Проходим во двор. Квадрат двора окружен постройками. Слева – гараж, позади – дом, напротив дома – летняя кухня, справа – веранда. В холодное время двор пустует, а в теплое, в центре его царит стол со свитой стульев. Проходим дальше, слева, вслед за гаражом, друг за другом расположились мастерская, большой сарай и дровник под навесом, справа раскинулись плодовые деревья и баня.
Проходим по дорожке дальше. Там по обе стороны раскинулся огород. Кудрявые зеленые грядки шагают стройными рядами и заканчиваются сетчатым забором. За ним проживают разные жильцы: коровы в коровнике, свиньи в свинарнике, козы в сарайчике. А также куры, утки, гуси, и иногда индоутки и индюки. Как бабушка с дедом успевали всем этим заниматься, сложно представить, ведь они еще и в совхозе работали.
В деревне баня – это не только тазик, веник и пар. Весной она пускает к себе на некоторое время «постояльцев». Мне было года три-четыре, когда я увидела их впервые. Весной, когда днем уже было тепло, но ночи еще холодные, в одно солнечное воскресенье бабушку свозили на рынок.
Вернулась она оттуда с тремя большими картонными коробками, поставила их на стол в центре двора, на солнышко, и позвала меня. Открыла все коробки и подняла меня на большую табуретку, поближе к столу.
О, какое чудо! Коробки были полны… сокровищ! Аж дух перехватило от удивления и восторга! В одной копошились крошечные цыплята, в другой – потешные малыши утята, в третьей – длинношеие гусята.
Гусят, с их тонкими хрупкими шеями, отодвинули от меня подальше. Пару пушистых утят выпустили погулять по столу, чтобы я их хорошенько рассмотрела.
А вот цыплят мне дали подержать в руках. Крохотные теплые, нежные комочки, ощущения незабываемые! Они были не только желтыми, но и темными, и пестрыми, это будущие чернушки и курочки-рябы. Я брала то одного, то другого, гладила и пыталась их потискать и расцеловать от избытка чувств.
Писк стоял на весь двор. Еще бы, по двести птенчиков в каждой коробке. Вот этих-то постояльцев и принимала к себе наша радушная баня, а точнее, предбанник. Несколько дней они грелись там, в больших коробах под теплыми лампами в сто пятьдесят ватт. А бабушка варила им пшенную кашку на веранде. Потом мы их кормили, и снова я брала в руки пушистые «солнышки».
Позже немного подросших и окрепших птенцов переселяли дальше, в загончик в птичнике. Когда они подрастали, то куры паслись в своем отгороженном дворике. А остальных выпускали на волю. Всех гусей и ут?ей бабушка метила. Красила синей краской, чтобы не спутать с соседскими. Мазнет кисточкой каждого по голове-шее, и готово. Теперь они одна команда.
Потом мы выводили наши гусино-утиные стада на улицу, через два дома. Там был небольшой пруд с отмелями и островками, где плавали и паслись наши синеголовые. А мы там неподалеку, в заводи, ловили головастиков. Паслись наши питомцы самостоятельно весь день, без присмотра. Утром проводили как на работу, вечером встретили, забрали домой. И даже без пастуха.
Коллег у наших синих на пруду было много, и зелено-, и желто-, и красноголовых. У кого из соседей какая краска оказалась припасена, такие и гуси.
Очень живописно выглядел пруд в разгар летнего дня, с крякающей и гогочущей веселой массой, сотни пестрых голов всех цветов радуги. Ну просто картина импрессиониста!
А наша банька, конечно, не простаивает. Пару раз в неделю ее подтапливают, чтобы можно было вечером сполоснуться, освежиться после работы. А в субботу топят по-настоящему, на всю катушку.
Хотя дровишки в дровнике есть всегда, но для бани часто кто-нибудь, дядя или отец, рубит дрова. Для этого рядом с дровником стоит огромный пень размером с журнальный столик. Пень крепкий как камень, хотя сверху хорошо порубленный.
В дровнике с одной стороны уложены готовые, уже рубленые дрова, а с другой стороны – напиленные полена. Вот их-то и можно нарубить в свое удовольствие. Ка-а-ак жахнуть со всего маху по полену топором! Чтобы щепки полетели в разные стороны, как брызги, и полено раскроилось в аккуратные дровишки.
Колоть дрова это одно удовольствие, а смотреть на этот процесс – это другое удовольствие. Мне очень нравилось наблюдать, как пилят или колют дрова, папа, дяди, деда. Вот только рядом нельзя стоять, а то щепка может прилететь в лоб. Как, впрочем, и получалось, когда я подбиралась поближе, чтобы тоже хоть немного поучаствовать в банном деле.
И вот, наконец, затопили баню, дровяной дым пахнет хорошо, не то что угольный. Дым от дров пахнет баней или шашлыком, печеной картошкой или самоваром. И то и другое – хорошо.
Пока мужчины, это дедушка, папа и два его брата, топят баню и занимаются своими мужскими делами по хозяйству, мы, девочки, это бабушка, две тети, мама и я, готовим субботний ужин. Он всегда праздничный, сложно-долгий в приготовлении и очень вкусный и сытный. Готовим на столе в центре двора и на веранде у газовой плиты.
Бабушка не спеша месит огромный кусок теста, а рядом стоит тазик со свежим фаршем, пахнущим черным душистым молотым перчиком. Если на ужин пельмени, то лепят их все желающие. Кто лепит, кто тесто режет, а кто-то катает. У всех получаются разные экземпляры. У мам – привычно-обыкновенные, у детей – кривые и смешные. Но самые красивые, ровные умеет лепить мой папа, его пельмешки похожи на солдатиков, одинаковые как братья-близнецы, залюбуешься.
Если лепим манты, то мои чаще похожи на танки. Кто-то слепляет ушки ровно, кто-то – чтобы ушки торчали наружу, а кто-то строго прищипывает тесто как пирожок, поверху, и никаких ушек.
Не забываем, конечно, и про счастливую манту. Начинку каждый раз придумываем разную, то одну тыкву без мяса, то хлеб, покрошенный с вареньем, то мелконарезанную колбасу. Кому попадется счастливая манта, надо быстро ее съесть без остатка и загадать желание.
Еще часто делали штрули. Может быть, это не их родное название, но бабушка их так называла. Она отрезала приличного размера кусок теста и долго-долго раскатывала его, постоянно поворачивая и посыпая мукой. Получался большой тонкий круглый лаваш.
На него распределяли равномерным слоем фарш, причем до самых краев, чтобы там не было пусто. Потом аккуратно сворачивали все это в толстый рулет и тщательно залепляли, чтобы не вытек сок. И укладывали на ярус мантницы. И так много раз, потому что делали по две полные мантницы, чтобы всем хватило с добавкой и еще осталось. После приготовления рулеты осторожно вынимали, разрезали на ломти и выкладывали на блюдо. Вот их-то бабушка и называла – штрули.
Пока готовятся вкусности, баня парит вовсю. Первым всегда идет дед. Он снимает первый жар, парится один, моется не очень долго. Выходит деда из бани, распаренный, в свежей рубашке. Влажные с сединой волосы зачесаны назад, вьющийся чуб уложен волной. Все ему желают «с легким паром!» и спрашивают, как банька. Бабушка наливает ему чаю из самовара, и он отправляется в летнюю кухню. Там он полежит на диване, отдохнет после бани, посмотрит телевизор или почитает газету.
А следующим в баню идет старший сын с женой. Парятся они долго, а когда выходят из бани, у дяди темные, как смоль, влажные волосы зачесаны назад, а вьющийся чуб уложен волной, как у деда. «С легким паром!»
Потом в баню идет средний сын с женой. Вдоволь напарившись и намывшись, они выходят из бани. У дяди каштановые влажные волосы зачесаны назад, а вьющийся чуб уложен волной, как у деда. «С легким паром!»
Потом в баню идет младший сын с женой, это мои папа и мама. Долго ли, коротко ли они парятся, но вот и их выход. У папы светлые русые волосы зачесаны назад, а вьющийся чуб уложен волной, как у деда. «С легким паром!»
Последними в баню идем мы с бабушкой. У старшего сына свой дом и своя баня, дети уже взрослые, моются там. У среднего сына ванна в квартире, его дочка предпочитает ванну. И мы идем с бабушкой вдвоем. Она всегда говорила мне, что мыла меня, когда еще целиком на ее коленке помещалась, с самого рождения. Баня уже не жаркая, не пышет раскаленной каменкой, а теплая, добрая и будто обнимает нас мягко своим паром.
Пока мы моемся, во дворе накрывают на стол. Над столом уже горит лампочка, стемнело. Вот и мы выходим из бани. На головах полотенца, красиво зачесанных чубов у нас нет, только косы. «С легким паром!»
Стол ломится от вкусностей, запахи витают по двору и созывают всех ужинать. Вся семья за большим столом, а дед во главе. Ужинаем долго, под разговоры, под виноградное вино, которое деда сам делал. Дети пьют молоко литрами, кто парное, кто прохладное из холодильника. Потом самовар, чай и звезды над столом.
Мамы остаются убирать со стола, а бабушка уводит нас с сестренкой в большой дом. Взбивает огромную перину и укладывает нас спать. Мы просим рассказать нам сказку, но, как только она гасит свет, мы тут же засыпаем, просто выключаемся вместе с лампочкой. Спокойной ночи, малыши.
Летний день
На летних каникулах лучший отдых был в деревне у бабушки с дедушкой. Привозят тебя родители с большой сумкой одежды на все случаи жизни и оставляют на неделю, а лучше – на две. И вот она, свобода!
Иногда в это же время к бабушке привозят и мою двоюродную сестренку. Тогда нам еще веселее. На ночь бабушка закрывает в доме наружные ставни в тех комнатах, где кто-нибудь спит. Поэтому спится утром очень хорошо и долго. Петухов не слышно, солнышка не видно. Мы с сестрой время от времени просыпаемся, смотрим, что еще темно, шепчем друг другу, что еще рано, и снова сладко засыпаем.
Рассвет наступает неожиданно, часов в одиннадцать. Бабушка открывает ставни специальной палкой и цепляет их за крючки на стене, чтобы ветром не колыхало. И в комнату сразу вливается столько солнца, что мы просыпаемся и понимаем, вот оно, утро, а точнее, день.
Мы бежим умываться во двор, к умывальнику. Весело плещемся там, брызгаемся и приводим себя в порядок или, скорее всего, в беспорядок. Все лето во дворе стоит стол, его только в течение дня передвигают в тень. За ним все завтракают и обедают в разное время, а ужинают все вместе. Если погода дождливая, то трапезничаем в летней кухне.
А аппетитный завтрак уже на столе. Он самый простой и незатейливый, но выглядит заманчиво. Оказывается, мы за ночь страсть как проголодались. Домашнее молоко с толстым слоем сливок поверху, творожок, «глазастая» яичница или жареная картошка с золотистой корочкой, ломти домашнего ароматного чесночно-перченого сала или ветчины, свежие с огорода, в пупырышках хрустящие огурчики, а еще редиска и зелень.
Летом мы редко пили чай, если только с тортом или мятный из самовара, после бани. Две дойные коровы давали молоко ведрами, поэтому все пили его постоянно, до отвала. Только дедушка предпочитал квас. Для него бабушка делала домашний квас на черном хлебе. Потом сцеживала его через несколько слоев марли и ставила в холодильник в летней кухне.
Основательно подкрепившись, мы принимаемся за свои важные и интересные дела. Сначала надо покормить нашу любимицу, крошечную-хаврошечную козочку Маньку. Она только недавно родилась, поэтому у нее еще белоснежная курчавая шерстка и розовый нос, которым она доверчиво тычется в наши ладошки.
Манька любит лебеду, поэтому мы ищем именно ее. А найти ее не так-то просто, ведь бабушка нещадно выпалывает ее с огорода. Найдя заветную лебедушку, подсовываем веточки с сочными листьями Маньке под нос, соревнуемся, чью ветку она сжует быстрее. Хотя дедушка уже давно все хозяйство покормил, рано утром, перед тем как уйти на работу. Так что это для Маньки всего лишь десерт.
Потом у нас сложная и почти невыполнимая задача – найти в гараже целую автомобильную шину. Таких шин там складируются десятки. Почему? Не знаю, наверное, папам они были нужны для хозяйственных целей. Но нам нужна была целая шина, чтобы на ней поплавать на озере. Мы брали баллон, накачивали его ручным насосом, искали, где пропускает, и втыкали в прокол спичку, чтобы в следующий раз его уже не проверять.
И так много раз. Иногда мы все-таки находили целый баллон и, хорошенько его накачав, брали с собой купаться на озеро. Но купаться нас одних бабушка не пускала, «мы же еще маленькие», поэтому приходилось ждать, пока кто-нибудь придет с работы и пойдет с нами на пруд.
В гараже больше ничего интересного для нас, девочек, не было, а вот под крышей гаража еще как было. Там, под железом, нагретым солнцем, стоял приличный жар. И в этой жаровне сушилась огромная, под всю крышу, куча кукурузы. Початков были сотни, разного размера, формы и засушенности. Некоторые совсем сухие, как камень. А некоторые еще свежие, с мягкими кукурузинками и густыми кукурузными волосами. Их, наверное, бабушка туда совсем недавно доложила.
Мы с сестрой карабкаемся на гаражный чердак по приставной лестнице и набираем себе несколько понравившихся початков. Потом спускаемся, устраиваемся в холодке палисадника и долго возимся, сооружая из них кукол. Нужно удалить некоторые зернышки так, чтобы получилось лицо, но остались зерна глаза, нос и рот. Потом заплести косу из кукурузных волос и сделать юбочку из кукурузных листьев. Ну а потом посмотрим, у кого красивее и интереснее получится.
Обычные куклы у нас, конечно, тоже есть, но они уже порядком надоели. А кукурузные – каждый раз новые и непредсказуемые. Или можно убирать зернышки так, чтобы получались узоры, шахматные клетки, полоски, змейки. Вдоволь наигравшись, мы бросаем початки взрослым козам и они их с аппетитом обгрызают.
Можно сходить на улицу, побегать, поиграть или подраться с соседскими мальчишками. Нашими ближайшими соседями была немецкая баптистская семья. У них было восемь детей – и все мальчишки. В веснушках и похожие друг на друга как восемь капель воды, только разного роста, мал мала меньше, или бол бола больше.
Так вот с ними мы почему-то чаще дрались, чем играли. Они были задирами и мы тоже не тихони, вот и нашла коса на камень, столкнулись лед и пламень. Но бабушка говорила проще: «как кошки с собаками».
И вот, наконец, наступал долгожданный момент, когда открывалась калитка, это деда пришел с работы. Он был агрономом, работал в совхозе на виноградниках, селекционировал новые сорта, много времени проводил в полях на жаре.
Поэтому сразу после работы, прихватив полотенце и нас впридачу, шел на озеро освежиться. Деда плавал далеко от берега, плавал легко, плечи всегда над водой, а не только голова, как обычно. А мы плескались у берега, на мелкоте, довольные и счастливые. Вода летним вечером после жаркого дня, ну просто как парное молоко, теплая и ласковая.
Освежившись, мы возвращаемся домой, и дед идет «управляться по хозяйству». Он по очереди задает корм коровам, козам, баранам, свиньям, курам, уткам, гусям. Потом мы помогаем ему искать яйца на сеновале. Потому что куры несутся не только в ящиках-гнездах, стоящих в курятнике, но и ухитряются перелететь через оградку и пригнездиться на большом сеновале.
Мы с сестрой лазаем по горе сена, кувыркаемся, прыгаем, ворошим всю эту шелестящую ароматную золотистость и не очень-то тщательно ищем яйца. После поисковой операции мы выглядим так, будто только что вылезли из какого-то стога сена. Особенно волосы подробно украшены торчащими во все стороны пучками сухой травы и куриными перьями.
Потом с работы возвращается мой дядя, по совместительству – сестренкин папа. И конечно же, он тоже берет нас на озеро искупаться. Плещемся в воде мы недолго, зато не один раз. Потому что и бабушка к вечеру, устав от жары, тоже идет к озеру с полотенцем на плече и с нами, куда же без нас.
Возвращаемся мы уже на закате. Поэтому, быстренько забежав во двор за подсолнухом, мы тут же выходим за калитку и усаживаемся на деревянную лавочку, на улице за забором. Лузгаем мягкие молочные семечки и смотрим во все глаза.
А по дороге идет стадо, бесконечно длинное, неспешное, растекшееся на всю улицу, стадо коров. Все соседи сидят на таких же лавках или стоят у ворот, все встречают своих Зорек и Борек. У нас две коровы и бычок с телочкой. Мы знаем их окрас и материки пятен на боках, как у них рога повернуты и какой колокольчик на шее – и высматриваем своих, чтобы не спутать с чужими.
Но коровы и сами знают свой дом и мимо не пройдут. Ведь они принесли по ведру молока каждая, и очень ждут, чтобы их освободили от тяжести. Бабушка заводит их на задний двор и готовит к дойке. Обрабатывает вымя, привязывает веревочкой хвост к задней ноге, чтобы взмахом хвоста корова случайно не опрокинула ведро.
Эмалированные ведра и стульчик уже готовы, бабушка садится и начинает доить. Сначала тонкие струйки звонко дзынькают о стенки пустого ведра, а по мере наполнения все тише и тише.
Я стою рядом со слегка помятой алюминиевой кружкой и жду. Бабушка надаивает мне молока прямо в кружку, и я пью. Пью парное теплое, с пышной пеной пузырей молоко и вдыхаю запахи коровы, молока, сена, запахи деревни и счастливого детства.
Сестренка парное молоко не любит, поэтому мы с бабушкой вдвоем. Она неспешно о чем-то рассказывает или что-нибудь напевает. Корову это успокаивает, и она стоит смирно всю дойку. Потом мы несем ведра под навес, где бабушка процеживает молоко через несколько слоев белоснежной марли и разливает по банкам.
Время ужинать. Стол стоит в центре двора, над ним горит лампочка, уже темно. Бабушка размешивает ложкой вчерашнее молоко в трехлитровой банке и накладывает на блюдце сливки. Они густые как сметана, это детям, сначала мне, потом сестре, к оладушкам.
Всегда на деревенском столе куча всяких вкусностей. Не только скучные: первое, второе и компот. Но и молоко, сметана, творог или сырники, вареная или жареная курочка или утка, сало домашнего ароматного посола или ветчина домашнего копчения, яичница или омлет. Еще овощи с грядки – огурцы, редиска, помидоры или запеченные – кабачки, баклажаны, перцы. И, конечно, куча свежей ароматной зелени, ягоды и фрукты к десерту.
После ужина нас моют в теплой, но нетопленой бане и отправляют в большой дом. Там бабушка готовит нам королевское ложе. Взбивает огромную перину и выстилает ее в большом зале на ковер на полу. Летом в жару мы обожаем спать на полу и всегда норовим сбежать с кроватей. Перина такая большая и пышная, что мы с сестрой можем лежать рядом и не видеть друг друга.
Мы с бабушкой рассказываем друг другу анекдоты и хохочем до упаду. А на перину-то падать одно удовольствие. Потом бабушка выключает свет и рассказывает нам сказку про Ивана-царевича, который служил в Красной армии. А мы слушаем, еще недолго возимся и хихикаем в темноте и, наконец, засыпаем…
Морской бой
А где-то в параллельной реальности…
Первые запуски корабликов начинались весной. Сугробы темнели, расползались, и талая вода промывала ручейки в толстой корке льда на дорогах и тротуарах. Ручейки весело журчали, объединялись в потоки и все устремлялись в одном направлении. Наверное, к морю.
Кораблики делались быстро, из подручных материалов. Чаще всего вырывали лист из школьной тетради и складывали его в кораблик. Или в пустой спичечный коробок сверху вставляли спичинку как мачту, а на нее цепляли кусок бумажки как парус.
Потом старались уйти как можно выше по течению и запускали нашу флотилию в ручейки. Сопровождать корабли надо было прутиком, чтобы они держались нужного фарватера, не сели на мель или не пришвартовались раньше порта назначения. А при объявлении войны корабли противника бомбили снежками из остатков мокрого тающего
снега.
Бабуля моя жила в двухэтажном доме с квартирами, и для каждой квартиры вокруг дома были выделены участки. Наш участок с садом и огородом был не со стороны улицы, а за домом. Огород заканчивался заборчиком с калиткой, а за забором протекал арык. Арык был глиняный, прокопанный прямо в земле, из него все брали воду для полива огородов.
А за арыком простирались бескрайние поля кукурузы и люцерны, наше болото, а немного в стороне – река и ферма. Для нас, пацанов лет пяти-шести-семи, арык был большим, метра два шириной, полтора глубиной, не перепрыгнуть. А плавать мы тогда еще не умели.
Поэтому для переправы перекидывали доски с берега на берег. И они, хотя и сильно шатались и прогибались как трамплин, но служили нам мобильными мостиками.
Арык наполняли водой из нашего болота, где на лето устанавливали насосную станцию и качали воду, которой поливали не только наши огороды, но и все ближайшие колхозные поля. Вода была сдобрена торфом, как будто кто-то специально добавил удобрения для повышения урожайности.
Если не было дождей, арык наполняли несколько дней подряд, поливали, потом делали перерыв, спускали воду, и он неделю стоял сухой. Подсохший арык нас нисколько не огорчал, мы и его быстро научились использовать для игр.
В боковой стенке арыка выкапывали яму, не вниз, а в сторону. Это для печи. Потом прорывали проход сверху по направлению к печи, и получался дымоход. Накладывали в печку хвороста и сухого камыша и пекли на костре картошку и разные другие деликатесы.
А пока арык полон воды – это для нас море, ну или река, на которой происходят наши корабельные соревнования и баталии. Большинство кораблей мы строили из газет, которые в изобилии водились в каждом доме. Просто складывали из них кораблики разного размера и запускали вниз по арыку.
А иногда мастерили парусные лодки из каких-нибудь дощечек. Если попадалась подходящая легкая дощечка, то в ней проковыривали отверстие, вставляли в него ветку-мачту и нанизывали на нее парус, тетрадный или альбомный лист.
Готовую флотилию мы спускали на воду в верхней части арыка, а потом бежали по берегу и бомбили корабли комьями глины или камнями. Особо сложным маневром было поджигание плывущего корабля.
Для этого разбирали деревянную прищепку, переставляли пружину наружу и делали самострел. И стреляли из него по газетным парусникам горящими спичками. Чаще всего спички сразу гасли. Но если все-таки удавалось поджечь корабль, то это был победный триумф.
Однажды все пацаны бежали, как обычно, и бомбили военно-арычный флот. А один, самый хитрый, убежал далеко вперед и уселся на доску-мостик, чтобы подбить все оставшиеся корабли из засады.
Вот сидит он на доске со снарядами из глины наготове, и вот нет его, а доска на месте. Так увлекся, замахиваясь, что свалился в воду. Плавать-то он не умел, но зацепился за куст и держался, барахтаясь в воде, пока мы не прибежали и не вытащили его. Хорошо, что не уплыл дальше по течению, а то вдруг там водопад и какие-нибудь апачи с могиканами.
Самым большим и труднопотопляемым фрегатом у нас был овальный оцинкованный таз. Его раньше использовали в бане и даже, может быть, купали в нем кого-то из нас. А теперь отдали нам на растерзание. Мачтой стала ветка груши, а парусом послужила газета «Пионерская правда» в полный разворот.
