Глава 3
Серафима сделала последний шаг с трапа, и очутилась в салоне лайнера. Стюардесса, молодая красивая девушка с необыкновенно проницательными, серыми глазами, мило улыбнулась ей и жестом пригласила пройти вглубь салона. Отыскав свое место № 27 «А», Серафима, обремененная предполетными хлопотами и жарой, вот уже неделю не покидающей город, с удовольствием опустилась в мягкое, обитое синей материей кресло, ощутив приятную прохладу подлокотников, и перевела дух. Спустя минуту она, оценив удобную форму кресла, вольготно откинулась на спинку и закрыла глаза, чтобы расслабиться. Однако через несколько мгновений ресницы ее затрепетали, и она, приоткрыв их, скосила глаза в сторону пустующего рядом кресла.
– Фу! Опять! Что за наваждение?! Пора, видно, обратиться к психиатру! -
Это длилось уже около двух месяцев. Иногда она ощущала рядом с собой чье-то присутствие. Ей казалось, что за ней кто-то наблюдает, кто-то невидимый, но вполне осязаемый, заглядывает в самые недра ее души и читает самые сокровенные мысли! Вот и сейчас, только она прикрыла глаза, как тут же ощутила, что «наблюдающий» опустился рядом с ней в соседнее кресло, и дай она волю своему воображению, как тут же почувствовала бы, что «он», подобно ей самой, сбросив с себя тяжкий груз бремени, с облегчением вздохнул!
Раньше ничего подобного с ней не происходило, и вообще, Серафима считала себя человеком непроницательным, недостаточно интуитивным. У нее никогда не бывало предчувствий, никогда не снилось вещих снов, приметы, о которых она знала понаслышке, никогда ничего ей не предвещали. А, впрочем, может это происходило потому, что она сама не обращала на подобные вещи никакого внимания, как знать! Теперь же, она и рада была бы не замечать того, что с ней происходит, но уж слишком ярки и необычны были ее ощущения. Сначала все это ее просто удивляло, и она не придавала этому особого значения, однако, частая повторяемость таких ощущений заставила ее задуматься о них и насторожиться. Ведь в такие моменты она чувствовала себя совсем неуютно. Это было сродни тому, что тебя заставляют раздеваться донога при свидетелях!
Отсчет необъяснимым ощущениям Серафима вела с того самого момента, когда с ней приключилось неприятное происшествие, если это вообще можно так назвать. Она была в гостях у своей близкой подруги, бывшей одноклассницы Маши Кружилиной, с которой бессменно дружила с того дня, как в седьмом классе, в самом конце учебного года, они сели за одну парту. Причем инициатива исходила от Серафимы, у которой на то была веская причина. Она весь год «сохла» по двоюродному брату Марии – черноглазому юноше Валере, с густой шевелюрой темно-русых, вьющихся волос, учившемуся тогда в девятом классе. Любовь Серафимы была тайной, и она переживала ее в одиночку. У нее никогда не было по настоящему единственной, близкой подруги, которой она могла бы довериться и поделиться с ней своим сокровенным чувством. У многих девочек из ее класса были такие подруги, а у Серафимы как-то не сложилось! Лет с четырех, она, правда, дружила с двумя девочками из своего двора, с которыми была знакома еще с тех самых пор, когда мамы водили их на прогулку в парк и любезно предоставляли возможность поиграть друг с другом. А потом девочки попали в один класс, где с первого дня держались вместе, однако стать по – настоящему близкими у них не получилось. Вся их дружба сводилась к определенному удобству и взаимной выручке – узнать какие задали уроки, если ты пропустила занятия, своевременно одолжить что-нибудь, если тебе потребовалось, а под рукой не нашлось, да иногда что-нибудь поручить друг другу. А тут, на тебе, первая любовь, которая спонтанно и непрошено ворвалась в твое сердце! Да еще в седьмом классе, когда ты, по молодости своей, даже сама себе не можешь признаться в ней с определенной смелостью! Конечно, она не могла поделиться этим чувством с такими подругами. А что же Маша Кружилина? Маша в некотором роде была соперницей Серафимы в учебе. В классе только они двое были круглыми отличницами. Учителя ставили их в пример всем остальным и разжигали определенный дух соревнования между ними.
– Кружилина, а твое сочинение все же слабее, чем у Симы Голубевой! Оно, конечно пятерочное, но по содержанию слабее! – укоряла свою лучшую ученицу литератор.
А в другой раз, наоборот, ставила Марию в пример Серафиме, сетуя на недоработку последней в орфографии. Другие учителя, зачастую, поступали таким же образом, и дух соперничества между двумя лучшими ученицами незаметно, исподволь, укреплялся. Хотя, в целом, ни зависти, ни вражды между девочками не было, и они не обходили друг друга стороной.
И вот однажды на перемене, после серьезной контрольной работы по алгебре Маша с Серафимой, у которых случайно совпал вариант, уселись за парту, чтобы сверить ответы. И в этот момент в класс заглянул он – Валера Кружилин!
– Маш? – требовательно воскликнул юноша, увидев сестру, и при этом улыбнулся хорошенькой Серафиме Голубевой, которая в этот момент оторвала глаза от своего чернового листочка.
– Да подожди ты! – отмахнулась от брата Мария.
– Ты, что забыла? – Валера с укором взглянул на сестру.
– Не забыла! Но сейчас мне некогда. Я сама зайду к тебе на следующей перемене. – И Маша вновь углубилась в свои расчеты.
Серафима же, напротив, смотрела на Валеру во все глаза, так, словно видела его впервые.
– Ладно, я подожду! – сказал он, и фамильярно подморгнув Серафиме, скрылся за дверью.
С этого дня Серафима потеряла покой и на какое-то время даже снизила успеваемость.
Однако после очередного родительского собрания в это вмешалась Серафимина мама, которая все эти годы дотошно контролировала свою примерную дочь. Ее вмешательство слегка отрезвило любовный пыл Серафимы и заставило вновь взяться за ум, правда не по причине собственного сознания, а для того, чтобы строгая любящая родительница не заподозрила, что твориться в душе ее дочери, и не принялась копаться в причинах ее безответственного поведения. Чувства же Серафимы ослабевать не собирались и подстрекали рассудок к поискам сближения с объектом своего обожания, а посредником в этом сближении могла стать только Маша Кружилина. И Серафима, с присущей ей старательностью, стала «подбивать клинья» к будущей подруге. Та сначала была немало удивлена, но в конечном итоге приняла это как само собой разумеющееся. – Мы, в конце концов, лучшие в классе, так почему это не должно нас объединять? – сказала себе Мария и с удовольствием распахнула дружеские объятия Серафиме. Их дружба, подспудно сдерживаемая искусственно подогреваемым соревнованием, словно сорвалась с цепи, обоюдно державшей соперниц, и во всю прыть пустилась по ухабам совместных интересов. И вскоре каждая из них поняла, что теперь им нет никакой нужды обходиться друг без друга.
Со временем Серафима разлюбила Валерика, который на поверку оказался совсем не таким, каким она себе его вообразила. В выпускном классе ее кумир попал на учет в детское отделение полиции за групповое хулиганство, а после окончания школы и вовсе загремел в тюрьму за какие-то темные дела! Тем не менее Серафима была ему благодарна за то, что именно из-за него подружилась с Машей Кружилиной. Хотя, надо отметить, что ее подруга стремительно менялась, и не в лучшую сторону, чему Серафима приписывала, как ей казалось, единственную на то причину. – От Машиной мамы ушел отец, да не просто к молодой сопернице, а к женщине, почти одного с ним возраста, да еще с тринадцатилетним сыном.
Сначала Маша как-то резко замкнулась в себе, и Серафима могла проявлять к ней только жалость и сочувствие, а потом подруга начала озлобляться, и ближайшим объектом ее озлобления, зачастую, становилась Серафима.
– Что ты лезешь ко мне со своими советами? – сорвавшись, кричала Маша. – Тебе вообще никогда не понять моего состояния!
А иногда и вовсе замечала.
– Где уж нам равняться на вас, таких правильных!
Что она имела в виду под словом «правильные», Серафима не выясняла, но догадывалась, что применение слова «вас» в этом контексте, относилось не только к самой Серафиме, но и к ее семье, которая действительно была более чем благополучна по социальным нормам.
Отец Серафимы, Голубев Алексей Витальевич, профессор, в свое время занимавший престижную должность директора экспериментального научно исследовательского объединения при Российской Академии Наук, был теперь успешным предпринимателем в области экспериментальных разработок высокотехнологичных термохимических материалов. Успешным, потому, что на подобные материалы имелся большой спрос, и заказы в его фирму текли рекой.
Мама Серафимы, Анна Сергеевна, теперь была домохозяйкой, а ранее хорошим экономистом. Она всего три года назад уволилась из своего статистического управления, где проработала четырнадцать лет, и с которым, как ни уговаривал ее муж, все же долго не решалась распрощаться. Что же касалось личных отношений между родителями Серафимы, они, по мнению дочери, считались очень хорошими. Мама была моложе папы на одиннадцать лет. Алексей Голубев, кандидат наук, слыл тридцатичетырехлетним устоявшимся холостяком, когда однажды случайно встретил ее у друзей своих родителей на дне рождения. Она приходилась двоюродной племянницей хозяйки, и ей было двадцать три. Алексей в тот поздний вечер приехал на своих новеньких Жигулях седьмой модели, чтобы забрать с торжества родителей, как было условленно, и его, конечно же, потащили к столу, невзирая на протесты и ссылку на занятость. Увидев молодую студентку Анечку Силаеву, которую ему представили наряду с остальными гостями, он тогда сразу подумал, что непременно начнет за ней ухаживать, и в конечном итоге это успешно завершилось свадьбой, которая состоялась через полтора года после их знакомства.
С самого начала своего сознательного возраста Серафима не замечала разлада между родителями, во всяком случае, они не давали ей для этого повода. А если что-то подобное и могло иметь место, им удавалось это умело скрывать от нее. Единственное, что могла отметить для себя девочка, было явное разногласие мамы и папы в отношении воспитания ее, Серафимы. Мама любила дочь, но была очень строгой. Она, например, в какой-то момент смотрела на Симочку любящим, нежным, полным обожания взглядом, и тут же, спустя пять минут, спокойно отчитывала ее за незначительную оплошность. Весь школьный жизненный путь дочери находился под неусыпным контролем Анны Сергеевны, даже несмотря на то, что Серафиме этого в такой степени не требовалось. Она была очень способной девочкой, да и прилежности ей было не занимать.
Алексей Витальевич часто, даже в присутствии Серафимы, укорял жену, стараясь в мягкой форме указать ей на излишества в строгости к ребенку. И Анна Сергеевна, убедившись в его неоспоримых доводах, иногда соглашалась с мужем. Но, увы, характер есть характер, и вскоре все начиналось сначала. А жизнь Серафимы, тем не менее, обоюдно любимой своими родителями, протекала по формуле – она любила и уважала свою красавицу маму, и с фантастической преданностью обожала папу, в объятьях и баловстве которого отрывалась по полной программе.
Маша Кружилина часто бывала у Голубевых и неоднократно наблюдала за спокойными, отлаженными, теплыми отношениями ее родителей. Она подсознательно, даже сама того не сознавая, завидовала Серафиме, и особенно это проявлялось после того, когда их оставил отец, а мама в первое время даже попивала с горя, о чем Маша никогда не рассказывала Серафиме, хотя иногда ей этого и очень хотелось. Ее детскому сердечку было тяжело сдерживать свое горе и страх за то, что мама, не дай бог, совсем сопьется. А ведь Серафима могла бы посочувствовать ей и даже, по- своему, утешить. Однако гордость брала верх, и Маша молча подавляла свое желание поплакаться в жилетку подруге.
Кризис миновал через полгода. Машина мама, наконец, взяла себя в руки. Она была первоклассным бухгалтером и устроилась на новую работу в солидную фирму, где по положению, не могла ударить в грязь лицом.
Серафима тогда сразу заметила, как повеселела ее подруга, и вскоре их отношения встали на старые рельсы. Девочки были выпускницами и готовились к поступлению в ВУЗы. И однажды Маша как-то сказала Серафиме, что ее папаша раздобрился и отвалил маме кругленькую сумму для их знакомого репетитора из Плехановского.
Серафиму же родители готовили в МГУ на юридический.
Студенческие годы подруг не разлучили. Они регулярно встречались друг с другом. Когда учеба подошла к завершению, и каждая из них начала подумывать о своей дальнейшей карьере, Серафима, которая наотрез отказалась работать юристом в фирме отца, желая побыть самостоятельной, устроилась в одну из московских юридических контор. Маша, же, скитаясь более месяца по Москве, так и не смогла подобрать себе что-то подходящее. И тут подсуетилась ее усердная подруга. Серафима уговорила отца взять Машку к себе на фирму.
– Но, чем она станет у меня заниматься со своей специальностью технолога пищевой продукции? Бутерброды каждое утро готовить? – отшучивался Алексей Витальевич.
– Папа, Машка такая хваткая и энергичная, она может заниматься чем угодно! – нахваливала подругу Серафима.
– Ну, хорошо, хорошо! – пообещал Алексей Витальевич, не посмев отказать любимой дочери. – Я, в общем-то, всегда был хорошего мнения о Маше. Думаю, мне удастся что-то придумать для нее.
И он придумал, обрадовав дочь сверх всякой меры.
– Возьму твою Марию вторым секретарем. Ирина Валерьевна, которая разрывается между всеми нами, думаю, будет очень рада такой, как ты говоришь, хваткой помощнице.
Вечером того же дня, после приятной новости, которую Серафима незамедлительно поведала Марии, подруги закатились в бар, чтобы отметить это событие.
Уже через неделю Мария приступила к работе. А спустя три месяца Серафимин отец даже начал нахваливать протеже своей дочери.
Твоя Машка действительно не промах! Ирина Валерьевна ей вполне довольна и даже собирается посетить немецкую выставку технологий на следующей неделе, оставив ее одну на контроле на целых три дня!
С тех пор прошло около двух лет. Мария успешно продолжала работать в фирме Серафиминого отца, а Серафима не менее успешно трудилась в своей юридической конторе, правда за более низкую зарплату, чем ее подруга. Они теперь хоть и редко, все же продолжали видеться, и эта неприятная история произошла как раз после их очередной встречи. Девушки не общались уже около трех месяцев, и за это время им было чем поделиться друг с другом, а потому они за бокалом мартини засиделись у Маши почти до полуночи. Взглянув на часы, Серафима всполошилась.
– Машка, время-то, без четверти двенадцать!
– Вот видишь! Я же говорила тебе, поставь машину на стоянку! Легли бы сейчас спатеньки без всяких проблем.
– Спасибо, Маш, но мне позарез домой надо! Завтра на работу, а я все отчеты дома на флэшке оставила. Да и вставать нужно будет около семи утра. С какой стати я стану будить твою маму в такую рань своими сборами, да и потом, я не высплюсь на новом месте. Знаешь, я в последнее время даже у родителей не высыпаюсь.
– Ладно, подружка, как знаешь! – ответила ей Мария. – Пошли, я провожу тебя до машины.
Девушки вышли на улицу и направились к Серафиминой «Пежо», одиноко мерцающей своими выразительными фарами под разметавшимся светом фонарей.
Они уже почти попрощались, когда из-за угла соседнего дома, послышались возгласы и показалось четверо молодых людей.
Увидев девушек, подростки остановилась, и до слуха Марии и Серафимы донесся чей-то голос.
– О! Телки, да еще при тачке! – После этого последовал массовый пьяный хохот.
– Вот дура! – взволнованно воскликнула Мария, интуитивно предчувствуя надвигающуюся неприятность. – Надо было взять с собой Арчика. Будь он рядом с нами, они б и взглянуть
в нашу сторону не посмели!
Серафима тоже пожалела о том, что подруга не взяла в провожатые своего полуторагодовалого ротвейлера, которого она сама же и подарила ей на день рождения.
– Так, Машка, быстро в машину! – тут же скомандовала Серафима, увидев, что толпа направляется к ним, и пока подруга, огибая широкий лик автомобиля бежала к противоположной двери, лихорадочно принялась открывать свою. Она уже открыла дверь, и, наклонившись, закинула ногу в салон, когда чей-то грубый ботинок ударил ей по щиколотке, а потом бесцеремонно приложился к внутренней стороне двери. И длинная нога в синих джинсах, тут же представшая перед взором Серафимы, преградила ей путь в машину.
– Не спеши, детка! – крикнул ей на ухо владелец черного на микропорке ботинка и синих джинсов, одарив не только грубой репликой, но и густой порцией спиртного.
Серафима, мысленно стараясь придать своему лицу бесстрашное выражение, с вызовом взглянула на наглеца.
– Убери ногу, слышишь, ты ко мне в папаши не нанимался!
Парню на вид было около семнадцати, и Серафима, окинув взглядом его ухмыляющуюся, нахальную физиономию, невольно подумала о том, что сейчас с ней происходит как раз тот случай, когда человек попадает в историю, и с этим уже ничего не поделаешь!
Трое других, тем временем, кинулись к Марии. Они подскочили к девушке с двух сторон и схватили за руки, заставив ее вскрикнуть от боли и выругаться.
– Попалась, птичка! – сказал один из них, и грубо дернул ее за волосы.
– Это тебе за придурков, красотка! А теперь, быстро полезай в машину. Слышь, Генка, запихни свою девку в салон, и открой нам дверь с той стороны.
С удовольствием, «Бубен» – с готовностью ответил контролирующий Серафиму парень, и она тут же ощутила, как грубая рука попыталась склонить ей голову.
– Давай, полезай! – рявкнул ее истязатель, а второй, отделившийся от остальных и подоспевший ему на подмогу, подтолкнул Серафиму сзади. Она сопротивлялась изо всех сил, отчего получила от подростков сначала сильный удар в спину, а затем тот, которого звали Генкой, схватил ее за волосы и потянул следом за собой в солон.
Марии, тем временем, каким-то чудом удалось вырваться, и она, с криком «помогите» изо всех сил рванулась к своему дому. Подростки побежали за ней, а затащившие Серафиму в солон принялись досадливо материться.
– Вот шланги-то, не могли девку удержать!
– Да, ладно, «Хобот», не парься, сейчас догонят!
А до Серафимы, которую уже начинало трясти от страха, доносились возгласы подруги.
–Спасите Серафиму, Спасите Серафиму! – Мария кричала так, словно ей самой, освободившейся, это спасение уже вовсе не требовалось. Однако вскоре подростки настигли ее и схватили за руки. Они потащили ее к машине, и тут произошло нечто странное, совершенно не поддающееся никакой логике. Один из парней остановился и выпустил руку Марии, заставив второго замедлить шаги и вопросительно на него взглянуть.
– Девушка, Вы уж простите нас! – улыбнувшись, сказал Марии остановившийся. – Мы просто пошутили.
Второй же, воспринимая слова друга как пикантную издевку над своей жертвой, не преминул сделать ему замечание по этому поводу.
– Кончай прикалываться, «Бубен», для этого у тебя еще целая ночь впереди. Она ж орала как сумасшедшая, сейчас глядишь, кто-нибудь и ментов вызовет. Потащили ее скорей в тачку, нам лучше смотаться с этого места. – И он снова потянул Марию за руку.
– Отпусти ее! – повелительно сказал ему остановившийся.
Второй недоуменно на него уставился.
– Чего это ты, «Бубен», а?
– Ты, что, не понял? Я сказал, немедленно отпусти ее!
– Да, пожалуйста! – ответил второй и обиженно пожав плечами, выпустил руку Марии.
Девушка, опешив, уставилась на этих двоих. Она, естественно, не собиралась верить в ниоткуда взявшееся благородство одного из своих преследователей и принимала его поведение, как и второй за издевку, однако тут же лихорадочно принялась думать, как бы возникшую ситуацию обратить в свою пользу.
– Бежать? – не выйдет! Кричать они тоже ей не дадут! А что тогда делать?
– Оставь нас и отправляйся к машине! – снова скомандовал «остановившийся» «второму».
Тот, недовольно ухмыльнувшись, последовал приказу друга.
– А он, похоже, у них лидер. – Отметила Мария.
– Еще раз простите! – и минуту назад, будучи отвратительным, парень вдруг превратился
в приятного молодого человека. Мало того, он подошел к девушке, и нежно взяв за руку, прикоснулся к ней губами со словами – стойте тут и ничего не бойтесь, а я пойду вызволять вашу подругу, и гарантирую, что через несколько минут вы сядете в свою машину и отправитесь туда, куда собирались. – И он, оставив Марию в полной растерянности, скрылся в ночи.
Увидев приближающегося к машине парня в совершенном одиночестве, у Серафимы мелькнула мысль. – Машка все-таки сбежала, и теперь, возможно, вызовет полицию.
– И тут же страшная догадка снова обуяла ее.
– Но ведь эти подонки сядут сейчас в машину и заставят ее уехать отсюда как можно скорей. Господи, что же делать?! – Хоть бы Машка догадалась сообщить в ГАИ номер машины! Их задержали бы тогда на первом попавшемся посту!
– Ну, что там, «Паха»? – высунувшись в окно, спросил у подходящего парень, которого друзья называли «Хоботом».
– Не знаю, «Бубен» чего-то выпендривается! – ответил тот, и, открыв дверцу, молча, с угрюмой миной оскорбленного, уселся в машину.
– А где он? – снова спросил «Хобот».
– Там, с телкой разбирается.
У Серафимы захолонуло сердце. – Господи, что же теперь с ними будет?!
– Ладно, пусть разбирается! – с ухмылкой ответил его сосед, Генка. – А мы начнем разбираться с этой. – И он, грубо обняв Серафиму за плечи одной рукой, протянул вторую к ее груди.
Серафима попыталась его отпихнуть.
– Убери свои грабли, молокосос!
– Чего? – и Генка грубо схватил ее за грудь.
– Слышь, «Хобот», а сиськи у нее классные, потрогай!
И тут Серафима вспомнила о мобильном телефоне, лежащем у нее в кармане пиджака. Она незаметно просунула освободившуюся руку в карман, и, нащупав телефон, попыталась воспроизвести последний вызов. Это был домашний номер родителей, которым она пару часов назад звонила. Родители жили в соседнем от Марии доме.
Господи, хоть бы они ответили! – взмолилась она, – хоть бы ответили! Может, она тогда сумела бы крикнуть им, где находится, а они понять, что с ней происходит.
Она затихла, предоставив малолетним выродкам возможность беспрепятственно себя полапать, ибо сейчас все ее нервы были обращены в слух. – Длинные гудки, которые она едва расслышала, вдруг прекратились. – Так! Значит, кто-то взял телефон!
