– Слушаю вас, Федор Петрович. – Карагач поддержал официальный тон.
– Ваше поведение наводит на мысль, что вы хорошо знакомы с криминальным миром.
– Вы сюда тоже попали не из пансиона благородных девиц.
– Меня прислали как сознательного рабочего на помощь милиции, – пояснил Шугарин. – Я в типографии раньше работал, книги набирал. – Он кивнул на Евсеева. – Коля пришел заменить старшего брата. Его бандиты застрелили. Григорий до революции счетоводом был.
– Вы меня о чем-то спросить хотели? – прервал его Карагач. – Так спрашивайте. Ваши героические биографии мне интересны, но не сейчас.
Шугарин достал фотографию.
– Во время осмотра места происшествия в ювелирном магазине «Федотов и сыновья» была найдена вот эта фотография. Мы бы хотели получить ваши пояснения.
Шугарин протянул ему фото. Карагач вгляделся, и бесстрастная маска на его лице сменилась ностальгическим умилением.
– Сколько лет, сколько зим, – протянул он. – Откуда у вас? Можно мне будет потом копию сделать на память? А то моя такая же сгорела.
– То есть, вы подтверждаете, что на этой фотографии вы? – напрягся Шугарин.
– Зачем отрицать? Вы посмотрите, как я здесь убийственно красив.
– Когда был сделан снимок?
– В мае шестнадцатого года, в Ялте. – Карагач мечтательно возвел глаза к потолку. – Какой это был город! С соленым воздухом, с теплым ветром, с пьянящим запахом акаций.
– Кто остальные люди на снимке? – продолжал допытываться Шугарин.
Взгляд Семена заскользил по лицам.
– Как в той старой песне «нас было пятеро фартовых ребятишек». Вам всех перечислить или только тех, кто еще жив?
– Давайте слева направо, – предложил Шугарин.
Евсеев и Костанжогло подошли к столу. Карагач пробежал пальцами по фотографии как пианист по клавиатуре и ткнул в высокого брюнета, стоявшего крайним слева.
– Митя Артист, человек уважаемый, можно даже сказать знаменитый. Вы спросите, чем он известен? Многим, но особенную славу ему принесло дело в купеческом клубе на Малой Дмитровке. Там собрались почтенные люди на большую карточную игру. Митя и его друзья, лучшие щипачи этого города, связали швейцаров, надели ливреи и обслуживали столы, пока шел ужин. Когда почтенные люди приступили к картам и достали деньги, то увидели, что они у всех фальшивые. Митя подменил настоящие купюры на свои красивые картинки. Высокий класс работы. Скандал раздувать не стали. Для деловых людей репутация дороже. Последнее, что я о нем слышал, сгинул в гражданскую где-то под Харьковом.
Палец Карагача переместился на пару солидных мужчин в светлых костюмах и соломенных шляпах.
– Дальше стоят Иван Красавин и Степан Дмитрук, медвежатники. Работали на Волге. Подламывали сейфы в Самаре, Костроме, Саратове. Люди тихие, молчаливые, с большим презрением к убийцам. Очень уважали Митю за изящный отъем денег без ущерба для здоровья клиента. Степан помер года два назад, сердце не выдержало. Сами понимаете, работа нервная, к тому же по ночам. Красавин, я слышал, отошел от дел, но консультирует.
– Где живет? – спросил Шугарин.
– Не интересуюсь, – ответил Карагач.
– Боишься на старое потянет? – засмеялся Костанжогло.
– Право попрекать меня старым имеют очень немногие, – сухо отрезал Карагач, – и вы, Григорий, к числу этих людей не относитесь.
– Ты полегче! – Руки Костанжогло сложились в кулаки. – Если морда слишком широкая, так ее и сузить недолго.
– Это всегда успеется, – охолонул его Шугарин. – Продолжайте, Семен Васильевич.
– Дальше стоит Николай Горохов, он же Коля-Два ствола. Это, граждане, типичный пример того, как женщина может погубить мужчину. Сам Коля был сыном мелкого приказчика, зато влюбилась в него студентка Высших женских курсов. Стал он водить ее по ресторанам и казино. Где он брал деньги, спросите вы? В папашиной кассе, где же еще. Потом Коля сбежал из дома, собрал ватагу лихих ребят и стал грабить магазины. Дамочка оказалась азартной, научилась стрелять и ходила с ним на дело. С одной стороны, закончили оба у стенки: расстреляли их в Петрограде в семнадцатом. С другой, жили они счастливо и умерли в один день.
– Трогательная история, – кивнул Шугарин. – Дальше стоите вы.
– Дальше стою я, красивый и гордый от того, что рядом с такими уважаемыми людьми. И не знаю, что пройдет всего три дня, и жизнь моя круто повернет.
– Тоже женщина? – осторожно спросил Шугарин, и по тому, как Карагач пронзил его глазами, понял, что попал в точку. – Часом, не та доктор, что мы вчера видели?
– Ее сестра.
– Ах, сестра, – выдохнул Шугарин, как будто сбросил тяжелую ношу с плеч. Он даже внезапно повеселел.
Карагач положил фотографию на стол и посмотрел Шугарину прямо в глаза:
– Что я делал до того, как ее встретил, про то знает начальник ростовской милиции. Он мне грехи отпустил. Крови на мне нет. Остальное не ваше дело.
– Вы сами завязали или та женщина за вас решила? – спросил Шугарин.
– Сказала, выбирай, либо я, либо воровская жизнь. Сам бы я ни за что от такой шикарной компании не отстал. Стал жить счастливым честным человеком. Жаль, недолго получилось.
Федор указал на стоявшего последним молодого мужчину в сером костюме. – Почему у этого крайнего в шляпе лица почти не видно?
– Потому что Виктор Белецкий не любит фотографироваться.
– Белецкий?! – заволновался Шугарин.
– Сам Белецкий? – Коля навалился на стол, чтобы лучше рассмотреть человека на снимке. Тень Григория нависла с другой стороны.
Худощавый человек на фотографии стоял, несколько сгорбившись. Тонкие пальцы его рук сжимали набалдашник трости. Шляпа на голове была надвинута так, что закрывала почти всю верхнюю половину лица. Тонкие губы были искажены в некоем подобии улыбки.
– Белецкий оказался тогда в нашей компании случайно, – сказал Карагач. – Он презирает уголовный сброд.
– Раз так, шел бы да гулял с чистой публикой, – сказал Костанжогло.
– Чистая публика Белецкого отторгла. Выгнали его из коммерческого училища за махинации.
– Из коммерческого за махинации? – не поверил Коля. – Это как из кабаре за канкан.
– Да, но это очень обидело Белецкого. Потом он собрал банду, начал грабить поезда. В двадцатом их разбили, но ему с двумя подручными удалось уйти. Говорили, что подался в Ригу. С тех пор о нем ничего не слышно.
– По нашим сведениям, он вернулся в Москву, – сказал Шугарин. – Потому мы и попросили ростовских товарищей прислать человека, знающего его в лицо.
– Вот вам и прислали. – Карагач встал со стула. – Я с вами играть не буду. У меня к Белецкому свой счет, неоплаченный. – Рука Семена невольно потянулась к горлу. Усилием воли он вернул ее на место. – Верите мне – будем искать Белецкого вместе, нет – найду и без вас.
Шугарин посмотрел долгим, изучающим взглядом на Семена, после чего дал знак Коле. Тот положил на стол конфискованные револьверы. Семен кивнул и вернул их на прежние места.
– Теперь давайте думать, зачем человек, который убил управляющего ювелирным магазином, принес эту фотографию, – сказал Шугарин после того, как все расселись вокруг его стола. – Потерять он ее мог и случайно, а вот принес намеренно. Зачем? У кого какие мысли?
– Он хотел, чтобы управляющий опознал кого-то, – предположил Коля.
– Я уверен, что тот, кто носил с собой эту фотографию, тоже искал Белецкого, – добавил Карагач.
– Белецкий на фото не один, – возразил ему Костанжогло. – Может, ему нужен Митя этот, чтобы фальшивых денег нарисовать. Или тот медвежатник, что на покой ушел. А может он вообще искал тебя.
– Меня? – удивился Карагач. – Чего меня искать? Вот он я.
Раздался стук в дверь, и в кабинет вошли двое агентов угрозыска, из тех, что вчера были в ресторане. В руках одного был чемодан, у второго тюк с вещами.
– Вещи с ограбления квартиры Тумановых, – доложил старший.
– Быстро управились, – удивился Шугарин.
– Хозяин не особо артачился. Сразу выдал. – Они положили чемодан и тюк на стол, и старший достал листок из папки. – Здесь опись найденных вещей.
– Давай мне, – протянул руку Коля. – Сравню со своим, который потерпевшие продиктовали. – Старший отдал ему листок и достал бланк.
– Распишитесь, что доставлено, – попросил он.
Получив закорючку Шугарина, визитеры ушли. Резкий зуммер телефона прервал продолжившиеся дебаты. Шугарин снял трубку.
– Хорошо, Иван Николаевич, сейчас буду. – Разговор оказался коротким. – Меня начальство вызывает. Коля, Гриша, пройдите по спискам, проверьте все ли вещи на месте. – Он повернулся к Карагачу. – Вы, Семен Васильевич, пока подумайте, у кого еще могла быть такая фотография.
– Мы все еще на вы?
– Не надо спешить. Мы едва знакомы.
После ухода начальника Костанжогло развязал узел с мехами, и горжетки лениво растянулись на столе. Карагач откинул крышку чемодана, внутри которого лежали подсвечники и туго набитый холщовый мешок. Коля сел за стол, положив перед собой с одной стороны свой блокнот, в который он заносил показания свидетелей, с другой принесенный список.
Карагач вынул из чемодана два подсвечника и поставил на стол.
– Два серебряных подсвечника. – Коля поставил галочки в обоих списках.
– Горжетка из чернобурки, – сказал Костанжогло, любуясь искрящимся в солнечном свете мехом.
– Должно быть две, – указал ему Коля.
Григорий порылся в меховой куче и нашел еще одну. Удовлетворенный Коля сделал отметки в списках. Карагач развязал холщовый мешок, который достал из чемодана и заглянул внутрь.
– Богатый улов, – оценил он. – Я всегда знал, что москвичи неплохо живут.
– Что там? – спросил Коля.
– То, что среди моих старых знакомых именуется рыжевьем, а в протоколе будет записано как ювелирные изделия.
Коля снял со стола чемодан и расстелил газету:
– Давай сюда.
Карагач высыпал на бумагу содержимое мешка. Ворох часов, браслетов, колец всевозможных сортов и размеров. Коля пробежал глазами по списку:
– Давайте теперь наоборот. Я называть буду, а вы ищите. Часы карманные Павел Буре.
– Есть такие. – Костанжогло отложил в сторону золотые карманные часы.
– Перстень с рубином квадратный.
– Имеется. – Костанжогло выудил из кучи перстень.
– Кулон с аметистом, – продолжил Коля.
– Вот он, – Григорий достал кулон и повертел в руках. – Бразильский аметист. – Он покосился на Семена, который стоял и, не мигая, смотрел на россыпь драгоценностей. – Чего застрял?
– Задумался, – очнулся Карагач. – Что там дальше?
– Браслет с двумя изумрудами, – продолжил читать список Коля.
– Вот он. – Карагач отложил в сторону браслет. – Я выйду на минуту. Чего-то живот прихватило. Где тут у вас удобства?
– До конца коридора и направо, – подсказал Костанжогло, и Карагач вышел.
– Кольцо золотое с надписью внутри «любовь навеки», – продолжил Коля.
– На месте любовь, – нашел Костанжогло.
– Перстень с сапфирами и изумрудами в виде бабочки, – прочитал Коля в списке конфискованных вещей и посмотрел в свой блокнот. – Странно, в описи конфискованного у барыги есть, а у меня нет. Вещь ценная. Почему же не заявили о пропаже?
Костанжогло задумался:
– Слушай, Коля, а не загадочной ли женщины Виктории Лернер это колечко?
– Той, что сбежала до приезда милиции?
– Да, ее. – Костанжогло разгреб руками кучу. – Что-то его тут нет.
– Как нет? – встревожился Коля. – Когда Семен мешок опрокинул, я ту бабочку своими глазами видел.
Переглянувшись, Коля и Григорий одновременно уставились на дверь, в которую минуту назад вышел Семен Карагач.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Пивная «Встреча» на Петровке была местом бойким. Хотя грубо сколоченные деревянные столы и такие же стулья были слишком просты для взыскательной публики, но пол был посыпан опилками, которые радушно принимали в себя литры пролитого липкого пива, после чего сметались и заменялись свежими.
Мутный свет выхватывал из темноты тусклые лица. Их движения были медлительны, глазам требовалось усилие, чтобы опознать собеседника. Здесь было много бывших людей, тех, чей мир поделился на до революции и после. И все, что после, причиняло им невыносимую боль.
Они приходили в пивную, чтобы перекинуться парой слов с такими же обломками старого мира, чтобы посмеяться над потугами новых властей, над их самоуверенной попыткой управлять огромной страной, над убогостью новых контор, которые унаследовали весь набор бюрократических проволочек старых.
