22 августа
Переодевшись, я вышел из дома, прошёл мимо террасы под звонкий лай Рекса, вышел на Полевую, перешел по мосту, прикасаясь к ненадёжным самодельным перилам и подошел к остановке. После повернул на право и отправился в соседнюю деревню.
На деревню опустились сумерки. От травы отдавало влажностью, её запах перемешивался с запахами листвы и яблок. Песок, лежавший на обочине, скрипел под кроссовками. Я вышел из Ранней Зари, прошёл несколько сотен метров по пустой, обросшей по бокам деревьями и кустами дороге и поднялся на высокий холм с которого было видно другую деревню – Льняное. Словно ствол большого дерева широкая дорога имела множество ветвистых улочек, утыканными домами и уходила вдаль, в сторону города. Многие здания скрывали листва. Но даже она не помешала мне разглядеть среднего размера высокий дом мятного цвета.
Почувствовав вибрацию в кармане, я поднял трубку:
– Алло.
– Алло, ты уже доехал? – это был голос Фокса. Фокс Клейдж, переехавший из Англии в настоящее время был моим единственным верным другом. Несмотря на то, что познакомились мы в общежитии всего два года назад при довольно интересных обстоятельствах, он стал для меня тем, кого я без зазрения совести могу назвать настоящим другом. Смысл этого слова, как и многих мне кажется, люди стали забывать и начинают называть друзей всех знакомых с кем они более или менее имеют что-то общее. Для меня же слово друг, имеет куда огромный смысл.
Имея острый ум и аналитическое мышление Лис, как он просил его называть, являлся выдающимся человеком. Как обычный гений он закончил школу на пять лет раньше. Он выбрал стезю сыщика и уже расследовал порядочное количество сложных дел. При расследовании одного из них мы и познакомились, вот с тех пор не разлей вода.
– Да, уже иду к ней, немного страшновато, хорошо, что ты позвонил, я уже сам это хотел сделать – разглядывая чёрный силуэт ветвей на бледно голубом небе ответил я.
– Ты многое мне про неё рассказывал, сколько вы не общались?
– Два с небольшим года.
Слова поддержки от Лиса, спокойным и разъяснительным тоном одновременно успокоили и взбодрили меня. Когда я подходил к синему дома с надписью: «Людмила» (то был один из немногих магазинов на всю округу) связь начала прерываться.
– Держи… курсе… напиши – электронный голос Лиса прерывался.
– Да, конечно, напишу, спасибо – ответил я и в этот момент трубка автоматически сбросилась.
Магазин с новым, покрытым лаком крыльцом стоял на распутьях трёх дорог, я выбрал самую правую. Пройдя пару домов, я оказался перед железной, покрашенной в зелёный цвет калиткой, над которой, по обеим сторонам свисали высокие потрепанные сирени Отворив незамысловатый засов я подошел к мятному дому и постучал в его темно-оранжевую дверь.
Через пару минут дверь открыл грузный седой мужчина с плотно обтягивающей живот клетчатой рубахе, пуговицы которой, казалось вот-вот лопнут. У него было очень расплывчатое доброжелательное красное лицо.
– А Маша дома? – пожимая его большую грубую руку спросил я.
– Маш! – крикнул он куда-то вглубь дома – сейчас, подожди – буркнул он и ушёл, закрыв дверь.
Ещё раз прокричав её имя на весь дом, он затих. Через пару минут дверь распахнулась и на пороге появилась стройная, среднего роста девушка двадцати семи лет.
Светлые, каштановые волосы, свисающие с плеч, окаймляли овальное мягкое лицо. Плавные длинные дугообразные брови вздернулись, оставляя на лбу полосы, темно-зеленые глаза удивлено распахнулись, а красивые бледно-красные губы расплылись в улыбке.
– Привет, не хочешь прогуляться? – как ни в чем не бывало спросил я.
– Привет – неуверенно сказала она – у меня сейчас дела, но… подожди – резко бросила она и исчезла за дверью.
Я стоял в полном оцепенении и смотрел на дверь. Через пять минут в тёмно-зелёной лёгкой куртке, синих джинсах и белых кроссовках Маша вышла на улицу, и мы, минуя магазин, направились в Раннюю Зарю. Она шла по обочине, я – по асфальту. Вскоре я решился завести разговор:
– Как дела? Давно не виделись, что произошло в твоей жизни совсем не знаю. Два года прошло…
Она остановила меня на полуслове:
– Я не понимаю – её голос был мягок, спокоен, но в тоже время в нём чувствовалась нотка какого-то напряжения – ты приходишь через несколько лет молчания и просто так, ни с того ни с сего общаешься как будто ничего не произошло? В чем причина того что ты пришёл ко мне?
– Я не могу назвать тебе причину – сказал я, не глядя на неё – ведь если есть причина, по которой я пришёл, то исключив её, мне нет смысла здесь быть. А это неправда. Я понял, что в жизни очень мало людей, которых я хотел бы видеть рядом. И я до сих пор не понимаю, почему всё так резко оборвалось.
– Как не понимаешь… – она пересказала тот последний день, когда мы виделись, и что тогда произошло.
– Но всё было не так… – я пересказал ей своё видение. Оба мы шли молча.
– Извини, я не знал, что это так всё выглядело, я бы ни за что не ушёл – виновато сказал я.
Интересно, как все-таки одно событие каждый человек интерпретирует по-своему. Жизнь не монета, с двумя сторонами, а куда гораздо более сложный и многогранный механизм.
Мы поднялись на холм. Красная заря очерчивала вдалеке верхушки деревьев, опускался туман. Редкие машины, с включёнными фарами проезжали мимо нас, громко шурша колёсами.
– Ты надолго приехал? – энергичный голос Маши вывел меня из раздумий.
– Я приехал на полгода, буду работать в школе – засунув руки в карманы от холода ответил я.
– В какой? – удивлено спросила она, вновь подняв свои аккуратно вычерченные брови.
– В нашей, где мы учились, двадцать девятого пойду туда.
Она странно улыбнулась, глаза заблестели. Завязался разговор. Туман сгущался. Дойдя до середины деревни, мы свернули к роднику, где находилась ново поставленная скамейка на краю крутого склона. Родник представлял собой несколько маленьких бетонных колец, поставленных друг на друга, накрытых самодельной деревянной крышкой.
Мы сидели и без умолку разговаривали, как те две женщины в автобусе. С такой высоты нам было видно очертание извилистой узкой реки, обросшей длиной, помятой осокой и высоких елей, возвышающихся вдали. Туман всё сгущался и сгущался и вскоре стало не видно ничего. Только я и Маша сидели на скамейке, словно ничего другого не существовало, только она и я. Словно нас двоих переносило в какое-то другое волшебное измерение где нет никого кроме нас.
Мы разговаривали почти два часа, на улице стало холодать. На небе появились звезды. В городе их не так видно, как здесь в деревне, где улицы освещает лишь пару фонарей, на бетонных электрических столбах. На обратном пути я зашёл домой, взял тёплую толстовку и дал её Маше.
– У тебя есть какие-нибудь планы на понедельник? – спросил я, пританцовывая от холода, когда мы стояли около её дома.
– Нет – ответила Маша.
– Может выпьем чего-нибудь? Погуляем ещё, поговорим.
– Даже не знаю – убрав непослушный локон за ухо ответила она – я тебе напишу.
Мы обнялись на прощание. Её волосы коснулись моего лица в нос проник знакомый приятных запах. Смесь теплоты и ткани, чего-то родного и глубокого. Вмиг стало тепло, мне не хотелось её отпускать, но я все же сделал это и сейчас наблюдал как Машин силуэт скрывается за редкими кустами сирени.
Я шёл домой среди холодных деревьев, далеких теплых звёзд и думал. Думал обо всем: о прошедшем и предстоящем. Туман начал рассеиваться, подтвердив мои мысли о переносе в другое измерение. Я понимал, что это начало чего-то, начало чего-то нового.
Подойдя к дому меня снова встретил яростный лай Рекса. Его глаза блестели бензином на воде. Я тихо прошёл в свою комнату и крепко уснул.
ГЛАВА 4 «ЗАМУЖНЯЯ ЖЕНЩИНА»
29 августа
Прошла неделя, с Машей мы так и не увиделись. На улице вновь светило яркое ледяное солнце.
От дома до школы дорога занимала минут пятнадцать. Я вновь вышел на Полевую, прошёл по узкому мосту, дошёл до кирпичной остановки, повернул на лево и зашагал по зыбкой песчаной обочине.
Большое двухэтажное деревянное здание, обитое уже почерневшими досками, стояло немного под уклоном. Со стороны дороги оно представляло собой перевернутую букву «Г». Большие и частые, когда-то белые, но сейчас посеревшие окна, придавали зданию хрупкую женственность.
Школа имела огромную территорию, огражденную частым, кое-где подгнившем забором. На ней находилось футбольное поле, спортивный зал, длинный домик животновода, напротив его широкие гряды, столовая, кочегарня, новый дровяник, библиотека, и пару заброшенных сарайчиков. Конечно, на всё это обрушилось время и опустошение: гряды заросли травой, спортивный зал и библиотека стали аварийными, домик животновода покосило, на бок, сарайчики потемнели и прижались к земле. Естественно, что-то оставалось жить: столовая работала, как и прежде, дровяник перестроили, на футбольном поле ученики установили новые ворота. Жизнь ещё пробивалась среди владений смерти.
Я открыл хлипкую деревянную калитку, прошёл по замшелой каменной дорожке с трещинами и ступил на коричневое дощатое крыльцо. Высокая, но узкая деревянная голубая дверь была распахнута, внутри было темно.
Шаги эхом отдавались по углам, в длинном голубом коридоре не было ни души. Спереди, из распахнутой двери доносились звуки радио. Оттуда вышла женщина с темно-соломенными кудрями, широким носом и немного опущенными щеками, на ней был одет лёгкий синий спец жилет и серые штаны. Она стояла в позе человека, который увидел на своей территории чужака, совсем как Рекс.
– Здравствуйте, Елена Николаевна, я Алек, помните? – не дав сказать ей первый внёс ясность я.
Елена Николаевна была уборщицей в школе. Она подошла ко мне немного сощурив глаза.
– А, Алек, привет, не узнала тебя, как вырос то, как твои дела? – расслабившись и опустив руки с боков с улыбкой сказала она.
Мы побеседовали минут пятнадцать как сверху, со стороны лестницы, ведущей на второй этаж, послышались приближающиеся шаги. Перед нами появилась средних размеров женщина в тапочках с напряженным лицом. На ней была чёрная юбка, коричневая рубашка, поверх которой был накинут бежевый платок.
– О, Алек, здравствуй – у неё был приятный деловой голос.
– Здравствуйте, Наталья Сергеевна, а мы только вас обсуждали – поприветствовал её я в ответ.
– Надеюсь, что только хорошее – рассмеялась она, взглянув на Елену Николаевну.
– А как же – подхватывая её смех сказала она.
Наталья Сергеевна дала пару заданий уборщице, и та растворилась среди звука, шипящего радио.
Мы обменялись пару новостями пока поднимались по коричневой двухмаршевой лестнице. Множество слоёв краски, нанесённое на дерево, сделали её гладкой, проводя рукой по периллам, можно было подумать, что проводишь рукой по пластику. Поднявшись на второй этаж, передо мной вновь показался длинный коридор, такой же, как и первый. Свернув на лево, мы оказались в квадратном кармашке, ближайшая к нам дверь на левой стене была открыта, и мы вошли в нее. В учительской было довольно светло и уютно. Всего в комнате находилось четыре человека: Агафья Сидоровна с Анной Васильевной расположились на бардовом темном мягком диване, Михаил Алексеевич в своем фирменном сером свитере, сидел напротив них, на подставленном стулом, а за компьютерным столом сидела молодая девушка, довольно знакомая девушка, да это же Маша!
– Баа, какие люди, Алек! – вставая со стула и сильно сжимая мне руку радостно поприветствовал меня Михаил Алексеевич. Его пышные седые брови образовали на лбу морщины, а щеки, из-за улыбки прикрыли серые большие глаза.
– Да, вот я снова с вами, здравствуйте, Михаил Алексеевич, Агафья Сидоровна, Анна Васильевна, а ты что тут делаешь? – последнее было обращено к Маше, которая с хитрой улыбкой смотрела на меня.
– Я? Вообще-то я тут работаю – сказала она тоном словно я спросил нечто, что всё знают и развела руками – не стала тебе говорить, так сказать, устроила сюрприз.
– Ну ты конечно.
– Да-да-да, но это ещё не конец – не дав мне договорить перебила она и ухмыляясь нарочито подмигнула глазом.
Не успел я спросить, что это значит, как меня посадили на диван, между двумя женщинами и закидали вопросами, которыми закидывают всё учителя, встречающие своих бывших учеников.
– Как поживает матушка? – интересовалась Анна Васильевна. У неё был хриплый голос и быстрая манера речи. Как и обычно волосы её были туго затянуты, лицо блестело, чересчур обведенные округлые брови ходили вверх и вниз. На ней была лёгкая цветная рубашка и серые штаны.
– Хорошо – ответил я – просила передать вам всём привет.
– А бабушка как поживает? – голос и манера речи Агафьи Сидоровны на много отличался от Анны Васильевны. Она говорила спокойно, но твёрдо, как оратор какой-нибудь сильной партии.
– Говорят, в последнее время ей не здоровиться – продолжала она.
– Уже гораздо лучше – успокоил я её – она идёт на поправку.
– Ну и замечательно – она откинулась на диван, будто выполнив свой долг и может теперь спокойно отдохнуть. Её темно-сливового цвета кудрявые волосы ярко блестели от солнца, пробивающегося сквозь желто-белые занавески.
– А как твои успехи в учёбе, Алек? – сложив грубые руки домиком спросил меня Михаил Алексеевич.
– Всё отлично как видите, закончил обучение в июне и сразу к вам.
– Не могу назвать это отлично – рассмеялся он – да ладно тебе, я шучу, тебе у нас понравится – он хлопнул меня пару раз по плечу.
– А где Елена Александровна? – спросил я, оглядывая лица вокруг меня.
– Ушла на пенсию, сразу после того как ваш класс выпустился – со скрываемой грустью сказала Агафья Сидоровна.
– Очень жаль, я хотел её увидеть.
Наталья Сергеевна, всё время сидящая на тёмном кресле около входа допила свой чай, поднялась и позвала меня:
– Пойдём, Алек, я покажу тебе твой кабинет.
Не успел я встать с дивана как в учительскую вошла ещё одна юная особа. Каштановые локоны стекали о плечи, овальные милые щеки, миниатюрный нос на котором расположилась маленькая родинка, чёткие брови с изломом, аккуратные ресницы и синие глаза. Она была одета в черные джинсы и синюю с высоким воротом водолазку. Эта девушка имела магнитную привлекательность и силу, исходящую откуда-то изнутри.
– Всем здравствуйте… – её приятный, твёрдый, но в то же время нежный голос осёкся, когда её взгляд выловил меня.
Наступил тишина. Или мне так показалось. Сердце колотилось так, словно я увидел кошмар, призрака, свой самый потаенный страх. Не может человеческое сердце так бояться другого человека. Из этого оцепенение меня вывел хриплый голос Анны Васильевны:
– О, Ада, солнышко, мы рады тебя видеть, что-то ты сегодня поздно.
– А, нужно было закончить пару домашних дел перед уходом – склонив голову на бок и улыбаясь, ответила она.
Тут уже вмешалась Наталья Сергеевна:
– Ада, посмотри кого привело в наши стены, так сказать пополнение рядов.
– Привет – с неуверенной улыбкой я помахал ей рукой.
– Привет – кивнула она, одарив меня своей прекрасной улыбкой.
– Ада, милая, пока ты не занята, покажи пожалуйста Алеку, его кабинет, вот, четырнадцатый – Наталья Сергеевна открыла ящик с ключами, висевший слева от двери, сняла с крючка ключ с синей этикеткой и положила его в ладонь Аде – и ещё – она повернулась ко мне, доставая из шкафа какие-то бумаги – вот тебе журналы, заполни их, Ада всё знает, она покажет.
– Давай, иди уже – ехидству Маши не было предела.
Я вышел из учительской, повернул на право и направился за Адой, открывающую дверь, прямо рядом с лестницей.
Это был мой старый класс. Дело в том, что из-за маленького количества учеников, сами учителя ходили по классам, а не наоборот, как в больших школах. У каждого класса был свой кабинет, за которым они ухаживали.
