Ночью на море было намного холоднее, чем днем. Зябко ежась от пронизывающего ветра и сунув руки в противоположные рукава, чтобы хоть как-то согреться, Марта поднялась на палубу. Ужасно болели ноги и спина после долгой и тяжелой дневной работы. Ладони за день стали твердыми от набитых мозолей, а кожа – сухой от соли и ветра. Девушка невесело усмехнулась, думая про себя, что теперь мама никакими силами богов не смогла бы сделать из нее настоящую леди, а отец не признал бы свою младшенькую, свою любимицу, в обгоревшей на солнце усталой девчонке.
Разговор с Райаном оказался короток: квартирмейстер отправил нового члена команды спать в трюм, где ночевали все матросы. Злясь на весь мир и мучительно краснея от еще одного предстоящего стыда, Марта долго бродила по задней части корабля, невольно заставляя вахтенных хихикать над ней. Когда смешки за спиной изрядно надоели и холод доконал, девушка, махнув рукой на свою неловкость, сбежала по трапу в трюм и, ошибившись дверью пару раз, наконец нашла вход в общую "спальню".
Один уголок возле двух иллюминаторов был огражден несколькими деревянными ящиками, тканевой занавеской и – с четвертой стороны – стеной. Юнга еще не спал. Сидел, раскачивая свой гамак, подтянув колени к груди и укутавшись тонким стеганым одеялом, и увлеченно разглядывал маленький клочок пожелтевшей бумаги, истрепанный по краям. В руке у него дрожала свечка, выхватывая золотистым ореолом из темноты светлые пятна лица, рубашки, желтой бумаги.
Марта робко замерла на месте, придержавшись за балку. Заслышав шаги, юнга вздрогнул и едва не выронил свечу; та качнулась, по внутренней обшивке корабля потянулись ожившие длинные тени, похожие на изогнутые лапы чудовищ. Девушка испуганно отпрянула, закрывая рукой лицо от яркого света, и Дэниэл смутился, прикрыл фитилек ладонью:
– Извини.
– Что ты делаешь?
– Читал, – Дэн свернул записку и спрятал за пазуху. Погасил свечу двумя пальцами – как взрослый! – и указал новой знакомой на гамак напротив. – Располагайся. Я больше не буду.
Марта осторожно присела на край гамака и упала. В темноте послышались неразборчивые шепотки и приглушенный хохот. Злясь и краснея от досады, она поднялась, потерла коленку, но и вторая попытка забраться в постель не увенчалась успехом. Матросы захохотали в голос, кто-то дал совет поспать на полу, а Дэниэл молча спрыгнул со своего места, легко поднял Марту в воздух и посадил в гамак.
– Суть в равновесии, – пояснил он, когда девушке, наконец, удалось устроиться. – Надо забираться сразу в центр, тогда он раскачается и тебя удержит. На корабле это удобно: засыпать гораздо легче, чем в обыкновенной постели.
Без формы он выглядел несколько младше. Не было суровых знаков отличия "Исиды" – вышивки-круга со штурвалом внутри, не было взгляда исподлобья, каким он казался из-за банданы и падающей на лоб челки, не было кинжала за поясом и широкой кожаной портупеи. Марте так тоже стало спокойнее. Конечно, она понимала, что при случае он легко справится с ней и без оружия, но она искренне надеялась, что такого случая не представится. Она могла доверять юнге, но пока не хотела. Слишком много двуличия оказалось в ее жизни последнее время.
Дэниэл ей понравился, но она боялась позволить себе это робкое признание. Ветер растрепал его темные волосы, слипшаяся треугольниками челка в беспорядке падала по обеим сторонам лба, в зеленых глазах плясали черные крапинки, которые превращались в маленьких демонят, стоило парню улыбнуться.
Старательно не замечая пристальный взгляд девушки и ничего больше не говоря, юнга аккуратно свернул рубаху, завернулся обратно в одеяло, сел на свой гамак, скрестив ноги, и снова развернул таинственную записку, но свечу не зажег, помня о своем обещании не мешать девушке спать. Поднес бумагу к самому носу, сощурился, словно от близорукости, и ей стало его жаль: в конце концов, свеча – это не бортовой прожектор, и она вполне могла бы накрыться одеялом с головой, чтобы он почитал еще.
– Дэниэл, – позвала она шепотом. Паренек молча поднял глаза. – Ты читай, если хочешь. Мне не мешает. Правда.
– Я и так вижу. Луна светит, – протянув руку в тонкий серебристый луч, нанизавший корабль на себя, как на нить, юнга пошевелил пальцами, пуская на борт тень.
Марта расправила тонкий тюфяк, сняла отяжелевшие от влаги ботинки, раздеваться не стала, только завернулась, как ее новый товарищ, в одеяло от холода. Ее разбирало любопытство, что он читает, где он учился чужому языку и учился ли вообще, давно ли он служит на "Исиде". От матери и старших сестер она слышала, что подобные разговоры располагают людей друг к другу, между ними зарождается доверие. Очень хотелось в круговерти войны и среди чужих найти своего человека, своего друга, того, с кем можно было бы делиться тайнами, переживаниями, радостью. Даже если это мальчишка – ну и что? Марта и сама пока что для всех не может быть собой настоящей, и неизвестно, когда это закончится. Несмотря на то, что капитан посоветовал не притворяться, она не могла так легко перевоплотиться обратно в леди.
И, несмотря на сильную усталость после дневной работы, девушка не легла спать сразу.
– Мм… Дэн, – вышло как-то робко и неуверенно. – Что это у тебя?
Дэниэл снова поднял взгляд от бумаги и с не меньшим любопытством посмотрел на Марту. Или на Маргарет. Бездна знает, как к ней теперь обращаться про себя…
– Морская загадка, – пошутил юнга, снова пуская на дощатый борт тень от ладони и ненастоящих фантастических чудовищ. – Кружочки, палочки, веточки и прочие закорючки. Что это, по-твоему?
Марта протянула руку, он потянулся, раскачав гамак, и передал записку ей. Девушка вгляделась в таинственные символы, разукрашенные изогнутыми линиями, веточками, лентами и, как сказал сам хозяин записки, "прочими закорючками". Что-то знакомое мелькнуло среди их хоровода, но как раз в эту минуту корабль, как назло, сунулся носом в волну, и гамак закачался сильнее.
– Я знала, знала этот язык, – встревоженно и оттого быстро зашептала Марта, сжав виски двумя пальцами и еще пристальнее вглядываясь в пляшущие перед глазами буквы, словно это могло чем-то помочь. – Мой дед был родом с острова Сейдана, там живут… жили раньше люди, для которых этот язык – родной! Дедушка раньше был губернатором острова, он учил меня в детстве, а потом прошло время, и я все забыла, совсем забыла…
От волнения она даже не спохватилась о том, что говорит о себе не как о простолюдинке. И, погрузившись в воспоминания, не заметила, как смотрит на нее Дэниэл.
– Так все-таки… ты не та, за кого себя выдаешь? – выдохнул он отчего-то дрогнувшим голосом. И только тогда Марта поняла свою ошибку и прикусила губу. Да уж, за несколько дней притворства слишком трудно привыкнуть к совершенно чужой для себя роли. Правду говорил отец: нельзя казаться для людей тем, кем ты не являешься. Чем больше ты стараешься казаться не собой, тем меньше близких людей у тебя останется, потому что никому не сможешь доверять.
– Да, – обреченно выдохнула она. – Марта. Не Маргарет.
– А я сразу понял, – сказал юнга спокойно и, заметив, что она нервно хмурится, положил руку ей на плечо. – Не бойся, я никому не скажу. Ты… очень сильная. И смелая. Вчера…
– Все равно скоро все узнают. Вчера осталось вчера, – хмуро оборвала его Марта.– Мы о записке твоей говорили.
– Да, конечно… О записке, – вздохнул Дэниэл. Но еще несколько мгновений, показавшихся безумно долгими, они смотрели друг другу в глаза и не могли оторваться.
А потом Марта снова склонилась над бумагой, щурясь и вглядываясь в мелкие символы. Ничего не всплывало в памяти, ни одного знакомого слова, ни одной буковки не вспомнилось ей, хотя, казалось бы, она совсем недавно училась читать и писать на старом языке северян. Он был очень красивым для нее, пускай звучал холодно, резко и отрывисто, это ее не отталкивало. Только после смерти горячо любимого дедушки она не вернулась к прежним занятиям, потому что некому было продолжать учить ее, да и, к тому же, каждое воспоминание о таком близком и теплом прошлом заставляло снова и снова сглатывать ком в горле и стирать с ресниц непрошеные слезы.
Правда, сейчас Марта уже научилась держаться: стоило только покрепче закусить губу и подумать о чем-нибудь другом, как боль отступала. И сейчас не хотелось думать об этой боли, тревожить старую, уже почти зажившую рану: мысли занимало совсем другое.
– Прости, но я не знаю, чем тебе помочь, – она наконец подняла глаза. – Если бы мне луну-другую, может быть, прежние знания вернулись бы. А пока…
Она с сожалением пожала плечами. Дэниэл чуть отстранился и снова посмотрел на нее без тени осуждения или упрека.
– Ничего. Никто не может разобраться, не вини себя.
– Что это за бумага?
– Последний привет от моего дяди. Когда ты сказала про остров Сейдан, я подумал о нем. Его корабль погиб где-то там. Говорят, что он оставил мне и моей семье сокровище на острове, но слово siderium – единственное, что я могу разобрать здесь, потому что оно написано на нашем языке. И никто не знает, что бы это означало, потому что если бы это было названием острова, то он был бы на карте. Мой дядя, капитан Ронтид…
– Капитан Ронтид?
Марта ахнула и отшатнулась. Едва не свалилась с постели – корабль все же покачивало на волнах. Дэниэл схватил ее за локти, удержав от падения, и увидел, как она побледнела.
– Что?
– Сокровища капитана Ронтида, – девушка нахмурилась и потерла переносицу двумя пальцами, словно что-то вспоминая. – Именно о них говорил тот северянин, лорд Ингольв. За эти сокровища лорды севера готовы перегрызть друг другу глотку. Мой отец знал капитана, они не были друзьями, но Дерек Ронтид не раз заглядывал к нам, когда я была маленькой. Он погиб, да? – Дэниэл, поджав губы, кивнул. – Как жаль… Но знал бы он, что теперь творится из-за его таинственных кладов и записок!
– Если не хочешь говорить, я не настаиваю… Но что случилось тем вечером?
Марта покачала головой, села поудобнее, натянула одеяло на колени. Дэниэл положил подбородок на скрещенные руки и незаметно рассматривал ее. Тонкие, немного грубоватые черты загорелого лица, темные глаза, кажущиеся огромными из-за худобы, чуть приподнятый носик, пухлые губы, мягко очерченный подбородок, пара прядок, спадающих на лоб.
– Моя семья… Я не знаю, живы ли они, где они сейчас, – тихо проговорила Марта, задумчиво разглядывая дырку на покрывале. – Наше поместье сожгли, многих слуг убили у меня на глазах. Отец, братья и другие мужчины взяли оружие, защищали главные ворота, но потом оборона пала. И тогда мама обрезала мои косы и заставила меня надеть штаны и рубашку Сильвестра – это самый младший из моих старших братьев. Она сказала, что если я притворюсь мальчиком, то у меня больше шансов выжить. Я бежала к морю, надеясь, что мимо будут проходить другие корабли, что они меня заметят. Я увидела ваш корабль, стала кричать, махать руками. Но первыми меня заметили не вы, а… они. Люди лорда Ингольва. Что было потом, ты и сам знаешь…
Девушка прервалась и отвернулась. Дэниэл осторожно, но твердо перехватил ее руку и развернул к себе.
– Все позади. Сейчас тебе нечего бояться. Неужели ты думаешь, что мы все, два с половиной десятка моряков, не сможем помочь одной девушке?
– Капитан говорил в точности наоборот, – горько отозвалась Марта. – Он сказал,что здесь я не буду в безопасности хотя бы только потому, что вы все мужчины.
– Глупости, Марта. Если мужчина не может защитить девушку, а ищет выгоду в ее несчастье, то он недостойный человек.
Дэниэл решительно встал с гамака и обнял Марту. Об этом он мечтал с утра, когда у них так и не сложился разговор на верхней палубе, и все представлял, как это будет? Что она скажет? Оттолкнет ли его, отвернется или не будет против? Он опасался, что впервые в жизни сердце приняло решение за него, не оставив выбора. А Марта… Она молча прислонилась щекой к его груди, не отстранилась, не оттолкнула. Не удержавшись, Дэн осторожно, едва касаясь, провел ладонью по ее растрепанным золотистым прядям и отпустил, а она, опустив глаза, очень старалась не встречаться с ним взглядом.
Ладони горели, будто он долго-долго держал их над костром. Невидимые искры метались по коже, и он прижимал руки к лицу, чтобы остудить, но пожар внутри ничем нельзя было погасить. Марта тем временем забралась в гамак с ногами и укуталась в тонкое потрепанное одеяло, а он, скрываясь в полумраке, долго смотрел, как она пыталась уснуть.
– Спокойной ночи, Марта, – прошептал юнга и улыбнулся своему пожару. Зачем гасить огонь, если он светит и греет?
* * *
Рулевой Джонни отчаянно зевал и со скуки считал склянки: до окончания его ночной вахты оставалось еще два звонка. До утра было пока далеко, но небо уже светлело, полоска горизонта окрасилась в серый, а звезды потускнели, как старое и давно не чищенное серебро. В предрассветную пору вокруг было тихо, только волны изредка с тихим плеском набегали на борт и с шелестом откатывались прочь. Качка стала совсем слабой, и если бы не предсказание попутного ветра почти на всю дорогу, Джонни бы уже готовился к штилю.
На краю гроты-гика к вкрученной в древесину железной петле покачивалась плотно закрытая банка из темного стекла, в которой тускло поблескивала сальная свеча. Открытый огонь на корабле был запрещен, но чтобы сверяться с картами и компасом, рулевому выделяли безопасный источник света. В южных водах по ночам рыскали пиратские суда, и даже крохотный огонек мог выдать целый корабль, поэтому ночным вахтенным приходилось портить зрение.
Джонни вынул из внутреннего кармана часы на цепочке, подцепил ногтем крышку, с почти равнодушной досадой посмотрел на мутный циферблат. В непосредственной близости от компаса тонкая черная стрелка чуть заметно подрагивала и смещалась на пару минут в сторону. До предпоследней склянки оставалось еще около четверти часа.
Шорох из-за стакселей и негромкие ругательства заставили рулевого насторожиться. Джонни на всякий случай опустил руку во внутренний карман камзола, сжал холодную рукоять клинка, опасливо оглянулся. Рядом с бортом прошла вразвалку невысокая темная фигура. Не разжимая пальцев и не отпуская другой рукой штурвала, Джонни развернулся на звук.
– Эй, кто здесь?
– Тише, вахта, не шуми, – из темноты под свет импровизированной лампы шагнул судовой кок Марко ла Кайра. Лицо его наполовину осветил огненный шарик. Черные кудрявые волосы свесились на лоб, прикрывая изуродованный шрамом висок и один глаз. Второй, быстрый, живой, черный, зловеще поблескивал в рыжеватом отсвете.
– Опусти оружие, – спокойно и с нотками заискивания в голосе сказал Марко. – Пока что не время слушать звон клинков, но, клянусь тебе Светлейшими, оно скоро придет.
– Что ты хочешь от меня? Моя вахта скоро закончится, – несмело начал Джонни и тут же осекся под пристальным и хитрым прищуром кока. К Марко на судне относились совершенно по-разному. Одни считали, что кок – самый добрый и дружелюбный человек в мире, другие опасались его и старались не иметь с ним дела. Джонни относился ко вторым: скрытность и таинственность ла Кайры ему не нравилась, и то, что он пришел вот так тайно, под покровом ночи, явно ничего доброго не сулило.
– Тем лучше, – Марко наклонился к нему ближе, однако, не выходя из полутьмы. – Мне нужно с тобой поговорить. Держи штурвал и слушай меня внимательно. Еще пять ночей, и мы войдем в главную бухту Деншилля. До этого кончится испытательный срок нашего капитана, а сменить его мы уже не успеем…
– Какой испытательный срок? – нахмурился рулевой. – Янис ходит с нами уже восемь витков, кто его испытывает?
– Я, – криво улыбнулся Марко. – Бунт уже почти готов, он вот-вот разразится. Не хватает только одного крохотного недоразумения, одной искорки, чтобы поджечь эти пороховые бочки. Помнится, у тебя тоже были… некоторые разногласия с Янисом, особенно когда он не позволил тебе сойти ненадолго в Ридхеле и повидаться с родными, разве я не прав?
Джонни поскреб в затылке. Да, капитан Миллс превыше всего ценил дисциплину и собранность на судне, но тем лучше было для всей команды. А тот раз и вовсе стерся из памяти, столько лун прошло… – Это же не повод бунтовать, – хмыкнул рулевой.
– Да что ты? Неужели тебе так нравится этот сын морской бездны? – прищурился кок. – Повод для бунта, как я уже сказал, это искорка на пороховом складе. Фьють – и все, и пожар, грохот, взрывы! Одно неосторожно брошенное слово, одно неверное действие, и вот команда горячо протестует, и вот мы уже ходим под предводительством настоящего морского волка, а не одноглазого сопляка Миллса! Разве ты забыл, что он здесь только потому, что его папаша командовал этой посудиной? Разве нормальные капитаны по протекции получают место? Да кто его уважает в команде?
Глава 5 Черный парус
– Я, например. Ты не прав… – начал было Джонни и вдруг почувствовал, что Марко стоит у него за спиной, а к шее прижимается остро отточенное лезвие кривого ножа.
– Не хочешь по-хорошему, будет, как я скажу, – прошептал Марко ла Кайра спокойно и хладнокровно. Лезвие провело по коже, несколько капель крови сползло за воротник рубашки. – Янис – мальчишка. Двадцать семь витков – это не возраст капитана, а ведь именно тогда он им стал. Если бы не Джон Миллс, он бы не взлетел так высоко. Чем выше летаешь, тем больнее падать. Его папаша пропихнул на службу, а вы и рады?
– К капитану не было нареканий, – уже тверже сказал рулевой. – Он никогда не подставлял нас, не клал деньги с продаж себе в карман. Если до сих пор все было спокойно, с какой стати люди взбунтуются завтра?
– Узнаешь, – криво улыбнулся Марко. – Сейчас ты отходишь от штурвала и отдаешь его мне. Чайка крикнуть не успеет, как причина для завтрашнего протеста уже найдется.
Джонни попытался вывернуться из цепкой хватки кока, зацепил ботинком его сапог и хотел повалить на палубу, но тот опередил его, развернув спиной к грот-мачте и с размаху приложив затылком о дерево. Рулевой стиснул пальцы на его воротнике и дернул вперед:
– Драки на борту запрещены! Дуэли тем более!
– Можешь согласиться со мной, а можешь еще раз встретиться с карцером, – сощурился Марко ла Кайра. – Как ты думаешь, кому капитан поверит скорее: коку с безупречной репутацией или матросу, который там уже побывал трижды?
Парень закусил губу с досады. Да, примерным поведением он не отличался, но больше у команды не было к нему нареканий. Он мог опоздать на обед, проспать вахту, примчаться из порта на корабль последним, но никогда не отлынивал от работы и не спорил с приказами капитана и квартирмейстера. Пока он соображал, как избавиться от назойливого кока со странным предложением, тот уже ловко опередил его и взялся за штурвал.
Джонни подскочил с палубы, как ужаленный, кинулся на Марко сзади, попытался оттолкнуть его от штурвала, выкручивая руку, но тот легко отмахнулся, будто сила против него ничего не стоила. Незаметно выхватил из-под рукава нож, с которым Джонни был уже знаком, и небрежно приложил острием к шкотам штурвала.
– Одно движение, и “Исида” потеряет ветер и курс, – вкрадчиво предупредил Марко.
– Тебе-то с того какая радость?!
– Мне все равно, где сдохнуть: на пиратской шхуне от выстрела в затылок или на этом плавучем корыте от жажды и голода. Но, боюсь, капитан будет тобой недоволен, если шкоты порвутся в твое дежурство.
Джонни ничего не ответил. Кок держался за штурвал непринужденно, будто всю жизнь занимал место у руля, смотрел вперед и даже начал мурлыкать себе под нос. Рулевой осторожно двинулся к капитанской каюте, но, едва взялся за кольцо, чтобы постучать, как вдруг весь воздух выбило из груди, по спине потекло горячее и липкое. Он судорожно вдохнул и захлебнулся кровью, ноги заскользили по палубе, и последнее, что он почувствовал – как Марко подхватил его под мышки и поволок к борту.
Штурвал, лишившийся контроля, мгновенно раскрутился. Судно опасно качнулось и легло под ветер, едва не черпнув кормой волну. Парус захлопал, как мокрая простыня на ветру, бортовой прожектор мигнул и погас. Марко, удовлетворенно хмыкнув, стер башмаком тонкую кровавую дорожку и постучался в каюту Яниса.
Капитан вышел сразу же, словно стоял под дверью.
– Какого черта?
– Мейр Янис, рулевому после ужина сделалось дурно, – кок пристыженно склонил голову. – Я вышел… прогуляться и увидел, как он потерял штурвал и упал сам. Назначьте…
– Я сам, – коротко бросил Янис и, даже не оглянувшись в сторону Джонни, бросился к штурвалу, крепко сжал рукояти. Но было поздно: судно потеряло курс, сбилось и взяло сильнее на северо-восток. Кок ухмыльнулся в спину капитану и скрылся, не дослушав просьбу позвать к Джонни врача.
Янис простоял на вахте всю ночь. К пяти часам утра начало светать, небо тронуло золотом, и алая полоса рассвета тут же пропала в облаках. Море показалось неспокойным: волны яростно набрасывались на борт, хлестали в обшивку и россыпью брызг летели в лицо, когда нос зарывался слишком сильно. Ветер скрипел в канатах и хлопал парусами, трепал волосы и холодил взмокший от напряжения лоб. Янис успел только один раз глотнуть воды, которую заботливо принес юнга: баркентина рыскала в волнах, и он трижды проклял и кока с его дурным ужином, и рулевого с его внезапным недугом. Дэниэл все крутился поблизости: то бухтовал запасные канаты, то бегал за иглой и нитью, потом присел рядом с Джонни и осторожно потряс его за плечо, чтобы он позволил ему взять порванную парусину. Тот не пошевелился, Дэниэл его окликнул и вдруг отпрянул, отлетев на несколько шагов и пораженно рассматривая свои руки.
– Капитан! – растерянно обернулся к Янису, и тот краем глаза увидел, что на ладонях парнишки темнеет кровь. – Он мертв…
– Что? Как? – не выпуская штурвала, Янис нахмурился, вгляделся в лежащего рулевого и понял, что показалось ему странным в неестественной позе. Дэниэл, пересилив страх и отвращение, перевернул его ничком и поморщился, разглядев торчащую из спины рукоять ножа и глубокую кровавую рану. Маленький рубин в глубине червленой вязи сверкнул, словно еще одна, заблудившаяся капля крови.
– Проклятье, – прошипел Янис. – К штурвалу, живо!
И сам наклонился над убитым, выдернул нож из раны. Юнга послушно ухватился за скользкие рукоятки, но его сил не хватало, чтобы ровно удерживать курс. Без лишних указаний подоспел боцман, сильный крепкий парень чуть ли не вдвое выше юнги, и помог ему, взявшись с другой стороны. Вместе им удалось поставить тугой руль ровно. Янис брезгливо поморщился, разглядев знакомый клинок, когда-то обмененный на хорошее вино и оливковое масло у северян. Марко ла Кайра…
Он обернулся к боцману, чтобы отдать приказ взять кока под стражу, но неожиданно крик марсового, дежурившего на такелаже, разорвал шелестящую морскую тишину:
– Парус на горизонте! Черный флаг, капитан!
На загорелое, осунувшееся лицо капитана хлынула бледность.
– Быстро оба собираться, после поговорим, если живы останемся, – коротко бросил он. – Все наверх! Готовиться к бою!
Юнга почти кубарем скатился по лестнице в трюм. Встрепанный, взволнованный, заметался среди гамаков и разбросанных вещей.
– Что происходит? – Марта испуганно метнулась к нему. Тот быстро переодевался, путаясь в застежках и не попадая руками в рукава: сменил камзол с широкими рукавами и без пуговиц на облегающую кожаную куртку, затянул покрепче пояс с металлическими заклепками, сунул за него кинжал и револьвер, и все это в считанные секунды. Немного подумал, пошарил под тонким одеялом и спрятал во внутренний карман сложенную записку. Марте на мгновение даже показалось, что темно-каштановый вихрь летает по трюму. А Дэниэл тем временем остановился, опустил руку под свою сложенную меховую куртку, выудил маленький пистолет с длинным тонким дулом, передернул курок, щелкнул холостым в воздух, отчего девушка вздрогнула и втянула голову в плечи.
– Возьми, – юнга вложил холодную рукоять ей в ладонь и сомкнул ее пальцы. – И вот… Заряды. Никогда не добивай все до последнего. Пользоваться умеешь?
Марта кивнула, хотя представление о том, как стрелять, имела очень слабое. Взвести курок, прицелиться, нажать на спусковой крючок… И, наверное, все.
– Ладно, Светлейший с нами, пойдем, – юноша развернул девушку к выходу и слегка подтолкнул в спину.
Когда все собрались на палубе и выстроились в неровный ряд, времени прошло уже достаточно, и черные паруса можно было разглядеть уже невооруженным взглядом. Команда в полном составе ждала распоряжений капитана. Янис мерил шагами палубу и теребил край широкого рукава: ждал, пока стихнут последние перешептывания и разговоры.
– Приказываю опустить орудия и привести их в боевую готовность. Открывать огонь только по приказу. Каюты и трюм запереть, люки задраить, проверить сохранность пороховых бочек, занять боевые позиции. Кливер, фор-марсель, грот-марсель поднять. Рулевому держать лево руля. Личное оружие иметь при себе. И, да, – голос его вдруг показался глухим и тихим, – судно – наш дом. Берегите его так, как берегли бы свои дома. Главное не выжить самому, а знать, что ты умираешь не напрасно. Защищаться до последней капли крови!
Он вскинул вверх руку с револьвером. Большинство матросов повторили этот жест, послышались поддерживающие бодрые возгласы. Марта краем глаза увидела, как Дэниэл с абсолютно серьезным лицом тоже поднял руку, словно готовясь не к смерти, а к очередному заданию. Один только кок не повторил за ними, но взглянул в сторону капитана необычно пристально.
