De ojos verdes "Смятый лепесток"

Вместо этого юркнула в спасительную коморку и сразу же отрегулировала воду. Одежды у меня нет, только эта футболка. Поэтому бережно отложила её, собрала волосы в слабый пучок за неимением никаких сподручных средств, затем залезла под душ.

Боже, как хорошо…

Горячие струи немного расслабили тело. Прикасаться к непосредственному источнику ноющей боли было весьма мучительно. Справилась с горем пополам. Но мне, правда, стало чуточку легче физически.

Под конец обнаружила, что полотенце осталось в спальне. Пришлось натягивать трикотаж на мокрую кожу. Ничего. Не сахарная, не растаю. Лето на дворе, быстро высохну.

Зубы чистила долго, тщательно, методично. На подсознательном уровне пыталась избавиться от оскомины во рту. Смотрела себе в глаза. Напряженно. Неотрывно.

Саркастически усмехнулась.

Занятно.

Свадьба сорвалась, зато брачная ночь состоялась.

Девственности лишилась, но осталась нецелованной.

Что интересно, у меня нет гарантии, что законный муж обошелся бы со мной лучше. Равно как и насильника, я того тоже не знаю. Стоило бы ожидать нежности и какой-то деликатности? Что-то подсказывает – едва ли.

Нацепила трусики, успевшие уже высохнуть, чувствуя неуместное мизерное удовлетворение. Словно этот невесомый барьер способен меня как-то защитить. И настороженно вышла.

Не успела ни о чем подумать.

Он стоял у порога, практически на том же месте, но уже одет совершенно по-другому. Стало ясно, что уезжает.

– Меня не будет до завтра. Дверь я запираю. Настоятельно советую не предпринимать попыток побега. Далеко не убежишь. А поймаю в таком случае – пеняй на себя, будет очень плохо. Еды в холодильнике достаточно.

Лаконичный поток речи завершен. Низвергающий его источник мгновенно ретируется. Щелкает замок с внешней стороны. Рев мотора по мере удаления машины сходит на нет.

Оставить человека наедине с его мыслями, когда он на грани фола?..

Жуть как прекрасно…

Глава 4

Война войной, а обед по расписанию. Аппетита нет, но урчание в животе настолько жалобное, что выхода тоже нет.

В кухне задумчиво подхожу к холодильнику и, открыв старенькую модель, лицезрею вполне сносный набор продуктов. Ничего не хочется из деликатесов, яйца не люблю, поэтому обхожусь сыром, из которого вместе с оставленным на столешнице хлебом делаю парочку бутербродов.

Жую и размышляю. Получается, сутки я предоставлена сама себе.

Радоваться бы…что не будет физического контакта. Но агнософобия, будь она неладна, – зверь безжалостный. Обвожу изучающим взглядом интерьер. Чем сидеть и «накручиваться», доводя до отчаяния, лучше занять руки, это поможет в процессе упорядочить мысли, которые уже начали изводить меня своей назойливостью…

Есть четкая психологическая установка. Перед действиями страхи отступают. Есть план – нет сомнений. Почти нет. И чем больше ты придерживаешься этой мантры, чем больше начинаешь обращать внимание именно на плодотворный результат, тем скорее отступает деструктив, очищая разум и позволяя тому функционировать ясно. А мне необходимо именно это. Нет права на ошибку, нужно разработать линию поведения.

Было бы хорошо, конечно, в промежутке не сойти с ума.

Итак, раз уж неопределенное – и, да, это меня убивает всё равно – время я буду находиться в этом жилище, пусть в нем хотя бы станет чисто. Где-то должны быть необходимые для уборки принадлежности. Они обнаруживаются через несколько минут в малюсенькой коморке, смахивающей на кладовку. Ведро, швабра, веник с совком, даже перчатки – безмерно благодарна за такую роскошь!

Катарсис занял у меня всего лишь три часа при всей тщательности, на которую я способна. Вылизывала углы, лезла в самые труднодоступные места и даже пыль вытирала несколько раз. Просто дом реально небольшой, всего две спальни, гостиная и кухня из основных помещений. Да и, как показалось мне изначально, действительно опрятный, то есть, грязи в нем не было. Требовалось лишь освежить добротный клининг, сделанный до этого.

С первой минуты, будто, правда, получив какое-то спокойствие, я начала думать.

А что, если бы он не угрожал мне сестрой? У меня же были шансы сбежать, когда я осталась одна с коляской. И в торговом центре, минуя вечно спешащих и хмурых посетителей, которые неоднозначно отреагировали бы на мою просьбу, в любом бутике могла бы попросить телефон и позвонить отцу. Там консультанты хотя бы по «долгу службы» обязаны быть вежливыми. Могла же. Да. И в полицию пойти могла.

Но.

Диана.

Он нашел мою больную мозоль.

Каждого члена своей семьи я крепко любила. Несмотря на разницу в возрасте и полярно отличающееся мировоззрение, мы с младшей были в хороших отношениях всегда. Как два уважающих друг друга человека, что не лезут в душу, но с удовольствием проводят вместе пару-тройку часов в неделю. Больше никак – в силу занятости и ненужности. У каждого свои интересы и налаженная жизнь. Опять же, это не мешало Диане знакомить меня с подружками, которые часто бывали у нас. И я принимала приглашение выпить чаю в общей компании.

А вот с Размиком мы всё же были близки. Так получилось, что с детства у нас обнаруживалась куча схожих наклонностей, увлечений. Ведь и ему отец спуска не давал, сын обязан быть разносторонне развитым, то есть, и телом, и духом стать мужчиной. А мужчина – венец творения, ему подобает быть эрудированным, сильным, выносливым. Короче, Богом на земле.

Вот мы с ним и читали взахлеб всевозможные книжки, обменивались мнениями, обсуждали разные темы. Ездили на плавание вместе, посещали иные секции. Разница в год позволяла находить эту точку соприкосновения, было легко и весело. Да, по мере взросления, когда началось половое созревание, а ограничивать себя Размик и не собирался, общение сократилось. Но качество не пострадало. До одного недавнего события, перевернувшего наш мир. Я до сих пор не переварила эту историю. И, положа руку на сердце, признаюсь, что разочарована им. Не имею права судить, но и поддерживать в содеянном тоже.

Не считаю это излишней жертвенностью – быть готовым рисковать собой ради родных. Наоборот, это здоровая реакция любого индивида, привязанного к семье. Может, Диана и не задумалась бы над угрозой в схожей ситуации и сбежала бы, действуя под влиянием страха и ввиду юности и беспечности, но я-то более сознательна. Есть ответственность, которую наложил на меня похититель – будь паинькой, или пострадает еще и она. Как я могу не брать в расчет этот факт? Он бы сделал! Голос сигналил о решительности и жестокости. И я не сомневаюсь, что так и случилось бы. Но наша принцесса не выдержала бы того, что со мной произошло этой ночью.

А я выдержала?

Секундный ступор. Не позволяла себе об этом вспоминать и думать.

Выдерживаешь же на данный момент? Значит, да.

Ой, ли…

Только одно меня и утешает – Диана останется нетронутой и выйдет замуж по любви.

Уверена, нас ищут. Каждый по-своему переживает. Папа, в основном, за репутацию и уязвленное самолюбие. Как это – кто-то взял и посмел утереть ему нос, да еще и таким публичным способом? А остальные – за мою жизнь и здоровье.

Как видно, моя смерть не входит в его планы на данном этапе. А что входит – сложный вопрос. Если это похищение с целью выкупа – зачем ему насиловать меня, мучая обоих? Допустим, данный эпизод можно отослать в качестве психологического метода унизить, растоптать честь отца как мужчины, не сумевшего защитить дочь. Поиздеваться перед основным шагом. Изнасилование, как ни крути, навлекло «позор» на мою голову. Теперь я «нерентабельная». Это, безусловно, удар. Но одна загвоздка. Не было съемки. Дело не в деньгах, однозначно.

И я доберусь до истины! Мой пытливый ум не утихомирится, пока не уловит суть. Такова уж я. Даже в такой ситуации.

Но никак не сходится одно с другим.

Не хватает какой-то детали. Ни одна версия не является правдоподобной!

И, кроме того, что это – ярая месть, губительная, уничтожающая, сжигающая дотла, я ничего не понимаю. Только это.

Во второй спальне над рабочим столом висели полки, всего три коротенькие, но на них было прекрасное собрание зарубежной и отечественной классики. Когда вытирала пыль, решила для себя, что окунусь в Ремарка, выбрав «Возлюби ближнего своего».

Шел лишь час дня, а я уже не знала, куда себя деть от мыслей, что, словно блохи-кровопийцы, скакали и кусали сознание. Катастрофически мало информации. И абсолютное отсутствие выхода на данный момент. А впадать в панику я не имею права. Ждать. Ждать и терпеть. Чтобы выжить.

Подцепив корешок, потянула книгу на себя и удобно устроилась в гостиной на диване ближе к окну.

Ещё раз прочла название. И громко усмехнулась.

Символично – ни убавить, ни прибавить.

И так увлеклась, что очнулась только после того, как услышала звучное урчание в животе. Пришлось идти на поклон к холодильнику. И вновь набор продуктов не вызывал энтузиазма. Копченые изделия я попросту не ела, всё те же яйца – терпеть не могу, даже от запаха воротит. Остается только сыр, скудные листья салата и хлеб. Видимо, он не подумал о том, что я захочу что-нибудь приготовить, и накупил огромное количество сухомятки. Жаль, фруктов и овощей нет.

Какая прелесть, это я уже и меню обсуждаю в голове? Молодец! Придираюсь к содержимому и вспоминаю о своих предпочтениях? Эх, знал бы мой мучитель, о чем я думаю, как гаркнул бы «Жри, что дают», так и пришла бы в себя, наверное. А сейчас я снова сделала себе два бутерброда, прожевала, удовлетворив падкое чрево, и вернулась в гостиную.

Конечно, между строк я иногда теряла связь с сюжетом, меня уносило далеко за пределы военной Германии, описываемой великим писателем, вопросы лезли, давили, угнетали. Но каждый раз я твердо запрещала внутреннему голосу разводить нытье и бесполезную панику. Пожалеть себя успею потом. Если получится.

И вновь возвращалась к роману, влюбляясь всё больше и больше во второстепенного героя Штайнера. Его реплики были бесподобными и многое, как по заказу, можно применить в моей ситуации.

«Вероятное нам всегда кажется невероятным».

«Основной закон жизни: опасность обостряет чувства».

«Любое положение лучше, чем война».

Со мной случилось невероятное. Это обострило инстинкт самосохранения. И чем воевать с обидчиком, лучше сохранять пока нейтральное положение.

Ощущение, что повествование еще больше убеждало меня в правильности намеченной модели поведения. Хотя, не понимаю, насколько это нормально. И можно ли такую непробиваемость назвать здоровой реакцией?..

Ближе к десяти часам ночи, если верить настенным часам, мои глаза уже слипались от усталости, большая часть книги была поглощена, впечатлений хватало. Чужая боль, описанная так искусно и реалистично, затмила мои переживания. Я отправилась в ванную и застирала футболку вместе с трусиками. Повесила на ту же спираль, затем приняла душ и, обмотавшись полотенцем, отправилась в кровать. Махровую ткань сдернула и оставила на спинке стула, а сама юркнула под тонкое одеяло.

Снов не было. Стресс давал о себе знать убийственной темнотой в голове, соответственно, полным забвением. И проснулась я на удивление отдохнувшей. Принялась за стандартные процедуры, облачилась в свежую скудную одежду, затем насытилась теми же бутербродами и вернулась к Ремарку, продолжившему описывать мне ужасы Второй мировой.

Шум мотора услышала ближе к полудню. И сразу же натянулась струной. Застыла с романом в ладонях, остекленевшим взглядом уставившись на разбегающиеся строки.

Агнософобия, черт бы тебя побрал… Какая же ты гадкая.

Уговариваю взять себя в руки. Помнить о цели.

И когда щелкает замок и распахивается дверь, приобретаю невозмутимый вид.

Он резко заходит в комнату. Но я не поднимаю глаз.

Я его боюсь…

Глава 5

Это происходило исключительно, когда наступала темнота. Он привычно стаскивал меня к краю кровати, пристраивался и начинал свою адскую скачку.

Второй раз было больнее. Потому что рану будто вспарывали. А это неописуемые муки. Я приказала себе не плакать. Но одно дело – твоя психика, которую ты держишь в узде, другое – естественный рефлекс организма на чудовищную пытку. Слезы выкатывались из-под сомкнутых век и держали путь прямо в уши. А я лежала неподвижно, время от времени уставившись в потолок. Выключить эмоции. Не прогнуться.

Затем я оставалась одна до утра. Ходила в ванную смывать с себя следы ночного кошмара. Казалось, ему нужно увидеть меня, а потом только исчезнуть. Как ритуал. Уезжал вслед за моим пробуждением, а возвращался вечером. Дверь запирал, говорил короткими приказными фразами.

Только после самого первого его исчезновения на сутки, когда вернулся и обнаружил меня с книгой, я услышала сразу несколько длинных предложений:

– Какие мы чистоплотные – голубую кровь не пропьешь?!

А потом отправился в кухню и вернулся оттуда разъяренным, дернув за запястье вверх так, что я вскочила на ноги, выронив книгу. И встряхнул несколько раз.

– Думаешь, это тебе поможет? Изморить себя голодом решила, чтобы разжалобить или сдохнуть? Х*ра с два я позволю! Уже говорил, либо выполняешь мои требования, либо – пеняй на себя! Быстро пошла и при мне съела чего-нибудь побольше!

И подтолкнул к коридору. Я сосредоточенно резала сыр и хлеб под его пристальным взглядом, а после – даже осилила целых три бутерброда. Хотя до этого уже успела позавтракать еще двумя.

Не знаю, как он понял, но вечером привез с собой кучу покупок, среди которых были и сладости, и овощи, и фрукты, и даже куриная грудка и говядина. Впихнул всё в холодильник. А на следующий день я с огромным удовольствием, ибо это занятие всё же требовало сосредоточенности, разделывала мясо и отправляла заготовки в морозильник, чтобы при необходимости доставать порционно. Я же не знаю, сколько меня будут здесь держать. Смысл переводить продукты, когда неизвестно, этот праздник щедрости был одноразовым или нет?.. А я действительно должна питаться, мне нужны силы. На одних бутербродах далеко не уедешь. А убегать предпочтительно бодренькой, а не изнеможденной.

Я варила себе супы, резала салаты, жарила отбивные. Готовка меня увлекала. Утвари было достаточно, и всю её перед использованием я тщательно вымывала. Словно маньяк, я цеплялась за каждую возможность занять руки. Чтобы моторика, процесс действия отнимали внимание. Не зацикливаться на общей ситуации. Абстрагироваться от неё и концентрироваться на мелких обыденных вещах.

Он не притрагивался к еде. Но через день исправно привозил продукты. Я не анализировала ничего, принимая как данность. Привозит – и привозит. Мне же лучше, можно с ними возиться.

Не понимаю, как пролетели три недели в таком режиме. Я не проронила ни слова. Молчала рыбой. Да от меня и не требовалось что-либо говорить. Вопросов не задавали, а для исполнения команд слова и не нужны. Безмолвно.

Он приходил ночью, терзал так же долго – это не менялось. Потому что прийти к пику без эмоциональной составляющей сложно, оказывается. Не хотел меня этот мужчина, не хотел. Преследовал иные цели, и я продолжала гадать, какие.

Еще во время несанкционированной уборки я обнаружила в одной из спален упаковки прокладок. Ассоциативное мышление подстегнуло к мысли о том, что я могу забеременеть. И позже, из раза в раз отмечая, что презервативами он не пользуется, осознала, что это часть задумки. А иначе – смысл? Дураком этот человек не выглядел. Чего стоит только его разработанный план по нашему исчезновению. То есть, вступая со мной в половой контакт, он должен был просчитать, что я могу быть потенциальным носителем ИППП. По его реакции на кровь было ясно, что о моей невинности известно не было. Значит, отказ от защиты был намеренный. А это напрашивается на единственный вывод – ему нужно, чтобы я «залетела».

Три недели!

Ночной час с ним в темноте, сон, пробуждение, его уход, возня с приготовлением пищи, чтение книг, редкий просмотр телевизора, его вечерний приход. И всё по кругу.

Три недели!

Моё стойкое молчание и отказ смотреть ему в лицо.

Говорила только мысленно. С родными, с приятелями (за неимением близких друзей). Пыталась представить, что они чувствует из-за моего похищения, рисовала сцены своего возвращения.

И молилась. Отчаянно молилась дать мне сил и терпения, чтобы не свихнуться и найти способ сбежать от безжалостного изувера.

Потому что я хочу жить!

Что ж. Можно сказать, молитвы мои были услышаны.

Это была последняя ночь, когда он ко мне прикасался. Закончив свой «визит», развернулся и покинул комнату. А я привычно свернулась калачиком и почти мгновенно отключилась. Пережитые мучения всегда изматывали и приводили к мертвецкому сну. Но в ту памятную ночь я спала беспокойно, то и дело перед глазами вспыхивали какие-то образы и одна единственная четкая деталь.

Это было подобно взрыву.

Я распахнула глаза, расширив их от ужаса. И стала лихорадочно соображать. Мозг усиленно работал, когда я принимала душ, готовила и поглощала завтрак. Очень хотелось кофе – настоящего, с пенкой и свежесваренного в джезве. Но был только гранулированный, и я включила чайник, чтобы сделать растворимый напиток. Он вошел в кухню, когда я закончила размешивать и поднесла чашку к губам. На стол тяжело бухнул пестрый пакет, который был только что принесен из машины – я видела в окно.

– Завтра утром мы поедем к гинекологу. Наденешь вот эти вещи.

Здорово, конечно. Я ведь стою перед ним всё в той же футболке и трусиках, которые неизменно застирываю каждый вечер.