Элли Шарм "Мой (не)желанный малыш"

– Дицони.

– Зимин.

Если голос отца будто снежный буран – стужа способная заморозить насмерть одним своим касанием, то голос Дицони настолько безразлично презрительный, что хочется безмолвно сгинуть с этого света.

Два сильных достойных друг друга соперника. Этот словесный обмен между ними даже сложно назвать приветствием, скорее, это факт подтверждения, что враги видят друг друга. Игнорировать не получится, находясь столь близко – на одной территории.

Отец вновь возвращает взгляд на меня. Тонкие губы в сплошную линию смыкаются.

– Тебе уже лучше?

– Лучше? – непонимающе вглядываюсь в строгие деспотичные черты родителя. О чем он вообще?

– Тебе стало плохо, Екатерина, – смотрит, как удав на кролика – гипнотизирует. – Поэтому ты и вышла на балкон.

Это не вопрос – это приказ. Отец отдает команду, указывая на то, как именно я должна оправдать свой промах перед гостями относительно того, что уединилась с Дицони. Этим самым я преступила все правила приличия. Екатерина… Когда отец в последний раз так меня называл? Кажется, когда я разбила окно в одиннадцатом классе в кабинете директора. Видимо он просто в бешенстве! Пока я пытаюсь срочно что-нибудь придумать, отец пускает в ход один из своих козырей.

– Надеюсь «недомогание», – кидает выразительный взгляд на мое взволнованное и обескураженное его неожиданным появлением лицо, – не повлияет на твое присутствие на ужине? Сегодня одно из моих любимых блюд, – понижает тон, будто доверительно сообщает. – Конина.

С трудом сдерживаю готовый сорваться с губ потрясенный выдох. Тревога вместе с тошнотворной волной вверх по горлу поднимается. Зачем он так? Ужас сковывает все мышцы от мысли, чем именно отец собрался угощать гостей. Боль жжёт в сердце раскалённым углём, хочется вынуть ее и швырнуться обидчику в лицо! И пусть даже если это родной отец. Меня действительно штормит от самого, должно быть, страшного гнева, что смешан с бессилием.

– Как ты… как ты можешь так поступать?

– Да, перестань, – едко обрывает отец. – Вообще не понимаю, зачем ты с ними возишься. У тебя есть машина…

– Машины – не лошади! – перебиваю с надрывом. В уголках глаз предательски собирается соленая влага. – У них нет сердца и… Да кому я пытаюсь это объяснить? Господи! – добавляю еле слышно, прикусив губу до боли. – С ними не поговоришь.

Не могу поверить, что отец мог пойти на такое! Это настолько кажется чудовищным, что в голове не укладывается. Решил наказать меня за непослушание? За то, что так часто пропадаю на ферме? Чувствую себя так, будто предали – с размаху дали пощечину. Ноги будто в бетонный пол вросли, двинуться не могу. Если быть правдивой перед собой, я была бы не так потрясена, если бы отец ударил меня посреди зала полного гостей.

Лицо пылает от горькой обиды и тошнотворного чувства предательства. Зная мою любовь к животным… Как у него вообще язык повернулся?! Никогда не приму жестокости к этим преданным, надежным, а главное – умные и добрым существам! Так больно, что не сразу осознаю, что в этот раз отец своей мишенью выбрал совершенно другого человека – Стэфана Дицони. Вот кого родитель в этот раз решил угостить щедрой порцией своего яда. Того, кто не задумываясь оказался впереди меня, задвинув за свою мощную спину в жесте защиты. И от кого?! От моего собственного отца.

– Не понимаю твоих девчачьих капризов. Это деликатес! – говорит отец, пытаясь встретиться со мной взглядом, но широкоплечая фигура Дицони делает это просто невозможным. – Мясо мягкое, волокнистое…

Мутит! Все, что хочу сделать в это секунду – закрыть глаза и заткнуть уши. Вместо этого я вижу, как с каждым произнесенным словом отца все сильнее каменеют мышцы спины Стэфана. Они отчётливо прорисовываются через ткань рубашки, намекая, что брюнет в определенных ситуациях может повести себя далеко не так, как джентльмен. Вся трясусь, как от холода, и даже пламя свечей в настенных бра кажется каким-то бледным.

Глава 16

Катя

Почувствовав мою дрожь, Стэфан оборачивается. Заметив непролитые слёзы, резким движением снимает со сгиба локтя пиджак, и меня будто с ног до головы окутывает чувство безопасности, когда тяжелая ткань, словно теплое покрывало, ложится на мои плечи. Пиджак пропитан чуть терпким, удивительно незабываемым ароматом. Суровые и терпкие аккорды с кожаной основной нотой, а все остальные ее органично поддерживает. Шлейф стойкий и ассоциируется с уверенностью, роскошью и достатком. Определенно – это аромат Стэфана. Стопроцентное попадание, не меньше! Прижимаюсь машинально носом к воротнику, делаю глубокий вдох. Сжимаю лацканы пиджака так, что костяшки пальцев белеют. Да-аа, именно табак и ладан превращает его в уникальный ансамбль.

– Как дела? Как бизнес?

Почему простой вопрос от моего родителя звучит настолько оскорбительно? Почему отец так себя ведет? Ведь именно он был тем, кто учил меня дипломатии!

– Как тебе сказать? – Стэфан одаривает моего отца снисходительной улыбкой, которая что ни наесть – высшая форма презрения. – Не так хорошо, как бы мне хотелось, но и не так уж плохо, как хотелось бы тебе.

– Не играй со мной, Дицони, – цедит отец, прекрасно зная, каких высот добился Стэфан. – Я в курсе твоих планов. Сорок пять процентов моей компании уже в твоих…

– Сорок пять – это только начало, – перебивает жестко Стэфан. – Не люблю останавливаться на полпути – не в моем характере.

Рот отца буквально перекошен от злости. С трудом сдерживается – это видно невооруженным взглядом.

Я чувствую волны ярости, исходящие от Дицони. Однако, в отличие от отца, Стэфан выглядит так, будто ведет самый скучный в своей жизни диалог. Вот именно сейчас я понимаю, что по-настоящему сильный человек – это тот, кто может управлять своим гневом. Его ответы четкие, пропитанные этакой тонкой аурой цинизма. Стэфан ловко жонглирует словами, подпитывая их черным юмором и циничной улыбкой. А что еще остается умному человеку в обществе недругов?

– Если у тебя проблемы в бизнесе, Зимин, – Дицони с намеком приподнимает черную бровь, – вини в этом исключительно себя. Мои советы стоят дорого. Впрочем, как и время. Один я все-таки дам тебе в виде исключения: начни с бухгалтерии.

Желваки на скулах отца ходят ходуном. Любая критика в сторону родителя приводит его в мгновенную ярость. Больше всего на свете Борис Зимин ненавидит советы.

– И для чего тебе это? – всем своим видом отец показывает неприятие стоящего перед ним человека.

– Чтобы не так было легко, – хищная улыбка Стэфана открывает вид на острые белоснежные резцы. – Мне скучно.

Дицони подается вперед. Моя рука буквально тонет в широкой мужской ладони. Задерживаю дыхание, когда чувствительной тонкой кожи кисти касаются горячие твердые губы.

– Екатерина Борисовна, до встречи.

Растерянно приоткрыв рот, наблюдаю за тем, как Стэфан, прощается со мной, при этом намекая или обещая очередную встречу. Он игнорирует пылающего от злобы отца, что стоит в трех шагах от нас. Все-таки Дицони очень неординарная личность. Мало обладать остроумием, нужно ещё уметь избегать последствий, а с этим он просто мастерски справляется. Вон, как ловко сплел «паутину» вокруг отца и глупо таращащегося Ильи. Они даже глазом моргнуть не успели.

И правда, отвращение к мухам легко может превратиться в симпатию к паукам. Тут же успокаиваю себя, когда тону в необычных глазах мужчины. Все ошибаются. Ведь даже на карандашах есть ластики. Стереть все и начать сначала.

Моя жизнь и правда очень похожа на театр или маскарад. Один и тот же человек играет то злодея, то героя и тот, кто вызывал во мне совсем недавно страх, уже сегодня может стать предметом моего восхищения.

Как же я ошибалась в Стэфане! Стэфан из тех людей, которым нужно всего лишь улыбаться, отвечая тем самым на проявление хамства. После такого не каждый способен продолжать вести себя в том же духе. Его улыбка – оружие совершенно другого уровня. В этом я полностью убедилась, наблюдая за тем, как «сдулся» отец, а вместе с ним и робкий, запуганный, притаившийся за его спиной Илья Сазонов. Жениха, между прочим, я даже не сразу заметила!

Непроизвольно кривлю губы. Наверное, ничто так не отвращает женщину от мужчины, как его трусость. Когда-то он был мне приятен, но теперь все в нем мне невыносимо, все в нем отталкивает. Я и раньше никогда много не ждала от Ильи, но всё равно разочарована. Не могу больше оставаться на террасе. Головная боль будто тисками виски сковывает. Слишком большое напряжение.

– Извините, – будто какая-то сила заставляет подойти к дверям, громко цокая каблуками. Наверняка, чувство самосохранения. Потому что даже больше минуты все это я не смогу выдерживать. Хочется обернуться, чтобы посмотреть в последний раз на Стэфана… но поступаю иначе.

Зал встречает меня гулом голосов. К моему облегчению, все заняты лишь демонстрацией своих возможностей, денег, драгоценностей и раздутого эго. Никому нет дела до меня. Дойдя до лестницы, понимаю, что на мне до сих пор пиджак Стэфана.

Вернуться, чтобы отдать? От одной этой мысли тошно становится.

Только вот судьба решает по-другому. Как только делаю шаг вверх по лестнице, слуха касается хриплый голос:

– Так понравился мой пиджак?

Поспешно оборачиваюсь. Пересекающая до этого морщинка меж бровей разглаживается. Стэфан… Улыбается обаятельно. Глаза горят, когда он скользит взглядом по фигуре, облаченной его пиджак. Поспешно стягиваю предмет гардероба и протягиваю Дицони.

– Извини, вот… спасибо.

– Не надо, – резко останавливает Стэфан. – Оставь. Тебе он больше идет.

Глава 17

Катя

Растерянно сжимаю платную ткань, не зная, как поступить. Делаю то, что привыкла в таких неоднозначных неловких ситуациях, – говорю, что первое в голову взбредет:

– Отец считает, что ты – выскочка.

Стэфан приподнимает насмешливо бровь, но отвечает совершенно спокойно, без присущей ему иронии.

– Меня называли и похуже, принцесса.

Подходит ко мне так, что на одном уровне оказываемся. Только вот я на ступени выше. Наклоняется ближе, прикладывая к моим губам указательный палец.

– Ты слышишь это?

Прислушиваюсь послушно и сосредоточенно, от чего на его губах появляется снисходительная кривая улыбочка. Будто его моя старательность умиляет.

– Нет, ничего, – мотаю головой, – тишина.

Словно зачарованная смотрю на то, как чувственные четко очерченные губы приоткрываются:

– Да, тишина, – подтверждает Дицони. – Это звук того, что мне все равно. Да и ты не плохо держалась.

Его взгляд обжигает так, что щеки начинают алеть от неожиданного и необычного для меня комплимента.

– Имею право в свой день рождения, – демонстрирую ямочки на щеках – одно из моих главных оружий в обольщении.

– Правда? – в голосе Стэфана слышится искреннее удивление.

– Да, – пожимаю плечами, – этот званный обед, – делаю пальцами кавычки, – в день моего рождения.

– Я не знал. Сегодня?

– Нет, две недели назад, но отмечают сегодня, – решаю пошутить. – Это повторяется в тот же день каждый год.

– Я не слышал, чтобы тебя поздравляли, – Стэфан задумчиво разглядывает мое лицо, будто хочет найти на нем отпечаток грусти. – Всегда думал, что день рождения – это праздник, а не сборище разодетых идиотов, которые меряются у кого больше кошелек, – подмигивает, только вот глаза остаются серьезными. – Где шарики?

Пожимаю плечами и вымученно улыбаюсь:

– Как оказалось, день рождения не имеет никакого отношения к празднику, – наклоняю голову набок, робко улыбаясь. – Мне никогда не нравилось это притворное, заранее расписанное веселье – это как дуло к виску: «Веселись? Кому говорят?!» Поэтому лучше пусть будет так…

– Это неправильно, Катя, – голос Стэфана звучит непривычно мягко.

На секунду даю прорваться истинным чувствам сквозь маску:

– А что правильно в этой жизни Стэфан? – глаза наполняются соленой влагой. – Ты знаешь, что это? Потому что я – нет.

Дурацкий Дицони! Как он это делает? Обнажает, словно оголенный провод, все мои эмоции. Внутри все дрожит от желания разрыдаться. Причем, далеко не так, как леди, а громко и навзрыд. Я не имею на это права. Грусть для меня – непозволительная роскошь.

Длинные черные ресницы прикрывают глаза с гетерохромией. Сложно понять, какие именно мысли Стэфан прячет за ними.

С бешено колотящимся сердцем наблюдаю за тем, как твердые губы неумолимо приближаются. Ни на секунду не возникает желания уклониться. Инстинктивно прикрываю глаза. Легкий поцелуй в лоб и Стэфан аккуратно, почти благоговейно, отводит мою золотистую прядь волос от шеи. Аккуратно шершавыми подушечками пальцев убирает одну единственную вырвавшуюся на волю каплю слезы:

– С днем рождения, принцесса.

Такие простые слова. Странно, но в районе сердца становится тепло и приятно. Губы дрожат и никак не могут сложиться в улыбку.

– Извини, кажется, сегодня мой «улыбатор» сломался, а может, сели батарейки, а может… – замолкаю на полуслове. Понимаю, что несу ерунду. Должно быть, это защитный механизм.

Только вот обаятельные ямочки на щеках Дицони подсказывают, что он все-таки оценил по достоинству мой юмор.

– Ты удивительная девушка.

Еще мгновение и лица касается легкий ветерок. Я уже одна.

«Да, – думаю, наблюдая за тем, как мужчина уверенным шагом направляется к выходу, – конечно, ты умный, красивый и, наверняка, превосходный любовник».

Мои мысли обрывает голос Сазонова-младшего, который, к моему удивлению, стоит так близко от лестницы. Надо же, даже не заметила, как подошел!

«Конечно, пялилась на Стэфана Дицони, – ехидничает внутренний голос. – Разве что-то заметишь?»

– Мне даже немного жаль, что Дицони свалил, – злорадствует Илья, в пару шагов оказываясь возле меня. – Я бы с удовольствием посмотрел, как этот деревенщина корчится под взглядами, соображая, какой прибор выбрать для устриц.

Жених кладет ладонь поверх моей руки, лежащей на перилах. Отдергиваю пальцы, смерив его сверху вниз презрительным взглядом.

– Спасибо, что показал своё истинное лицо, – поджимаю губы, высказывая свое недовольство. – Теперь я знаю, с кем имею дело.

– Кать, ты что? – округляет непонимающе светлые глаза Илья. Тон голоса меняется. – Что я такого сказал?

Рука парня машинально тянется к галстуку.

Его слова буквально приводят меня в состояние бешенства. Как же страшно – вот так, как он, упасть до уровня трусливого животного и даже этого не осознавать. Попробуй-ка все то же самое сказать, что он сказал мне минуту назад, но в лицо Стэфану Дицони.

– Ты ещё не понял меня?! – сдуваю раздраженно прядь волос, упавшую на лоб. – Я хочу не спеша, все обдумать. В одиночестве, – добавляю веско.

– Что обдумать? – светлые глаза бегают, когда Илья пытается найти пути отступления. – Кать, ты чего?

Младший Сазонов выглядит так, будто его обокрали, а первое, что взяли – это достоинство. Перед глазами появляется совсем другой пример. Я вспоминаю, с каким демонстративным пренебрежением Стэфан Дицони реагировал на клевету, что ему вонзали раз за разом между ребер. В нем чувствуется стержень. Он ни от кого не зависит.

А Илья? Как же он жалок. Даже оправдания в моей голове звучат слишком жалко. Он всего лишь пытается выживать, как животное, и для этого ему не нужны ни честь, ни достоинство. Жизнь инфузории-туфельки! Я так не хочу!

На автомате приподнимаю повыше подбородок, как и привыкла поступать в любой жизненной ситуации. Мне и правда надо кое-что переосмыслить… А может даже составить план. В груди, словно цветок, надежда распускается, а за спиной будто крылья вырастают! Потому что все, чего мне реально хочется, – это чувствовать себя свободной от обстоятельств и сохранить СЕБЯ, нежели какой-то внешний комфорт. К черту деньги!

Проигнорировав вопрос жениха, спешу вверх по крутой лестнице, чтобы поскорее скрыться в своей спальне. И вовсе не потому, что нас могут услышать. Стыд, как говорится, глаза не выест. Пусть знают все! Екатерина Борисовна Зимина – не кукла, которая послушно исполняет все капризы своего отца-кукловода!

Глава 18

Стэфан

Как у этой паскуды, Зимина, могла получиться такая дочь? Улыбатор… Криво усмехаюсь. Забавная! Прежде, чем сделать большой глоток янтарной жидкости, взбалтываю охлажденный стакан со льдом. Задумчиво наблюдаю, как идеальные кубики одного размера с характерным звуком плавно сталкиваются друг с другом. Едко усмехаюсь, устремив взгляд сквозь прозрачные панорамные окна высотки на ночной город. Темнота срывает с людей все дневные маски.

Бешеный ритм улиц, яркий свет, рев музыки напрягают так сильно, что, порой, хочется сбежать от этого в тихую, полную блаженного спокойствия темноту – такую, например, как мой офис. Ночной город буквально пропитался грязными мыслями, дорогими вещами и пороками. Но, должен признать, что есть и что-то особенное в этом времени суток. Небо, фонари, светящиеся окна, огни на мостах – все отражается в речной воде. И, кажется, что эти огоньки – звезды, сияющие на земле.