– Ты мне льстишь. А что ты скажешь, если я помогу тебе выкрутиться?
– Ушам своим не верю! Ты поможешь мне?
– Ты не ослышался.
– Каким же образом?
– Я женюсь на королеве Кристине и стану королем Швеции. Это так же верно, как то, что ныне ты видишь меня перед собой. Но если ты станешь действовать так, как я, исключительно по-дружески, буду тебе советовать, поверь, это будет полезно не только мне, но и тебе.
– Ты говоришь правду?
– Разве я когда-то обманывал тебя?
– Нет. Но-о…
– Не обману и в этот раз. Мы же друзья!
Ян Казимир вздохнул.
– Верю, что так и есть.
– И правильно.
– Тогда хотел попросить тебя как друга…
– Тебе нужны деньги?
– Да. Мне нужно заплатить реестровым казакам, а Сейм, как водится, болтает и скряжничает.
– Я не дам тебе денег. Более того, я бы на твоем месте подкинул в Сейм идею сократить реестр вдвое. Уж что-что, а это они проглотят, не подавившись.
– Но ведь это война! Сечь, несомненно, поднимется.
– Да. А ты пошли гетману свое знамя и скажи, что ты и сам возмущен действиями Сейма, пусть они порвут в клочья твоих врагов. Пусть и казаки, и здешние магнаты зависят от твоего решения, а не от собственной дурацкой прихоти. Тогда ты и впрямь станешь королем в своей державе. И в этом начинании, можешь не сомневаться, я тебя поддержу.
– Занятная мысль, – уже куда бодрее усмехнулся Ян Казимир. – Стоит обдумать.
– Обдумай. А я тем временем отдохну с дороги. Завтра мы продолжим наш разговор.
– Да, Леонард. Прости, что я погорячился и подумал о тебе плохо.
– Большая политика – это область, где всем друг о друге следует думать плохо. Уж точно не обманешься, зато в случае удачи ждет двойная радость.
Фон Шрекенберг чуть склонил голову, повернулся и вышел из тронного зала, оставив своего венценосного «друга» в размышлении о превратностях судьбы. Барон со свертком в руках ждал его у порога.
– Прикажете отнести в карету? – с поклоном спросил он.
– А, это? – чуть заметно скривившись, походя бросил императорский посланец. – Я видел он тебе понравился?
– Превосходное оружие! – не сдерживая чувств, воскликнул барон.
– О, да. Я дарю тебе его.
– Но как же?..
Фон Шрекенберг резко повернулся и вперил немигающий взгляд в ротмистра, так что у того похолодело в груди.
– Никогда не смей перечить мне!
* * *
Замок Гуровеже неподалеку от Кракова был подарен графу фон Шрекенбергу несколько лет тому назад, еще тогда, когда королевич Ян Казимир только готовился взойти на отцовский трон. Хозяин бывал здесь нечасто, но когда приезжал в Речь Посполитую, то останавливался только здесь. Так было и в этот раз.
Боевые холопы, составлявшие гарнизон неприступного укрепления на скале, быстро распахнули ворота перед каретой, так же быстро захлопнули их так, будто за его сиятельством гнались по пятам. Каждый из них знал, что пан Леонард шутить не склонен и готов отходить тростью всякого, кто ему не угодит. И это хорошо, если тростью. Одного замешкавшегося слугу просто с размаху ударил набалдашником по темечку, а затем приказал мертвое тело сбросить со скалы в ров.
На этот раз его сиятельство, похоже, не настроен был свирепствовать, но и праздником местные жители его приезд вряд ли могли считать.
– Все вон! – скомандовал граф, убедившись, что ворота надежно заперты. – Если в ближайшие часы я кого-то увижу здесь, во дворе, прикажу вздернуть на крюк!
Испуганные холопы не заставили долго себя упрашивать. Пан Леонард поглядел в ночное небо. При свете узкого полумесяца едва можно было разглядеть полет нетопырей. И вдруг огромная тень заслонила остаток полуночного светила, и вслед за этим на мощеный плац перед башней опустилось нечто, отдаленно напоминающее нетопыря, однако громадного, с длинным усеянным шипами хвостом и свирепым оскалом ужасной морды.
Еще мгновение – и перед графом стоял высокий статный воин в расшитом золотом восточном наряде с кривой саблей на боку. Если бы вдруг здесь оказался какой-нибудь вельможа двора Крым-Гирея, он бы с немалым удивлением опознал в полуночном госте Дейали-Мурзу – одного из лучших полководцев татарского войска. Однако старому графу, похоже, не было дела до подобных формальностей. Он шагнул навстречу чужаку и с силой обнял его:
– Здравствуй, сынок!
– Рад видеть тебя в добром здравии, отец!
– Ты хотел меня видеть? Я здесь и слушаю тебя.
– Отец, я нашел его! Я нашел второй меч!
– Вот как? – лицо фон Шрекенберга приобрело крайне заинтересованное выражение. – И где же он?
– Здесь, совсем неподалеку. У казачьего атамана, прозванного Иван Сирко.
– Тогда почему он еще не у тебя?
– Можешь не сомневаться, я его добуду! Но этот атаман не так прост, он слывет могучим характерником, и сабля в его руке обладает силой тысячи сабель. Точь-в-точь, как эта. – Он выдернул из ножен изукрашенный темный дамаск, и тот в его руках превратился в прямой, наполненный внутренним светом черный меч.
– Ты проверял? Быть может он просто ловкий воин?
– Недавно к нам перекинулся казачий полковник, зовут Максим Лихолет. Он утверждает, что знавал атамана еще мальчишкой. Когда тот еще только шел на Сечь, клинок уже был у него. И с первых дней этот казак отличался небывалой силой и ловкостью. Перебежчик целовал крест в том, что сказанное им правда. Сей полковник люто ненавидит этого Сирко, хотя причина этого мне неведома.
– Что ж, это хорошо. Значит, он и поможет тебе добраться до меча. Но поторопись, скоро я займу шведский престол, император священной Римской Империи поддержит все, что я пожелаю, а этот хлюпик расчистит мне дорогу на Москву. Эти глупцы не знают, что сие за место. Ну, да и отлично! Так что дадим Яну почувствовать себя великим государем. Сначала его казаки истребят Сейм, затем перебьют друг друга, а потом те, кто останутся, за ничтожную подачку пойдут туда, куда я им укажу. Ты принес хорошие вести, сын!
– Это еще не все, что рассказал переветник. По его словам, этого Сирко не берет ни пуля, ни сабля. Он видит сквозь стены и умеет летать по воздуху. Вместо пса с ним ходит волк, и сам он умеет оборачиваться лютым зверем.
– Что ж, это характерно для колдунов. Мы заманим его в этот замок, сила его стен не даст характернику воспользоваться своим умением.
– Но есть еще кое-что: этот Максим Лихолет утверждает, что Иван был рожден с зубами.
– Вот как? – брови графа чуть приподнялись, придавая его лицу довольно глумливое выражение. – Тогда, может быть, все еще лучше, чем мы думаем. Быть может, он из наших?
– Тебе виднее, отец, тебе виднее.
– Полагаю, это следует выяснить.
– Пришлешь ему приглашение на рождественский бал?
Фон Шрекенберг ухмыльнулся уголком губ.
– Непременно. Но до этого еще далеко. Я думаю, мы вместе его пригласим. А теперь поспеши! – Он обнял Дейали-Мурзу. – Скоро начнет светать, нельзя терять времени!
* * *
Королевская охота повелителя Речи Посполитой была в самом разгаре. Разгоряченные погоней за благородным оленем ловчие с гиканьем и свистом летели по лесу, трубя в рог и громко окликая друг друга. Сам король в сопровождении небольшой свиты выехал на лесную поляну и чуть придержал серого в яблоках коня. Ему навстречу, точно возникнув прямо здесь, посреди леса, на вороном жеребце двигался граф фон Шрекенберг.
– Пан Леонард?! – удивленно произнес король Польши. – Вот нечаянная встреча! А мне сказали, что ты заперся в своем замке и сидишь там безвылазно.
Граф усмехнулся.
– Тебе правду сказали, но у меня есть веская причина встретиться с тобой.
Король подал знак свите отъехать подальше.
– Я весь превратился в слух, друг мой.
– Это хорошо, это правильно. Слышал ли ты что-нибудь об атамане Иване Сирко?
Владислав скривился, точно проглотил таракана.
– Кто же в столице о нем не слышал?! Это демон, настоящий демон! С ним нет никакого сладу.
– Ты пробовал его купить?
– Много раз.
– Убить?
– Еще чаще. Но он неуязвим и неподкупен.
– Между тем, он явно неравнодушен к золоту. Рассказывают, что этот храбрец воевал за французов при взятии Дюнкерка.
– Да, и славно воевал. Он может сражаться даже за индийского царя против китайского богдыхана, но ни против казаков, ни против малороссов, ни против московитов он оружия не поднимет. А нашего брата рубить для него – как иному мед есть.
– По всему видать, не только нашего, – медленно заметил жених королевы Кристины. – Мне тут рассказали, что не так давно, напав на Крым, он освободил несколько тысяч человек из полона. Часть этих людей, по большей мере дети татар от здешних девиц, начали пенять ему, что придется идти невесть куда, невесть зачем, что там, в Крыму они знали, что готовит им всякий день, знали порядки и обычаи. Он настолько озверел от их стенаний, что велел перебить до трех тысяч соплеменников.
– О, да, – кивнул Владислав. – Рассказывают также, будто он заявил: «Кто ни в грош не ставит свободу, того и жизнь гроша ломаного не стоит». Жуткий зверь, скажу я тебе.
– И что же ты, друг мой, государь, король и великий князь, миришься с тем, что в твоих землях промышляет этакое чудовище?
– Увы, к нему не подступиться.
– Полагаю, это не так. Если ты дашь мне надежного человека с хорошим отрядом, я сделаю так, что он придет сам.
– Неужто такое возможно?
– Всякий добрый христианин должен бороться с демонами, – насмешливо ответил граф фон Шрекенберг. – Так что я лишь исполняю свой долг.
– Что ж, прекрасно! Ротмистр Гжегож Левартовский в твоем распоряжении, ты уже видел его. Он храбрый и честный рыцарь. Пусть возьмет из своей хоругви столько людей, сколько тебе понадобится.
– Что ж, пан Гжегож так пан Гжегож. Я буду ждать его в своем замке.
* * *
Казаки, стоявшие караулом у дома атамана Сирко, встрепенулись было, похватались за рушницы, увидев мчащего по большаку всадника. Но затем вздохнули спокойно, кто ж в казачьем кругу не знал справного казака Максима Лихолета? Правда, вид у него нынче был такой, что впору руками всплеснуть и помянуть черта хвостатого. Рубаха на нем была разодрана, так что свисала клочьями с плеча, лицо разбито в кровь, но за поясом у полковника торчал турецкий пистоль, а в руке красовалась татарская сабля.
– Софья, Софья у себя?! – отплевывая кровь с разбитых губ, кричал он, подъезжая к воротам.
Услышав знакомый голос, жена атамана Сирко, сопровождаемая вооруженными сыновьями, вышла на крыльцо.
– Что случилось? С Иваном что-то?
– Того не знаю. Ну, да что с ним станется? Татары сюда идут, сам Дейали-Мурза с войском! Меня с малым отрядом в степи переняли, скрутили, едва жизни не лишили. – Максим утер кровь с лица. – Но оно может и к добру: я их планы вызнал. Мне-то их наречие хорошо знакомо. А им про то не ведомо, вот они при мне языком и трепали. Поди, не думали, что я сбегу, а я сбег. Стражников положил, да и сбег. За прошлый иванов поход, когда он поскребышей татарских в степи порешил, осерчал Гирей, решил на Москву идти. Головные полки Дейали-Мурза ведет, черт арнаутский. А другой отряд на Полтаву ушел, чтоб, ежели муж твой или гетман на помощь двинутся, то дать им бой и обратно на Днепр откинуть.
– Так надо в Харьков спешить! – нахмурилась Софья. – Наша-то Мерефа супротив татарского войска сама не выстоит. Скоренько надо оповестить, да за стенами укрыться.
– Не! – замотал головой Максим, спешиваясь. – Туда я побратима своего послал, бежали вместе. Так что в Харькове нынче упреждены. Но туда соваться – что головой в омут. Сюда за тобой Дейали-Мурза лишь тысячу всадников отрядил, почитай, через час-другой уже тут будут. А всей силой, как есть, на Харьков навалится. В Белгород нужно поспешить, чтобы воевода царский на подмогу шел со стрельцами, да конницей дворянской! И в Москву, стало быть, гонца отослал. Ну и тебе с детьми, ясное дело, там спокойней будет.
– Вот как?! – Софья сжала губы и задумчиво глянула на большак, не вьется ли там пыль столбом от идущей вдали конной лавы. – Что ж, дело говоришь, Максим Афанасьич. – Она кивнула сыновьям, те бросились в дом. – Скоро мы. У нас на такой случай все собрано.
Верная жена атамана скрылась за дверью, тяжело вздохнув, подошла к иконе Святой Божьей Матери, достала из-за нее нож булатный и вонзила его в лежащий на столе теплый, едва только из печи, каравай. Да так, что клинок вонзился в столешницу.
– Вот теперь и ехать можно, – прошептала она.
* * *
Дорога шла лесами, казачьи дозоры ткнулись было в сторону Харькова, да и впрямь напоролись на татарскую орду, едва живы ушли. Стало быть, идти нужно было кружным путем. Оно, конечно, дольше, но и надежнее. Да еще и в Чугуеве, ежели повезет, подмогу раздобыть можно. Десяток верховых, да телега с домашними пожитками, да возок с семейством – вот и весь отряд – ищи иголку в стоге сена! Тем паче, еще один десяток казаков с телегой в другую сторону пошел, следы заметать, да на себя отвлекать злых татаровей.
И вот уже дело шло к вечеру, лес погружался в сумерки, и тени деревьев вытягивались разлапистыми чудищами.
– Ничего, ничего, – успокаивал Софью Максим Лихолет, уже добела умытый, переодетый в новое и чистое, как подобает казачьему полковнику с шестопером за кушаком, – к ночи доберемся.
Он оглянулся, будто ожидая подтверждения своих слов. Из леса невпопад заголосила кукушка, и в тот же миг из окрестных кустов грянул залп, а затем из лесу на дорогу ринулись всадники в вороненых кольчугах, в мисюрках с волчьими хвостами, с подвешенными кольчужными бармицами. Сыновья Ивана схватились было за сабли, но тут же замерли, увидев ствол пистоля, направленный в лоб матери.
