– Посторожу пока. Мне надо меньше сна, чем тебе.
Она не смотрела на мага, пока тот, вздыхая, устраивался поудобнее. Наконец, он прекратил возиться и затих.
Так почему все таки? Рани смотрела как языки пламени яростно лижут новую охапку сучьев и пыталась найти ответ на вопрос Ри. Ей казалось, что этот ответ очевиден. Или даже вопрос и вовсе не стоял. Потому что больше ничего не осталось, вот почему.
Да и что могло остаться после? Черные мазки пожарищ Большой войны, бурые пятна застарелой крови, впитавшейся в пористый камень предгорий. Тлеющие под ветрами времени брошенные кости – людей и Старших. Перемешанные в единое дланью смерти.
И еще память.
У каждого она своя. И пусть события шли своим чередом, каждый запомнил что-то важное только ему. То, что решало и изменяло, порой навсегда, их собственную жизнь.
На первом году плена, Рани молила Богов только о том, чтобы не забыть.
Я – Зоэрани, я – шенна.
Рани твердила это и тогда, когда мучительное желание Перехода гнало ее в ночь, на двор крепости и там, в пыли, шенна падала на колени, корчась от мучительно болезненной невозможности. И когда меч противника на арене уже едва не взрезал ее кожу, Рани уклонялась с той ловкостью, что присуща только Старшему племени. Она слышала восторженные вопли бойцов, как будто впитывала их в себя и смеялась в удивленные лица.
Я – Зоэрани, я – шенна.
А шесть лет назад, когда в шенне Зоэрани еще жил отголосок огня и плавил душу ненавистью, болью, звал к борьбе и брезгливо выжигал смирение, пленница Рани выиграла свой очередной тяжелый бой и лежала без сил на крыше амбара, глядя в равнодушное небо. Тогда мальчик Сингур подошел, лег рядом с ней и просто молчал некоторое время. Она смотрела в темное небо и думала, как быстро сможет свернуть шею ребенку.
Я – Зоэрани, я – шенна.
И шенни не убивают детей. Никаких.
Сингур проводил много времени в Дримме. Он повадился хвостиком ходить за Рани, наблюдать за ее тренировками и битвами, пытаться разговаривать с ней. То, что она не отвечала, казалось, вовсе ему не мешало. Поначалу она грубила, отсылала прочь – к нянькам и игрушкам, потом понемногу стала сдаваться. Так началась их странная дружба. Сингур научил шенну читать, она его – сражаться. С озорным и добродушным мальчишкой она снова вспомнила что такое смеяться. Это он, Сингур, тогда еще нескладный, долговязый и скорый на поступки, всерьез поссорился с Тограном, вытребовав слово освободить пленницу-шенну, как только прибудет маг Ри.
Видимо, именно тогда Рани и начала забывать.
И вот теперь нужно вспоминать все заново. Теперь – действительно нужно. И пусть еще шею держит объятие витого тонкого ошейника, пусть присутствие нумийского мага вызывает тошноту. Надо вспоминать. Потому что без этого не будет свободы. Даже если и не станет ошейника. Свобода – это всегда свой собственный выбор. Что помнить, а что забыть навсегда. Не стать прежней, а стать заново.
Я – Зоэрани, я – шенна. И я выбираю защищать тебя в бою и оберегать в мире, принц Сингур…
Громко щелкнула в огне сухая ветка. Рани вздрогнула. Должно быть, она все-таки задремала. Шенна огляделась, прислушалась – все тихо. Маг крепко спал, подложив себе под голову неловко свернутую подушку из пустого вьючного мешка. Во сне его лицо наконец-то расслабилось, и Рани удивилась насколько же он все-таки молодо выглядит. Хотя судя по всему, лет ему немало. Хотя, колдуны живут долго, как и Старшие, а может и еще дольше. Рани подбросила сучьев в костер и прилегла к нему спиной, бездумно глядя в густую недобрую темноту.
На исходе ночи, Рани, поеживаясь от утренней прохлады, растолкала сонного Ри и велела седлать лошадей. Хотелось добраться в Тертон поскорее, без лишних проволочек и, как можно быстрее, попасть в храм. Маг грустно вздыхал, но дело делал – хвала Богам, хоть чего-то можно было ему поручить.
Еще не развеялся утренний туман, а они уже были на дороге в Тертон.
– Так почему ты ушел из Нумы, колдун? – спросила Рани.
Скоротать долгую дорогу проще всего разговором. Так и время быстрее бежит, и можно отвлечься от печальных дум про пустое брюхо – давешний хлеб и сыр доели еще вечером.
– Я слыхала, что нумийские маги редко покидают свой прекрасный город Истин.
– А я бы и не ушел, – отозвался Ри бесстрастно, – Меня изгнали.
– И оттуда тоже?
Маг смерил шенну неодобрительным взглядом, потом неожиданно улыбнулся.
– Оттуда тоже. Но, справедливости ради, из Совета империи меня не изгоняли, я сам ушел. Это уже потом Безумный Император лишил меня титула.
– Просто за твой отказ участвовать в Большой войне?
Ри подумал немного и нехотя ответил:
– Нет, конечно. Я отказался не только участвовать, но и обучать других магов кое-каким магическим приемам. А Безумный Император очень рассчитывал на мои возможности. Вот этого он мне и не простил. В общем, звучит-то все громко, а на деле я просто сказал одному из советников, что решил удалиться от дел и в тот же день тайно покинул столицу.
– Сбежал, стало быть, – кивнула Рани.
– Сбежал, – скромно опустил глаза маг. – Не дожидаясь императорского гнева, который мог быть очень неприятным и даже вредным для здоровья.
– Ну а из Нумы-то за что тебя погнали?
– Я хотел знать больше, чем мне полагалось.
– И всего-то? – удивилась Рани.
Если бы всех выгоняли за любопытство, за такие вот стремления, кто бы там в их Нуме вообще оставался. Ученые люди вечно суют свой нос куда попало и ломятся в закрытые двери. А иначе как тогда узнавать новое, если нет интереса поворошить тайное и сокрытое. Сингур много рассказывал шенне про колдунов древности. Чего-чего, а любопытства им хватало. Во всех ведь этих историях любой маг желал знать больше, чем остальные, чтобы стать сильнее. И становился. И про него потом рассказывали эти самые истории.
Ри с осуждением посмотрел на нее.
– Да не всего-то! Есть знания, закрытые для всех, кроме Жриц Сердца, есть такие, которыми может владеть только Высшая Жрица. Я же попытался взять недозволенное, и теперь путь в Нуму закрыт для меня навсегда.
Рани про себя выругалась. Куда ни ткни – везде болит у этого мага.
– Я слышала в Нуме все колдуны, это правда? – неловко попыталась она сменить тему. – Должно быть, странно так жить.
Ри невольно рассмеялся, потом смутился и поспешно ответил:
– Ну что ты! Есть Храм всех Богов, есть маги – жрецы Сердца Нумы, есть Жрицы, они… ну выше рангом, если так будет понятнее. Остальные люди – просто люди, как везде. Только город Истин живет по своим законам, они не такие, как в империи. Для Нумы главное – это Храм Сердца. Все, что существует в Нуме, существует для того, чтобы Храм процветал и жил вечно. Это не только средоточие Силы, это еще и хранилище самых великих знаний о магии. Еще и поэтому, Храм всех Богов никогда не берет учеников из остального мира. Только рожденные близ Сердца становятся его жрецами. Так повелось от древних времен, когда Боги даровали нам Сердце.
– И ты один из таких, – задумчиво проговорила Рани. – Значит ты намного сильнее прочих, которые стали Жрецами в других храмах?
– По праву рождения – так и есть. Но, – Ри усмехнулся, – Сила – всего лишь потенциал, ее развитие зависит, прежде всего, от усердия самого мага, а если точнее от выносливости его задницы.
Рани непонимающе уставилась на него.
Маг с серьезным видом пояснил:
– Сидеть за книгами приходится, ох как, подолгу. Учиться, в общем, надо. Годами, а то и десятилетиями. Так что, если сравнить мага, просто рожденного в Нуме и мага, посвятившего жизнь обучению – неизвестно кто окажется сильнее. Да мы и не сравниваем обычно, сильнее – слабее. Это только в противостоянии можно выяснить. Но Нума скорее стоит на позиции осуждения конфликтов и войн.
Надо же, они, оказывается не одобряют войны. Рани недоверчиво прищурилась.
– Однако, маги вполне себе воевали с нами.
– Нума не диктует магам что им делать. Просто, есть вещи, которые осуждаются. А право мага – выбирать как поступать.
– Удобная позиция, – буркнула Рани, – Вроде как мы против войны, но если хотите воевать – дело ваше.
Ри искоса посмотрел на нее.
– Ну ты же осуждаешь Ээрмэйра за то, что он был против войны и отказался воевать. С твоей точки зрения, выходит, что он был прав. Поступил, согласно своему внутреннему убеждению, без лицемерия.
Рани раздраженно махнула рукой.
– Спорить с магом бессмысленно, это я поняла.
– Я не люблю спорить, шенна. Я просто отвечаю на твои вопросы.
Маг помолчал и добавил:
– По крайней мере, это лучше, чем наблюдать твое слишком выразительное молчание, когда я что-то делаю не так.
Рани насмешливо фыркнула.
– Что-то! Да ты все делаешь не так, колдун. Я удивляюсь вообще как может быть беспомощен маг без своей Силы. Хуже младенца. Ну, ничего – так, глядишь и научишься чему полезному, будешь потом огонь руками разжигать, не тратя заклинаний.
Ри сжался на миг, потом заметил улыбку на губах шенны и понял, что она просто смеется, стараясь хоть так отвлечь его от печальных мыслей. Он кивнул, то ли соглашаясь, то ли с благодарностью, и пустил лошадь рысью.
Дорога на Тертон все время была почти пустынной. Странновато, но не настолько удивительно для этой поры. Урожай еще не собран, торговля тоже почти прекратилась – мир не успел еще как следует оправиться от Большой войны. Да и в мирные годы тут не было особенно оживленно – основные значимые пути лежали чуть в стороне, к Широкому хребту, в Сиану или на северо-восток, в Нодар. Здесь же, на берегах озера Тиг тихо и не суетно. Глушь, в общем. Но может оно и к лучшему – кто знает какие встречи сейчас к чему привести могут.
До Тертона оставалось не так уж далеко, когда Рани и Ри заметили впереди на дороге тяжело груженую повозку, запряженную парой лошадей. Повозку плотно прикрывала рогожа, но она не в силах была скрыть ощутимый запах гниения. Даже не запах – смрад. Он тянулся за повозкой и отравлял воздух вокруг.
– Что за вонь, как из нутра Руна! – выругалась Рани. – Давай-ка побыстрее обгоним этот смердящий груз.
Маг испуганно покосился на нее, но послушно поторопил лошадь.
Возница, невысокий, плотный селянин с хмурым лицом, с опаской посмотрел на всадников, но тут же отвернулся. Как он сам-то мог ехать в такой вонище?
Рани, поровняв свою лошадь с повозкой не утерпела:
– Здравствуй, дядька. Похоже твоя рыба протухла.
И хотя нос шенны обмануть ее не мог, она все же надеялась на ответ, что да, мол, не продали улов. Ну или что-то такое же безобидное.
Селянин вздохнул.
– То не рыба, – пробормотал он. – Люди это.
– Далековато везешь хоронить их, – Рани нахмурилась – Да и поздновато как-то, судя по запаху.
– Рани, поехали дальше, а? – бледно-зеленый маг старательно отводил глаза от повозки и морщился. – Поехали, во имя Богов.
Внезапно селянин дернул вожжи, останавливая повозку, и в сердцах ответил:
– Тебе чего надо-то? Езжай себе, как твой приятель говорит, мы уж сами тут.
Шевельнулась рогожа над тем, что было ей укрыто. Шевельнулась, как будто… кто-то живой был там, внутри смердящей бесформенной груды. Послышался то ли стон, то ли мычание.
С тихим всхлипом отшатнулся Ри, едва не выскочив из седла. Рани с ужасом смотрела на шевелящуюся рогожу.
– Так что там у тебя, дядька? – прошептала она, не веря глазам.
– Сказал же – люди, – селянин прятал глаза.
Рани не могла понять, как ее рука будто сама потянулась к краю грубой ткани. Но что-то не могло позволить шенне пришпорить коня и умчаться как можно дальше от этой страшной повозки. Под рогожей было три тела. Распухших, тронутых гниением, источающих невыносимый запах разложения. Покрытые синюшными пятнами лица, вываленные языки.
И открытые глаза. Живые и полные невыносимой муки.
– Руновы яйца! – взвизгнула шенна, трясущейся рукой пытаясь вернуть рогожу на место. – Что тут творится то, а? Ри, это болезнь что ли какая?
Мага колотило, как в лихорадке.
– Не думаю, – еле слышно пробормотал он.
Селянин скорбно молчал. Его опущенные плечи подрагивали, руки комкали вожжи.
– Люди это, – повторил он с отчаянием в голосе. – Наши люди, из селения. Кузнец, брат его и жена.
– Что случилось с ними? – Рани, скованная ужасом и отвращением, не могла отвести взгляд от повозки. – Куда и зачем ты везешь их? Отвечай!
Возница, насупившись, пробурчал:
– В храм везу. Староста велел туда их…
– Что произошло? – Рани взяла себя в руки и постаралась говорить спокойно. – Давно с ними такое?
Селянин еще ниже опустил голову, втягивая ее в плечи.
– Да какой давно… Вчера вот.
– Не может быть, – ахнул Ри. – Даже трупы не разлагаются так быстро.
– А вот может, как видно, – возница угрюмо помотал нечесаной головой, – Люди вчера под вечер пришли к нам в селение. Двое и нелюдь с ними.
– Нелюдь? – не понимая, спросила Рани.
Селянин зыркнул на нее исподлобья и смущенно повторил:
– Нелюдь, из ваших стало быть. Как ты.
– Старший?
– Ну может и Старшая, а может еще кто. Другая какая, я не знаю. Они к кузнецу сунулись, лошадь подковать надо им было. Подкову лошадь потеряла у них. А кузнец наш, он в войне сыновей потерял обоих. Нелюди убили. Вот и погнал их вон. Сказал, что не будет ковать лошадь им. Тут и брат его пришел, тоже орать начал. Короче, ссорились они. Кричали на все селение. Потом нелюдь эта из кузни выскочила… А мы-то уже собрались там рядом, если что. Мало ли. Так нелюдь сказала что-то, мол рожа вам моя не нравится, так будете вздрагивать, на своих смотря. Ну или как-то еще. Я не помню уже толком. И ушли они. А мы в кузню пошли. А там они вот лежат. И на глазах гниют. Ну вой тут поднялся, хватились мы пришлых. А нет их, как исчезли. Знахарь наш сказал – магия это. Скверная магия. Кузнец-то, пока говорить мог, сказал, что нелюдь это сделала. Она магией их наказала. Ну вот староста утром велел в храм везти их, если где и могут помочь – так только там. Только вот думаю как им помочь-то можно, а? Довезу ли вообще?
