– Ох, уже это солнце. Палит нещадно, – Татьяна Борисовна обмахнулась рукой, выдернув Полину из размышлений. – Я не поняла, – женщина приспустила очки на нос, – там Роберт Гризманн, что ли? – всмотрелась вперед и остановилась.
– Гризманн, – подтвердила Полина тоном, давая понять, что он здесь не просто случайный прохожий.
– Ты мне не хочешь ничего сказать? – женщина повернулась к дочери и наградила взглядом «что произошло за время моего отсутствия?».
– А что бы ты хотела услышать? – Полина твердо выдержала этот взгляд.
– Правду, разумеется, – вспыхнула Татьяна Борисовна.
– Правда такова, что Роберт предложил помощь в качестве нашего водителя. Я согласилась, – пожала плечами Полина. – Или на такси было бы удобнее?
– Дело не в этом. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. – Вы общаетесь?
– Мам, потом, – бросила на женщину предупреждающий взгляд. – Давай не будем заставлять человека ждать?
– Ох, Полина, – недовольно покачала головой Татьяна Борисовна. – Могла бы и предупредить мать, – поправила шифоновую кофточку. – Что у меня на голове? – провела рукой, взбивая шевелюру, выкрашенную в сочный каштан.
– Волосы, мам. Идем, – подхватила женщину под локоть и уверенно повела в сторону ожидающего Гризманна.
– Татьяна Борисовна, – Роберт растянул губы в дружелюбной приветливой улыбке, – добрый день! С каждым годом становитесь краше и молодеете! Выглядите бесподобно! – подхватил руку женщины и прикоснулся к запястью губами.
– Роберт, здравствуй, дорогой! – зарделась женщина, превращаясь во флиртующую аристократку. – Скажешь тоже, – смущенно отмахнулась. – Ну какая я могу быть после больницы? Не преувеличивай! Ох, милый, с глазами у меня проблемы, – принялась вывалить на парня всё, что можно и нельзя под отрешенный взгляд Полины. – Ну а ты, смотрю, возмужал, – прошлась оценивающе по фигуре молодого человека. – Такой важный стал, – глупо рассмеялась, отчего Полина закатила глаза.
Роберт довольно улыбнулся и забрал из рук девушки сумку.
Последний раз с Татьяной Борисовной они виделись около четырех лет назад, когда парень примчался узнавать адрес Полины в Питере. Женщина тогда по просьбе дочери ничего не сказала, но распрощались они на позитивной ноте: выпили чай, поболтали и пожелали друг другу добра. Злиться на Гризманна у Татьяны Борисовны не было причин. А вот то, что дочь возобновила с ним общение, женщину насторожило.
– Вы мне льстите, Татьяна Борисовна. Но благодарю от всего сердца. Как поживаете? – Роберт открыл багажник и положил туда сумку.
Распахнул дверь машины, приглашая женщин внутрь. Протянул Татьяне Борисовне руку, помогая усесться в салон, в то время как Полина, не дожидаясь своей очереди, ловко запрыгнула на переднее сидение самостоятельно.
Роберт увлеченно слушал (либо талантно делал вид) и поддакивал жалующейся на жизнь женщине. Полина, слушая их щебет вполуха, поймала себя на мысли, что ее мать и Роберт всегда очень легко находили общий язык. И тем для разговора у них было больше, чем у нее с родной матерью. Сейчас они выглядели как два встретившихся еврея на рынке.
– Полина, дочка, у нас же дома есть чем пообедать? – Полина задумалась, почувствовав, как от нее ждут ответа. Роберт слева замер, а мать елозила сзади.
Обернулась через плечо и посмотрела на Татьяну Борисовну, которая посылала ей такие фибры, от которых сквозняк гулял по ногам.
– Что-нибудь найдется, – туманно ответила Макеева и взглянула на Роберта. Он смотрел вперёд, уверенно управляя автомобилем.
Почувствовав на себе взгляд девушки, повернул голову. Улыбнулся.
– Роберт, дорогой, извольте с нами отобедать? – принялась расшаркиваться Татьяна Борисовна. Полину бесили ее напускные благородные речи. Она еле сдерживала губы, что из них не вырвалось то, что не понравится никому в этой машине.
Девушка резко посмотрела на Роберта. Он глядел на нее, зрительно спрашивая разрешения.
Ну а что тут скажешь? При стойком желании отказать, Полина не имела права так цинично поступить с парнем. Однако, Полина его не просила помогать, он вызвался сам, а, значит, о каком чувстве благодарности идет речь?
Девушка пожала плечами, давая понять, что предоставляет парню выбор: соглашаться или нет.
– Не откажусь, Татьяна Борисовна. Спасибо.
Полина отвернулась к окну. Чувство смятения навалилось неподъемным грузом. Плечи сдавило. Она не то, чтобы не хотела видеть Гризманна у себя дома, она вообще никого не хотела впускать в свою жизнь.
***
Перед Робертом суетилась Татьяна Борисовна. По большому счету она же ухаживала за ним как за дорогим и важным гостем, напрочь позабыв, что практически ничего не видит. Она даже сослепу сумела разглядеть марку часов на его запястье, выгравированную муравьиным шрифтом.
Полина в основном молчала.
Без аппетита гоняла по тарелке кружок огурца и смотрела сквозь Роберта и мамы. Этим двоим было неплохо совместно. Интересно.
Чего не скажешь о девушке, мечтающей поскорее свернуть трапезу и уйти из дома. Прогуляться.
Возможно, съездить к морю.
Она еще не была на море.
Не здоровалась с ним и не общалась.
Полина любила разговаривать с морем. Оно ей отвечало. Всегда. На любые вопросы у него был ответ и свое собственное мнение. И пять лет назад девушка ему даже завидовала.
Сейчас она смогла бы с ним поспорить. Сейчас у нее есть свое мнение.
– … конечно. Правда, Полина? – донесся до девушки обрывок фразы Татьяны Борисовны.
– Что? – переспросила, глядя попеременно на мать и на Гризманна, внимательно блуждающего по лицу Полины.
– Ты где летаешь? Я сказала, что в среду ты абсолютно свободна и сможешь сходить с Робертом на уличную выставку… – задумалась, припоминая, – как ты сказал Роберт?
– Выставка художников стрит-арта, – не растерялся парень.
– Точно, – благодарно улыбнулась ему женщина.
Полина опешила.
С глухим ударом опустила локти на обеденный стол так, что Татьяна Борисовна нервно заморгала. Этот вахлакский жест женщина ненавидела. Так делал Он. Невоспитанный чурбан.
– Я не знаю, – уверенно отчеканила, глядя в глаза родительнице. – Обещать пока не могу, – перевела внимание на Роберта, отчего парень смутился.
– А какие у тебя дела, Полина? Меня будешь караулить? Сходи с парнем, развейся и…
– Мама, – жестко обрубила, – давай я сама решу? – гаркнула так, что задребезжал стакан с водой.
Это было грубо. По отношению ни сколько к матери, сколько к Гризманну, и Полина это понимала. Да вот только она уже не та девочка, радеющая о чувствах других.
И контролировать свою жизнь Полина больше никому не позволит.
Хватит. Удивительно, насколько быстро Татьяна Борисовна сориентировалась и вновь попыталась взять под контроль жизнь Полины.
Но теперь у девушки имелось достаточно внутренней силы воли, чтобы противостоять. У нее были «очень хорошие» учителя…
– Ну…кхм, – откашлялась женщина, – хорошо. Я просто хотела, чтобы ты…
– Роберт, чай или кофе? – перебила мать Полина.
А это было еще грубее. Негостеприимно и показательно. Просто кричало о том, что кому-то пора уходить.
– Наверное, откажусь, – Роберт стянул салфетку с джинсов и положил на стол. – Мне уже пора. Спасибо, Татьяна Борисовна, – встал и галантно подхватил руку женщины. Снова, как при встрече, прикоснулся к запястью, оставляя невесомый поцелуй, не касаясь кожи. – Всё было на высшем уровне. Как всегда, Татьяна Борисовна, – откланялся. – Полина, – перевел внимание на девушку, – проводишь?
Коротко кивнув, Макеева вышла в прихожую.
Глава 8.
– В каком-то журнале я прочитал, что таинственным граффитистом Бэнкси является Робин Каниннгем из Бристоля, но я считаю, что вряд ли бы парень так просто дал себя рассекретить. В этом его фишка – оставаться загадочным уличным художником, – размеренно вещал Гризманн, опустив кончики пальцев рук за пояс джинсов сзади и мерно вышагивая.
Они с Полиной неторопливо шли вдоль Верхнего озера, где проходила выставка граффитистов, посвященная самому противоречивому художнику стрит-арта, загадочному Бэнкси, работы которого оцениваются в миллионы долларов.
Роберт, впечатленный увиденным, рассказывал девушке интересные факты о художнике и наслаждался ее обществом. А Полина слушала. Слушала и молчала, периодически выпадая и плавая где-то между повествованием Роберта и мыслями о том, что неплохо бы, пока она находилась в отпуске и имела достаточно свободного времени, сходить к женскому врачу, у которого она последний раз была лет девять назад, когда проходила медкомиссию на первом курсе и краснела под вопросом гинеколога о сексуальной жизни, которой у нее не было. Если в этот раз доктор задаст ей подобный, она ответит аналогично: её нет. Сексуальная жизнь Полины закончилась четыре года назад близостью, о которой девушка вспоминает с содроганием и омерзением к себе. Возможно, именно отсутствие личной жизни является причиной ее нерегулярного цикла, о чем Полина, собственно, и хотела проконсультироваться.
– … когда ставка достигла миллиона долларов, хозяин лота остановил аукцион. Полина, тебе не интересно, я прав? – Роберт остановился и повернулся к молчаливой собеседнице, которая в этот момент прикидывала, на какое время ей будет удобнее записаться, отталкиваясь от врачебных назначений матери.
– Что, прости? – посмотрела на Гризманна флегматично.
– Как тебе выставка? – усмехнувшись, Роберт отчетливо понял, что за всё время, пока он распинался, девушка была не с ним.
– Я не любитель уличного творчества, но некоторые работы оценила, – натянуто улыбнулась.
Врать Роберту не хотелось. Она сказала, что думала. За четыре года Полина научилась говорить откровенно и юлить, чтобы кому-то понравиться и оправдать чьи-то ожидания, Полина больше не собиралась. Теперь у нее есть свое собственное мнение, которое имеет место быть и требует, чтобы с ним считались.
К слову, Макеева вообще не планировала идти с Робертом на этот перфоманс, но недосоленная тушеная капуста стала спусковым механизмом для Татьяны Борисовны, целый день выискивающей, за что можно было бы зацепиться. Полине невыносимо было находиться с матерью в одном квадратном метре, и это понимание как ничто иное подгоняло Макееву обратно в Петербург. Калининград ее расслаблял. Расхолаживал. Обилие свободного времени давало возможность ненужным мыслям забивать голову. Непрошенные воспоминания как зомби выползали из чертогов и нападали неожиданно. Особенно ночами, когда темнота становилась их проводником.
Слова Полины Роберта кольнули. Прошлись острой бритвой по нервам и самолюбию, потому что достать билеты на выставку было сложнее, чем попасть на атомоход. Он понятия не имел, чем удивлять девушку. Как расположить к себе и вызвать в ней хоть какие-то эмоции, кроме холодного отчуждения.
– Вновь мимо? – печально изогнул бровь. Иронично улыбнулся. Скорее над собой. Над своей невезучестью или неудачей. Как это назвать? Неумением? Отсутствием харизмы или, может быть, проклятьем? Что он делал не так?
Полина уловила настроение Гризманна. Обвела глазами его лицо, лоб которого разрезали горизонтальные задумчивые складки.
– Роберт, я тебе очень благодарна. Ты стараешься для меня, но… – резкий, бьющий по перепонкам звук из установленных колонок перебил девушку.
Полина перевела внимание в сторону, где нарастала толпа зевак, облепивших трёх музыкантов.
Парень с длинными волосами, торчащими из-под банданы, закинул через плечо ремень гитары и подошел к установленному по центру микрофону.
– Но? – переспросил Роберт, напоминая о себе.
– Раз, раз… – настраивал звук музыкант.
– Полина? – настаивал Гризманн.
Воздушный хрустальный фортепианный аккорд на синтезаторе…
И мягкий голос:
Вечер окутался тайной.
Ты не узнаешь случайно,
Что свет в моем окне
Уже погас давным-давно.
Лето подарок природы
Радует теплой погодой.
Июльский вечер мне
Погасит в этом сне окно
(М.Насыров «Кто-то простит»)
Летними вечерами на Верхнем озере ежегодно можно было встретить кавер-группу. Прекрасный насыщенный туристический сезон для заработка всегда нищих, но безумно амбициозных музыкантов.
Солнце висело низко, готовое вот-вот упасть за горизонт. Теплый вечер ласкал оголенные плечи Полины, а пронырливый ветерок с озера трепал полы широких летних брюк. Обволакивающий тембр голоса парня разносился по набережной, привлекая внимание прогуливающихся.
Полина неотрывно смотрела на солиста, будто не дышала, глотая каждое спетое слово.
А Роберт смотрел на нее. Недоумевая.
Так просто? Вот это Полине нравится? Три патлатых пацана, тянущих слезливую песню времен его отца?
– Хочешь, подойдем ближе? – коснулся дыханием щеки замершей девушки.
Полина опомнилась. Вынырнула и отрицательно мотнула головой.
– Не хочу, – грубо бросила и поправила цепочку сумочки на плече. – Пойдем.
…И под июльской луною
Берегом стать и волною.
Произнести опять слова
Которых не понять.
