Средство от бессмертия
Елена Кивилампи
Россия, 2017 год. Олег Николаевич Шестов, «сделанный в СССР» немолодой провинциальный интеллигент, приезжает в Санкт-Петербург и обращается к врачу с жалобой на расстройство памяти. В тот день судьба героя делает крутой поворот: ему предстоит упасть на самое дно реки жизни, пройти через огонь, медные трубы и войну с немцами… Но ещё раньше ему, убеждённому атеисту, суждено найти Бога там, где он меньше всего ожидал Его встретить.
Елена Кивилампи
Средство от бессмертия
Издание электронной книги:
Проект электронного книгоиздания «Атанор» (atanor-ebook.ru)
2023
© Кивилампи Е., 2023
© Верстка, дизайн обложки. ИП Бастракова Т. В., 2023
* * *
Боже, дай мне сил не верить в бога!
(Синклер Льюис. «Эрроусмит»)
Часть I. Анамнез Шестова
Глава 1
Моя голова – как старая шахта. В ней с каждым годом всё меньше золотых самородков и всё больше тёмных лабиринтов.
Нет, меня не похищали гости с другой планеты, я не катался пьяным на горных лыжах, и кирпич мне на голову не падал. (Или падал?) Но с каждым днём всё больше кусочков мозаики стали теряться бесследно, а когда стало ясно, что самому мне этот пазл уже не сложить, я решил обратиться к одному из главных специалистов по моему недугу; тем более, что далеко искать не пришлось: это был мой старый друг и бывший сосед по университетской общаге.
Надо сказать, что амнезию он изучал не только по книгам и на своих пациентах: его самого как-то раз неслабо накрыло (правда, не без помощи C
H
OH). Мы оба тогда учились в ЛГУ (он – на подготовительном отделении, а я – на первом курсе химфака), и было это в те далёкие времена, когда мой факультет ещё обитал на Васильевском острове.
Кого-то удивит, что здоровенный парень решился выпить впервые в жизни, когда ему стукнуло двадцать пять, но то был особый случай: Малик был родом из Эфиопии, из мусульманской семьи, и сорок поколений его правоверных предков не знали даже вкуса спиртного. Для него выпить даже один глоток означало такой же шаг отчаяния, как для нас с вами шагнуть под электричку.
Конечно, он пошёл на это не от хорошей жизни. У меня до сих пор не стёрся из памяти тот день, когда я увидел его в первый раз. Дело было то ли в конце осени, то ли в начале зимы, в вечерних сумерках; я шёл от метро к студенческому общежитию на углу Пятой линии и Среднего. Вокруг слякоть, серые стены, хмурые прохожие, какие-то лишайные коты возле ржавых водосточных труб… Не хватало только нищих с картонками, но всему своё время.
И впереди меня, как воплощение этого унылого антуража, – сутулая фигура негра в куцем чёрном пальто с торчащим из-под полы белым халатом. Он устало брёл посреди толпы, не видя ничего вокруг. У меня аж сердце ёкнуло, не вру! И я тогда ещё не знал, что в ближайшем месяце нам с ним предстоит разделить одну комнату на двоих.
Многим пришлось нелегко в студенческие годы, но мне ещё грех жаловаться. Малику было в сто раз не слаще: он был совсем один, как чёрная муха в белом молоке, – чужая страна, чужой язык, холодный климат, учёба с раннего утра до позднего вечера и вечно пустой карман. И, конечно, одиночество, тупое, ноющее и безысходное. Ещё бы: семья за тысячи вёрст, из друзей – я один, а о подругах он даже не мечтал.
Хотя, о чём это я? Конечно, мечтал! Страстно, неистово, почти до пунктика. И если бы дело было только в одной физиологии… Надо заметить, Малик оказался личностью весьма неординарной (потому и пошёл так далеко): ему не нужна была простая интрижка, а уж тем более девушка на одну ночь, и даже мой бурный роман с Лизкой, на его вкус, был пресным, как аква дестиллята.
О, нет! Малик хотел настоящей любви, и не какого-то там фейерверка, а страсти размером с вулкан! Или хотя бы с горящий танкер. Какой именно он представлял себе свою будущую пассию, я даже не возьмусь описать, потому что таких в реальной жизни просто не бывает. А он, как безнадёжный романтик, и слышать не хотел ни о каких уступках.
В сторону обычных девушек он даже не смотрел (впрочем, те и сами ему на шею не вешались, а половина жёлтого солнца Чимаманды Нгози Адичи тогда ещё не взошла на знойном небе Чёрного континента – в те годы будущая дива ума, красоты и таланта едва переступила порог начальной школы). Поэтому затмить тот образ, который он днём и ночью лелеял в своём воображении, смогла бы разве что красавица, ставшая музой и второй половиной солнца русской поэзии (чей пращур, к слову, был земляком нашего Малика).
Нетрудно догадаться: его неземной идеал так и оставался несбыточной мечтой, и вот настал момент, когда тоска по этой мечте Малика уже не просто мучила, а нещадно душила. Это даже не смешно: будущий светоч психиатрии сам едва не пал жертвой фрустрации на старте своей карьеры. И тогда именно мне пришлось вытаскивать Малика из петли депрессии.
Я ничего нового не изобрёл – за меня уже всё сделал Дмитрий Иванович Менделеев. «Лекарство», ясное дело, я достал у себя на практикуме, и тем же вечером оно стояло перед нами на столе, аккуратно разведённое кипячёной водой с точно выверенной концентрацией в сорок объёмных процентов. Не подумайте плохого: в те годы, как и потом, я не был заядлым выпивохой; просто из всех рассмотренных вариантов это был самый дешёвый и сердитый способ встряхнуть моего друга (выражаясь научно – поднять тонус симпатической нервной системы); остальные виды снятия одного стресса другим (по принципу «клин клином вышибают») оказались мне не по средствам либо были слишком рискованны, а то и вовсе запрещены законом.
* * *
На следующий день, хмурым утром, я как раз собирался что-то стряпать на электрической плитке в комнате студенческого общежития, где мы жили вдвоём. Глядя мутным взглядом в закипающую воду (ночка выдалась, прямо скажу, нелёгкая и богатая событиями), я краем глаза наблюдал за Маликом. Тот спал, раскинув руки, с блаженной улыбкой на помятом лице. Едва открыв глаза, он бросился благодарить меня, как своего лепшего благодетеля:
– Олег, спасибо! Я теперь твой должник – до смерти не забуду!
(Я отметил про себя, что Лиза не зря тратила время, помогая ему с русским.)
– Ну ты как сам? Справишься тут один? – спросил я его. – Мне до пар ещё нужно на филфак забежать, Лизавету успокоить. Она ночью совсем распсиховалась, несколько раз звонила на вахту, спрашивала: вернулись или нет из загула её «горькие пропойцы»? Наверняка вообразила, будто кто-то нам в кабацкой драке…
– …саданул под сердце финскый нож! – подхватил за мною Малик.
Да-да, я не ошибся! Именно так, театрально, с твёрдым «ка» произнёс он предпоследнее слово, переняв старомосковский выговор от своей наставницы. А само есенинское стихотворение Малик начал учить с полгода тому назад и каждый раз, повторяя его, безутешно плакал. На то у него были свои личные причины, но пока не будем о грустном. Тем утром мой друг был радостен и доволен, больше скажу – его просто распирало от счастья, словно сверхновую накануне взрыва:
– Это случилось! Я встретил ЕЁ! Я встретил девушку моей мечты! Я сейчас чувствую себя так, словно заново родился на свет другим человеком!
(«Скажи, пожалуйста! – усмехнулся я в мыслях, заметив такую разительную перемену в настроении. – Да ведь ты, приятель, со вчерашнего дня не стал ни умнее, ни милее. А румяней и белее уж точно не стал. Но вот поди ж ты, как вырос ты в собственных глазах!» И именно в то утро мне, двадцатилетнему балбесу, в голову пришла одна простая и светлая мысль, и в будущем эта мысль уберегла меня от многих ошибок, обид и разочарований жизни. Нет, я не про то, что «с лица воды не пить» – эту максиму я усвоил ещё в детстве, а прожив всего несколько месяцев в Ленинграде, лишний раз убедился в том, как часто за ампирной пышностью фасада скрывается убожество коммунальной кухни. Я совсем о другом – о том, насколько уязвимы мы бываем для чужого мнения. Стоит кому-нибудь одарить нас ласковым словом или взглядом – и наша душа уже пляшет канкан в парижском варьете, хотя всего минуту назад гремела кандалами на каторге Чёртова острова. Вот и умнейший Юкио Мисима ещё при жизни был обласкан славою, стал культовым писателем, трижды выдвигался на Нобелевскую премию по литературе – однако, уже будучи зрелым мужем, не вынес удара по самолюбию и покончил с собой, когда награда досталась не ему, а Михаилу Шолохову.)
– Да ну? – иронично спросил я Малика.
– Честно, я даже не помню, где и как мы с нею познакомились и где потом расстались. Но я знаю наверняка: мы нашли друг друга, она живёт в этом городе, и теперь я её никуда от себя не отпущу!
– Совет вам да любовь! Только скажи: тебе в ней странным ничего не показалось?
– В каком смысле? Что ты, она не кокотка! Да и что им с меня взять? Ты не представляешь, какая она красавица! Я таких раньше видел только на картинах. А главное: умная, добрая, понимает меня с полуслова…
– А что ты ещё о ней помнишь?
– Я помню, мы с нею не расставались до утра. Ты не подумай ничего такого – мы просто сидели в кафе, потом гуляли по набережной, потом целовались в парке…
– Вот даже как? Тебе и тогда в ней странным ничего не показалось?
– Да что ты заладил одно и то же! На самом деле, я одного никак не могу понять: что она во мне нашла? Только подумай: где она, а где я? Но, наверное, это судьба…
– Ну, по крайней мере, в этом городе ваше свидание надолго запомнят… А всё-таки, тебя в ней ничто не насторожило?
– Ты знаешь… Сейчас ведь холодно на улице, а мы с нею всю ночь гуляли. Я-то в пальто был, и то озяб, а на ней одно платье, и спина вся голая. Я всё удивлялся: как она не мёрзнет?
– Ещё бы! Это же был манекен.
Примечания:
1. «Боже, дай мне сил не верить в бога!» – эпиграф цитируется по книге: Синклер Льюис. «Эрроусмит». Роман. Перевод с англ. языка Надежды Вольпин. – М.: «Гослитиздат», 1956. – 519 с.
2. C
H
OH – рациональная формула этилового спирта.
3. Аква дестиллята (лат. aqua destillata) – дистиллированная вода.
4. Чимаманда Нгози Адичи (р. в 1977 г.) – нигерийская писательница, публицист и общественный деятель, лауреат многих литературных премий. На редкость красивая, обаятельная и стильная женщина. «Половина жёлтого солнца» (2006 г.) – роман Адичи, посвящённый гражданской войне в Нигерии в конце 1960-х годов и геноциду её народа игбо (эта трагедия перекликается с событиями 1970–1980-х годов на родине Малика).
5. «…будто кто-то мне в кабацкой драке саданул под сердце финский нож» – строки из стихотворения Сергея Александровича Есенина (1895–1925) «Письмо к матери» («Ты жива ещё, моя старушка?») (1924 г.).
6. «…гремела кандалами на каторге Чёртова острова»: Олег намекает на дело офицера французской армии Альфреда Дрейфуса (1859–1935). Несправедливо обвинённый в шпионаже, он несколько лет провёл в тюрьме на Чёртовом острове недалеко от г. Кайенны (Французская Гвиана), в то время как настоящий предатель Эстерхази жил на родине, не отказывая себе в светских удовольствиях.
7. Юкио Мисима (1925–1970) – писатель и драматург, классик японской литературы. Покончил с собой согласно самурайскому ритуалу сэппуку.
Глава 2
Потом жизнь нас раскидала: сперва Малик, открыв в себе новое призвание, поступил в мединститут, затем мой факультет перебрался в Петергоф, а после защиты диплома я и вовсе уехал работать по распределению далеко на восток страны. Там моей рабочей одеждой на долгие годы стал костюм химзащиты, а мой привычный маршрут пролегал мимо котлованов, наполненных зловонной жижей, двухсотлитровых бочек с ядовитыми топливными присадками и белёсых оголовков нагнетательных скважин, куда были закачаны десятки тонн гразонана и симазина.
В общем, то был настоящий уголок ада на нашей грешной земле, окружённый со всех сторон сумрачными лесами.
Называлось это место не привычным для русского уха словом «свалка», «помойка» или «могильник», а более благозвучно: «полигон для захоронения промышленных отходов I–IV классов опасности». Конечно, доставшемуся мне хозяйству было не сравниться со знаменитой «Долиной барабанов», однако потребовались долгие годы чтобы навести там хоть какой-то порядок.
Мой ангел Лиза, подобно жене декабриста, без колебаний поехала в эту глушь, благо для её греко-латинских изысканий не нужны были лаборатория, опытное поле или вычислительная техника – она обходилась стопкой книг, тетрадкой и ручкой.
Малик остался в Ленинграде и с головой ушёл в учёбу, окончил институт с красным дипломом, поступил в ординатуру, с блеском защитил кандидатскую, а потом и докторскую, став маститым специалистом по клинической психиатрии. (Не зря же африканские шаманы извека занимались не только заклинанием дождя, но и толкованием снов? И не зря же Акутагава называл подсознание «Африкой своего духа»?)
Окончательно натурализовавшись в стране, мой друг юности стал заметной фигурой на научном поприще и владельцем собственной психиатрической клиники, куда я и держал свой путь. Конечно, мы с ним созванивались, причём не только по праздникам, обменивались письмами, но видеться довелось всего пару раз: на нашей с Лизой «хрустальной» свадьбе и восемь лет назад – на её же похоронах.
Дела у Малика шли неплохо, судя по количеству машин представительского класса на парковке, по просторному саду, над которым не одну неделю колдовали ландшафтные дизайнеры, да и по самому зданию клиники, даже отдалённо не напоминавшему унылый лазарет советских времён. Запарковавшись на площадке для гостей (где моя шайтан-арба смотрелась в окружении премиальных иномарок, словно замарашка на балу), я отправился навстречу неведомой судьбе.
В приёмной, не считая вашего покорного слуги, своей очереди дожидались всего двое пациентов: холёный брюнет лет тридцати, с виду банкир или адвокат, и совсем юная женщина на немалом сроке беременности в сопровождении мужа.
«Адвокат» выглядел вполне вменяемым, хотя за его внешним спокойствием и равнодушием таились напряжение и тревога. Он сидел, закинув ногу на ногу, читал толстую книгу и изредка смотрел в свой телефон: тот беззвучно звонил каждую пару минут, но его владелец всякий раз нажимал на кнопку отказа. (Обложка тома в его руках показалась мне очень знакомой: похожая или такая же книга стояла на полке в моей домашней библиотеке.)
Женщина, напротив, была явно не в себе: блуждающий взгляд, мелкая дрожь по всему телу, поджатые губы и две дорожки от слёз на бледном лице. Муж успокаивал её, как мог, пытался приобнять, но она всякий раз шарахалась от него, словно от прокажённого.
С первой же минуты я был удивлён её внешним сходством с моей покойной Лизаветой: те же русые волосы до плеч, чуть раскосые глаза и тонкие губы. Её муж тоже меня поразил: при вполне заурядной внешности – среднего роста, шатен, не красавец и не урод, возрастом на несколько лет старше своей спутницы жизни – он удивительно напоминал меня в молодости. «Бывает же такое!» – подумал я тогда.
(Здесь я добавлю в скобках: бывает и не такое; и не такие причудливые химеры порой всплывают из глубин нашего бессознательного. Впрочем, тот фокус с alter ego оказался вполне заурядным и избитым приёмом, обычной уловкой совести – попыткой найти или придумать себе двойника чтобы переложить на него собственную вину.)
Было очевидно, кто первым пойдёт на приём. Медсестра пригласила беременную пациентку:
– Светлана Денисовна, доктор ждёт вас.
