«Крепко мне спится в кресле, в тишине…» – подумалось мне. Открываю глаза. Никого.
Встаю и иду на разведку. Вижу Верочку, обнимаю и говорю:
– Представляешь, ты меня сейчас во сне разбудила!
Вера стоит безучастно, лишь смотрит на меня серьезно.
– Мама, к нам стучатся.
– Ха-ха-ха! А откуда ты знаешь? – Глажу дочку по волосам.
– Мама, к нам стучатся! – Вера довольно хорошо выдерживает свою роль и даже не улыбнется!
– Да-да, Вера, вот такими словами ты меня подняла. Пойдем на кухню, осмотр сделаем.
Проходя мимо входной двери, я услышала тихий, аккуратный стук за ней. Прислушалась – тишина.
Верочка встала у входной двери и снова произнесла:
– Мамочка, к нам стучатся.
Только в этот момент мои уши уловили еще такое же постукивание. Решила открыть дверь, а там брат собственной персоной!
– Не ждали? А мы опять приперлись! – начал он весело.
Вера и я покатились со смеху, осознав всё-всё. И то, что к нам действительно стучались. И то, что я не слышала почти ночные тихие скребки брата. И всё, всё, всё. Я обняла вошедшего и сказала:
– Мама, к нам стучатся.
Вслед за мной и Вера повторила это предложение.
Мы стояли около открытой входной двери и смеялись. Тимофей, конечно, ничего не понял, хотя на всякий случай смеялся вместе с нами.
– Ксения, я не мог не заехать! Ты так выручила! Я привез тебе кое-что. Не за то, что ты нянчилась. А от души, по-простому.
Брат достает из пакета достойное окончание прожитого дня. Блендер! В упаковке! И пакет вкусняшек детям.
– Спаси тебя Бог, милый! Это ты помнишь о том, что я с Христиной часто на кухне экспериментирую? Молодец!
Брат прошел к детям. Я, до сей поры не переодетая, решаюсь отложить это интересное занятие на потом. Прохожу в дальнюю комнату и прерываю детское ток-шоу:
– Дети, идите перекусите, сходите в туалет, умойтесь и помолитесь.
– Мамочка!
– Мамуля, мы не хотим в туалет.
– Мам, половина из них поела вечером.
– Ма, а можно не умываться?
Кричать на детей не в моих правилах. Пропускать неправильное поведение – тоже. Как мне поступить?
Я начинаю расстраиваться. Ко мне сбоку подходит увешанный моими младшими брат.
– Не расстраивайся. А ты знаешь волшебное слово?
– «Пожалуйста»? – недоверчиво спрашиваю я.
Тимоша промолчал в ответ. Тереблю его за рукав.
– Говори уже!
– После этого слова они все просто побегут исполнять хором и наперегонки все сказанное. Знаешь такое слово?
– Нет.
– Да ладно! Ты – и не знаешь?!
– «Пожалуйста»?
– Ну, попробуй. Скажи им «пожалуйста».
Я набрала воздуха побольше и говорю детям:
– Дети, пожалуйста, идите кушать, умываться и в туалет.
Ноль реакции. Говорю брату:
– Я сейчас заплачу. Нет настроения шум поднимать.
– И не надо. Смотри, сестра!
Брат опускает Веру с Захаром на пол. Подходит к проему комнаты. Оборачивается на меня. Подмигивает. Потом как огласит:
– Деточки, мама сказала: спа-а-ать!
Что тут началось! Все повыскакивали – и врассыпную, комментируя мне на ходу:
– Мамочка, мамочка, а можно мне покушать? Я кушать хочу.
– Можно.
– Мамуля, мне в туалет надо.
– Иди, – уже веселее отвечаю я.
– Мама, я хочу руки и лицо с мылом помыть.
– Да, да, иди, дорогой.
Я так смеюсь, но никто из детей не может понять, что именно меня рассмешило.
Выглядывают из всех своих уголков на меня, смеющуюся. А я смотрю на брата.
Стоит счастливый, довольный. Победно улыбается:
– Учись, детка!
Глава VI.
Группа «Кипяток»
– Двести первая мотострелковая! Подъем! – поднимаю утром я своих детишек.
Настроение сонное-сонное у них. И, по-моему, грустненькое. Да и сама я такая. Хочется лежать, лежать и спать. Подходит не кто-то из малышей, а Наденька.
– Мама, когда папа приедет?
Теперь все встало на свои места.
– Скоро, – ответила я и поцеловала дочку.
Дети ходят, умываются, смеются, крутятся перед зеркалом. Мне кажется, они чем-то опечалены. Спрашиваю пробегающего мимо Тихона:
– Вчера воспитательница Захара говорила о кукольном театре?
– Нет, мам. Говорила о цирке, который должен приехать во вторник. Деньги я сдал. Все нормально. Кстати, вот приглашение возьми. Я вчера забыл отдать, – и пошел готовиться дальше.
Я машинально взяла протянутый листочек. Машинально стала изучать содержимое билета-буклета. Машинально рассматривала построение композиций и сочетание цветов. Но глаза мои упорно хотят штудировать с самого конца. Что-то их зацепило. Провела пальцем по приглашению вниз и нашла. Нашла то, что глаза мои увидели давно, – маленькую рекламную приписку с краешка: «Дети до шестилетнего возраста приходят в цирк на руках»…
Собравшись, помолились вместе. Это так здорово! Так радостно! Но… Я слышала как-то: женщинам необходимо изредка посидеть одним, поразмышлять о пройденном этапе жизни и прочем…
Хорошо бы! Господи, а мне как посидеть? Я на людях всегда. Ксения, хватит нюни распускать. Такова твоя жизнь. Взбодрись – и вперед!
Я включаю подборку детских и современных песен, которую составляли мы вместе. Христина приготовила завтрак. Мы уселись. Во время него Тихон громко сказал:
– Три, четыре! – Это было неожиданно.
Мои роднулечки хором, улыбаясь, растягивая слова скандировали:
– Мама, когда папа приедет?
Смотрю в их глаза и вижу печальку, грусть. Что вам ответить? Сие мне не ведомо. Да и ему, я думаю, тоже. Рудник у него новый, все только налаживается. Вслух я, конечно, ответила:
– Скоро, скоро. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди!
Легким смехом дети поддержали мой ответ.
Все сборы позади. Отряд стоит у двери. Ксения, благословляй, иди! Школьники и детсадовец трогаются с места. Я с Верой остаюсь.
Но мне не нравится, что они собираются выходить из дома в таком грустном настроении. Я же мать! Развеселю их, так и быть. Громко декламируя начало стиха, стараюсь и пантомимой изобразить содержимое:
– Жил человек рассеянный, – поворачиваю голову влево, вправо, – на улице Бассейной. – Развожу руками по воздуху, будто плыву.
Наконец-то дети открыли входную дверь и заулыбались мне. Я продолжила:
– Вместо шляпы на ходу… – Энергично работаю руками, будто при скандинавской ходьбе.
Дети мои спускаются по лестнице, выворачивая головы на мой моноспектакль. А я дала себе волю:
– Он надел… – Смотрю вокруг в поисках подходящего предмета.
Деточки подумали, что я стих забыла, и стали хором скандировать на площадке между этажами:
– Он надел сковороду!
Пока они это выговаривали и смеялись, я сбегала на кухню. Лихорадочно пошарила глазами. Не увидав свободной сковородки, взяла в руки поднос и побежала к выходу. Говор и смех деточек слышен далеко внизу.
Зачем я подбежала к подъездному окну? Не знаю! Но так мне захотелось. Я шустро открыла его. Слегка высунулась наружу. Приложила поднос сверху головы. Подождала, пока выйдут из подъезда дети, все до одного, и крикнула высоко, нараспев:
– Он наде-е-ел сковороду-у-у!
Мне трудно было, конечно, держать поднос на голове и высовываться из окна. Но самое сложное оказалось в том, чтобы не рассмеяться!
Дети смеялись от души. Кто-то присел на корточки. Кто-то облокотился о дерево. Вот и славно. Только с таким настроем нужно выходить из дома. Я помахала рукой и собралась закрыть окно. Верочка стала подниматься по ступеням домой.
В поле моего зрения показался незнакомый мужчина. Он вышел из-за угла и спешил по своим очень важным делам. Ничего не замечая вокруг, погруженный в свои думы.
Чего-то мне захотелось и его порадовать. Может быть, сказался мой девичий интерес к жизни юродивых* святых. Эх, была не была!
Кричу с подносом на голове, высунувшись из окна, устремив взгляд в сторону:
– Сел он у-у-утром на крова-а-ать…
Мужчина стал оглядываться в поисках источника звука. Не с первого взгляда, но вычислил меня. Шаги его стали мельче. Теперь он смотрел прямо на меня, подняв голову. Я громко декламирую дальше:
– Стал рубашку надевать… – Отведя поднос в сторону, протянула руку для закрытия окошка.
Ожидала я, честно говоря, только негатива. А тут такое! Сорокалетний мужчина стал изворачиваться, надевая на себя невидимую рубашку. Мне стало и смешно, и стыдно. В этот момент слышу с улицы, видимо, его голос:
– В рукава просунул руки…
Не веря своим ушам, я, прячась, глянула в окошко. Мужчина стоял посреди тротуара, раскинув руки в стороны, и продолжал:
