Я нашла всего три побега, которые еще давали надежду на возрождение. Два из них засохли, так и не дав всходов, а вот третий, на мое счастье, немного помедлив, вдруг налился живым зеленым, пошел в рост. В тот первый год я с большим трудом смогла сохранить его, а на второй – еще и размножить. Хотя делала это тогда на всякий случай, не понимая еще, зачем мама так оберегала эту оранжерею. А невероятная забота просто пропитывала всю стеклянную террасу, покрытую невысоким прозрачным куполом.
Я подняла глаза к потолку, заваленному разноцветными листьями. Кажется, там спрессовался сушняк еще и с прошлого, и с позапрошлого года. Лучи солнца не торопились проникать через весь этот завал. Как бы мне исхитриться и почистить купол снаружи? Боюсь, что еще один сезон в тусклом пыльном свете лидония, выращенная с таким трудом, не выдержит.
Тео объяснил мне, что это очень редкое и ценное растение. Любой Дом, в котором есть или даже теоретически может появиться Хозяин Гнева, бережет каждый побег, как зеницу ока. Тогда еще ни он, ни я и думать не думали, что Гнев уже просыпается в Тео, поэтому мне хотелось восстановить оранжерею в память о маме. Дом Шиори лежал в совершеннейшей разрухе, и в нем очень много жизненно важных помещений нуждались в срочном восстановлении, но я потратила много сил именно на эту, казалось бы, совершенно бесполезную в практическом плане оранжерею. И оказалось, что совершенно не зря.
Каждое из этих растений требовало так много заботы! Капризные и своенравные, они были согласны отдавать свои соки для облегчения страданий Тео только в обмен на тщательный уход. Поливать ранним утром водой исключительно определенной температуры – ни на полградуса больше или меньше, каждый день протирать выстреливающие длинные листья тряпкой, смоченной в соке лесных ягод, переставлять горшки утром – на восход солнца, а вечером – на запад.
Не успела я подумать, с чего мне тут сегодня начинать, как раздался топот, и в цветник ворвался шумный зверь о восьми мальчишечьих ногах. Взъерошенный и жующий на ходу сразу четыре бутерброда с маслом.
Эти масляные ладони облепили меня со всех сторон, превращая штаны, которые я только собиралась сделать рабочими, в пятнистое нечто. Накануне из-за этого раута впервые за много-много лет я не поцеловала мальчишек перед сном. До сих пор мы не расставались ни на один вечер, и я чувствовала, как они соскучились. Этого не скрывали даже подросшие средние близнецы.
И я… Я тоже ужасно соскучилась.
– Ле, – бурно забормотал Юль, – ты уже вышла замуж?
Ранко коротко всхлипнул от смеха:
– Не так быстро, Юль!
– Почему? – Рос поднял на меня удивленные синие глаза. – Вы же поехали на раут, чтобы Клен вышла замуж. Так уже все? Ты больше не уедешь?
Юса обнял меня за плечи. Пользуясь своим высоким ростом, легко отбил в единоличное владение. Малыши протестующе заверещали.
– Клен поехала туда ради приличий. Соблюсти этикет. А замуж выходят навсегда. Если бы такое случилось, Клен сейчас не рылась бы тут в нашем цветнике. А готовила завтрак мужу. Так же, Ле?
Он подмигнул мне, а Ранко обнял с другой стороны. Они в шутку стали тянуть меня в обе стороны, дурачась, но соперничая друг с другом.
– Так что – никаких замуж, – проговорил Ранко. – Мы тебя не отпустим. Будешь до конца своих дней готовить завтраки нам, а по вечерам – читать сказки. Ты наша – Клен!
– Пустите, – я вырвалась из этого дружеского «тяни-толкая», – у меня руки грязные, испачкаю. Дураки, вы сами женитесь, и будете слушать сказки, которыми вам заговорят зубы ваши жены.
– Жены тоже читают сказки? – заинтересовался Юль. – Так же как Клен?
– Хуже, – щелкнул его легонько по носу Ранко. – Конечно, хуже. Никто не сравнится с нашей Клен. В том числе и в чтении сказок.
– А зачем нам тогда жениться? – не желал сдаваться Юль. – Какое нам от этого удовольствие?
Он был довольно практичным ребенком для своего возраста. И – я отметила это особо, намереваясь тщательно обдумать линию поведения чуть позже, – непроизвольно отодвигал на задний план своего брата-близнеца. В тени бойкого Юля Рос становился все более молчаливым и незаметным. Я обязательно займусь его самооценкой, пока не стало поздно…
Замуж? Вот уж нет! У меня и в Доме Шиори еще дел не на одно десятилетие! Я фыркнула вслух.
– Про удовольствие мы поговорим чуть позже, – сказала я Юлю.
– Когда?!
– Например, когда ты почистишь зубы. И умоешься. И…
У всех братьев Шиори разом испортилось настроение. По крайней мере, они уставились невидящими глазами в сторону, на меня больше не смотрели. Младшие отползли к дальним побегам лидонии и невероятно заинтересовались каким-то жуком, пытающимся вскарабкаться на длинный изогнутый прут. Юль присоединился к ним.
Я присела на бортик, отделяющий паркет от ящиков с зеленеющей порослью. Лидония все еще выглядела чахлой, цвела с трудом. В прошлом сезоне я едва нацедила бутыль отвара и тянула его до этой осени. Оставалось совсем на донышке. И то, что я видела сейчас, не внушало надежды приготовить отвара на грядущий год хотя бы в том самом количестве.
– Как мама умудрялась справляться с этим? – кажется, подумала вслух.
Обычно я прячу свои мысли, чтобы не волновать братьев, а они всегда вертятся где-нибудь поблизости, навострив все четыре пары любопытных ушей. Но сейчас беспокойство за состояние Тео притупило бдительность.
– Он становится все… – тихо сказал Юса, и присел на корточки рядом со мной.
Мы оба знали, что близнец имеет в виду. Если у нас не будет достаточно отвара лидонии, то Тео придется очень плохо в попытках обуздать поднимающийся Гнев. Просто мы видели приступы несколько раз, когда все только начиналось. И ни мальчики, ни я не хотели бы повторения тех ужасных дней. Когда никто из нас не знал, как ему помочь.
И тогда, в первый раз…
Страшные в своем молчании, налитые кровью лица озверевших уже нелюдей. Осколки стекла, впивающиеся в локти и живот. И жуткий крик Тео – не горлом, всем телом, перекинувшимся неестественной дугой на бетонно-стеклянном крошеве.
Я не поняла, что случилось, просто не поверила, как крик может быть неслышным, но мощным. Искаженное лицо полузверя, отброшенного ко мне этим взрывом, его раззявленный рот из которого вываливается откушенный язык, едва держащийся на окровавленной ниточке.
И Тео – кажется, мертвый, глаза закрыты, голубая густая жидкость размазана по лицу. То ли изо рта, то ли из носа…
– Это пройдет, – сказала я, потрепав Юсу по светлой макушке, наливающейся рыжиной к кончикам волос. – Потерпим еще немного. Он сможет справиться. И Старшие Хозяева контролируют. Все будет хорошо.
Юса покачал головой.
– Не убаюкивай меня, я уже не маленький. Так было до Вторжения. Никто не знает, что будет с нами – пережившими его волну.
– Ты… Ты или Ранко… Вы чувствуете что-то необычное?
Я задавала им этот вопрос в последнее время все чаще. Стараясь это делать как бы между прочим. Не волновать средних близнецов напрасно, и в то же время не хотела пропустить момент зарождающегося Гнева. В смысле, если он у них проявится. Это не обязательно, но такие случаи бывают. Тео сказал мне, что иногда Гнев может подняться и у младших братьев Хозяина. А после Вторжения… Никто не знал, как Гнев будет проявлять себя теперь.
– Да, – Юса поднял на меня вдруг испуганный взгляд. – Меня тревожит…
Я осела на землю от слабости, пронзившей с этими словами. Хорошо, хоть и так сидела на бортике, поэтому просто сползла руками по липкой от влаги почвы. Неужели?! Если и Юса тоже, то… Я просто не знала, что делать, если Гнев пробуждается и у средней пары близнецов. Что тогда будет с Ранко?
– Что ты чувствуешь? – звуки с трудом проходили через враз пересохшее горло.
– Я… – голос Юсы прерывался. – Я чувствую… Чувствую…
Он закатил глаза и почти лег навзничь, словно совершенно обессилил. Неужели? Движения не походили на припадок Гнева Тео – тот всегда валился плашмя, застигнутый врасплох вырвавшейся силой, а Юса лег как-то очень аккуратненько. Но сейчас мне не хватило рассудительности, чтобы заметить эту странную неловкость. Да что там! Я была просто в ужасе! Два брата с Гневом! И если Гнев проснулся у Юсы, то, значит, Ранко… К кому из них мне сейчас бросаться?!
– Юса, – закричала я, совершенно забыв о том, что малыши рядом.
Схватила брата за плечи, приподняла, судорожно вглядываясь в лицо. Оно… нормальное. В углах губ не появилась пена, и они подозрительно дергались. Так, как если бы Юса пытался сдержать смех.
Малыши и пока невредимый Ранко кинулись на мой крик, обступили со всех сторон, загораживая свет.
– Отвар?! – закричал Юль, не так, чтобы испуганный, а больше довольный своим жизненным опытом. – Я принесу! Я!
– Подожди!
Я наконец-то поняла: что-то тут не так.
Юса распахнул глаза, в которых вовсю плясали чертики.
– Я чувствую… Чувствую… По вечерам у меня сильно чешется левая пятка!
Он вскочил сразу на обе ноги и отпрыгнул от меня, уже не сдерживая смех.
– Пятка, Ле! Левая!
Юса отпрыгнул очень вовремя, потому что моя грязная рука со свистом прорезала воздух на том месте, где этот идиот только что валялся в мнимом припадке. Ранко смеялся в голос. И малыши тоже. Я вскочила и ринулась за Юсой, подхватывая на бегу какую-то испачканную в земле тряпку, которой протирала листья лидонии.
– Идиот! – закричала я. – Нашел, чем шутить!
Они все равно еще дети. Которые не понимали всей опасности Гнева, хотя и видели припадки у Тео, и знали, что если у одного из близнецов проснется Гнев, то, скорее всего, он убьет второго. Им это и в самом деле казалось временами забавным. Они все хохотали. Черствые, непослушные дети!
Мы с Юсой бегали между горшками с лидонией, стараясь не зацепить какой-нибудь из них. Брат все еще звонко ржал, увертываясь от моей тряпки, а я была такая злая, и волосы липли к мокрому от пота лицу, и еще ни разу не попала тряпкой по Юсе, и это злило меня больше всего. Под ногами у меня мельтешили Юль и Рос, которые сразу же включились в игру, а Ранко уже валялся, схватившись за живот, надрываясь от смеха.
Но постепенно злость проходила, оставался только азарт: прихлопнуть убегающую цель, и я тоже начала смеяться, как всегда, не в силах устоять перед этой мальчишеской кутерьмой. И в глубине души я знала, что очень рада: на этот раз все обошлось. Дурацкая и злая шутка осталась всего лишь шуткой, и это было самым замечательным в этой игре.
Уже и непонятно, кто за кем гонится: кажется, малыши устроили охоту на меня, они хватали за ноги, тянули в сторону, и в какой-то момент, когда я настигла Юсу, мы все не удержались и дружной кучей повалились на пол.
Хватались друг за друга, не давая встать, и руки, и ноги, и мордашки близнецов уже все перепачканы землей, и наш смех, казалось, пробивал стеклянный купол оранжереи.
– Что вы делаете! – голос Тео прорезал наш смех и вообще всю возню.
И был таким властным, что мы застыли в тех позах, в которых он нас застал: Юса прижимает меня к себе сзади за плечи, нога Юля на моем ухе, а моя рука обхватила Роса за талию.
– Что? Вы? Делаете? – отчеканил Тео еще раз, и в оранжерее словно повеяло холодом.
– Балуемся, – до Юля в последнюю очередь доходила неловкость момента. Он не принимал ставшую неприятной атмосферу, малышу хотелось продолжать это веселое барахтанье. – Тео, мы играем. Пойдем к нам.
– Немедленно поднимитесь! – Тео не кричал, говорил обычным голосом, но от этого вдруг стало страшно. Лучше бы он кричал, тогда бы оставался прежним знакомым Тео, нашим братом, а не этим равнодушным жутким человеком.
– Ты чего? – Ранко, наблюдавший за нашей беготней со стороны, резко перестал смеяться. – Тео, мы просто…
– Заткнись! Это неприемлемо для Дома Шиори!
Если у меня еще оставались какие-то надежды, что он просто шутит, как не раз притворялся строгим раньше, то теперь они все развеялись окончательно. Тео не шутил. Он и в самом деле думал, что мы занимаемся чем-то дурным. Неприемлемым для Дома Шиори.
– Юса, ты уже совсем взрослый! – продолжил он. – То, как ты прикасаешься к Клен, противоречит всем правилам приличия!
Юса спешно убрал руки с моих плеч.
– Ты что? – растеряно протянул он. – Это же… Это Ле. Наша сестра.
– Она – взрослая женщина, а ты уже почти мужчина, – отрубил Тео. Каким чужим он сейчас казался! – Это неприемлемо. И еще… Посмотрите, какой бардак вы тут развели!
– Ты с дуба рухнул? – поинтересовался бесстрашный Ранко. – С каких пор тебя заботит вот это вот все?
– С тех пор, как я отвечаю за Дом Шиори!
Мы поднимались, неловко отряхиваясь. Юса хотел мне помочь, но, коротко глянув на Тео, спешно убрал руку от греха подальше. Я достала из кармана чистый платок и принялась протирать мордашки младших близнецов.
– Вы так и будете тут ошиваться? – рявкнул Тео.
Я спешно подтолкнула малышей:
– Идите умойтесь. И вы тоже, – кивнула Юсе и Ранко. – Проследите, чтобы они сделали это правильно.
– Вы будете ругаться? – шепнул мне напоследок Юса. – Клен, задай ему жару!
Когда две пары близнецов скрылись из вида, застучав по лестнице, ведущей вниз из оранжереи, я повернулась к Тео. Наверное, нужно разозлиться, но я была просто выбита из колеи его странным поведением.
– Этот мальчишка, – процедил Тео сквозь зубы. – Он лапал тебя.
– Что?! – это уже не входило ни в какие ворота.
– Как и тот… – упрямо продолжил Тео. – Вчера, на рауте.
– Лей Кайли? Он даже не дотронулся!
– Потому что я вовремя пришел. Они все… И ты позволяешь.
– Черт побери, Тео, – сказала я, прекрасно зная, как раздражает его это «черт побери», невесть откуда взявшееся у меня. – Я стараюсь для тебя же. Всегда старалась. Понимаю, что проявления Гнева доставляет тебе неудобства, но не ты первый, не ты последний, кто учится уживаться с ним, и я думаю, что не все юноши, испытывающие приступы, изощренно портят жизнь родным и близким.
– Не Гнев, – щеки Тео уже пылали, то вспыхивая красным, то мгновенно переходя в бледность. – Это не Гнев. Это ты. Из-за тебя…
Я опустила глаза на перемазанные землей руки, и вдруг почувствовала, как подозрительный ком собирается перекрыть горло. Не хватало еще расплакаться перед этим мальчишкой! Чтобы он обрадовался, получив желаемое, – довел старшую сестру до слез.
Сглотнула, забивая поглубже обиду. Напомнила себе, что это не Тео – мой заботливый, милый брат – старался уязвить меня поосновательнее, ударить посильнее. Это Гнев, который он еще не научился до конца контролировать, делал его таким.
– Слушай, – почти миролюбиво произнесла я. – Тебе не кажется, что ты просто слишком много берешь на себя? Отчитываешь меня, как несмышленого малыша, указываешь, что должна делать. Почему ты был так груб на рауте с той девушкой… Как ее? А, Вирой из Дома Крозе. Только потому, что она довольно мило заговорила со мной? Я взрослая, Тео. И сама могу решить, с кем и как мне общаться.
Тео сжал кулаки. Он не хотел, чтобы я заметила это, но я все равно увидела.
– Клен! – сказал он, стараясь казаться спокойным. – Ты понимаешь, что теперь совсем другое время?
– Какое время? – не поняла. – Я не спрашивала тебя, что мне делать, пока малыши росли. И ты не спрашивал, что я для этого делаю. Мы старались поднять на ноги Ранко, Юса, Юля и Роса. Я засеивала огород, пахала на нем, как проклятая, и собирала урожай. Так мы выжили самый трудный год. И ты никогда не спрашивал, почему я каждый день встаю затемно и иду на поле. А теперь мне нужно во всем отчитываться перед тобой?
– Это было во время неразберихи Вторжения. Мы тогда просто выживали. И я был еще совсем ни на что не способным. Но теперь… Теперь, Клен, жизнь приходит в норму. И все равноправие закончилось. Теперь я – Хозяин.
– Для других – да. Конечно, мы соблюдаем новые правила приличий, чтобы не уронить честь дома Шиори. Я понимаю, что иначе ты не будешь иметь уважения у Старших, и согласна подыгрывать тебе. Но – между нами, Тео?! Как это может быть правдой, когда мы наедине?
– Вот так, – сказал он. – Теперь даже когда мы наедине, я все равно – Хозяин Дома Шиори. И только я принимаю решения. Запомни это хорошенько, Клен. Я – твой Хозяин.
В тот момент я еще думала, что это просто неудачная шутка.
***
Вышла из Дома. Сначала просто, чтобы успокоится. Огород, разбитый на задворках большого сада, окружавшего поместье, сейчас, когда дела пошли в гору, потерял свое основное жизнеобеспечивающее значение. Но меня так успокаивало прикосновение к земле, что я неизменно сажала и выращивала овощи и зелень. Может, по привычке, а, может, из укоренившегося страха голода. Погружая руки в рыхлый чернозем, я чувствовала правильность сущего, его неизменный ритм, радость цветения и мудрость увядания.
