Марат Байпаков "Кангюй. Бактрия"

Первым не выдерживает Лаг:

– По зверским пыткам, учинённым над твоим отцом и эллинам…

Но Лага прерывает жестом Тарип:

– …Дерды то дознание. Обожает он пытки-казни, за убийствами коротает досуг.

Тарип сжимает ладони в кулаки. Лаг скрипит от ненависти зубами. А продолжает гневно Алкет:

– Убийством Ореста Дерда нас, македонян, лучших товарищей твоего отца, хотел, верно, запугать.

– Кто такой Дерда в Бактрии? – сокрушается в горе Аргей. – Дерда – исполнитель чужой воли, такой же чиновник, как и мой родитель.

– Ходят слухи, отца-де твоего отозвал к себе Деметрий по письменному указу канцелярии, – доверительным тоном шепчет Эакид. – Однако Деметрий к тому времени давно убыл в поход на Инд, где и пребывает по сию пору. Указа при печатях Деметрия или гонца с Инда никто из буле Бактр лично не видел. Канцелярия базилевса не получила положенную копию на хранение в архиве. Потому получается, что Деметрий никак не мог быть причастен к тёмным делам. Евтидем Второй у нас теперь базилевс-соправитель. Это он приказал убить твоего отца, вызвав его в Бактры якобы по приказу Деметрия. По какой настоящей причине пытали и убили верного сатрапа, никому неизвестно.

– Деметрий начал, а Евтидем Второй закончил. – Горюющего Аргея обнимают магистраты. – Где могила родителя?

– На кладбище Бактр. – Лаг отвечает первым. – На противоположном крае некрополиса от могилы твоей матери.

– Прости нас за скромную могилу. – Алкет шумно выдыхает. – По прибытии гроба хотели провести положенные обряды, на день следующий назначили прощание. Евтидем Второй запретил пышные похороны твоего отца. Ореста похоронили скромно, за счёт казны.

– Как какого-то безродного нищего упокоили! На три ломаных обола расходов казна понесла, – зло цедит сквозь зубы Тарип. – Неслыхано! На могиле чиновника высшего ранга, аристократа-македонянина – простой неотёсанный камень с именем и званием без эпитафии. Ни резного саркофага, ни пышного погребального костра, ни венков, ни плача, ни молитв-жертв, ни даже простых поминаний имени-заслуг в храме. Ещё одно оскорбление нас, македонян, Евтидемом Вторым.

– Аргей, ты не грусти. На нас не держи обид. – Лаг прикладывает руку к груди юноши. – Клянусь тебе демоном своим, мы и другие товарищи отца твоего, а таковых с три сотни будет, без ведома Евтидема Второго в его отсутствие тайно справили положенные похоронные обряды. И пусть нам запретили, но мы имеем честь и гордость, с нашим Орестом поступили согласно македонским традициям. В храмах вознесли молитвы, принесли кровавые и бескровные жертвы богам. Через год повторили обряды. Купили заготовку-саркофаг, храним у скульптора Никанора, ждём подходящего случая, дабы перенести останки нашего товарища. Боги свидетели моим словам.

Аргей обводит вопрошающим взглядом четверых магистратов. Мужи утвердительно поднимают правые руки. Юноша благодарит магистратов, переменяет тему с личного на общезначимое:

– Парфяне захватили четыре сатрапии Сирии. Гекатомпил, Антиохия Несайская, Антиохия Маргианская пали. Две армии базилевса на моих глазах были уничтожены в жестоких сражениях. Вывел из Маргианы десять тысяч сирийцев. Им некуда возвращаться. Как разместить обездоленных людей?

Магистраты безмерно удивлены новостями из соседней державы. Потрясённый Лаг прикрывает рот ладонью.

– Не могу поверить в ужас случившегося. Две армии погибли? – Алкет уточняет детали голосом дрожащим.

– Да, две. Был свидетелем разгрома, ибо пребывал у парфян в плену, – ещё раз подтверждает Аргей.

– Из местного населения те армии наскоро… собрали? – Эакид сомневается в силах врага. – Эллины захваченных сатрапий осаждены в цитаделях?

– Нет, те армии из македонян и эллинов-политов набрали. – Аргей опровергает надежды Эакида. – И цитадели сатрапий пали в штурмах.

– Ужели так умелы на войне парфяне? – восклицает всё ещё сомневающийся Алкет.

– По всей видимости, умелы и хитры, – правит товарища печальным тоном Лаг. – А несчастные сирийцы у костров – лучшее подтверждение словам Аргея.

– Однако враг могуч и страшен. – Эакид впадает в задумчивость.

– Нет-нет! Причина поражения двух армий – случай и внезапность. – Алкет размахивает перед лицом рукой, отгоняя назойливых комаров. – Диким ордам кочевников никак не одолеть могучую Сирию.

Аргей возражает, разговаривая со звёздным небом:

– Алкет, случай и внезапность никто уже не помянет в оправдание, потому как никто живым не спасся из тех битв.

– Уверен, базилевс Селевк не теряет зря время: созвал синедрион, отдал поручения вельможам и казначейству, спешно набирает армию для восточного похода. – Алкет настроен неисправимо оптимистично. – Успешен будет тот поход.

– Будет тебе известно, Аргей, до нас в Бактрах дошли уже малопонятные известия о каких-то беженцах откуда-то с западных границ. – Тарип, выслушав мнения магистратов, справляется с изумлением, говорит тоном привычно-деловым. – Подробностей вестовые не сообщали. Знали мы, беженцы движутся к Бактрам по царской персидской дороге, и хотели увидеть мы когда-нибудь тех эллинов из Сирии, но, право же, я совсем не ожидал встретить именно тебя. Мы, магистраты, оказались здесь не случайно. Впереди пышные празднества царского культа, с ними и чествование богатых индийских приобретений Деметрия, столица не готова к ним. Не успеваем до срока в приготовлениях. Мусор да грязь повсюду. Бактрам неотложно нужны рабочие руки.

– Магистраты, мои сирийцы не откажутся от любой работы, дабы прокормить свои семьи. – Аргей улыбается впервые за печальный разговор.

Тарип оглядывается на товарищей.

– Что ж, тогда, может быть, обсудим с твоими людьми расценки за услуги? – Лаг, не дожидаясь мнения прочих магистратов, берёт под руку Аргея и удаляется с ним к кострам. Сделав с десяток шагов, шепчет на ухо: – Многие македоняне хотели бы поквитаться с наглецами из враждебной филы за обиды.

– Говорил мне отец перед расставанием: «Воздай мерой за меру», – шепчет под ноги Аргей. – Горькая обида у меня на правящую династию, и та обида ещё не оплачена.

– Не устрашишься гнева всесильного базилевса? – Голос Лага спокоен.

– Евтидем Второй не мой базилевс, – зло проговаривает Аргей, наступает в темноте на сухую ветку, под подошвой сапога раздаётся громкий треск. – Брат его старший Деметрий тоже не правитель. Обоим базилевсам Бактрии не присягал, клятву на верность не давал.

Более Лаг не продолжает крамольную беседу, насвистывает беззаботную мелодию, смотрит внимательно под ноги. Двое мужей выходят к кострам, шагая в ногу. Дождавшись появления магистратов, Аргей обращается к встревоженным Певкесту, Клеандру, Гиппомаху, Хармиду, Агису:

– Мужи Сирии, магистраты Бактр предлагают нам работу… за оплату.

С теми словами юноша покидает магистратов, возвращается к костру, усаживается в кресло напротив Тарипа, Лага, Алкета и Эакида. Магистраты не спешат с объяснениями, негромко обсуждают меж собой предстоящие расходы и доступные суммы. К костру предводителей отряда подходят и прочие гегемоны, чиновники из сирийцев. Вскоре позади кресла Аргея собирается с тысячу мужей. Наконец Тарип выходит к огню костра, оглядывает собравшихся, торжественно приветствует:

– Хайре, македоняне и эллины Маргианы!

Ему отвечает из темноты, не сразу, недоверчиво, отстранённо и холодно, разрозненно, едва с десяток голосов. Большинство сирийцев неучтиво безмолвствуют, хмуро насупившись, держа руки за спинами. Пламя костра тревожно колышется от лёгких порывов тёплого осеннего ветра, озаряет багрянцем лица изгнанников. Тарип, иронично усмехнувшись, прячет снисходительную улыбку, продолжает тоном серьёзным, смотря на влиятельного Аргея:

– Буле Бактр не даст вам умереть от голода этой зимой. Предоставим жилища, будет где вашим семьям укрыться от непогоды, но помощь наша не дар, помощь Бактр надо отработать…

Певкест, Клеандр, Гиппомах, Хармид, Агис встают, поправляют одежды, принимают благообразный вид. Позади них оживлённый гул. Певкест призывает к тишине. Тарип продолжает с важным видом должностного лица:

– …Вам надо будет собрать, привести в полис и принудить к работам лаой базиликой из нескольких густонаселённых ком. Работа опасная, трудная, хлопотливая, требующая известных навыков принуждения, вам, конечно же, хорошо знакомая по Маргиане. Без постоянных угроз, драк, умелой ловли беглецов и суровых наказаний никак не обойтись. Не знаю порядков Сирии, но убивать или калечить лаой в Бактрии нельзя, они государственная собственность. – На тех словах магистрата собравшиеся сирийцы одобрительно покачивают головами. – Нам также нужны умелые ткачихи и вышивальщицы для изготовления нарядных дорогих полотен в убранство храмов полиса. Эти заказы спешны и важны, придётся работать и по ночам. За работу будет назначена справедливая плата. В размере… – Тарип подзывает Эакида, но подходят все магистраты. Далее Тарип молчит, а Эакид продолжает голосом громким и властным:

– Четыре обола[14 - Обол – мелкая монета, состоял из 8 халков. Вес, аттический стандарт, 0,728 грамма. Халк – 0,091 грамма.] в день за одного стражника, два обола за одну ткачиху, три обола за вышивальщицу. Стражникам предоставим довольствие за счёт казны полиса. Вашим истым радением мой возлюбленный полис Бактры заручится поддержкой богов-покровителей, будет процветать и приумножать богатство, а вы получите искомые средства для жизни, и заказ наш не будет для вас оскорбительной милостыней, но честным трудом. Задаток в десять мин серебром готовы передать вам уже сегодня. Выплаты жалования привлечённым буле назначит… скажем… в конце каждого пятого дня от начала работ. Так обе стороны сделки будут довольны. Возможно, вы не согласитесь с нашими тарифами. Что ж, предложенная оплата ввиду важности, срочности и трудности предложенных заказов действительно скромна… – Тарип разводит в стороны руками. Надменно оглядывает сирийцев. – …Однако буле Бактр не может позволить себе действовать в убыток казне полиса. Да и вы, будучи вынужденными гостями Бактрии, пребываете не в том положении, чтобы вести торг за самые выгодные условия договора найма.

– Когда нам приступать? – Не обсуждает предложенное с товарищами Певкест, без раздумий уверенно заявляет магистратам ответ: – Можем выставить две тысячи копий для сбора работников. Отыщем с сотню умелых мастериц, способных шить золотом и серебром, и сотни три-четыре опытных ткачих.

– Этого числа наёмных работников вполне достаточно. – Тарип взглядом тепло, по-родственному благодарит Аргея. К чиновникам Маргианы же возвращается взглядом серьёзно-деловым. – Стражникам приступать необходимо завтра с рассветом. Поселения лаой базиликой отсюда неподалёку, в полудне пути. Ткачих ваших по прибытии в Бактры проверим на умение, лучших из них отправим в храмы, прочих же распределим среди мастерских.

Магистраты переглядываются меж собой. В темноте многоголосое бурное обсуждение «как будем жить в столице на четыре обола». Раздаются равно и скептические, и благодарные возгласы. Решение стратега Певкеста, принятое им лично, без положенного общего голосования, никто из мужей Маргианы не порицает. Аргей покидает кресло.

– Поступим же по законам и традициям Бактрии и Сирии? – На друга базилевса устремляются взоры всех присутствующих. – Предлагаю письменно оформить наше соглашение. Со стороны Бактрии вступает в соглашение буле полиса Бактр, а со стороны Сирии, – чиновники Маргианы? Тот договор о найме скрепим взаимными клятвами и принесём жертвы богам. Три копии подпишем, стянем нитями, наложим печати. Третью будем считать эталоном и передадим её в храм Гермеса на сохранение. Лисандр, ты нужен нам! Где ты, каллиграф?

Из толпы позади Аргея на удивление резво и скоро объявляется писарь, крепкий, жилистый, длинноволосый, приятный лицом юноша лет восемнадцати при ксифосе, с сумой, усаживается в кресло, вынимает из сумы гладкую чёрную доску, свиток, чернила, тряпку, линейку и аир[15 - Аир – срезанная трость с расщеплённым концом для письма на папирусе.], приготовляется писать.

– Коричневой, той, что из бобов писать? – уточняет Лисандр у Аргея. – Чёрной драгоценной из неприкосновенных запасов? Или сочной красной? Вот только красной стало мало.

– Коричневой пиши, как прочие писал приказы, – распоряжается Аргей. – Красную оставь для подписей.

– Вот беда! Всю красную извели, когда учёт съестного вели в походе. Где взять теперь краску для чернил? – сокрушается вполголоса каллиграф Лисандр.

– Друг базилевса, в который раз убеждаюсь… – Певкест с нескрываемым обожанием любуется профилем Аргея, – …боги любят тебя! Ты приносишь удачу.

Тарип, а за ним и прочие мужи смеются. Магистраты вспоминают традиционные формулы договоров о найме, сирийцы добавляют свои клятвы, так появляется текст договора. Финальный вариант трижды повторяется вслух, и писец переносит устное соглашение на папирус. В радостном гуле выносится стол, у него выставляются два кресла, договор подписывается сначала магистратами, затем чиновниками Маргианы и Аргеем.

Походный лагерь сирийцев охватывает сдержанное ликование. В женской части несусветный гвалт, обрывистые речи неких влиятельных ораторов, сутолока и толчея у крытых телег, разгрузка, смотры и погрузка имущества при хаотично снующих факелах-светлячках. В эту короткую ночь ободрённые странствующие блаженно засыпают с надеждами на лучшее.

Глава 2. Аукцион заброшенного дома

– Вы отбывайте, я нагоню вас. – Аргей обращается к гордым всадникам Тарипу и Лагу.

Сам же оставляет лошадей на попечение сонного каллиграфа Лисандра, в выцветшей, когда-то синей кавсии и таком же сильно потрёпанном штопаном гиматии кремово-рыжего цвета поверх серой хламиды направляется широким шагом к товарищам у телег. Магистраты рысью в сопровождении слуг покидают лагерь сирийцев. Перед телегами с дротиками и пельтами восседает юношество Маргианы. Певкест, Клеандр, Гиппомах, Хармид, Агис заняты хлопотами утреннего построения двухтысячного отряда отбывающих на заработки. Никто из них, гегемонов, громко выкрикивающих команды, не замечает возвращения Аргея. Каллиграф Лисандр скидывает приятную дрёму, трёт глаза, вложив два пальца в рот, издали пронзительно свистит. Стратеги, гегемоны и чиновники оглядываются на звук.

– Друг базилевса, так попрощались же! – Клеандр рад Аргею.

– Хайре! – многоголосо летит вельможе от шеренг отряда.

– Где Эакид и Алкет? – Аргей интересуется у Гиппомаха.

– В статмосе, отбирают нам проводников. – Гиппомах кивает на массивные крепостные стены из глины.

Юноша обнимает за шею Певкеста и другой рукой Гиппомаха, негромко говорит в сторону Клеандра:

– Откроюсь вам, товарищи, базилевс Селевк отправил меня в Бактрию с секретным проксенством.

Столь неожиданное вступление разом обрывает приготовления, гегемоны отходят на удаление от телег обоза и строя.

– Если со мной что-то печальное произойдёт в Бактрах и более вы не увидите меня живым, – Аргей обращается сразу ко всем, попеременно встречаясь взглядом с каждым из стратегов, – кто-нибудь из вас должен разыскать меридарха Евкратида, македонянина, и передать ему в точности слова базилевса Селевка.

– Говори, Аргей, я исполню. – Певкест прикасается кончиками пальцев к фибуле с барельефом Селевка. Его примеру следуют и другие гегемоны.

– Мы, Селевк Филопатр, поддержим притязания моего родственника Евкратида.

– Мог бы и раньше открыться нам – семья мы твоя, братья по оружию, столько всего пережили совместно! – Благообразный Хармид клянётся юноше тоном торжественным, как молитва. – Уезжай в Бактры спокойно. Не терзайся понапрасну тревогами. Выполним поручение Селевка. За тебя, друг базилевса, умрёт весь отряд. Пусть боги Маргианы оберегут тебя, Аргей, от напастей врагов.

– Если сгинешь ты бесследно в столице, – Гиппомах грозно сводит брови, сжимает правой рукой рукоять ксифоса, – как поступить нам с теми двумя магистратами, что поведут отряд за лаой?

– Клятвы принесли мы, стратег. Соглашение найма скрепили подписями. А потому выполните договор и при моём исчезновении. Сдержим слово чести, мы же подданные Великой Сирии. Гордость – наше богатство. – Друг базилевса похлопывает Гиппомаха по плечу. – Не предадим Великую Сирию. Гелиайне, гейтары[16 - Гейтар (др.-греч. ???????) – товарищи, придворные, дружина, друзья.]!

Аргей прощается, крепко жмёт руки гегемонам, выслушивает ответное «не предадим», стискивает напоследок в крепких объятьях раздосадованного Певкеста, убывает с хмурым лицом, не оглядываясь, к сонному Лисандру.

Двое сирийских всадников нагоняют столичных магистратов за пятью стадиями от лагеря. Лаг при виде Аргея и Лисандра отряжает трёх своих слуг вперёд загодя подготовить ночлег на следующем статмосе. Светило появляется на горизонте, горы меняют силуэты, явственно в изгибах хребтов проступают из предрассветной темноты, на неприступных вершинах сверкает белый снег. Аргей оказывается посредине между Тарипом слева и Лагом справа.

– Уже определился, чем будешь заниматься в столице? – вежливо интересуется Лаг, внимательно разглядывая барельеф Селевка на фибуле.

– Столица мне не интересна. Рвусь к могиле отца. Хочу припасть к его последней обители. Поговорить бы с отцом. Да вот и все мои помыслы.

– Но ведь дела скорбные не поглотят твои могучие устремления? – Лаг теряет интерес к фибуле. Говорит тоном язвительным: – О друзьях твоих из Маргианы надо бы похлопотать. На какие доходы будешь жить в Бактрии? Ты проксен[17 - Проксения (др.-греч. ????????) – институт древнегреческого международного права, возникший на основе традиции гостеприимства, аналог современного консульства, в котором проксен (проксен, консул), по статусу гражданин своей страны, выполняет дипломатические и консульские обязанности. Граждане государства, избравшего проксена, могли требовать от него приюта, покровительства и защиты интересов на суде. Проксен платил выкуп за пленных, заботился о достойном погребении павших на войне, в случае чьей-либо смерти заведовал имуществом умершего и передавал его наследникам.], а значит, тебе предстоят расходы, и расходы весьма значительные.

Аргей мрачнеет, собирается было ответить, но Тарип не даёт юноше высказаться, громко откашливается, укоризненно смотрит в глаза Лагу, умиротворяюще начинает пространно дорожный разговор. Беседа магистрата выбрана отнюдь не на приятные, отвлечённые темы, но на скучные сутяжные дела.

– Когда человек долго отсутствует в отечестве, то по обычаям и законам судьи разыскивают самых близких родственников по отцовской линии для наследования имущества. Если таковых не обнаруживается, то рассматривают уже и родственников по материнской линии. Но если и тут ближайшее родство пресеклось, то через год после розысков положено сделать публичное объявление о результатах дознания наследования, выставить имущество на торги, продать при свидетелях с торгов, а весь полученный доход обратить в казну полиса. Опись проданного, цены, имена покупателей вносятся в судебный отчёт, который скрепляется подписями троих, сдаётся в архив буле на вечное хранение.

Тарип замолкает, дрожит от утреннего холода, кутается в просторный чёрный с серебряной вышивкой гиматий.

– Меня не было в Бактрии почти три года. – Аргей не удивлён темой беседы. Лисандр позади Аргея учтиво хранит молчание, любуясь видом величественных гор вокруг. – Мой дом продали? Клер всадника из хоры Бактр передали кому-то… другому достойному… из филы всадников?

– Нет, дом твой не продали, – отвечает за Тарипа Лаг. – Ещё не продали. Клер твоего отца перешёл под мой надзор, разумно благоустроен поливным каналом, на нём собрал я дважды урожай хлебов. Так как ты друг базилевса Селевка, то есть подданный Сирии, то владение земельное, увы, будет отчуждено в пользу дел Евтидема Второго.

– Буле полиса, – продолжает размеренно Тарип, – в память о заслугах твоего отца многократно откладывало под разными причинами судебные разбирательства по твоему имуществу. По собственному почину приставил я к дому отца твоего надёжных сторожей. Будь же покоен. Мебель, посуду, инвентарь не растащили воры. Твоим рабам не дал возможности сбежать и сдал их всех в аренду под предоплату по письменным договорам. Нас осаждали те самые ушлые пришлые наглецы, о которых я говорил тебе вчера в ночи. – Тарип цедит угрожающим тоном. – Ох уж эти пронырливые хапуги из дальних сатрапий! Друзья твоего отца всё ещё в силе. Мы так просто не уступим владений предков. В наших кварталах нет места для попрошаек милостыней двора базилевса. Из трёх сотен магистратов две с половиной сотни – македоняне старых родов, и в том причина сохранности твоей недвижимости. Тебе определённо стоит поблагодарить буле за бескорыстное попечительство о твоих денежных интересах.

– Помню вчерашнюю ночь. – Аргей оглядывается на трёх слуг Тарипа сразу позади себя. – Ночь была занятной. Буле отблагодарю по возвращении.

– Им можно доверять. – Магистрат перехватывает подозрительный взгляд юноши. – А твоему каллиграфу?

– Лисандр держит слово чести. – Аргей отвечает таким уверенным тоном, что магистраты уважительно посматривают в сторону мечтательного, с виду наивного писца.

– Предлагаю тебе, македонянин, провести аукцион твоего дома. – Тарип словно бы на службе в буле. – Тем и отблагодаришь буле.

Аргей удивлённо взирает на магистрата.

– О, это будет превосходное развлечение! – Лаг громко смеётся и потирает руки. – Талантами лицедейства осрамим артистов из театра. От зависти к нам заплачут горькими слезами прославленные комедианты.

– Аргей, дай нам потешиться над извечными врагами. – Тарип переменяет в лице, расплывается в кривой улыбке надменного глумления.

– Богачи купят мой дом, – недоумевает Аргей. – Я потеряю родовое гнездо, а с ним и дорогие мне воспоминания. В чём развлечение? Скорее это ограбление меня по собственной доброй воле.

– Не купят. – Лаг заливается смехом. – Магистраты буле не позволят.

– Проведём честные открытые торги прямо у ворот твоего дома. Я выбранный архонт, Лаг – архонт и аукционист, ещё десяток известных магистратов, напыщенных богачей определим в свидетели аукциона. Обещаю тебе, скуки не допущу, страсти будут бушевать. Цена за дом твоего отца поднимется до значительных величин. Как знать, а, Лаг? Быть может, взыграем на азарте, поднимем стоимость твоего дома до… ста мин серебром?

– Сто мин? Дом без ремонта. Трудная задача. Постараюсь, Тарип. – Лаг задумывается.

– Постарайся, Лаг, ты умеешь. Тебя, знатока скрытых достоинств, продавцам ставят в пример, – подбадривает товарища Тарип. – Вспомни, как прошлый дом продавал за три цены.

– Многоречиво распишу владение. После описаний крепкой кладки первых поселенцев помяну всех поимённо из рода Аргея и их заслуги перед отечеством. – Лаг заверяет собеседников с видом, не терпящим сомнений. Выразительно декламирует: – Слава живших в стенах дома перейдёт по наследству новому владельцу!

– Видишь, Аргей, я прав. Лаг справится. – Тарип тихо посмеивается всё с той же кривой улыбкой. – Я даже знаю имя победителя аукциона. Огласим имя покупателя. Возьмём задаток. – Тарип похлопывает по дорожной суме. – И в этот самый момент свершившегося торжества, когда новый хозяин твоего дома распахнёт ворота, на пороге появишься ты, Аргей, аристократ, наследник старинного македонского рода, живой и пышущий здоровьем.

Новая волна смеха от Лага оглушает собеседников.

– Ты только представь его лицо, его самодовольное лицо. – Тарип хохочет от души. – Как раздуются от обиды его ноздри, закатятся глаза… как покраснеет он, засучит ногами в гневе.

– Он будет очень-очень недоволен. – Лаг складывается вполовину, целуя шею жеребца. – Подшутим, Аргей?