– Не бойся, – засмеялась девушка, – я не злопамятная. Хотя попасть ты, наверное, мог бы. Земля круглая. Но, теперь уже не попадёшь, – она грустно вздохнула, отвернувшись к окну.
– Неужто, выгнали? – Охнул Славка, – и за что?
– Да не выгнали, – мотнула головой Маша, – я сама ушла. Мать у меня сильно заболела. И, судя по всему, надолго. А ухаживать некому.
– И что ж ты теперь делать будешь? – посмурнел и Славка.
– Ну, у нас есть в селе медпункт, может, туда возьмут. А нет, так на ферму пойду. Там всегда работники нужны.
– Да, с твоей весовой категорией только на ферме и работать, – хмыкнул Славик.
– Так у меня мама такая же худенькая, и всю жизнь на ферме. И ничего, – Маша пожала плечами. – И, если б не сосед – урод, она б и не заболела вовсе.
– А сосед-то, каким боком? – насторожился Славик, – обижал, что ли?
– Да я и не знаю, как это назвать, – нахмурилась Маша, – но после него мать сердцем заболела. -Немного помолчав, она начала свой рассказ. Дом ее стоит предпоследний, а в последнем жили муж с женой и сыном. Сын, звали его Ромой, старше Маши года на четыре. Семья, как семья, ничем особо не выделялась. Родители работали в совхозе, Рома учился. Лет в пятнадцать Рома чем-то переболел. И с тех пор он стал как-то сторониться местной ребятни. Но зато завел дружбу с друзьями нашими малыми. Мы даже смеялись немного над ним. У соседей целый двор был вечно чужих кошек и собак. Потом они стали куда-то все пропадать. Зато соседи развели кроликов, курей. Все бы ничего, но четыре года назад странным образом умирает отец Ромы.
– Это как – странным образом? – не понял Славка.
– Ну, он, по словам жены, зачем-то полез в старый погреб, оступился и сломал себе шею. Отца похоронили, тут Рома как раз школу закончил. Учиться никуда дальше не поехал, остался в совхозе. И вот мать моя стала замечать, что у соседей что-то творится непонятное. Рома год кое-как поработал, потом бросил. Сидит дома, ничего не делает. Ладно бы, по хозяйству чем занялся, а то и этого нет. Двор постепенно приходил в запустенье. Живность, что отец держал, испарилась. Зато, Рома из худенького пацана превратился в упитанного розовощекого мужичка.
– Первый парень на деревне? – хмыкнул Славик.
–Первый – не первый, но вот что интересно, на танцы в клуб он не ходил, и с девчатами не дружил.
– А чем же он тогда занимался? – удивился Слава, – не работал, и по хозяйству не шуршал, с девчатами не гулял. Что, спал да ел, что мама принесет?
– Где-то приблизительно так, – кивнула Маша. – Но, занятие у него всё же было, – она вздохнула. – Он, он мучил животных.
– Это как? – не понял Слава.
– Мы и сами это не сразу поняли. Но, после болезни у парня что-то сдвинулось в голове. Ему нравилось мучить животных. В старом погребе он устроил себе что-то, типа, капища. Мучил там кошек, собак, и балдел от этого. И, видно, отец – это дело засек. Может, трупы животных в овраге нашел, может, что услышал, но вот полез он в погреб и слетел с лестницы. После смерти отца Рома уже и в погреб не лазил. Стал своими экзекуциями заниматься прямо в сарае. Благо, тот стоял на задворках, и из него ничего слышно не было.
– А мать, мать его, что, ничего не знала тоже? – удивился Слава.
– Мать знала. С какого времени, не знаю. Но знаю, сначала пыталась как-то вразумить сына, даже к батюшке его водила в церковь, в соседнюю деревню, но не довела. Рома сбежал.
– Значит, в нём сатана поселился? – кивнул головой Слава, – я читал про такое. Точно – сатана, раз он в церковь не пошел.
– Наверное, ты прав, – согласилась Маша, – но, что могла сделать простая деревенская тётка. А так как перед сельчанами ей всё-таки было стыдно, она всё и скрывала. А тут летом в лесу находят двух местных старух грибниц. Сначала одну, через неделю другую.
– И что с ними? – заерзал на сиденье Славик.
– Они были привязаны к дереву и порезаны ножом, как будто их кто пытал. Село забурлило. Стали вспоминать, что до этого находили в лесу также привязанных к дереву собак и кошек, и тоже резаных. Моя мать первая заподозрила Рому и видно стала к нему присматриваться. Она и мне часто с почты звонила. Последний раз сказала, что разговаривала с матерью Ромы. Та долго отнекивалась, плакала, а потом умоляла никому не говорить, обещала отвезти Рому к врачам.
– Как же, поедет он тебе, – хмыкнул Слава, – такие люди себя больными никогда не признают.
– Ты прав, – вздохнула Маша. – Вчера мне подружка позвонила, я половины, правда, не поняла, она так тараторила. Но, подумав, дорисовала картину сама. К маме моей зачем-то пришла её мать. Они сидели на крыльце и вдруг услышали дикий вопль от соседского дома. Сильно испугались. Моя мама заподозрила неладное, и они, взяв в руки кочергу и ухват, пошли туда. По словам подружки, войдя, увидели лежащую без памяти соседку в углу горницы у икон, а посреди корчащегося Рому. В одной руке у него был нож, в другой – веревка. Этим ножом он изрезал все вокруг и себя, в том числе. Матери моей стало дурно. Подружка её еле успела вывести на улицу. Вызвали милицию и скорую. Пока скорая ехала, Рома истек кровью. А мать его очнулась, с ней всё в порядке.
– Ну, теперь-то она милиции, наверное, всё рассказала? – поморщился Славка.
– Подружка говорит, что ничего не сказала. Твердила, что ничего не знает.
– Ну да, её понять можно, – задумчиво молвил Славка, – матери все такие. А то, что сын уродом стал, кто виноват, разберись тут?
Некоторое время ехали молча. Каждый думал о своем.
– А если ты мать в город с собой возьмешь, то учиться дальше сможешь? – спросил Виктор.
– Не получится, – покачала головой Маша, – одна я жила в общежитии. С матерью надо будет снимать квартиру. Это деньги. Ещё питаться на что-то надо.
– То есть, всё дело, лишь, в деньгах? – прищурился Виктор.
– Не просто – в деньгах, – усмехнулась девушка, – а в приличных деньгах.
– Запиши мне свой адрес, – Виктор протянул блокнот, – телефон у тебя есть?
– Для меня – это роскошь, – усмехнулась Маша и, помедлив, написала деревенский адрес.
– Зачем тебе? – с интересом поглядев на Виктора, Маша вернула блокнот.
– Хочу, если, когда случится, попасть в умелые руки настоящего специалиста. Ты же сама сказала, что Земля круглая. – Достав из спальника свой рюкзак, Виктор вынул из него все деньги, оставив себе одну пачку. – Вот возьми и возвращайся учиться. Из Питера я еще пришлю. – Вырвав из блокнота листок, он написал свой телефон. – Проблемы будут, звони.
– Ты, случайно, не граф Монте-Кристо? – улыбнулась Маша, пряча деньги в сумку.
– Я – Робин Гуд, – шепнул Виктор девушке на ушко.
– Ух, ты, здорово. А зовут тебя как?
– Мама с папой – Виктором. Друзья – тоже.
– Хорошее имя – кивнула Маша, – надёжное.
За непринужденной болтовней время пролетело быстро. И когда Маша показала на указатель, ребята немного огорчились. Жаль было расставаться с такой замечательной девушкой, к тому же Машей.
– А село твое, почему Кокошкино называют? – остановившись на повороте, спросил Славка.
– А в старину, бабка мне рассказывала, у нас лучше всех кокошники шили. Их даже в сам Новгород Великий на продажу вывозили, – улыбнулась, прощаясь, девушка.
– А что такое кокошник? – когда отъехали, Славка посмотрел на Виктора.
– Ну, это такой головной убор для женщин, – Виктор показал руками.
– Красивый, наверное?
– Красивый, – согласился Виктор, – сейчас таких не делают.
– А зря, я вон, как к бабке приду, как в музее побываю. У ней – подушки расшиты, пододеяльник расшит. Рушники все – в птицах цветных. А половики – на полу, ковер в подметки не годится.
– Раньше этим женщины зимой и занимались. Сейчас жизнь другая, вкусы другие.
– Сейчас – безвкусица, а не вкусы, – хмыкнул Славик. – Стандартизация, – произнес он слово по слогам. – Раньше у каждого мужика своя резьба на окнах была, и не только. Дом был лицом хозяина. А в многоэтажке у всех лица одинаковые, пустые. Потому мужики и пьянствуют. Им самовыразиться негде. Показать, что ты за мужик, не на чем.
– С этим я согласен. – И они завели разговор о сегодняшних ценностях бытия.
Жили раньше мужики, каждый в своей хате.
Нынче в доме все живут, как в одной палате.
Свой наличник в хате был и крыльцо резное.
В доме лишь подъезд один и полотно дверное.
Вечерами мужики по хозяйству бдели,
В городе же делать что? Все в пивной сидели.
В деревнях здоровы были, так как некогда болеть.
В городе от лени чахнешь, коль у телевизора сидеть.
На ужин ребята остановились в придорожном кафе "Фиалка".
– А что, много нападений было? – спросил Виктор, когда официантка, расставив заказ, отошла.
– За лето известно о десяти, – буркнул Славик, надкусывая хлеб.
– С нашей базы две машины тоже разграбили, – добавил Виталик.
– И что, никаких следов? – удивился Виктор.
– Фуры потом находят, где-нибудь в овраге, а экипаж они на месте расстреливают, сразу.
– У них какая-то система есть, или они хватают, что попадётся?
– Мы думали над этим, – кивнул Виталий. – Понимаешь, на первый взгляд – системы никакой нет. Но берут они только богатые фуры. И главное, фуры все с разных баз и грузились на разных складах.
– Одно время грешили на ДПС-ников. Дороги у нас только три, легче наблюдателей поставить. Но ДПС-ники не знают, какой везётся груз, если фура опечатана. В накладной пишется только номер груза. А они брали именно опечатанные, дорогие грузы. Где тут система?
– Действительно, – хмыкнул Виктор, – системой не пахнет. – А кладовщик, или ещё кто на складах мог быть наводчиком?
– Теоретически мог, конечно. Но тогда получается, что у банды на всех складах наводчик сидит.
– Ну, почему бы и нет. Правда, вычислить при сегодняшней связи по телефону его практически не реально. Но при известном терпении возможно.
– Слушай, Слав, по-моему, вон тот опель стоял на выезде? – кивнул вдруг Виталик на въехавшую на стоянку машину. – Вы только не дёргайтесь, парни.
Виктор краем глаза посмотрел на машину. Внутри сидели три парня, кроме водителя. Один из них, выйдя, лениво потянулся и направился к бару. Взяв четыре порции мороженого, вернулся обратно. Газанув, опель покинул стоянку.
– Как-то это не естественно, – хмыкнул Виталик. – Приехали четыре, вышел один.
– Действительно, подозрительно, – кивнул брат.
– Что делаем? – допил чай Виталик.
– Едем дальше, что мы делаем? Карабины только достанем, и всё. До ночной стоянки чуть-чуть осталось.
Ребята вернулись в машину и, приготовив карабины, вырулили на трассу. Через час впереди на обочине они увидели машину и рядом с ней девушку с поднятой рукой.
– Ну, вот и начинаются интересности, – сидящий пассажиром Славик снял предохранитель с карабина. – Что делаем? – он закрутил головой.
– Думаешь, подстава? – Виктор тоже стал вглядываться в зелёную стену густого леса.
– Сто пудов, – согласился Виталик.
– Тогда останови за девушкой метров через сто и сидите в кабине, а я проверю, – предложил Виктор.
– А если стрелять начнут?
– Вы тоже стреляйте, – улыбнулся мальчик. – Но, думаю, до стрельбы дело не дойдёт. – Он выставил в окно левую руку и сжал наполовину пальцы.
Как только машина остановилась, Виктор выпрыгнул и посмотрел на лес впереди. Направив левую руку туда, он опять сжал пальцы. Перейдя на противоположную сторону дороги, он направился к молодой женщине, которую принял за девушку, ведя по опушке леса полу сжатым кулаком. Женщина спокойно стояла возле машины, глядя на приближающего мальчика.
– Что у вас случилось? – перешёл через дорогу к ней Виктор. Та почему-то молчала, глядя расширенными глазами на приближающегося Виктора.
– Понятно, – хмыкнул мальчик. – Она – не при делах, просто исполняет роль приманки, хотя, сама – жертва. – Кого они у вас захватили? – Виктор остановился перед женщиной.
– Мужа с детьми, – ответила та мёртвыми губами.
– Где сидят?
– Сзади меня, в лесу.
– Я проверю, – хмыкнул мальчик. – Интересно, а почему она не вырубилась? Или луч над ней прошёл, или её эмоциональное состояние не дало?
Перепрыгнув кювет, Виктор углубился в лес. Далеко ходить не пришлось. Под еловыми ветками на опушке, уткнувшись носами в стволы автоматов, лежали три парня. Чуть далее, у сосны сидел мужчина с двумя детьми. Виктор наклонился над детьми. Они были живы. Дышал и мужчина.
– Ну, слава Богу, – с облегчением вздохнул мальчик. Подняв детей на руки, он понёс их к машине. Женщина так и стояла у машины живой статуей.
– Дверь откройте, – позвал её мальчик, перепрыгнув кювет обратно.
– Чего? – резко обернулась женщина и вскрикнула, увидев детей.
– Живы они, живы, не пугайтесь, просто без сознания, – улыбнулся Виктор. – Вы дверь откройте, я их на сиденье посажу.
