«Жизнь как будто толкала офицерство на протест в той или другой форме против «существующего строя».
Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство.
Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия; венец карьеры для большинства подполковничий чин и болезненная, полуголодная старость…
Со времени введения общеобязательной воинской повинности и обнищания дворянства, военные училища широко распахнули свои двери для «разночинцев» и юношей, вышедших из народа, окончивших гражданские учебные заведения. Таких в армии было большинство.
Мобилизации в свою очередь влили в офицерский состав большое число лиц свободных профессий, принесших с собою новое миросозерцание.
Наконец, громадная убыль кадрового офицерства заставила командование поступиться несколько требованиями военного воспитания и образования, введя широкое производство в офицеры солдат, как за боевые отличия, так и путем проведения их через школы прапорщиков с низким образовательным цензом.
Последние два обстоятельства… понизили, несомненно, боевую ценность офицерского корпуса и внесли некоторую дифференциацию в его политический облик, приблизив еще более к средней массе русской интеллигенции и демократии…
Кадровое офицерство постепенно изменяло свой облик. Японская война, вскрывшая глубокие болезни, которыми страдала страна и армия, Государственная Дума и несколько более свободная после 1905 года печать сыграли особенно серьезную роль в политическом воспитании офицерства.
Император Николай II
Мистическое «обожание» монарха начало постепенно меркнуть. Среди младшего генералитета и офицерства появлялось все больше людей, умевших различать идею монархизма от личностей, счастье родины – от формы правления.
Среди широких кругов офицерства явился анализ, критика, иногда суровое осуждение. Появились слухи – и не совсем безосновательные – о тайных офицерских организациях…
Настроения в офицерском корпусе, вызванные многообразными причинами, не прошли мимо сознания высшей военной власти.
В 1907 году вопросы об улучшении боевой подготовки армии и удовлетворении насущных ее потребностей, в том числе и офицерский вопрос, обсуждались в «Особой подготовительной комиссии при Совете государственной обороны»…
Генерал Иванов говорил: «Упрекнуть наших офицеров в готовности умереть нельзя, но подготовка их, в общем, слаба, и в большинстве они недостаточно развиты; кроме того, наличный офицерский состав так мал, что наблюдается, как обычное явление, что на лицо в роте всего один ротный командир. Старшие начальники мало руководят делом обучения; их роль сводится, по преимуществу, к контролю и критике. За последнее время приходится констатировать почти повальное бегство офицеров из строя, причем уходят, главным образом, лучшие и наиболее развитые офицеры»…
Мышлаевский, в качестве начальника Главного штаба, имевшего постоянное соприкосновение с бытом войск, указывал на новые явления: на «недоумение и беспокойство в верхних и средних слоях офицерского состава», вызванное, по его мнению, непопулярностью вновь введенного аттестационного порядка, принудительным увольнением по предельному возрасту и «неопределенностью новых требований»…
Все они… видели главную, некоторые исключительную причину ослабления офицерского корпуса в вопиющей материальной необеспеченности его, а в устранении этого положения – надежнейшее средство разрешения офицерского вопроса…
Император Николай II
Вообще, непрерывное напряжение, травля газет, ответственность за каждую похищенную революционерами винтовку, недохват офицеров и бедность истрепали нервы, т. е. создали ту почву, на которой вспыхивает революционное брожение, нередко даже наперекор убеждениям…
Что касается отношения к трону, то… в офицерском корпусе было стремление выделить особу государя от той придворной грязи, которая его окружала, от политических ошибок и преступлений царского правительства, которое явно и неуклонно вело к разрушению страну и к поражению армию.
Государю прощали, его старались оправдать. Как увидим ниже, к 1917 году и это отношение в известной части офицерства поколебалось…
Несколько в стороне от общих условий офицерской жизни стояли офицеры гвардии. С давних пор существовала рознь между армейским и гвардейским офицерством, вызванная целым рядом привилегий последних по службе привилегий, тормозивших сильно и без того нелегкое служебное движение армейского офицерства.
Явная несправедливость такого положения, обоснованного на исторической традиции, а не на личных достоинствах, была больным местом армейской жизни и вызывала не раз и в военной печати страстную полемику…
Замкнутый в кастовых рамках и устаревших традициях корпус офицеров гвардии комплектовался исключительно лицами дворянского сословия…
Эта замкнутость поставила войска гвардии в очень тяжелое положение во время мировой войны, которая опустошила ее ряды…
Я не желаю ни возносить, ни хулить. Они – только члены своей касты, своего класса и разделяют с ним его пороки и достоинства. И если в минувшую войну в гвардейских корпусах было больше крови, чем успеха, то виною этому отнюдь не офицерство, а крайне неудачные назначения старших начальников, проведенные в порядке придворного фаворитизма…
Офицерство же дралось и гибло с высоким мужеством. Но, наряду с доблестью, иногда – рыцарством, – в большинстве своем, в военной и гражданской жизни оно сохраняло кастовую нетерпимость, архаическую классовую отчужденность и глубокий консерватизм…
При этих условиях можно только удивляться, насколько все-таки сохранилось наше офицерство и насколько твердо противостояло оно левым противогосударственным течениям…
При всех своих великих и малых недостатках, офицерство превосходило все другие русские организации, способностью и желанием жертвенного подвига.»
Глава 2. Хорунжий Забайкальского казачьего войска
Будучи беззаботными детьми, страстные любители головокружительных приключений, неизбежно имеют неутолимую жажду блестящего повторения ратных подвигов боевых легенд благословенного прошлого.
Отличительной чертой доблестного, решительного барона была его исключительно-активная жизненная позиция, не позволявшая ему погружаться в мрачную, глубокую меланхолию из-за досадной нехватки в бездушных окружающих сердечного благородства, нравственного рыцарства и прискорбного отсутствия благовоспитанных, прекрасных дам.
Суровая реальность молодого отважного аристократа была настолько неприглядна, что, будучи истинным победителем, барон перекраивал окружавший его глубокий трагизм под свои пламенные желания и личностные потребности, являясь решительным и энергичным строителем своей собственной судьбы, никогда не жалуясь на бесконечные жестокие удары, а неизменно стремясь вперёд, к триумфальной победе.
Успешно окончив знаменитое Павловское пехотное училище, он всё- таки смог выбрать такую жизненную стезю, которая максимально приближала его к романтическим идеалам древнего рыцарства и возвышенным представлениям о служении любимой Родине.
К счастью, наш легендарный барон в этом был совсем не одинок, ибо многие яркие представители передовой молодежи начала прошлого столетия имели исключительно благородные внутренние устремления.
«Мы должны высоко нести свой стяг, должны оправдать в глазах народа свое происхождение… сделать много добра Родине, не запятнать своего имени и быть во всех отношениях тем, чем должен быть русский князь.
Князь Олег Константинович Романов
Мне вспоминается крест, который мне подарили на совершеннолетие. Да, моя жизнь – не удовольствие, не развлечение, а крест.
Боже, как мне хочется работать на благо России.
Бывают минуты в жизни, когда вдруг страстным и сильным порывом поймешь, как любишь Родину…»
(Князь Олег Константинович Романов)
В самом начале индустриально-технологического 20-го века именно лихая армейская кавалерия была единственно существовавшим родом войск, близким по внешней форме и неукротимому воинскому духу бессмертному средневековому рыцарству.
Успешным, практическим осуществлением страстной, заветной мечты барона было поступление на службу в доблестный казачий полк.
Получив свое первоначальное назначение в бескрайнюю, заснеженную Сибирь, барон Унгерн предпочел ей более интересное и загадочное Забайкалье.
Стоит отметить, что таинственный экзотический Восток был весьма популярен в многочисленной, разношерстной семье и ближайшем родственном окружении красавца Роберта Унгерна.
Во-первых, его знаменитый, почтенный родственник, Великий генерал Павел фон Ренненкампф (1854—1918), посвятил многие годы безупречной армейской службе в суровых восточных регионах Российской Империи, сыскав там бессмертную славу, участвуя в том числе и в подавлении вооруженных антиправительственных мятежей.
Генерал П. фон Ренненкампф
Ф. Нансен
Во-вторых, на недавно построенном, Великом Сибирском пути неустанно жил и работал успешный Эстляндской делец Гарольд фон Гойнинген-Гюне (1868—1937) ((матерью которого была Берта фон Унгерн Штернберг (1844—1924)).
Здесь необходимо добавить, что незабвенный полярный исследователь и видный общественный деятель Ф. Нансен имел прекрасную возможность познакомиться с бароном Гарольдом во время своего невероятного путешествия по бескрайним Северо-Восточным территориям Великой Российской Империи:
«Пятница, 3 октября. В два часа утра прибыли мы наконец в Харбин. Генерал N, начальник Восточно-Китайской железной дороги, приезжал накануне вечером на станцию, думая встретить нас, но так как неизвестно было, когда прибудет поезд, то он поручил дождаться нас и приветствовать от его имени барону Гаральду фон- Гюйнинген- Гюне. Барон был родом из Эстляндии, немецкий язык оказался его родным языком, и он заявил, что командирован сопровождать меня во Владивосток и пробыть там со мной, сколько окажется желательным.
Всего два дня тому назад барон вернулся из продолжительного путешествия по Европе, но, когда генерал спросил его по телефону – желает ли он отправиться
со мной, барон сразу согласился. Вот оно, русское гостеприимство! Лучшего и более занимательного спутника я не мог и желать…
Барон фон- Гюйнинген- Гюне, много лет причастный к Маньчжурской дороге и заведовавший поставкой леса и дров для ней, достаточно поездил по этой области по делам службы и рассказывал о ней много интересного.»
Утонченный аристократ Роберт Унгерн с раннего детства был погружен в сказочную атмосферу увлекательных рассказов о невероятных приключениях на пленительном Востоке, которые отчаянно будоражили живое воображение юного романтичного мальчика с неутолимой жаждой приключений, что неминуемо привело к волнующему желанию личного приобщение к непостижимым загадкам востока, посещению сокровенных мест нетронутой девственной природы, не загрязненных откровенным цинизмом падшего запада.
