Я знаю лично десятки людей с Донбасса, у кого родственники остались за линией фронта. С 2015 года СБУ активно стало работать по родственникам ополченцев (не важно, воюющих или воевавших) на пунктах пропуска через линию фронта. Вербовали, шантажировали. Отслеживали телефонные звонки родне из республик и сразу приходили с обыском или вызывали на «допрос-беседу». Люди просто перестали общаться с матерями, отцами, братьями и сестрами и жили надеждой.
Весна – наступление и освобождение
2 марта 2022 года. Мариуполь ждет судьба Грозного во всех смыслах
Не особо распространялся на эту тему, но две недели назад я, спецкор КП, записался вольноопределяющимся в легендарный батальон «Восток». По Ожегову, вольноопределяющийся – это «человек со средним или высшим образованием, отбывающий воинскую повинность добровольно и на льготных условиях». И тяготы ожидания мне тоже пришлось разделить со всеми.
Вместе со мной мучились несколько сотен донбасских мужиков и парней. Машины и броня батальона давным-давно были выстроены в порядке следования в колонне, на лобовые стекла приклеены номера, а на бортах появилась буква Z. Парни, пытаясь скрасить эти бесконечные сутки, то начинали перечищать и без того чистое оружие, то ли в десятый раз проверять масло в двигателях. Ближе к вечеру в курилках батальона начинались политические диспуты и зачитывание вслух новостей. Вспоминали родню за линией фронта, как воевали в 2014–2015 годах и пытались ответить на два извечных русских вопроса: «Как быть?» и «Что делать?».
Но появлялись и радостные известия. Вчера, например, телефоны «сослуживцев» почти одновременно взорвались сообщениями от родных и друзей: «Над Донецком прошли самолеты! Много! Наши!» Самолетов здесь не видели и не слышали восемь лет.
ТЯЖЕЛО ИДЕМ
Приказ, конечно, пришел, когда его не ждали, вечером первого дня весны. До Седова, поселка на побережье Азовского моря, мы шли целых пять часов! Хотя там рукой подать от Донецка – не больше сотни километров. И я на практике понял, как тяжело продвигаются колонны российской армии там, на Украине. У нас, на марше, никто не сломался и не «обсох», оставшись без горючего, – мы готовились много недель. Но все вынужденно двигались со скоростью самых тихоходных машин в колонне, поэтому берег ледяного Азова мы увидели только ранним утром, хотя выехали сразу после «Спокойной ночи, малыши!».
Задачи, которые нам нарезали, были известны давно. Предполагалось, что это зачистка районов Мариуполя, паспортный контроль, установка блокпостов, обеспечение правопорядка на освобожденных территориях. Формально «Восток» подчинен МВД ДНР, что не мешало ему годами держать позиции на самых тяжелых участках фронта – в Песках и на так называемой «Промке» – промзоне у трассы Донецк – Горловка. О том, как батальон будут применять на юге республики, пока не знал никто.
ВЗЯЛИ ВОЛНОВАХУ И ШИРОКИНО
Три часа вязкого сна на полах в нетопленом ангаре, и мы получили первое задание – вывезти почти сотню беженцев из поселков под Мариуполем: Сартанка, Талаковка, Павловка. Села эти находятся в полосе наступления армии ДНР, а украинская армия и нацбаты всегда, во всех случаях, начинают обстреливать оставленные ими населенные пункты. В этом жестокая логика войны – в занятых поселках, конечно, начинают накапливаться «сепары», готовясь к дальнейшему продвижению вперед. Координаты известны – почему бы не накинуть из всех калибров? И накидывают. И я это хорошо слышу в поселке, где для беженцев – «перевалочный пункт». Это жарко натопленный зал какого-то ДК, весь уставленный кроватями. У входа стол с чайником, одноразовыми стаканчиками, чай-кофе. Рядом – крохотная комнатушка, в которой засел фельдшер: измеряет бабушкам давление и наливает сердечные капли.
В десятке километров от нашего ДК, в тумане, притаился Мариуполь. Люди с ужасом слушают, как артиллерия Украины перемалывает их села…
Я попытался выяснить обстановку на фронте на момент написания этих строк. Итак, армия ДНР вышла к Мариуполю, город наблюдается без оптических приборов. С трудом, но взяли поселок Широкино. По позиции «Море» в этом поселке (она упирается одним флангом в обрывистый берег Азова) за пару суток положили 1500 реактивных снарядов, и все равно при каждом новом наступлении ополчения украинская сторона огрызалась огнем. Процедуру повторили, Широкино заняли. Задача на ближайшие сутки – полностью зачистить полосу наступления и вступить в город.
Он разбит на секторы, учтен печальный опыт Первой и Второй Чеченских. Никто не собирается запускать в Мариуполь бронетехнику без пехоты.
Мой источник отвел сутки на перегруппировку наступающих и продвижение к Мариуполю от Волновахи (которую взяли в среду утром). По его словам, также идет подготовка к возможному контрудару Украины, первому за всю операцию. Так что ждем. Ждем и слушаем.
«ЗДОРОВАЮЩИЕСЯ УКРАИНЦЫ – НОРМАЛЬНЫЕ»
Приезд беженцев вызвал необычайное оживление в местном животном мире. Беженцы, веря в то, что уезжают ненадолго, забирали с собой котов и собачек. Местные собачонки пытаются проникнуть в ДК, познакомиться с гостями. Одну такую любопытную собачку выносят из здания лапами вперед, она очень недовольна…
К ДК подходят автобусы, которые мы сопровождаем. Первыми выходят бабушки, изломанные артритами и ревматизмами, все с палочками. Мы несем их узлы с жалкими пожитками и буквально на руках заносим бабушек в автобусы. Захожу в зал-спальню и сразу же натыкаюсь на поджатые губы пожилой женщины. Она из Павловки, выехала неделю назад. Спрашиваю, под кем было село.
– Под Украиной.
– Как жили восемь лет?
– Нормально жили! Никто нас не трогал, не обижал.
Удивительно, но через минуту я слышу совершенно другое мнение жительницы того же села. В углу зала на матрасе сидит Юля, оператор насосной станции. Говорит, что уехала, чтобы спасти детей и родителей. Семья у Юли действительно большая, все здесь. Дети лежат на кроватях с телефонами, взрослые расселись вокруг моей собеседницы, иногда подают реплики. Спрашиваю:
– Почему уехали?
– Обстреливали нас с 2014 года. Что с домом – не знаю. Мы выбирались, когда украинские военные уже палили пустые дома, гранаты взрывали, бардак устроили.
– Как вы жили с ними восемь лет?
На заднем плане муж моей собеседницы подает реплику: «По домам старались сидеть!»
Юля разворачивает эту мысль:
– Они все делились на две части. Кто с нами здоровался, тот нормальный. Если не поздоровался, ты стараешься мимо бочком проскочить. Но дома не отсидишься, надо на работу ходить.
– Как выбрались?
– Мосты уже были взорваны, украинцы взорвали, когда уходили. Мы сделали такие накидки из белых простыней и вышли к нашей армии. Мы вас очень-очень ждали и очень вам рады, – говорит мне Юлия совершенно искренне.
Никуда из этого ДК семья пока не уедет. Люди ждут, когда освободят Мариуполь, а война покатится дальше и можно будет вернуться. И больше не бояться обстрелов.
– Господи, да мы пешком домой пойдем, – говорит мне Юлия и уточняет: – Мы же забыли давно, как это – жить без войны. Придется вспоминать.
Судьба Мариуполя была предрешена еще в первые дни марта. Противник не стал цепляться за пригородные поселки, смыкающиеся с городом. ВСУ и нацбаты отошли в многоэтажную застройку. Не стал противник удерживать и линии обороны, проходящие в полях за городом. С противотанковыми надолбами и огневыми точками в бетоне. Все стало ясно – город будет полигоном, а местные «живым щитом».
3 марта 2022 года. Ночью меня «убили» в очередной раз
Ночью меня «убили» в очередной раз. Братья-украинцы загадили Твиттер и Инстаграмм сообщениями: «Заберите труп Стешина, его уже собаки едят». Моей любимой племяннице, 12 лет, прислали персональное сообщение. Ребенку. Ребенок в ужасе начал написывать мне с раннего утра, а связи у меня тогда не было. На освобожденных территориях связь пока не работает.
Когда попал в зону приема, сразу же всем позвонил, всех успокоил. И в очередной раз подумал о тех, кому сейчас противостоит Россия и армии республик. Никто из нас никогда не стал бы писать ТАКОЕ детям даже самых отъявленных бандеровцев. Даже в голову бы такое не пришло, в этой области сокрыта граница между людьми и нелюдями. В этом сообщении тайна и причина нашего противостояния.
Все просто. Дело не в мове и вышиванке, взглядах на ЕС и НАТО. Нет. Дело в лживом письме ребенку о смерти его близкого. Это не отсутствие морали, это иная мораль, инопланетная или потусторонняя.
4 марта 2022 года. Мариупольцев выгоняют из подвалов вэсэушники: «Мы ваши защитники, мы должны жить!»
ПРОВЕРКА КОЛЬЦА
Объективно Мариуполь сейчас находится в оперативном окружении. Это означает, что «окружающий отрезает вражескую группировку от соседей, выходит на пути сообщения этой группировки с тылом, но не создает еще сплошного фронта окружения, связанного огнем пехоты». Примерно такая ситуация и сложилась вокруг Мариуполя к утру 4 марта. Сплошной фронт пока не устоялся, но наши поддавливают противника и даже вынудили его контратаковать. Противник столкнулся с сопротивлением армии ДНР, был традиционно загнан в детское образовательное учреждение в одном из пригородных сел, после чего запросил эвакуацию и отступил в город. Совершенно бессмысленная операция. Куда собирались наступать «воины света»? В сторону России? Если контратаковали, то почему такими малыми силами? По неофициальному мнению командиров ДНР, это была разведка боем – проверяли прочность кольца. При этом Мариуполь еще можно покинуть, в кольце есть немало дырок, как в пресловутом Дебальцевском котле. Дырки эти как бы намекают: бегите из Мариуполя, пока есть такая возможность!
При этом занятые ополчением участки фронта продолжают накачивать техникой и бойцами. Как заметил командир нашего подразделения, «нас под городом уже больше, чем вэсэушников в Мариуполе».
По данным разведки, на данный момент, Мариуполь пытаются оборонять пять тысяч тербатовцев, вэсэушников и бойцов территориальной обороны. Сколько им противостоит? Военная тайна. Много.
УЛИЦА, ВЕДУЩАЯ В МАРИУПОЛЬ
Не думаю, что именно наше подразделение создавало серьезный перевес в живой силе на фронте. Мы были всего лишь одним ничтожным винтиком в этой колоссальной военной машине: воняющей солярой, грохочущей артиллерией, лязгающей гусеницами. И нам нужно было занять свое место.
Поэтому ранним утром полсотни мужиков побросали свои немудреные военные пожитки в зеленые КамАЗы и выдвинулись в село Талаковка, где должны были сменить сослуживцев. Нас ждали в этой Талаковке с нетерпением – жизнь там была не сахар.
У тех, кого мы сменяли, и у нас, соответственно, были две задачи – зачистка этого огромного пригородного дачного массива «от всего подозрительного» и готовность моментально прийти на помощь своим, бьющимся с противником в следующем селе – Калиновке. Собственно, в Талаковке и Калиновке уже начинаются улицы, ведущие в Мариуполь.
Дороги по пути на фронт оказались в удовлетворительном состоянии, а в поселке Гнутово, где много лет располагался пропускной пункт через линию фронта, асфальт по качеству не уступал московскому.
– Хлопцы, цэ Европа! – заорал бородатый ополченец, когда мы пересекли бывшую границу Украины и наш грузовик сразу взорвался хохотом.
Было интересно наблюдать, как эти парни оценивающе смотрят по сторонам. Так хозяин осматривает свое подворье после долгой отлучки.
– Так, озимые посеяли, взошли, хорошо, уберем. А тут, смотри, твари, по подстанции навалили! Ну что же, посидим пока без света, потом починим, – комментировал проносящиеся виды командир нашего отделения.
Показались два захворавших украинских танка. Вокруг них уже бродили люди с тросами – примеривались, как утащить трофеи в починку.
У второго танка имелась нештатная, безобразная дыра в корме, точно в стыке броневых листов. Люди, окружавшие меня, воевали уже восемь лет, и я обратился к ним за разъяснениями:
– Кто их подбил? ДРГ?
Коллективный вердикт был таков: «Засада, пропустили мимо себя и влупили в корму».
– Носатые! – заволновались в кузове. – Вот это танки!
Так я узнал, что «носатыми» теперь на Донбассе называют Т-72, самый современный танк этой войны. На Украине таких танков осталось немного. Ненамного больше, чем притаилось в окрестностях Мариуполя, и это вселяло бодрость в наше и без того развеселое воинство.
