Волосня невнятно забормотала. В ее лепете проскальзывали слова «выйти» и «есть».
Лахджа задумалась. Это существо – определенно демон. Не высший и пока даже не особо разумный, но очень быстро развивающийся. Волосня родилась в середине прошлого лета, ей неполных полтора года – а она уже похожа на человека. Маленького, жуткого и очень волосатого – но в темноте можно перепутать.
Демоница призвала на помощь мужа. Уже вместе они принялись обследовать это странное существо. Оказалось, что под копной волос прячутся вполне сформировавшиеся ручки и ножки…
– Ты ей что, еще плоти давала? – осведомился Майно.
– Да нет… почти…
– Нет или почти? Лахджа, ты понимаешь, что создание демонов – это опасно граничит с Карцерикой?
– Запрещено?
– Само по себе – не запрещено. Если просто так создавать, в виде эксперимента.
– Ну мы и создали просто так. В виде эксперимента.
– Зачем?
– Ну случайно же получилось. И что мне было делать? Позволять ей остаться бесформенным комком?
Волосня с надеждой воззрилась на Лахджу. Майно еще раз пристально ее осмотрел, изучил ауру и подтвердил предварительные выводы: у них стихийно самозародился демон-гомункул. Как тахшукан, только иного типа и более сложный.
– Пока это был комок волос – это был просто комок волос, пусть и оживший, – подытожил Майно. – Демоникал, что-то вроде демонического немтыря. Но ты стала его напитывать своей плотью, и алала, у нас прибавление.
Лахджа вздохнула. Майно вздохнул. Волосня вздохнула.
Немного еще подумав, Дегатти добавил:
– Но это тоже хорошая тема для изучения. Можно посвятить целый раздел монографии.
– То есть оставляем?
– Пока что. Только надо наложить запреты.
Лахджа понимающе кивнула и присела на корточки. Она уставилась в желтые глаза Волосни и приступила к гипнотической установке.
– Ты рождена от меня, ты мне повинуешься, – говорила она, вкладывая в слова демоническую силу. – Ты не будешь причинять вред мне, моей семье, моим питомцам…
– Соседей тоже включи, – велел Майно. – А лучше вообще никому.
– Ты не будешь причинять вред никому, пока я не сниму запрета, – переделала директивы Лахджа. – Ты не покинешь территорию усадьбы без моего разрешения.
Волосня мерно кивала. С более сложными разумами у Лахджи такое не получалось, но на маленьких детей, животных и подобных примитивных созданий силы хватало.
С этого дня Волосня стала по пятам ходить за Лахджой. От нее исходило благоговение перед госпожой… и одновременно глухая враждебность… хотя нет, неверное слово. Просто Волосня смотрела на Лахджу так, как голодающий смотрит на горячий шашлык.
– Это какой-то психологический террор, – сказала Лахджа уже через пару дней. – Я не могу, она все время за мной ходит!
– Я предупреждал, – пожал плечами Майно.
Они были в спальне, а Волосня стояла в коридоре и покачивалась. В щели под дверью виднелась ее тень.
– Давай ее хотя бы на ночь запирать, – сдала позиции Лахджа. – Пока она не перестанет так делать.
Астрид, которая сначала радовалась, что Волосню освободили, постепенно стала ту побаиваться. Демонический гомункул и на нее таращился с какой-то нездоровой жадностью, хотя и не так, как на маму. А Веронику Астрид вообще начала прятать, потому что Вероника маленькая и глупая, с ней Волосня легко справится.
«Признаться, мы вплотную подошли к необходимости уничтожить это существо», – писал в монографии отец семейства. – «Несмотря на то, что ночью оно остается в комнате на чердаке, и мы наложили на него запрет нападения на кого-либо, я все сильнее опасаюсь этого создания. Оно слишком быстро растет, хотя давно уже не получает плоти породителя».
«Фамиллиарной связи с ним не сформировалось», – добавил он на следующий день. – «Несмотря на то, что оно появилось непосредственно из плоти моего фамиллиара, оно самостоятельное существо. Следовательно, демоникалы-гомункулы фамиллиара не будут подконтрольны волшебнику».
К началу весны Волосня стала больше, чем Астрид. Все еще похожая на бесформенную копну волос, она выучивала все новые слова и уже могла поддерживать простой диалог, а Вероника без страха и смущения играла с ней в конструктор.
Поначалу Астрид отгоняла Волосню от сестры, но постепенно убедилась, что в этом нет смысла. Во-первых, за Вероникой всегда приглядывал кто-нибудь из фамиллиаров. Токсин вообще постоянно был где-то рядом, ползал по стенам, прятался в тенях.
Ну а во-вторых, за всю зиму Волосня не сделала ничего плохого, только пугающе таращилась. Но это ничего, просто у нее взгляд такой.
За стол ее, правда, все-таки не приглашали, она питалась отдельно. На этом настоял папа, хотя мама ворчала, что это притеснение.
К папе в кабинет Волосня даже не заглядывала, она все время была где-то рядом с мамой. Когда та была дома, Волосня тоже бродила поблизости, обычно вместе с Вероникой. Когда та гуляла по лесу или медитировала в заснеженном саду камней – мелькала где-то за деревьями. Когда танцевала с папой в воздухе – тревожно попискивала внизу. А по вечерам, когда семья собиралась у камина и дальнозеркала, когда включали ноутбук или раскладывали настольные игры, Волосня замирала в углу и сверлила маму взглядом.
– Можно ее оттуда убрать? – косилась на нее Астрид, мазюкая язык чернилами. – Я не могу средоточиться, когда она смотрит.
– Ты и без нее сосредоточиться не можешь, – рассеянно ответила мама. – Пиши условие. В трех ящиках сорок два исгодына. В первых двух вместе двадцать семь исгодынов. Сколько исгодынов в первом ящике, если во втором на четыре меньше, чем в третьем?
Астрид дописала и задумалась. Стало почти слышно, как у нее скрипят мозги.
Арифметика девочке упорно не давалась. Еще в четыре года научившись считать до ста, она самоуверенно решила, что этого ей хватит до конца жизни. За полгода в школе Астрид все-таки худо-бедно освоила четыре арифметических действия, но задачи по-прежнему вызывали у нее оторопь.
Домашних заданий на Парифате не задают, этот способ еще сильнее поработить детей здесь пока не придумали. Но мэтресс классная наставница на днях попросила Лахджу позаниматься с Астрид отдельно, потому что по арифметике она отстает, что для демоненка довольно странно.
– Странно, тоже мне, – ворчала Лахджа, рассматривая дочь в волшебные очки. – Что тут странного? Что, если демон – то обязательно умный? Да в Паргороне ровно такой же процент идиотов, что и на Парифате!
– Кстати, меня это всегда немного удивляло, – сказал Майно, учащий с Вероникой новые слова. – У вас же там кэ-сеть есть. У каждого храка полный доступ ко всем знаниям.
– А это не помогает, – хмыкнула Лахджа. – В моем мире изобрели Интернет, и там уже лет тридцать тоже у каждого храка полный доступ ко всем знаниям. Что, думаешь, у нас после этого докира умных стало? Тупых почти не осталось, думаешь?
– Полагаю, правильный ответ – «нет».
– Вот именно. Если что и изменилось, то в худшую сторону. Кто хочет учиться, тот и без кэ-сетей научится, а кто не хочет, тот и в кэ-сетях будет только на пердящих огров смотреть.
Астрид, которая как раз незаметно переместилась от задачника к ноутбуку и включила «Шрека», сердито засопела. Она не видела смысла учиться считать исгодыны, когда есть магия.
– Матти, сколько в первом ящике? – спросила она.
– Кр-ра-а!..
– Не подсказывать! – защемила попугаю клюв Лахджа. – Ща кому-то перья повырываю!
– Это террор, – укоризненно сказала Астрид. – Вероника, скажи «террор».
– Тиёй, – послушно сказала Вероника.
– Террор, – неожиданно сказала Волосня.
– Мои дети учат новые слова, – смахнула слезу умиления Лахджа.
– Это не твой ребенок! – вскочил Майно. – С меня хватит, ты обращаешься с ней, как со своим сыном… дочерью… особью!
– Да она из моей плоти и крови, – отмахнулась Лахджа.
– Я на это не соглашался, – ткнул пальцем Майно. – А кроме того, она опасна для тебя.
– Не опасна, – неожиданно заспорила Волосня.
Лахдже стало жалко это существо. Но она понимала, что муж тоже прав – это не ее ребенок, а просто случайный клон или… в общем, плод подсознательного применения демонической силы.
И неизвестно, не повторится ли такое в дальнейшем. Что же ей – каждое такое случайное порождение усыновлять и воспитывать?
– Черт, я думаю, как Хальтрекарок, – в ужасе поняла Лахджа.
Но вообще-то, в этом есть резон. Отчего бы не переправить Волосню в Паргорон? Здесь такому гомункулу и паспорт не выдадут – для этого нужно, чтобы какой-то волшебник за тебя поручился, взял ответственность за твое поведение и поступки. Если Лахджа или Астрид кого-то убьют, в Карцерику за это сядет Майно.
Брать на себя ответственность за полубезумного гомункула он точно не станет.
Но прямо сейчас Волосня в Паргороне не выживет. Она маленькая, слабая и недоразвитая.
И Лахджа приняла решение.
На следующий день, когда муж углубился в монографию, она спустилась с Волосней в подвал и сказала:
– Волосня, я не могу оставить тебя здесь. Ты всегда будешь хотеть меня сожрать. Ты мечтаешь о моем мясе. А я всегда буду это знать и не смогу расслабиться.
Существо ничего не ответило, но взгляд его пылающих глаз был красноречивей любых слов. Лахджа вздохнула и добавила:
– Поэтому нам придется расстаться. Но отправить тебя в Паргорон такой, как ты есть сейчас, я не могу. Чтобы ты могла за себя постоять, я сделаю тебе на прощание подарок.
И она протянула существу три свертка, обвязанных подарочной лентой. С них капала кровь.
Лахджа позаботилась, чтобы эти ее обрубки не истлели сразу же. Отделила их так же, как отделяла волосы для плаща – соблюдая строгий ритуал, сохраняя глубокое сосредоточение.
Но волосы и так сохраняются гораздо дольше плоти. А вот эти куски все равно разлагаются очень быстро, так что…
– Ешь скорее, – велела Лахджа.
Волосню не надо было упрашивать. Она разорвала обертку и сначала с жадностью проглотила зуб и глаз, а потом смолотила руку.
Результат не заставил себя ждать. Гомункул на глазах принялся разрастаться и меняться. Из-под волос высунулись дополнительные руки, длинные и когтистые. Повсюду проклюнулись новые глаза – по-прежнему пылающие, но более осмысленные. Они появлялись то тут, то там, сами собой возникали и исчезали во всех частях тела.
Рот увеличился. Превратился в пасть. Широкую и клыкастую, зубы заострились и удлинились. А волос, кажется, стало меньше. Многорукое и многоглазое создание все еще было прикрыто их занавесью, но теперь уже не напоминало этакую ходячую копну. Сейчас оно скорее стало похоже на монстрообразную версию девочки из «Звонка».
– Ага, ты все-таки девочка, – неуверенно кивнула Лахджа. – Оно и понятно…
Волосня ощупала себя несколькими ладонями, поглядела на них несколькими глазами, уставилась на Лахджу и произнесла:
– Мама…
Лахджа умиленно наклонила голову. У нее немного защемило сердце.
Ее первое демоническое существо. Без возможности воспроизводиться, поскольку других таких нет, но настоящее и, кажется, эффективное.
– Тебе нужно название… и имя, – задумалась Лахджа. – «Волосня» звучит несерьезно, это больше домашняя кличка. Биологический вид я назову «аргусом», а имя… ты будешь зваться Хисаданних. По-паргоронски это значит «пучок волос». Нормальное имя для нормального демона.
Юная Хисаданних кивнула. Лахджа снова умилилась, ей стало жалко отсылать свое порождение в чужой и неуютный мир, где все друг другу враги.
Но теперь Майно уж точно не согласится ее оставить. Когда у нее такая-то пасть и когтищи.
– Я отправлю тебя к Мазекресс, – решила Лахджа. – В некотором роде она твоя бабушка.
– Вообще-то, теперь ее можно продать и подороже, – донесся голос Майно. – До этого она была просто странным и бесполезным гомункулом, а теперь Артубба даст орбов двадцать, а то и больше.
– Давно ты там стоишь? – повернулась Лахджа.
Майно пожал плечами. Он заподозрил неладное, когда жена закрылась от него ментально, а потом его все-таки достиг импульс боли. Чтобы плоть не начала сразу же гнить и истлевать, Лахдже пришлось всерьез это прочувствовать, оставить в обрубке частицу самой себя.
Так что Майно незаметно спустился, но не встревал. Это ее решение.
– Я отдала ей частицу своего духа, – сказала Лахджа. – Почти как фамиллиарщик. Рука и глаз у меня уже отросли… ну и зуб тоже.
– Это слишком щедро, надеюсь, дальше ты не будешь… прикармливать чудовищ, – проворчал Майно. – Если так одарять каждого гомункула, от тебя ничего не останется.
– Можно еще? – попросила Хисаданних, неотрывно глядя на Лахджу.
– Нет, милая, – отказала та. – С тебя достаточно.
– Кушать, – произнесла Хисаданних. – Хочу кушать.
– Ну что, продадим Артуббе? – деловито спросил Майно.
– Йа не отдавать свой франкенштейн на забава какой-то дер ворлок! – высокопарно ответила Лахджа, начиная превращаться…
– Ну не начинай! – взмолился Майно. – Ладно, ладно, к Мазекресс я ее могу отвести сам!.. хотя нет, мне не стоит в Паргорон… Ладно, Вератора попрошу, у него есть вехот.
– Да ладно, мы все сделаем проще, – пожала плечами Лахджа. – Ахвеном! Итиорбен этроог!
Из воздуха вывалился всклокоченный фархеррим. Кажется, он дрых, когда его призвали, и теперь растерянно лупал глазами.
– Поздравляю, Ахвеном, – доброжелательно сказала Лахджа. – Сегодня ты погасишь треть своего долга.
