Рина Блэйд "Колыбельная тьмы мертвецов"

Юноша же весь сжимается, но всё же едва слышно выдавливает:

– Е-емельянов.

– Так бы сразу, – Александр тут же отпускает стража.

Александр оставляет юношу валяться у стены, а сам подходит к нам.

– Ты в порядке? – интересуется он у девушки, нервно теребящей кончик косы. – Если он или другой ублюдок хоть пальцем тебя тронет, сразу ко мне. Ну, или к любому стражу из моего отряда.

– С-спасибо, капитан, – лепечет та.

– Спасибо будешь говорить, когда он наказание получит, – Александр кивает в сторону стража, что так и не поднялся с пола. – Я бы его из Ордена выпер, но это уже решать Емельянову. А нос ты ему здорово сломала.

Девушка краснеет и ещё раз благодарит капитана за оказанную помощь. Тот лишь отвечает, что для него это обычное дело, и советует быть осторожной, так как в Ордене много стражей, не понимающих отказ. На этих словах я вздрагиваю, что не скрывается от внимания Александра, но он ничего не говорит и предлагает стражнице проводить её до комнаты, но та вежливо отказывается.

Юноша же быстро уходит, поняв, что больше никакого интереса он не представляет.

– Что произошло? – интересуюсь я, когда мы с капитаном остаёмся наедине. О случившемся я догадываюсь, но почему-то мне хочется, чтобы моё предположение не подтвердилось. В конце концов я глупо и наивно лелеяла надежду, что в Ордене с таким не столкнусь.

– Он домогался до неё, – всё-таки мои опасения оказываются верными. – Любава сломала ему нос, но даже такие отказы некоторые мужчины не понимают и считают знаком проявления симпатии, – Александр раздражённо закатывает глаза. – Я просто оказался рядом.

– И помог?

– Что?

– Ты помог девушке? Встал на её сторону? – хлопаю глазами, глядя на Александра так, будто передо мной не страж с острым языком, а как минимум двуглавая лошадь с телом собаки и рогами козла. – Не говорил, что это она виновата, что это она его совратила своим видом? Ты винил его, а не её? Не говорил, что это естественно у мужчин?

С каждым моим словом взгляд Александра меняется, и теперь он смотрит на меня так же, как и я на него: с удивлением и непониманием.

– Уж не знаю, у каких мужчин естественно бросаться на девушек и даже не слышать их, когда они говорят твёрдое нет, – наконец отвечает он. – Лично я отношу таких людей к… К не людям уж точно. Они мне отвратительны. И что за бред ты несёшь?! Как я могу обвинить девушку в том, что это он не может сдержать себя и не слышит простое и человеческое нет! Конечно, я ей помог! Что за вопросы, Аня? Или ты думаешь… О, – Александр внезапно замолкает, поняв для себя одну вещь, которую я хотела скрыть, но снова не справилась. Опускаю глаза, не желая, чтобы в моём взгляде Александр отыскал всё то, что копилось внутри меня годами.

Страх. Мольба. Желание спрятаться.

Ничего из этого у меня не получается утаить. Снова.

– Мне жаль, – зачем-то говорит капитан, запуская руку в волосы. – Если тебе что-то нужно или…

– Не стоит, – быстро произношу я, не желая ставить его в неловкое положение. – Всё в порядке. Я вообще-то по делу.

Точно очнувшись ото сна, Александр тут же живо спрашивает:

– Что за дело?

– Я бы хотела немедленно приступить к заданию! – отчеканиваю я, выпрямив спину и подняв голову, чтобы мои слова звучали как можно более уверенно.

Александр с облегчением выдыхает и даже выдавливает улыбку:

– Пошли, будет тебе задание.

Признаться, я всё ещё не отошла от увиденного, но как следует стараюсь не показывать это и иду за капитаном, который ничего не говорит: ни о произошедшем, ни о моей реакции на его действия. Впервые встречаю мужчину, вступившегося за женщину, а не обвиняющего её. Наверное, поэтому я так и удивилась, не в силах поверить, что Александр поступил не так, как сделал бы мужчина с иными принципами.

Мы выходим на полигон, идя к конюшням. Уже стемнело, стражей действительно практически не осталось. Неудивительно – основная работа Ордена начинается именно ночью, когда вся нечисть вылезает из своих тёмных укромных мест, дабы поохотиться за свежей человечиной. Хотя сейчас тварям ничто не мешает делать это и при свете дня.

– Поедешь с Данияром, – объявляет Александр.

Я замираю на месте, точно мои ноги прирастают к земле.

– С Д-данияром? – переспрашиваю я севшим голосом. – С-с мужчиной?

Александр останавливается вместе со мной. Синие глаза находят мои, взгляд капитана изучающе скользит по мне, точно Александр изо всех пытается найти нить, за которую можно зацепиться и вытащить меня из гущи страха. Но все эти нити давно разорваны. Мною лично.

– Прости. Я не подумал. Видишь ли, с Данияром легко сработаться. А мне нужно знать, как ты действуешь в команде, поэтому лучше напарника, чем Данияр, и представить сложно. Он мой друг, и я доверяю ему как себе. Поверь, он не обидит тебя.

Я не обижу тебя…

Доверься мне…

Я твой друг или всё-таки больше?..

– Я… Не уверена.

– Аня, – серьёзный тон капитана заставляет меня посмотреть в его синие глаза, тёмные и глубокие. – Данияр тебя не тронет. Клянусь памятью своей матери. Ты мне веришь?

Киваю нерешительно и робко, боясь лишним движением вызвать непрошенные слёзы, что уже стоят в глазах.

– Тогда пойдём. Обещаю, в моей команде ты в абсолютной безопасности. И если кто-то причинит тебе хоть малейший вред, только скажи, и я оторву этим ублюдкам всё, что только можно, и засуну туда, куда только можно.

Сглатываю ком в горле и иду за Александром, подходя к конюшням, из окон которых горит свет. Меня всё ещё трясёт, хотя на улице тепло и безветренно. Александр, если и видит, что я ни капли не успокоилась, ничего не говорит, а лишь одаривает понимающим взглядом, точно пытается донести, что мне нечего боятся. Вероятней всего, он прав. Но такие слова редко помогают. Они не прогоняют страх, он только начинает ныть где-то под сердцем щемящим и ненавистным чувством под названием слабость, что начинает пульсировать при подобных словах. Нечего бояться, значит, и страха быть не должно. А если он есть, то я слаба. Слаба, раз трясусь от того, что не должно внушать ужас.

Стоит нам подойти к дверям конюшни, как створки резко раскрываются, а Александр едва успевает отскочить. И то, двери всё же задевают его нос, поэтому капитан с раздражением шипит и потирает переносицу.

– Ой, прошу прощения! – обеспокоенно звенит девичий голос, и на улицу, к моему удивлению, выходит Луиза, чьи глаза сияют слабым светом в темноте. – А, это ты, капитан, – увидев, кто принял весь удар распахнутых дверей, стражница мигом меняет тон с виноватого на безразличный и ленивый. – Чего припёрся?

– Вот так ты встречаешь любимого капитана… – начинает было Александр, как его перебивает знакомый свистящий акцент:

– Аня!

С Ру мы не виделись около недели, но всё равно мне кажется, что при первой нашей встречи он не был таким высоким. Страж, одетый в обычную косоворотку с порванным воротом, широко улыбается и уже хочет заключить меня в объятия, но вовремя останавливается под мрачным взглядом Александра. Ру протягивает руку в знак приветствия, и его улыбка становится виноватой.

– Рада тебя видеть, – с удовольствием пожимаю я его руку.

– А я-то как рад! Мы с Луизой поспорили, в чей отряд ты попадёшь, и теперь, похоже, она должна мне два медяка! – восторженно, совсем как ребёнок, объявляет Ру, чуть не подпрыгнув от радости. Луиза закатывает глаза, с едким удовольствием замечая:

– Ага, можешь вычеркнуть эти медяки из своего долга мне.

– Что?! Ну Луиза! – измученно протягивает Ру, тяжко вздохнув.

– Могли бы и мне спор предложить, – между тем вставляет Александр. – И почему вы двое тут прохлаждаетесь? Дел что ли нет?

– Дела были! – заверяет Ру, кивая несколько раз. – Мы только вернулись с задания, Саша, – меня удивляет, как страж произносит имя Александра. Во-первых, использует сокращённый вариант. А во-вторых, даже ударение ставит неверное, а капитан никак не поправляет друга. – Вот и зашли к Данияру, давно его не видели. Точнее, Луиза попросила… – на этих словах Луиза пихает его локтем, веля немедленно заткнуться. Но Ру, не понимая ясного, как белый день, намёка, только шипит от боли и недоумённо уставляется на Луизу, лицо которой принимает самый невозмутимый вид.

– Не будем вам мешать, – произносит она, хватая Ру за рукав косоворотки и уводя его подальше, пока он ещё чего-то не наговорил. – Доброй ночи и прочей хрени. Не умрите там.

– Удачи! – салютует Ру.

Стоит парочке удалиться в темноту ночи, как Александр хлопает себя по лбу. Видимо, подобное ему приходится терпеть чуть ли не каждый день.

Кто бы мог подумать, что Ру и Луиза, знакомство с которыми случилось благодаря моей несостоявшейся смерти, будут со мной в одном отряде! А Александр – этот хренов капитан – даже не удосужился сказать, что я уже знакома с некоторыми товарищами по службе.

– Так тебя можно называть Сашей? – ехидно улыбаясь, интересуюсь я, сложив руки на груди.

– Нет. Ни Шурой, а уж тем более ни Саней. Ру искажает моё полное имя так, что получается ругательство на его языке. Для тебя и всех остальных, у кого проблем с произношением не наблюдается, я Александр.

Киваю, прижимая сжатый кулак к губам и пряча в него тихий смех.

Вхожу в конюшню следом за Александром, ожидая увидеть максимум двух людей: конюха Ярика и Данияра, с которым мне предстоит выполнить задание. Внутри действительно только двое, но юного конюха на месте нет.

Первым, кто бросается мне в глаза, вызывая не столько интерес, сколько странную бдительность, оказывается юноша моего возраста, если не младше. Кожа у него бледная, вид болезненный. Волосы светлые, чуть ли не белые, и лохматые, точно он только-только встал с кровати. Но тёмные круги под глазами говорят лишь о том, что юноша не спал минимум три ночи. Пальцы у него длинные и тонкие, да и сам незнакомец настолько худ, что кажется, будто на него достаточно дунуть, и он развалится. Его руки сложены на груди, а глаза – бледно-голубые – уставлены в одну точку на стене. Кажется, точно он не от мира всего. Стоит в дальнем углу, в стороне.

К моему удивлению, Александр ни слова не говорит об этом юноше, точно его и вовсе здесь нет, а подходит к другому.

– Аня, знакомься, это Данияр Дымов.

Данияр – парень крепкий. Вид у него серьёзный, лицо суровое и мрачное, точно он в последний раз чему-то радовался несколько лет назад, а такое слово, как праздники, никогда не слышал. Глаза серые, холодные и немного колючие. Его лицо рассекает широкий шрам, тянущийся от левого уголка лба до правого края подбородка, и эта рваная полоса явно служит знаком, что боевого опыта у Данияра достаточно.

Он молча протягивает мне ладонь, и рукопожатие у него сухое, но сильное: рука после него немного ноет.

– Задание простое: избавить Нечистый лес хотя бы от нескольких тварей, – ровным баритоном произносит Данияр, быстро вводя меня в курс дела.

– Разве стражи занимаются таким? – удивляюсь я. – Нечисти в лесу настолько много, что от парочки убитых ничего не изменится.

– Да, но изменится, если они останутся живы, – подключается Александр. – Они продолжат убивать людей, и жертв будет больше. А если избавиться хотя бы от малого числа, то это уже хоть что-то. Хоть какая-то победа.

Данияр соглашается с капитаном.

– Есений, – Александр окликает юношу, стоящего в углу, и подходит к нему, пока Данияр вручает мне припасённый короткий меч. Признаться, я предпочитаю нити, а оружием пользуюсь редко, только в крайних случаях.

– Тяжёлый? – интересуется страж, наблюдая, как я оцениваю вес оружия.

– Достаточно. – Рассекаю лезвием воздух, держа клинок в одной руке. Затем обхватываю рукоять второй ладонью и вновь взмахиваю. – Пойдёт.

Данияр даёт мне ножны, и пока я привязываю их к поясу, обращаю внимание на Александра, что тихо переговаривается с Есением – бледным юношей, чьи руки теперь не обхватывают собственные плечи. Нет, теперь Есений сжимает волосы так сильно, что вот-вот вырвет приличные клоки. Его тонкие бесцветные губы едва заметно шевелятся, что-то шепча.

– Всё хорошо? – интересуюсь, подойдя ближе.

– Нет, – честно отвечает капитан, мотая головой. – Объясню потом, – добавляет он, заметив мой вопросительный взгляд. – Это Есений Ладов. И…

В печальных и смиренных глазах Есения стоят слёзы. Завидев меня, он замирает, хлопая глазами.

– Река сожжёт опору, – шёпотом произносит он, едва открывая рот. – Всё уйдёт под пятном крови.

Голос у него отстранённый. Слабый. Чрезвычайно тихий, точно Есений выдавливает из себя слова, которые царапают, сжигают, дерут его горло, принося невыносимую боль. Говорит он с придыханием. Есений убирает дрожащие руки с головы, Александр мягко кладёт ладонь ему на плечо, пытаясь успокоить.

– Он говорит мало. А если и говорит, никто не может понять, что именно. Точнее, слова-то понятны, но вот смысл…

– Он теряется, – договариваю я.

– Можно сказать и так.

Есений резко хватает меня за рукав кафтана, я вздрагиваю, пытаясь отскочить, но страж вцепился крепко.

– Есений! – Александр дёргает его за плечи, пытаясь отцепить от меня, но хватка у болезненного на вид стража оказывается, на удивление, сильной.

Его бледно-голубые глаза смотрят на меня с мольбой. Он открывает рот и тут же закрывает, либо не решаясь сказать, что хотел, либо подбирая подходящие слова. Хотя в его случае слова всегда будут неподходящими. Я даже перестаю самостоятельно вырываться, ощутив к Есению… Понимание? Сочувствие? Или мне просто хочется узнать, что такого он скажет?

– Кукушка знает, когда падёт последний лепесток, – наконец произносит Есений отрешённым тоном, опустив взгляд. По левой бледной щеке стекает одинокая слеза. Он отпускает меня.

Внутри бешено колотится сердце. Не от того, что Есений резко схватил меня. Не от его слов. Нет. От его голоса. Он не просто отчуждённый.

Он мёртвый.

– Александр…

– Я пытаюсь выяснить, что с ним, – отвечает тот на незаданный вопрос. – Не бойся, он тебя не обидит.

Это я уже и сама поняла.

Дав несколько наставлений о том, что не стоит лезть на тварей, не имея в голове чёткого плана действия, Александр уходит вместе с Есением, чьи глаза покраснели от слёз.

Внутри появляется странное пульсирующее ощущение при виде стража с мёртвым голосом. Вспоминая его слова, его отчуждённый тон, его мокрые дорожки слёз на щеках, я спрашиваю себя, что с ним такое? И не нахожу ответа. Но почему же мне кажется, что он так близко, такой простой и понятный, точно я его знаю давным-давно? Будто он под самым носом.

Но одну вещь я поняла сразу же, как Есений схватил меня за руку.

Он нуждается в помощи.

И почему-то именно в моей.

Глава седьмая. Пустые могилы

Александр

– Есений, я ценю твою заботу, но моя поездка крайне личная, – как можно мягче говорю я, глядя на то, как страж, сидя верхом, с особым интересом разглядывает уздечку, словно видит её впервые в жизни.

Кажется, Есений не слышит меня, ибо говорю я ему одно и то же уже несколько раз подряд. Он даже глаза на меня не поднимает, гораздо больше его волнует грива кобылы: не спутаны ли волосы и как они лежат. С другой стороны, глупо ждать какой-либо реакции от Есения: невозможно понять, когда он слушает, а когда нет. И слушает ли вообще.

Наплевав на всё, я дёргаю за поводья, веля Одуванчику трогаться, и моему примеру следует Есений, тут же обративший на меня взгляд светло-голубых глаз.

Вздыхаю, мысленно бранясь и медленно теряя терпение.