Дальше Дневники Ийона Тихого содержат такую запись: «Я пошёл к Тарантоге, чтобы посмотреть статью о сепульках. Нашёл короткую информацию:
«Сепульки – играющий значительную роль элемент цивилизации ардритов (см. – ссылка на статью в этой же энциклопедии) с планеты Интеропия (см.). См. Сепулькарии».
Я последовал этому совету и прочитал:
«Сепулькарии – устройства, служащие для сепуления (см.)».
Поискал сепуление, там было:
«Сепуление – занятие ардритов (см.) с планеты Интеропия (см.).
См. Сепульки.»
Круг замкнулся, больше искать было негде.»[13 - – Лем Станислав «Путешествия Ийона Тихого.» «Путешествие четырнадцатое», с. 590—591.]
Порочный круг может содержать не два и не три звена, как в наших примерах, а гораздо больше. Мы можем блуждать в наших рассуждениях, как в лабиринте, пока не убедимся, что снова вышли туда, откуда начинали свой путь. Когда по ходу доказательства в качестве обоснования всплывёт то самое суждение, которое нам как раз и хотелось доказать, круг замкнётся, а значит, мы так и не смогли толком обосновать свою мысль.
Какова же альтернатива порочному кругу? Отказавшись замкнуть рассуждение в кольцо, мы вынуждены для каждого нового суждения подыскивать новое обоснование. Допустим, мы хотим объяснить, как устроен мир. Древнему человеку Земля представлялась в виде плоского диска. И вот древнегреческий учитель-философ во всеуслышание заявляет об этом. Любопытный ученик его спрашивает, а на чём же держится этот диск? – На четырёх слонах. – На чём же стоят слоны? – Они стоят на панцире гигантской черепахи. – А черепаха? – не унимается ученик. – Она плавает в водах бескрайнего океана.
Последнее утверждение ученику придётся принять на веру, ибо на вопрос, что находится под океаном, учитель ответить не сможет, – его объяснительная модель океаном заканчивается. А если даже он что-нибудь и придумает, поддавшись на провокацию ученика, рано или поздно ему придётся всё-таки сказать: «Стоп! Далее спрашивать бессмысленно, потому что выводить одно из другого можно до бесконечности. И если мы этим займёмся, то всей нашей жизни не хватит, чтобы хоть что-нибудь в ней понять». Другой философ, более уверенный в себе, мог бы ответить иначе. Он тоже сказал бы «стоп»: нет смысла в дальнейших вопросах, ибо мы пришли к последнему основанию, которое объясняет весь мир.
Не поступает ли подобным образом современная физика, когда разбирает строение вещества? Тела состоят из молекул, те – из атомов. «Атом» (??????) – в переводе с греческого значит «неделимый». Считалось, что атомы – это предельно малая форма организации вещества. Потом были открыты элементарные частицы. Теперь известны и более мелкие формы – кварки, путём утраты и приобретения которых одни элементарные частицы могут быть преобразованы в другие. Не родственен ли кварк в данной модели описания мира нашему последнему основанию?
Впрочем, основанием для философской позиции может быть только суждение. Суждение: «пределом деления вещества является кварк» с философской точки зрения весьма уязвимо. Если прежние попытки объявить, что такой предел уж открыт, оказались излишней поспешностью (название «элементарная частица» в этом отношении весьма показательно), то и сегодня наше представление о структуре мира не застраховано от потрясений.
Но чтобы иметь хоть какое-то представление, надо на чём- то остановиться. В конечном счёте, последним основанием является то, по поводу чего люди договорились не задавать вопросов. Поэтому в философии так широко распространено доказательство от очевидного. Очевидно то, что понятно и несомненно для всех. Хотя человеку никто не может запретить усомниться и в самом понятном, такое сомнение не даст ему ничего. – Оно разрушит ту основу, которая объединяет его представление о мире с представлениями других людей, – общее для них последнее основание, а значит и лишит возможности осмысленно вести диалог. Только имея со своим собеседником общее последнее основание – пусть оно принято даже условно, по обоюдному соглашению, – можно попробовать его в чём-нибудь убедить, то есть показать, каким образом это основание можно подвести под высказываемые тобой мысли.
Обычно люди не отдают себе отчета, в чём они согласны с другими. Философ здесь ищет полной ясности. Обнаружив такие последние основания и сделав их каркасом своих рассуждений, философ имеет серьёзные шансы приобщить других к своему видению мира. Чем меньше он позволит себе суждений, несводимых ни к одному из общепринятых оснований, – а в этом заключается принцип строгости рассуждения, – тем скорее его взгляды получат признание.
Последовательно сохраняемая строгость рассуждения породила методы современной науки. Однако сила обоснованного рассуждения такова, что может вводить в соблазн. Если у философа имеется красивая модель объяснения, он может поддаться искушению высказать её публично. Лёгкость, с которой можно убедить или поразить аудиторию, часто заставляет изменять истине. Вместо того чтобы говорить о том, что действительно считаешь истинным и значимым для человеческой жизни, впавший в соблазн философ будет идти на поводу возникшей у него модели. Окажется, что не он управляет обоснованием, а оно помыкает им, как кукольник куклой, дёргая за верёвочки.
Строгость мысли ещё не делает философии. Человек, чувствующий себя философом, не просто мыслит, – он стремится этим соответствовать определённому образцу. Стержень философии – это образец, которому она подражает. Что же это за образец? Его тайну нам приоткроет имя самой философии.
Задания
1. Попробуйте оспорить утверждение Протагора, что всё, что только может быть сказано, – истина. (См. сноску №6).
2. Как бы Вы могли доказать Зенону принципиальную возможность движения? (Аргументация Зенона – сноска №7).
3. Придумайте свой пример порочного круга.
4. Как бы Вы сами рассудили спор Протагора с Еватлом?
5. Перечитайте фрагмент из «Алисы в Стране чудес». Всегда ли, чтобы отгадать загадку, нужно знать на неё ответ?
Литература
Основная:
Кэрролл Льюис. Алиса в Стране чудес. Глава VII: «Безумное чаепитие»// В кн. Кэролл Л. Алиса в Стране чудес, Алиса в Зазеркалье. М., «Наука», 1991. С. 56—64.
Лем Станислав. Звёздные дневники Ийона Тихого. Путешествие четырнадцатое.// В кн. Лем С. Избранное. Л., «Лениздат», 1981. С. 589—610.
Дополнительная:
Диоген Лаэртский. 0 жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Книга девятая, главы 50—56. Протагор// В кн. Диоген Лаэртский О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., «„Мысль“», 1986. С. 348—350.
Кэрролл Льюис. Алиса в Стране чудес. Глава III: «Бег по кругу и длинный рассказ»// В кн. Кэролл Л. Алиса в Стране чудес, Алиса в Зазеркалье.С. 26—32.
Рифмы Матушки Гусыни. М., «Содействие», 1993.
Секст Эмпирик. Против учёных. Книга первая, главы 60—64// В кн. Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. Т.1, М., «Мысль», 1976. С. 72.
Фрагменты ранних греческих философов. М., «Наука». 1989. С. 307—309.
А также:
Аристотель. О софистических опровержениях. Гл. I – XV. //В кн. Аристотель. Сочинения. Т.2. М., «Мысль», 1978. С. 533—565. – О методах и приёмах, используемых софистами в споре.
Гиро Поль. Частная и общественная жизнь греков. Гл. десятая: «Правосудие»//В кн. Гиро П. Частная и общественная жизнь греков С.-Пб., «Алетеия», 1995. С. 319—336. – О роли суда в жизни древнего грека.
Романов А. А. Основы логического знания. Тверь 1995. – Доступное изложение логики.
Софизм «Рогатый» цитируется по: Философский энциклопедический словарь. Ст. «Софизм»// ФЭС. М., «Советская энциклопедия», 1989. С. 602.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мы создаём имена. – Функция имени. – Имя начинается с личности. – Как братец Черепаха перехитрил братца Кролика. – Мир сквозь призму абстракции. – «Вещи-в-себе» и «вещи-для-нас». – То, что не высказать словом. – В мире понятий. – Мостик между людьми. – Немощь определений. – Употребление слов и вещей. – Смысл имён. – Этимология философии. – За что Иван Андреевич Крылов оставил Философа без огурцов. – Зеркало человеческого сознания. – Что мы действительно хотим знать. – Запрет – обратная сторона знания. – Пренебречь знанием – один из способов распорядиться им. – Первое приближение к мудрости.
«Брат и сестра», к стр. 52
Английская сказка рассказывает: некогда один король отправился в дальние страны. Тем временем его жена родила сына. Королеве не хотелось давать мальчику имя в отсутствии отца: «До возвращения короля, – сказала она, – мы будем называть его просто Ничто-Ничего». Однако путешествие короля затянулось. Ничто-Ничего уже успел стать юношей, так и не получив настоящего имени. Но вот, наконец-то, король возвращается в своё королевство. На его пути попадается быстрая и глубокая река, через которую нет переправы. К озадаченному королю подходит великан и предлагает свою помощь. «Что возьмёшь за то, чтобы перенести меня на ту сторону?» – спрашивает король.
«– Да что с тебя взять? Ладно уж, Ничто-Ничего! Садись ко мне на спину, и я живо тебя перенесу».
Приятно удивлённый король, не разгадав уловки, ответил:
«– Ничто так ничто, ничего так ничего! А мою благодарность получишь в придачу».
Только попав домой, он узнал, что пообещал великану. Обещанное пришлось исполнять, и принцу Ничто-Ничего выпали серьёзные испытания, прежде чем наступил счастливый конец.[14 - – Шотландские и английские сказки. С. 285—291]
Сказка обыгрывает необычное имя принца, возникшее из отсутствия имени. Интерес подогревается тем, что в действительности такая ситуация вряд ли возможна. Человек живёт в мире, где поименовано всё. Каждое действующее лицо должно иметь имя. Каждая вещь, с которой совершается действие, – также. Если имени нет, то и действия не происходит. В Турции рассказывают, что как-то ходже Насреддину выпало разбирать спорное дело. Один человек помог другому взвалить на плечи дрова. Предварительно он спросил: «что ты мне дашь за это? " – «Ничего», – был ответ. Тот согласился, а потом через суд потребовал, чтобы ему отдали обещанное «ничего». Насреддин попросил истца приподнять коврик, на котором обычно сидел. «Что ты там видишь, дружок?» – поинтересовался ходжа. – «Ничего.» – «Вот бери его и уходи, не задерживай почтенную публику».[15 - – Сказки народов мира. С.165]
Хитрый истец рассчитывал получить хоть что-то. Но поскольку ничего не было названо, его легко было поставить на место. Отсутствие имени не вылилось в конкретную вещь; оно так и осталось пустотой, ничем, так как ничего иного и не обозначает.
Имена служат для обозначения того, что нас окружает. Имя – как метка – отсылает нас к чему-то определённому. Назвав именно это имя, а не какое-нибудь другое, мы ожидаем вполне однозначного понимания, – не путаницы же мы хотим. Разнообразию в мире соответствует наличие различных имён в человеческом языке. В сказках иногда обыгрывается неожиданная неоднозначность имени. Шотландская сказка рассказывает о непослушном мальчике Перси, который не лёг вовремя спать. Засидевшись у камина дольше обычного, он вдруг увидел, как из каминной трубы выпрыгнул маленький домовой. Оправившись от замешательства, мальчик поинтересовался, как зовут его вечернего гостя.
– Сам, – ответил домовой. – А тебя как зовут?
Перси решил, что домовой плутует и постарался его перехитрить.
– Я-сам, – придумал он себе имя.
Они стали играть. Ненароком уголёк, выпавший из камина, ожёг домовёнку ногу, и тот завопил от боли.
– Кто тебя обидел? – раздался из каминной трубы голос старой злой феи – его матери.
– Это Я-сам! – пожаловался домовой.
– Тогда чего же ты кричишь? Сам себя и ругай! – был ответ.
Выдуманное имя спасло Перси от неприятностей. Оно оказалось обманным: вместо того, чтобы указать на своего носителя, оно указывает совсем на другое лицо. По существу, оно не выполняет основной функции имени. Секрет прост: Перси использовал в качестве имени местоимение. Задача местоимения – замешать любое лицо, сохраняя лишь указание на его роль в предложении и то, что называется грамматическими характеристиками. Местоимение неопределенно, его надо всякий раз расшифровывать в зависимости от контекста. Имя иногда тоже требует уточнения: «Не тот ли это господин №, который известен тем-то и тем-то?» – спрашиваем мы, когда не уверены, говорим ли мы с нашим собеседником об одном и том же лице. Мы уточняем, поскольку имён всегда меньше, чем тех, кто может обладать ими. Однако по своей природе имя есть наиболее точное указание, естественный и надёжный переход к носителю имени. Имя индивидуально – поскольку оно указывает на индивидуальность. То, что можно отличить от другого, может обладать и своим собственным именем. Имя собственное – исходная точка для понимания имени. Имя нарицательное, относящееся к целому классу индивидуальностей, объединённых по одному или нескольким признакам, – это уже вторая ступень.
В сказках бывает и так, что грань между именем собственным и именем нарицательным исчезает. Лиса или, скажем, Заяц – вполне приемлемые сказочные имена. Но иногда сказка допускает странное раздвоение, когда для одних персонажей такое имя в полной мере сохраняет значение имени собственного, а другие – например, сам носитель имени – используют возможность рассматривать его в качестве нарицательного.
В сказке «Как братец Кролик и братец Черепаха бегали наперегонки» рассказывается о том, как поспорили братец Кролик и братец Черепаха, кто из них быстрее бегает. Кролик – бегун известный, черепаха же ползает, – про неё и не скажешь иначе. Победа, конечно, должна остаться за Кроликом, это ясно не только нам, – столь же ясно это было и для самого братца Кролика, да и братец Черепаха не строил на свой счёт никаких иллюзий. Зная, что даже самая быстрая черепаха никогда не обгонит самого захудалого кролика, братец Черепаха пошёл на хитрость. Сказка сообщает нам, что братец Черепаха имел жену и четверо детей, «и каждый из них – ни дать ни взять вылитый братец Черепаха». Когда подошло время начинать гонку, сам братец Черепаха спрятался недалеко от финиша, жену оставил на старте, а детей расставил через равные промежутки по всей дистанции. Прозвучал сигнал, и братец Кролик рванулся вперёд, а жена братца Черепахи доползла до первого куста, а оттуда – прямо домой, в болото. Время от времени братец Кролик на бегу спрашивал: «Братец Черепаха, ты где?». И тот из детей братца Черепахи, кто оказывался в этот момент поближе, отвечал: «Здесь я, ползу помаленьку». Когда же братец Кролик проделал почти весь условленный путь, братец Черепаха безо всякого труда первым оказался на финише, и никто не заметил подвоха.[16 - – Сказки народов мира. С. 557—560.]
Сказка позволяет самому медленному существу взять верх над самым быстрым. Но победа не стала бы возможной, если за внешним обликом черепахи для стороннего наблюдателя не потерялись бы индивидуальности братца Черепахи и членов его семьи. Интрига сказки построена на противопоставлении быстрый – медлительный, но в глубине читается и другое противопоставление: различимый – неразличимый. Человек вообще с трудом различает животных одной породы, и если научиться не путать кроликов, сидящих в одной клетке, сравнительно просто, то в отношении черепах может ошибиться даже специалист. Камбоджийская сказка на тот же сюжет идёт ещё дальше. Она называется «Как улитка обманула зайца».[17 - – «Пропавшая палица». С. 169—170] Нетрудно догадаться, что в качестве соперника бегуну-зайцу здесь выступает улитка. Улитка – тихоход. Но не менее важно, что никому и в голову не придёт различать улиток по внешнему виду, если, конечно, это улитки одной биологической разновидности. Какая бы из них ни попалась, она всегда для нас будет просто улиткой. Это почти то же самое, как если бы на свете существовала всего лишь одна улитка и то и дело попадалась нам на глаза.
